Встречаемся сегодня! ! ! В дублинском замке! ! ! В восемь часов! ! ! Присоединяйтесь к охоте! ! ! 1 страница

P.S. Мак просит прощения за отсутствие, она все еще занята, но ОЧЕНЬ скоро вернется.

Я прихлопнула последнюю листовку к фонарному столбу и прибила ее гвоздем. Я сообщаю им то, что мне выгодно, и умалчиваю об остальном. Иногда мне приходится врать.

Сунув в рот шоколадный батончик, я перескочила к следующему столбу. Я знаю, что мои листовки читают. Я видела результат. Несколько ши-видящих уже свалили из аббатства. Я заняла пост, с которого ушла Мак, и стала пачкой дрожжей в этом болоте, плюющей на запреты и ограничения Ро. И при этом я сообщаю только то, что хотят от меня услышать.

Спустя два батончика и пакетик протеина я закончила обход и рванула по брусчатке к своему любимому месту. У меня появилось свободное время, и я собиралась потратить его на то, чтобы несколько раз обойти вокруг «Честерса» и пошинковать все, что окажется в радиусе десяти кварталов. Я вразвалочку зашагала по улице.

Ри-О и его люди внутри – по крайней мере я так думаю. Давно я никого из них не видела, но не теряю надежды. Ну, потому что они меня бесят. Они мне угрожали. А никто не смеет угрожать «Мега».

Я фыркаю. Плох тот паб, куда не могут войти клиенты. Я не могу отгонять их всю ночь, потому что охочусь с хранителями и убиваю то, что они ловят, но и днем мне удается побузить. Джайн как-то вечером поймал меня на этом и сказал, что владельцы «Честерса» меня убьют. Он слышал, что о них рассказывают. По его словам, в них не больше человеческого, чем в Фейри.

А я ответила, что пусть только попробуют. Видите ли, кое о чем я никому не говорила: когда я проткнула Охотника, случилась странная штука. Темнота поднялась по мечу и немного попала мне на руку. И заразила, как заноза. Несколько дней вены были черными, а рука заледенела, как мертвая. Пришлось носить перчатку. Я даже думала, что моя левая рука отвалится, и начала тренировать правую.

Но сейчас все вроде бы в порядке. И я не спешу убивать еще одного Охотника. Но, думаю, я стала быстрее. И приказы Ро уже не вызывают такого раздрая, как раньше.

По-моему, Ри-О и его чуваки ничего теперь мне не сделают, но я с удовольствием это проверю. И покажу это Мак, вот только прошло уже больше трех недель с того дня, как я видела ее в последний раз. С тех пор как мы пробрались в библиотеку.

И Бэрронс тоже не показывается.

Я не переживаю. Это не в моей природе. Я живу. Оставьте тревоги для самоедов.

Но я очень хочу, чтобы Мак появилась. В любое время. Это было бы просто здорово.

«Синсар Дабх» в последнее время шарит по всему городу. За одну ночь забирает около десятка людей Джайна, словно играет с нами. Разделяет и убивает их.

Я начала подозревать, что она ищет меня.

В Особняке, вдали от моего врага, я на время успокаиваюсь. Горе, утрата и боль тают. Видимо, они не могут существовать в этих стенах.

Копье вернулось в ножны. Дэррок, как и В'лейн, забирал у меня копье, а при расставании возвращал. Возможно, чтобы я могла себя защитить. Но от чего можно защищаться в таком месте?

Ни в одном измерении, ни в одной реальности не было и никогда не будет места, которое пленяло бы меня так, как Белый Особняк. Даже книжный магазин ему уступал.

Особняк завораживал. Если где-то глубоко внутри я считала себя сумасшедшей и злилась из-за этого, то меня слишком убаюкали лекарства, чтобы я могла долго об этом думать.

Я шла по коридору и любовалась им, словно в полусне. Окна были на правой стене, за хрусталем стекол над садом с пышными розовыми розами сиял рассвет. Цветы сонно качали головками от легкого утреннего ветерка.

Комнаты были всех оттенков утреннего неба. Цвета сочетались просто идеально, словно это крыло должно было, как безупречный наряд, подходить любому утреннему настроению.

За поворотом розовый оборвался и начался лавандовый пол. Лиловые сумерки заглянули в окна. Ночные создания проказничали в лесу под луной, окруженной лазурным ореолом. Комнаты этого коридора были оформлены в сумеречных тонах.

Желтые и зеркальные полы открывались в солнечные дни и солнечные комнаты.

В бронзовых коридорах не было окон, только арки дверей, которые вели в огромные королевские покои с высокими потолками – там были столовые, библиотеки с удобными креслами, бальные залы и другие места для развлечений, назначения которых я не понимала. Мне почудился смех. Освещенные свечами комнаты бронзового коридора пахли пряностями. Этот аромат завораживал и беспокоил меня.

Я все шла, заглядывая в комнату за комнатой, и радовалась тому, что находила и узнавала. Здесь постоянно менялось время дня и ночи.

Я бывала тут много раз.

Я нашла пианино, на котором играла.

Нашла солнечную комнату, в которой читала.

Кухню, где ела трюфели с кремом и маленькими фруктами, которых нет в нашем мире.

Здесь на столе рядом с открытой книгой лежала флейта и стоял чайничек с рисунком, который я знала, как собственную руку.

Тут был садик на крыше и башенка, с которой я наблюдала в телескоп за лазурным морем.

А здесь была библиотека с бесконечными рядами книг, где я проводила долгие часы.

Каждая комната была произведением искусства, каждая вещь оформлена с чрезвычайной тщательностью, словно их создатель не был ограничен во времени.

Интересно, сколько лет здесь провела фаворитка? И которая часть замка была ее детищем?

Я чувствовала вечность, но, в отличие от Холла Всех Дней, вечность более тонкую, нежную. Особняк обещал бесконечное блаженство. Он не пугал и не испытывал. Он был временем, таким, как оно есть: бесконечным и спокойным.

И вот – комната с тысячами платьев! Я проходила ряд за рядом, раскинув руки, оглаживая великолепные ткани. Как они мне нравились!

Я сняла одно платье с вешалки и обернулась, танцуя. Тихие звуки музыки наполнили воздух, и я забыла о времени.

Тут стоял антикварный комод с вещами, которых я не могла назвать, но в то же время их узнавала. Я сунула в карман несколько безделушек. Открыла музыкальную шкатулку и послушала мелодию. Мне казалось, что я парю в космосе, бесконечная и свободная, чувствуя себя правильно, как никогда раньше. На некоторое время я забыла обо всем.

Я обходила комнату за комнатой и везде находила что-то знакомое, что-то, что делало меня счастливой.

Я увидела первую из многочисленных кроватей. В моих снах их было так много, что я потеряла им счет.

Я шла из комнаты в комнату и видела кровать за кроватью... В некоторых комнатах вообще не было ничего, кроме кроватей.

Я начала чувствовать... тяжесть. Мне не нравилось на них смотреть.

Они меня беспокоили.

Я отвернулась, поскольку при виде кроватей испытывала то, чего испытывать не хотела.

Тягу. Желание. Одиночество.

Пустые кровати.

Не хочу больше быть одна. Я так устала от одиночества. Устала ждать.

Вскоре я перестала заглядывать в комнаты.

Я ошибалась, думая, что в Белом Особняке ничто не заставит меня грустить.

Горе во мне нарастало.

Я так долго жила. Так много потеряла.

Я заставила себя сосредоточиться. Напомнила себе, что ищу. Зеркало.

Я люблю это Зеркало.

Я мотаю головой. Нет, не люблю. Оно мне просто нужно. Я ничего к нему не испытываю.

Оно доставляет мне столько удовольствия! Оно приводит нас друг к другу.

Белый мрамор, сказал Дэррок. Нужно искать белый мраморный пол. Не алый, не розовый и ни в коем случае не черный.

Я представила себе Зеркало таким, как он описал: три метра в высоту, полтора в ширину.

Узорная рама, как те, что на 1247 ЛаРу.

Это Зеркало – часть Реликвии Невидимых, целой сети Зеркал. Я могу чувствовать Реликвии. Я могу чувствовать все ОС – Объекты Силы – Фейри. Это, вероятно, мое главное преимущество.

Я тянусь вовне чутьем ши-видящей, расширяю его и ищу.

И ничего не чувствую. В Холле Всех Дней это тоже не сработало. Невозможно, наверное, почуять Зеркало в Зеркалах.

Ноги сами несут меня, и я с полной уверенностью двигаюсь в новом направлении. И понимаю, что много раз видела это Зеркало, что прекрасно знаю, где оно находится.

Я найду его гораздо раньше Дэррока. И хотя я не уйду без него – он мне еще пригодится, – приятно его превзойти.

Я торопливо шагаю по мятному коридору, поворачиваю в радужный, почти бегу по бледно-голубому. Серебряный пол сменяется винным багрянцем.

Зеркало впереди. Оно притягивает меня. Я не могу дождаться нашей встречи.

Я сосредоточена, настолько сосредоточена, что почти не замечаю алого коридора.

Я сосредоточена на своей цели – настолько, что не понимаю, что сделала, пока не становится слишком поздно.

Не знаю, что заставляет меня посмотреть вниз, но я опускаю глаза.

И застываю.

Я на перекрестке, на пересечении двух коридоров.

Я могу идти на восток, запад, север или юг – в любом направлении, которое существует в Особняке, – но какой бы путь я ни выбрала, пол будет одного цвета.

Черного.

Я неуверенно замираю, проклиная себя за то, что опять облажалась, и внезапно в мою руку ложится чужая ладонь.

Она теплая, знакомая. И невероятно реальная.

Я закрываю глаза. Я уже играла с Фейри. Кто будет мучить меня на этот раз? Каким будет мое наказание? Какой призрак вцепится в меня острыми зубами?

Алина?

Бэрронс?

Оба?

Я сжимаю кулак, чтобы никто не брал меня за руку.

Мне слишком хорошо известно, что, если я закрою глаза, это не сработает. Когда ваши личные демоны приходят поиграть с вами, они не уйдут без своего фунта плоти. Лучше уж сразу откупиться и забыть.

И сосредоточиться на поиске выхода из черного коридора. Я собираюсь с силами в ожидании того, как плохо все может обернуться. Если золотые полы в Холле Всех Дней были настолько ужасны, то черный пол в Белом Особняке... простите за каламбур... заставит меня почернеть.

Пальцы переплелись с моими. Я знала эту руку, как свою.

Вздохнув, я открыла глаза.

И тут же шарахнулась в сторону, поскользнулась на гладкой черной поверхности. Рухнула на спину, прикусив язык от силы удара.

У меня началась гипервентиляция. Видит ли она меня? Знает ли, кто я? Здесь ли она? А я?

Она заливается серебристым смехом, от которого у меня болит сердце. Я помню, что тоже когда-то так смеялась. Счастливо, так счастливо...

Я даже не пытаюсь подняться. Просто лежу и смотрю на нее. Я шокирована. Загипнотизирована. Меня разрывает внутренняя двойственность, с которой я не могу смириться.

Это не Алина. И не Бэрронс.

На пересечении востока, запада, севера и юга стоит она.

Она.

Печальная прекрасная женщина, которую я видела во сне.

Она настолько ослепительна, что хочется плакать.

Но не печальна.

Она так счастлива, что я готова ее возненавидеть.

Она светится, улыбается, изгибая губы таких мягких, божественных очертаний, что часть меня инстинктивно жаждет ее поцелуя.

Это она – фаворитка Короля Невидимых? Неудивительно, что он был одержим ею!

Когда она начинает скользить прочь по одному из коридоров – самому черному, впитывающему огонь свечей в канделябрах, – я рывком поднимаюсь на ноги.

И следую за ней, лечу, как мотылек на огонь.

По словам В'лейна, фаворитка была смертной. Именно ее смертность стала первой костяшкой домино в длинном извилистом Ряду.

Почти миллион лет назад Король Видимых попросил истинную Королеву Видимых – после ее смерти многие королевы занимали трон лишь затем, чтобы их свергли другие, набравшие большую силу и поддержку, – превратить фаворитку в Фейри, сделать ее бессмертной, чтобы избавить их от разлуки. Королева отказала, и тогда Король создал для фаворитки Белый Особняк и Зеркала. Он прятал любимую от мстительной Королевы там, где она могла жить, не старея, и ждать, пока он овладеет Песнью Творения и сам сможет превратить ее в Фейри.

Если бы только Королева исполнила его маленькую просьбу! Но правительница Истинной Расы была властной, ревнивой и мелочной.

К несчастью, пытаясь повторить Песнь Творения – таинственную штуку, связанную с созиданием, силу и право, которое ревностно защищала Королева и принятый ее расой матриархат, – Король создал Невидимых, неполноценных полуживых существ, которых не смог убить. Они жили. Они были его сыновьями и дочерьми.

Он создал новую реальность, Темный Двор, где его дети могли играть, пока он продолжал свою работу во имя любви.

Но однажды один из отпрысков предал его, и Светлая Королева все узнала.

Они сошлись в битве, которая должна была положить конец войне. Видимые обрушились на своих Темных собратьев, которые хотели лишь иметь право на существование.

Костяшки домино падали одна за другой: смерть Светлой Королевы от рук ее Короля, самоубийство фаворитки, акт «искупления», когда Король создал чудовищную «Синсар Дабх».

Он назвал себя Королем Невидимых – никогда больше его не будут связывать с испорченными и мелочными собратьями, следовательно, он будет не Видимым, буквально. Он больше не называл свой дом Темным Двором. Двор стал просто Невидимым.

Однако к тому времени Двор превратился в темницу для его детей, жуткое скопление теней и льда. Жестокая Светлая Королева в последний раз использовала песнь Творения – не для созидания, не для того, чтобы сделать бессмертной возлюбленную Короля, а чтобы уничтожить, пленить и пытать любого, кто осмелился ей перечить.

А костяшки все падали...

Книга, в которой содержалось знание Короля Невидимых, вся его тьма и зло, каким-то образом очутилась в моем мире, и люди стали ее охранять. Как она вырвалась, я еще не выяснила, но уверена: убийство Алины, моя изломанная жизнь, смерть Бэрронса – все это результат цепи событий, которые начались миллион лет назад из-за одной смертной.

Мой мир, мы, люди, – лишь пешки на доске бессмертных.

Мы просто попались им на пути.

Джек Лейн, выдающийся адвокат, поставил бы на суде на Короля Невидимых, а не на Дэррока, и доказал бы косвенную вину фаворитки.

Поскольку случилось немыслимое, истинная Королева погибла, не успев передать Песнь Творения одной из Принцесс-наследниц, и с этого начался упадок расы Фейри.

Многие Принцессы всходили на трон Видимых, но мало кому удавалось занять его надолго и дать отпор соперницам. Королев убивали, изредка ограничиваясь свержением и изгнанием. Численность расы уменьшалась.

Фейри уже не могли создать ничего нового. Древние силы были утеряны, с течением времени старая магия забывалась, и настал день, когда правящая королева больше не смогла усиливать стены между реальностями и удерживать смертоносных Невидимых.

Дэррок воспользовался этой слабостью и обрушил стены. Теперь Фейри и люди сражались за контроль над планетой, которая была слишком маленькой и хрупкой для обеих рас.

А все из-за единственной смертной – костяшки домино, которая вызвала обвал.

Я следовала за той, кого считала именно этой смертной – пусть и не во всех смыслах этого слова, – по чернильно-черному коридору.

Если она действительно фаворитка Невидимого Короля, она не вызывает во мне злости, хотя я имею право злиться.

Она тоже пешка на их бессмертной доске.

Она сияет изнутри. Ее кожа мерцает прозрачным светом, который озаряет стены тоннеля. Коридор становится темнее, с каждым шагом он все более странный. И, на контрасте с ним, она – ангел, скользящий в аду.

Она – тепло, убежище и прощение. Она – мать, любовница, дочь, истина. Она – все.

Ее шаги все ускоряются, она спешит по тоннелю, беззвучно касаясь обсидианового пола, и смеется от радости.

Мне знаком этот звук. Я люблю его. Он означает, что ее любовник уже близко.

Он идет. Она чувствует его приближение.

Он так силен!

Именно сила привлекла ее в нем. Она никогда не встречала никого похожего на него.

Она трепетала, когда он выбрал ее.

Благоговела каждый день, когда он продолжал выбирать ее.

Ужас летел перед ним от Темного Двора, сообщал ей, что он уже в пути, наполнял ее дом (тюрьму), где она жила сказочной жизнью (отбывала наказание не по своей воле), окруженная всем, чего ей хотелось (иллюзиями, она скучала по своему миру, который так далеко, и все ее близкие так давно умерли), и ждала его с надеждой (все возрастающим отчаянием).

Он отнесет ее на кровать и будет заниматься с ней любовью, пока его черные крылья не распахнутся широко, так широко, что закроют весь мир, и, когда он будет двигаться в ней, ничто иное не будет иметь значения, только этот миг, только их темная ненасытная страсть, бесконечная и взаимная.

Не важно, кто он, – он принадлежит ей.

То, что происходит между ними, нельзя осуждать.

Любовь не знает, что такое добро и зло.

Она существует. Просто существует.

Она (я) торопится по темному, теплому, приветливому коридору, торопится в его (свою) постель. Нам нужен наш любовник. Мы слишком долго ждали.

В ее комнате я замечаю свою раздвоенность.

Половина будуара фаворитки снежно-белая. Она ярко освещена. Другая половина заполнена густой, соблазняющей, приглашающей чернотой. Грань проходит точно посредине.

Свет и отсутствие света.

Я наслаждаюсь и тем, и другим. Ничто меня не беспокоит. Никакого конфликта с тем, что обычный мозг воспринял бы как ярлыки Добра и Зла или из-за чего сошел бы с ума.

У кристально-белоснежной стены будуара на возвышении стоит огромная круглая кровать, задрапированная шелковыми покрывалами. Белые лепестки, разбросанные повсюду, наполняют воздух ароматом. Пол выстлан коврами из белого меха. В огромном алебастровом камине потрескивают белые дрова, горящие серебристо-белым пламенем. В воздухе плавно парят крошечные бриллианты.

Женщина торопится к кровати. Ее одежда тает.

Но нет! Это не для его удовольствия, не теперь! Его желания иные, они глубже. Сегодня он куда более требователен.

Она оборачивается, и мы смотрим, приоткрыв рот, на темную половину комнаты.

Отделанная черным бархатом и мехом, устланная мягкими черными лепестками с его запахом, лепестками, которые так легко сминаются под нашей кожей, вся его половина – кровать.

От стены до стены.

Она нужна ему вся. (Разворачиваются крылья, ни один смертный не может видеть сквозь них!)

Он идет. Он уже рядом.

Я обнажена и готова. Я хочу. Хочу. Только поэтому я живу.

Мы стоим с ней рядом и смотрим на кровать.

И вот он там, он подхватывает ее на руки – но я не могу его видеть. Я чувствую, как вокруг нас смыкаются огромные крылья.

Я знаю, что он там. Она окружена энергией, тьмой, влажностью и теплотой секса, и я дышу запахом страсти. Я сама страсть, и я пытаюсь увидеть его, почувствовать его, и вдруг...

Я просто животное на алых простынях, и Бэрронс во мне. Я кричу, потому что даже здесь, в будуаре раздвоенности и иллюзий, я знаю, что это нереально. Я знаю, что я его потеряла. Он ушел, ушел навсегда.

Я не вернулась туда, в подвал, вместе с ним, не стала снова при-йа, вынырнувшей на поверхность достаточно, чтобы ответить на вопрос о выпускном, а затем нырнувшей обратно из реальности в безумие, чтобы не понимать, что случилось, и не начинать заниматься тем, чем, как я уже начала догадываться, мне придется заниматься.

Я не стою там несколько дней спустя, в наручниках с меховой оторочкой, не смотрю на его постель, не думаю о том, как бы снова забраться в нее и притвориться, что я еще не пришла в себя и могу продолжать все эти дикие животные вещи времен моего сексуального безумия – полностью осознавая, кто я и с кем это делаю.

Он мертв. Мертв. Я столько потеряла.

Если бы я знала...

Король поднимает фаворитку. Я вижу, как она опускается на тело, которое я не могу различить в темноте, и (я насаживаюсь на Бэрронса; боже, как хорошо!) фаворитка напрягается, выгибает шею и издает звук, который не принадлежит нашему миру (я смеюсь, когда кончаю, я жива), и, когда его широкие крылья распахиваются, заполняя черноту будуара и выплескиваясь вовне, он испытывает больше наслаждения, чем знал за все время своего существования. Подлая Королева отказывала ему в этом? (И я в этот миг познаю радости больше, чем когда-либо, потому что нет ни хорошего, ни плохого, есть только миг.)

Но подождите – Бэрронс исчезает!

Ускользает от меня, растворяется в темноте. Я не потеряю его снова!

Я вскакиваю на ноги, путаясь в простынях, спешу поймать его.

Становится холоднее, дыхание замерзает в воздухе.

Впереди только черное, синее и белое, заслоняющее весь свет.

Я со всех ног бегу к черноте. Но руки ложатся мне на плечи, разворачивают, заставляют вернуться!

Они слишком сильные! Они тянут меня по черному коридору, и я борюсь с этим телом, которое смеет нам мешать!

Это наше место! Чужой здесь умрет! Даже если осмелится просто подглядывать за нами!

Жестокие руки толкают меня, бросают на стену. В ушах звенит от столкновения. Меня снова и снова тянут и толкают. Я отскакиваю от стены к стене, пока это наконец не прекращается.

Я дрожу и начинаю плакать.

Руки обхватывают меня, крепко обнимают. Я прижимаюсь лицом к твердой мускулистой груди.

Я слишком маленькая лодочка, которая надеется выжить в море эмоций. Я цепляюсь за его воротник. Пытаюсь дышать. Я дикая. Я изнемогаю от желания. Внутри у меня пусто, так пусто.

Я потеряла все, и ради чего?

Я не могу унять дрожь.

– Какая часть фразы «увидев черный пол, немедленно поворачивай назад» была непонятна? – рычит Дэррок. – Мать твою, ты отправилась в самый черный из всех коридоров! Что с тобой не так?

Я едва отстраняюсь от его груди. В этот миг я могу только смотреть вниз. Под нами бледно-розовый пол. Дэррок вытащил меня в один из «закатных» коридоров. Я пытаюсь нащупать копье. Его снова нет.

Ко мне постепенно возвращается сознание.

Я отталкиваю Дэррока.

– Я тебя предупреждал, – холодно говорит он, уязвленный моей злостью.

Это его проблемы. Я тоже чувствую себя уязвленной.

– Ты ничего не объяснил, просто велел держаться подальше! Почему ты не рассказал мне?

– Я не объясняю людям материи Фейри. Но раз уж иначе ты не станешь слушаться... Черные полы – это его крылья. Никогда не ступай на них. Ты недостаточно сильна, чтобы выжить там. Остатки того, что ступило на них, до сих пор тут блуждают. Они могут поймать тебя. Ты заставила меня вернуться и подставила нас обоих!

Мы смотрим друг на друга и глубоко дышим. Дэррок накачан плотью Невидимых и гораздо сильнее меня, но я неплохо сопротивлялась. Попытка вытащить меня далась ему нелегко.

– Что ты делала, МакКайла? – тихо спрашивает он.

– Как ты нашел меня там?

– По своей метке. Ты была крайне обеспокоена. – Золотые искры в его глазах сияют. – И крайне возбуждена.

– Метка позволяет тебе узнавать мои чувства? – возмущаюсь я.

Одно унижение за другим.

– Только самые сильные. Принцы определили твое местонахождение. И радуйся, что им это удалось. Я вовремя тебя нашел. Ты бежала к черной части будуара.

– Ну и что?

– Линия, разделяющая черно-белую комнату, – это Зеркало. Самое большое из всех, что создал Король. А также самое первое и самое древнее, не похожее на остальные. При необходимости оно же служило для казни. Ты бежала к Зеркалу, которое ведет прямо в спальню Короля Невидимых, в замок из черного льда в глубинах их тюрьмы. Еще несколько человеческих секунд, и ты была бы мертва.

– Мертва? – Я кашляю. – Почему?

– Только два живых существа могут путешествовать с помощью этого Зеркала: Король Невидимых и его фаворитка. Любой другой, коснувшись Зеркала, погибнет на месте. Даже Фейри.

«Дэни дейли» – 102 дня ППС,...

Я смотрю на лист бумаги, но, кроме названия и даты, ничего не могу написать. Уже целый долбаный час.

Я сижу в столовой аббатства, посреди безмозглого стада ши-блеющих, которых нужно только взять за веревку, и они тут же начнут вертеть пушистыми овечьими задницами. Слова просто не идут. А должны бы. До возвращения Мак мне нужно найти слабину. Глупые овцы снова стали подчиняться Ро, и она затащила их обратно в стадо, загрузила попытками очистить аббатство от Теней.

Экстренный выпуск, ребята. Я об этом уже говорила: Тени размножаются. Они едят, растут и делятся. Как долбаные амебы. Я их отслеживаю. Наблюдаю за ними. Выслеживаю так тщательно, что многих уже различаю. Иногда я играю с ними, вожусь с освещением, чтобы посмотреть, насколько близко они могут ко мне подобраться. Вот почему я столько о них знаю, но никто же меня не слушает. Один только раз на мои слова обратили внимание – когда прочитали мою газету. Никто об этом не говорит, но теперь все пользуются Тенебойками. И что, кто-то сказал мне спасибо?

Нет. Я ни разу не услышала ни «молодец, Мега», ни даже намека на признание, что именно я это изобрела.

Мне нужна Мак. Ее нет почти месяц, и я уже начинаю волноваться, что она... Нет, додумывать я не буду.

Но где ее черти носят? Я не видела ее с той ночи в Запретной библиотеке. Она снова в Фейри? Мак не знает, но я читала ее дневник, когда она находилась в состоянии npu-иа и никто, кроме Ро, ее вещами не интересовался. Ро тоже его читала. Но я вернула дневник. Нужно понять, что теперь известно Ро. Это один из пунктов моего плана: узнать все, что известно Ро, и понять, что она собирается делать. Если мне удастся это сделать, блин, да я смогу управлять этим местом!

Я знаю, что время в Фейри движется иначе, поэтому не так уж сильно волнуюсь за Мак. В'лейн тоже пропал, так что он, наверное, с ней.

Странно, но мои постоянные проверки «КСБ» свидетельствуют о том, что и Бэрронс тоже пропал!

Вчера я попыталась пробраться в «Честере», чтобы расспросить о нем, но эти засранцы вышвырнули меня за дверь.

Меня. «Мега»!

Я улыбаюсь и ерзаю на стуле.

Их было шестеро! Шестеро драных засранцев типа Бэрронса больше часа из шкуры вон лезли, чтобы не пустить меня внутрь.

Я бы не сдалась, но от сверхскорости жутко хочется есть, а у меня было мало припасов. Я проголодалась. Мне нужно было перекусить. Ну, я послала их всех и ушла. Один из них бежал за мной до границы Дублина, словно думал, будто выгоняет меня из города – да ну! Скоро я повторю свою попытку.

И все же я начинаю немного волноваться...

Куда все, блин, подевались? Почему никто больше не говорит о Большом Г? И где «Синсар Дабх»?

Книга ведет себя тихо, слишком уж тихо, и это пугает до чертиков. В прошлый раз, когда стало так тихо... ага, ну – блин – это уже позади.

Было и прошло.

Меня волнует только будущее. Завтра мой день.

А сегодня уж точно не мой. Раньше со мной такого не случалось, но, похоже, у меня творческий кризис. Видимо, оттого, что я сижу и наблюдаю за тем, как несколько сотен ши-видящих занимаются своим вариантом вязанья. Устроили в обеденном зале линию по производству железных пуль. Но, прикиньте, – не для нас.

Для Джайна и его хранителей.

Не знаю, как Ро умудрилась настолько запугать ши-видящих, но ей это удалось. Пара слов тут и там – и они начали сомневаться в себе. Всего две недели, как нет Мак, а Ро уже убедила всех, что Мак мертва и о ней нужно забыть.

Овцы, говорю же я вам! Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не встать, не завилять задом и не заорать: «Бэ-э-э!»

Только овечьего дерьма тут столько, что дергаться бесполезно, поэтому я сижу, жую кончик ручки и жду вдохновения.

И, пытаясь убить время, наблюдаю за Джо. Раньше мы с ней были подругами. Хотя она себе на уме. Она умная, правда, умная. Умеет сопоставлять, не то, что другие овцы.

Но несколько месяцев назад что-то изменилось. Джо стала водиться с Барб и Лиз, а на меня у нее больше нет времени. Прежде только она не относилась ко мне, как к ребенку. Потом они все стали относиться ко мне, как к ребенку. А теперь они вообще никак ко мне не относятся. Никто не садится со мной за один стол.

А ведь это совсем не плохо! За моим столом нет места овцам.

Джо сидит очень тихо и наблюдает за Лиз. Внимательно наблюдает.

Я размышляю, не стала ли она лесбиянкой. Это объяснило бы изменения, которые с ней произошли. Может, она решила признаться в своей нетрадиционной ориентации и жить открыто или устроила шведскую семейку с Лиз и Барб? Я хихикаю над своей шуткой. Блин, если сам не можешь себя рассмешить, с другими лучше не пробовать.

Поначалу выстрелы были такими тихими, что даже мой суперслух их почти не уловил. А потом, когда уловил, я подумала, что это ребята Бэрронса зачем-то вернулись, как в прошлый раз, и предупреждают о своем появлении. При том, что у нас полно УЗИ и другого оружия, здесь мы им не пользуемся. Только в Дублине.

Против Теней оружие не срабатывает. Вот мы и не носим его в аббатство. Оставляем в автобусе.

До меня очень быстро дошло, какую глупость мы спороли.

Позже я узнаю, что это началось на западной границе аббатства. Началось там, где спала Мак, когда останавливалась здесь, и где в последнее время сплю я, – в библиотеке леди Дракон.

Когда раздаются крики, я перехожу на сверхскорость, но с опаской: нужно учитывать скорость пуль, выпущенных из автоматического оружия.

Да, я быстрая, но, блин, эти тарахтелки тоже работают быстро. Мне сложно уклоняться. А стреляют без остановки.

Дата добавления: 2015-07-10