Задача психотерапевта

С точки зрения представленной здесь теории, основная задача психотерапевта — помочь пациенту убедиться в ложности своих патогенных убеждений и таким образом открыть ему дорогу к це­лям, которые являются запретными с точки зрения этих убежде­ний. Таким образом, в отличие от традиционной теории, данная теория считает, что психотерапевт и пациент имеют одну цель — опровергнуть патогенные убеждения пациента. На самом деле эта цель настолько важна, что психотерапевт может оценивать техни­ки по простому критерию: помогает ли данная техника — прямо или косвенно — пациенту опровергнуть свои патогенные убеждения.

Пациент, увидевший, что психотерапевт симпатизирует его планам, почти всегда немедленно реагирует на это, становясь ме­нее тревожным, чувствуя себя в большей безопасности и больше доверяя психотерапевту. То, что пациенты немедленно реагиру­ют таким образом на прохождение психотерапевтом их тестов и на "проплановые" интерпретации последнего, продемонстрировано формальными количественными исследованиями (см. главу 8). Пациент может проявлять возросшее ощущение безопасности в присутствии психотерапевта прямо, став смелее, проницательнее и обнаруживая больше доверия к психотерапевту. Или же он мо­жет, после короткой передышки, проявить это в более тщатель­ном и интенсивном тестировании психотерапевта. В случаях, когда пациент считает, что психотерапевт противодействует его планам, он чувствует себя в большей опасности, становится бо­лее тревожным и занимает оборонительную позицию.

Подход психотерапевта должен быть специфическим для каж­дого случая: психотерапевт должен помогать пациенту чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы встретиться с опасностями — каковы бы они ни были, — предсказываемыми специфическими Патогенными убеждениями пациента, и достичь целей, эффектив­ному преследованию которых препятствуют эти убеждения. Цен­ность специфического для каждого случая подхода показывает сле­дующий отчет о первых четырех годах психоанализа Роберты П.

Роберта П.

Роберта П., незамужняя женщина тридцати с небольшим лет, юрист, была единственным ребенком в семье из среднего класса. Ее детство прошло уныло и мрачно. Ее родители были замкнуты­ми, необщительными людьми, обремененными ответственностью за ее воспитание. Во время психоанализа Роберта вела себя осто­рожно, сохраняя дистанцию, но делала настойчивые попытки за­интересовать психоаналитика.

Центральное патогенное убеждение Роберты касалась опаснос­ти быть отвергнутой. Роберта подсознательно считала, что ее об­щество обременительно и что она должна быть и будет отвергну­та. Психоаналитик решил: чтобы помочь Роберте взглянуть в лицо этим убеждениям и в конце концов изменить их, он должен вести себя с ней дружелюбно и любезно, избегая любых слов и действий, которые она могла бы истолковать как отвержение.

За первые три года психоанализа Роберта продвинулась весьма незначительно. Она осторожно испытывала психотерапевта, час­то обращаясь к нему с просьбой изменить расписание встреч и да­вая ему многочисленные поводы унизить ее. Психотерапевт с го­товностью принимал все предложения об изменении расписания и не соглашался с ее самооскорблениями. Вследствие этого Роберта стала более открытой и дружелюбной в отношениях с психотера­певтом. Она стала осознавать, что все свое детство чувствовала себя одинокой, лишенной заботы и внимания.

На четвертый год совместной работы Роберта предложила пси­хотерапевту крупный тест на отвержение. Она объявила, что дос­тигла своих целей в психотерапии и собирается окончить лечение через 3 месяца. Психотерапевт без колебаний выразил свое несог­ласие с этими планами пациентки. Он предложил ей многочис­ленные интерпретации, связывавшие ее планы окончить лечение со страхом быть отверженной: она боится быть для него обузой; она хочет отвергнуть его, пока он не успел отвергнуть ее; она считает, что не заслуживает больше помощи. Роберта проявила интерес к этим интерпретациям, но они не поколебали ее решимости пре­кратить терапию. Однако она поняла, что не знает, почему хочет прекратить лечение. Психоаналитик убеждал ее продолжать, пока не прояснятся мотивы прекратить психотерапию. Роберта упорство­вала в своем желании, пока, наконец, перед самым концом встре чи, с неохотой не согласилась продлить контракт еще на некото­рое время.

Настойчивые советы психотерапевта не бросать лечение убеди­ли пациентку, что он не отвергнет ее. Подобно зрителю, плачу­щему при счастливом конце мелодрамы, Роберта успокоилась и таким образом стала способной переносить прежде вытесняемую печаль. В ее памяти всплыл эпизод детства, связанный с мате­ринским отвержением. Однажды, когда ей было шесть лет, в ок­рестностях ее дома объявились вооруженные бандиты. Все были испуганы, и матери не выпускали детей из дому. Однако мать Роберты послала ее купить зелень. Роберта сочла, что ее мать хо­чет, чтобы ее убили. Рассказывая этот эпизод, Роберта испыты­вала глубокую печаль и плакала.

На следующей стадии терапии Роберта чувствовала большую близость с психоаналитиком. Она вспомнила другие случаи роди­тельского отвержения и приняла интерпретацию, что уступила незаинтересованности родителей и стала считать себя никому не­нужной и недостойной внимания. Она вспомнила, как была оза­дачена однажды в детстве, когда соседка остановилась, чтобы поболтать с ней, и призналась, что все еще чувствует удивление, когда кто-нибудь по-дружески расположен к ней.

Согласно представленной здесь теории, Роберте помогла интер­претация психоаналитика, то, что он прошел ее тесты, и, нако­нец, его общий дружественный подход. Интерпретации привлек­ли внимание Роберты к ее убеждению в том, что она будет отвергнута. Однако Роберта не могла эмоционально рассмотреть данное убеждение и вспомнить ее происхождение, пока психоте­рапевт не прошел трудный тест на отвержение. Успешно пройдя испытание, психотерапевт помог пациентке почувствовать себя Достаточно надежно, чтобы вспомнить страшные эпизоды, в ко­торых мать подвергала ее жизнь опасности.

Фрейдовская теория 1911—1915 годов иначе, чем данная теория, оценивает описанную выше технику. С точки зрения теории 1911— 1915 годов, дружественность психоаналитика рассматривалась как Манипуляция, которая удовлетворяет бессознательную зависимость Пациентки, и поэтому или не дает ей осознать эту зависимость, Или лишает ее мотивации работать в своем анализе. Кроме того, теория 1911—1915 годов рассматривает частые просьбы Роберты Изменить расписание и ее угрозы прекратить лечение как проявления сопротивления, которые следует интерпретировать согласно этой теории. Такое поведение могло выражать бессознательную враждебность Роберты к психоаналитику, или ее защиту от бессоз­нательной зависимости от психоаналитика, или и то, и другое. То, что психоаналитик принимает за чистую монету рассказ Роберты о родительском отвержении, позволяет ей, по теории 1911—1915 годов, винить в своих проблемах родителей, т.е. внешние факто­ры, и таким образом уклоняться от решения этих проблем. Это не дает ей, в частности, понять, что она сама слишком требователь­на к родителям и отвергает их, провоцируя таким образом то, что они отвергнут ее.

Сравнение теории 1911—1915 годов и представленной здесь теории: должен ли терапевт оставаться нейтральным или поддерживать планы пациента?

Теория Фрейда 1911—1915 годов рекомендует психотерапевту быть нейтральным* при анализе бессознательных конфликтов.

*Рекомендация нейтральности по отношению к бессознательному конфликту в теории 1911 —1915 годов отражает тенденцию Фрейда придерживаться рационально­го подхода и уважения к самостоятельности пациента. Фрейд критиковал методы некоторых современных ему психотерапевтов, которые пытались воздействовать на пациентов авторитарными методами, убеждениями, мистическими ритуалами л пытались навязать пациентам собственные ценности и представления. Он относил-ся к таким техникам как к манипуляциям, которые лишь усиливают защиты пациен­та, и считал, что они скорее укрепляют зависимость пациента, чем освобождают от нее. Чтобы избежать этого, Фрейд рекомендовал психотерапевту полагаться главным образом на интерпретации, сводить к минимуму авторитарность и занимать как можно более беспристрастную, нейтральную, объективную позицию. — Прим. автора.

Это конфликты между мощными инстинктивными импульсами, ищу­щими своего удовлетворения. Поскольку в теории 1911—1915 го­дов бессознательные импульсы никак не связаны с целями или планами, ни один из участвующих в конфликте импульсов не об­ладает никаким преимуществом перед другими с точки зрения со­знательных целей пациента. Таким образом, у психотерапевта нет никакой причины оказывать какому-либо из них предпочтение перед другими. Более того, он имеет вескую причину не делать этого: он не должен навязывать свои взгляды пациенту. Психоана­литик, придерживающийся теории 1911 — 1915 годов, считает, что, помогая пациенту осознать обе участвующие в конфликте силы, он дает пациенту возможность разрешить свой конфликт на сознатель­ном уровне.

В отличие от этого, концепция конфликта в представленной здесь теории состоит в том, что конфликт обычно имеет место между некоторыми из нормальных, сознательных целей пациента и его ожиданием того, что он подвергнет себя или тех, кого лю­бит, опасности, если будет преследовать эти цели. В этом конф­ликте психотерапевт на стороне сознательных целей пациента, а первоочередная задача психотерапевта — помочь пациенту достичь своих целей, способствуя пониманию им ложности предсказаний его патогенных установок.

Нейтральность или беспристрастность в теории 1911—1915 го­дов отражена также в требовании к психотерапевту анализировать "с поверхности вглубь", обсуждая сопротивление по мере его про­явления. Точно так же, как психотерапевт не имеет никаких при­чин принимать какую-либо сторону в бессознательном конфлик­те, у него нет никаких причин уделять больше внимания одним проявлениям сопротивления, чем другим.

В отличие от этого, представленная здесь теория считает, что "поверхность" выражает не бессознательное сопротивление, а про­верку патогенных установок. То, как психотерапевт реагирует на эту проверку, зависит от того, как он понимает убеждения паци­ента, и от того, какие тесты пациент предлагает ему. В некото­рых случаях психотерапевт может пройти тест пациента, согласив­шись с его представлениями о себе, в других случаях — наоборот, только если отвергнет их. Последнее справедливо, например, когда проблема пациента состоит в его согласии с ложным мнением о нем родителей или супруга — как в случае Уиллы А.

Уилла А.

Уилла А. бессознательно хотела уйти от явно неадекватного, бездарного и зависимого мужа, и психотерапия помогла ей сделать это. Уилла пришла на прием к психотерапевту, бессознательно обремененная чувством преувеличенной ответственности за свое­го мужа. Однако на сознательном уровне она не знала, почему Несчастлива в браке. Она не могла решить, то ли она, как ее мать часто ей говорила, слишком эгоистична, чтобы поладить с кем-либо, то ли ее муж действительно тяжелый человек.

Пациентка разными способами тестировала психотерапевта. Иногда она приводила вполне разумные аргументы в пользу того, что ее муж ошибается. Психотерапевт прошел этот тест, согласив­шись с мнением пациентки. В других случаях она принимала на себя ответственность за вещи, за которые на самом деле не несла ответственности, например, обвиняла себя в холодности со сво­им мужем в сексе. Психотерапевт прошел этот тест, показав, что не принимает ее самообвинений за чистую монету. Он продемон­стрировал Уилле, что ее муж имеет к ней слабый сексуальный интерес, если вообще имеет, и что она вполне отвечала на его редкие сексуальные авансы.

Дата добавления: 2015-07-10