Ценностные ориентиры экспертов РФФИ: опыт когнитивного картирования1

БАЛЫШЕВ Александр Владимирович - кандидат биологических наук, начальник управления методологии конкурсных процессов, анализа и отчетности РФФИ (E-mail: [e-mail]); КОННОВ Владимир Иванович - кандидат социологических наук, доцент МГИМО (У) МИД России (E-mail: [e-mail]); ХАРКЕВИЧ Максим Владимирович, кандидат политических наук, начальник отдела научного планирования, статистики и учета МГИМО (У) МИД России (E-mail: [e-mail]).

Аннотация. Представлены результаты интервью с экспертами Российского фонда фундаментальных исследований, изученных с помощью метода когнитивного картирования. Рассмотрены вопросы критериев и подходов, используемых при оценке заявок на осуществление научно-исследовательских проектов. Выяснялись мнения экспертов по ценностным сторонам научной деятельности и по вопросам организации науки в России. Авторы пришли к выводу о существовании в исследуемой группе совпадающих представлений о критериях оценки заявок, о разделении фундаментальной науки и прикладных разработок, о путях улучшения ситуации в российской науке.

Ключевые слова: экспертиза исследовательских проектов • ценностные ориентации ученых • когнитивное картирование

Распространенное представление о науке, как сфере общественной деятельности основывается на рассмотрении ее как интернационального образования, которое если и может приобретать какие-то национальные черты, то лишь с фасадной стороны, тогда как суть ее едина для всех наук. Если исходить из этого представления, то получается так, что влияние национальных культур в принципе не может затрагивать содержание научно-исследовательской работы, ибо оно не зависит от групповых и индивидуальных особенностей тех, кто ей занимается, и определяется научным методом. Последний же, в конечном счете, можно свести к проверке гипотез с помощью опыта с принятием в качестве достоверных тех из них, которые такую проверку выдерживают. Как же обстоит дело в действительности в развитии научного знания?

Превращение обозначенного выше принципа в нормы, регулирующие поведение ученых, обычно связывается с "научным этосом" в том виде, в котором он описан Р. Мертоном, по мнению которого научное сообщество поддерживает систему социальных императивов, обеспечивающую достоверность добываемого знания и включающую универсализм, коллективизм, бескорыстность и организованный скептицизм[Мертон, 2006]. Однако в дальнейшем представление о науке как о деятельности, подчиняющейся единому своду правил, было поставлено под сомнение представителями новой волны социологии науки, отправной точкой для которой стало издание Т. Куном "Структуры научных революций" [Кун, 2003]. Главным элементом, который социологи заимствовали у Куна, было понятие парадигм, под которыми подразумевались оригинальные способы видения мира через призму определенной научной традиции, включающей способы научного объяснения. При этом взгляды через разные методики признавались несоизмеримыми, иначе говоря, парадигмы рассматривались как взаимоисключающие перспективы. Именно из утверждения о существовании в науке принципиально несовместимых взглядов на мир был сделан вывод о существовании разных норм поведения у представителей различных парадигм.

Хотя работа Куна имела сильное влияние на представления социологов, она все же оставалась в поле философии и истории науки. Что касается самой социологии, то здесь перекликающиеся с куновской точкой зрения взгляды развивались в рамках теории социального конструктивизма, основы которой были изложены в работе П. Бергера и Т. Лукмана "Социальное конструирование реальности" [Бергер, 1995]. Главным для социологии науки стал их тезис о том, что любое устойчивое знание возникает в ходе обмена субъективными представлениями. Часть из них становится общей для представителей определенного социума и начинает рассматриваться как отражение объективной реальности. Подход Бергера и Лукмана, предлагавших прослеживать формирование "истин" на микроуровне межличностного общения, приобрел множество сторонников среди социологов науки. Среди них следует выделить Д. Блура [Bloor, 1976], К. Кнорр-Сетину [ Knorr-Cetina, 1999] и Б. Латура [Latour, 1987]. В работах последнего идея о том, что наука занимается не открытием, а именно формированием реальности, была фактически доведена до своего логического завершения: по его мнению, любое "объективное знание" - это лишь устойчивая сеть взаимодействий, в его собственной терминологии - "черный ящик", проникнуть внутрь которого и является задачей социологии.

Идеи Куна и социальных конструктивистов подтолкнули социологов к пересмотру традиционного подхода к социальной организации науки, согласно которому научный метод, обеспечивающий получение объективного знания, диктует сообществу нормы поведения. Взгляд же, обращенный на микроуровень исследовательской деятельности, выявлял, что субъективные представления и установки участников это процесса способны определять и принятые в науке нормы поведения, и содержание самих результатов научной деятельности. Среди прочего, такая перспектива открывала новые возможности исследования влияния, которое оказывают на науку национальные культуры.

Для возникновения национальных научных школ необходимо появление некоей общей традиции и научной культуры, а также специфических для данной страны форм организации образовательных и академических учреждений. На возникновение национальных научных традиций оказывает влияние множество факторов: включенность страны в мировую экономическую и политическую жизнь, характер ключевых для этой страны проблем ее развития, в надежде на решение которых государственные институты, общественные объединения, меценаты и фонды оказывают поддержку деятельности научных школ, исследовательских коллективов и отдельных ученых. Влияние парадигм, представляющих собой совокупность общих теоретических подходов и методологических предпосылок, разделяемых в рамках научного сообщества методов исследовательской работы в соединении с влиянием национальной идентичности, предопределяет формирование ученых со специфическими национальными особенностями, а, значит, и национальной науки.

Выявление элементов научного знания, возникающих благодаря влиянию конкретной культуры, осложнено тем, что чаще всего они целенаправленно исключаются из описаний научной деятельности, представленных в публикациях, или даже в рассказах самих ученых о своей работе. По наблюдению Б. Латура и С. Вулгара [Latour, Woolgar,1986], ученым свойственно "заметать следы". Естественным для нихявляется подгонка описаний исследовательской работы под стандарты научного метода, который требует полной объективности и не допускает вмешательства никаких субъективных элементов. Однако, отмечал Мертон, научно-исследовательская деятельность не сводится только к непосредственно исследовательской работе. Характеризуя структуру профессии ученого, он выделял в ней четыре роли: исследователь, преподаватель, администратор и "привратник науки" [Merton, 1973]. Последняя роль подразумевает работу в качестве рецензента, участника советов, присуждающих ученые степени, а также в качестве эксперта, принимающего решения о финансировании научных проектов. Логично предположить, что влияние национальной культуры имеет наибольшие шансы проявиться именно в последнем случае, так как здесь речь идет об оценке планов научных коллективов. Неизбежный в этом случае недостаток информации затрудняет формирование объективных мнений и подталкивает экспертов к тому, чтобы восполнить его за счет своего "культурного багажа". Этот момент позволяет предположить, что эксперты научных фондов представляют собой группу, работа которой подразумевает наиболее частое "включение" ценностного компонента, так как, принимая решения о поддержке или отклонении заявок на проведение исследований, им неизбежно приходится исходить из некоторых представлений о должном, которые не могут строиться и, соответственно, не могут быть представлены как построенные исключительно на объективных началах.

Из всех экспертных групп наиболее репрезентативной по отношению к российскому научному сообществу в целом является корпус экспертов Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), в котором, учитывая, что фонд работает в масштабе всей страны и по всему спектру научных дисциплин, присутствуют представители большинства российских регионов и всех основных исследовательских специальностей. Эксперты остаются действующими учеными: в соответствии с правилами РФФИ они привлекаются по мере необходимости без отрыва от деятельности по основному месту работы. При этом, конечно, приходится учитывать ряд важных особенностей данной группы. В подавляющем большинстве это доктора наук или лица с еще более высоким научным статусом (в 2012 г. 93%), а до 2012 г. действовало правило, в соответствии с которым обязательным условием для участия в экспертизе является наличие у ученого собственных проектов, ранее поддержанных фондом. В целом, с точки зрения формального статуса, экспертный состав РФФИ представляет верхние страты российского научного сообщества.

Авторы предприняли попытку выяснить, из каких ценностных представлений исходят эксперты, принимая решения, с помощью полуструктурированных (сфокусированных) интервью, в которых респондентам предлагалось определить, какие из ценностных проблем рассматриваются ими в качестве ключевых и каких подходов к их решению они придерживаются. Интервью строились вокруг процесса принятия решений по заявкам: главные вопросы касались соображений экспертов, к которым они обращаются, исходя из того, что полная объективность при оценке заявки фактически недостижима. Учитывая, что главная цель экспертизы заключается в отборе наиболее перспективных научно-исследовательских проектов, логичным образом вставал вопрос: что интервьюируемые видят в качестве должного в науке, какой образ научного проекта и образ науки в целом представляются им эталонными и что способствует приближению к этому эталону?

Для анализа текстов интервью использовалась процедура когнитивного картирования, которая была разработана и активно применялась коллективом, сложившимся вокруг американского политолога Р. Аксельрода. Суть подхода заключается в графическом отображении понятий, которые используются индивидом, или, в терминологии авторов методики - конструктов и взаимосвязей между ними. Два основных применяемых символа - это блоки, отражающие концепты, которые организуются в две основные группы - концепты-причины и концепты-следствия, - и направляющие, применяемые для обозначения причинно-следственных связей между концептами. На роль концептов-следствий оптимально подходят определения объектов, в отношении которых утверждается способность изменяться под влиянием концептов-причин. Методика позволяет составлять когнитивные карты как для индивидов, так и для групп путем выявления устойчивых связей, повторяющихся в речи ее представителей. Аксельрод и его коллеги считали возможным применять ее и к расшифровкам интервью, и к анализу документов. Главные требования заключались в том, чтобы источники отражали речь конкретного человека и чтобы их объем позволял выявить повторяющиеся связи [Structure of decision, 1976].

В статье приводятся результаты первого - пилотажного - этапа исследования экспертов РФФИ, в ходе которого

от 56 минут до 2 часов 22 минут. Главными целями данного этапа было определение применимости методики к материалам, которые можно получить в ходе работы такого рода, уточнение круга вопросов, которые в наибольшей степени способствуют формулировке ответов, подходящих для анализа с помощью когнитивного картирования, и, в качестве итога - подготовки, во-первых, индивидуальных карт для интервьюируемых, а во-вторых, групповой карты. В статье предлагаются примеры индивидуальных карт (рис. 1-3) и результаты попытки построить карту для группы респондентов в целом (рис. 4).

Чтобы выявить концепты и связи между ними, из которых в дальнейшем формировались индивидуальные карты, каждый из трех авторов самостоятельно анализировал тексты интервью; полученные результаты сопоставлялись. В итоговые карты вошли только те концепты и связи, которые не вызывали возражений ни у одного из участников обсуждения.

Для построения групповой карты выбирались связки (концепт-причина - связь - концепт-следствие), которые встречались не менее, чем у трех из 15 проинтервьюированных (для большинства связок этот показатель выше) при условии, что прямое отрицание существования подобной связки не встречались более, чем у одного из остальных проинтервьюированных. Формулировки концептов подбирались авторами таким образом, чтобы наиболее точно отразить общий смысл утверждений различных респондентов, в отличие от индивидуальных карт, в которых использовались высказывания самих респондентов. Решения о включении тех или иных утверждений в групповую карту, а также об используемых формулировках принимались авторами опять же единогласно.

Приводимые в статье три карты экспертов X, Y и Z отобраны так, чтобы на их примере проще было продемонстрировать индивидуальные высказывания, отражающие точки зрения, характерные как для группы респондентов в целом, так и отличные от большинства мнения, которые не могли быть включены в групповую карту. К первым, к примеру, относится утверждение эксперта X (рис. 1), согласно которому "переходна безличностную анкету" (рис. 1, блок А6), используемую при подаче заявок, лишь затруднит работу экспертов (А7), что адекватность экспертизы (F1), от этого не возрастет, так как "фамилию заменит институт" (В7) и на решения будет влиять уже его репутация. Одновременно отмечается, что подобный переход будет способствовать усилению внимания к составлению текстов заявок (В6), что представляется эксперту нежелательным, так как повлечет за собой перераспределение финансирования в пользу "писателей" за счет "работников" (С6). Из всех респондентов эксперт X оказался единственным, кто выделил написание заявок в качестве особого навыка. Все остальные эксперты, высказавшиеся на этот счет (40%), полагали, что, как правило, тщательное оформление заявки и качественное содержание совпадают. Утверждение эксперта X, что небрежное отношение к форме заявки негативно влияет на шансы ее прохождения (А9 - В9), напротив, достаточно часто встречалось среди респондентов (40%), однако неоднократно высказывалась и противоположная точка зрения, согласно которой соблюдение формальностей не является принципиальным в случае, если содержание заявки заслуживает высокой оценки (20%).

Эксперт X оказался единственным, кто указал на связь двух упомянутых моментов - влияния персоны руководителя и значимости "писательского" навыка на осуществление одной из официально заявленных целей РФФИ - поддержки молодых ученых. Фактически именно отсутствие опыта формулирования проектных задач (С12) и узнаваемости имени (А10) - являются теми препятствиями, из-за которых "молодежи прорваться тяжело" (СЮ). Вывод из этого заключается в том, что оптимальной формой целенаправленной поддержки молодежи являются отдельные конкурсы, специально ориентированные на нее (А12).

Характерна оценка мотивационных факторов, побуждающих ученых заниматься наукой. С точки зрения эксперта X, заработная плата важна для того, чтобы можно было спокойно работать над научными задачами, т.е. ее уровень должен обеспечивать средний достаток, позволяющий спокойно решать бытовые проблемы (D13). После достижения этого уровня заработки определяющей роли не играют - "это уже улучшение, и оно не столь критично" (D15). Главными же для ученого являются не денежные стимулы как таковые, а роль, которую они выполняют в качестве символа, показывающего, насколько государство ценит научную (как, впрочем, и любую другую) профессию (В13). Таким образом, наиболее отталкивающее воздействие на молодежь оказывает не сам факт низких доходов как таковой, а то, что доходы, доступные ученым, не могут обеспечить им позиции, не уступающие доходам представителей других специальностей, которые требуют сопоставимой профессиональной подготовки (в качестве критерия для сравнения другие эксперты наиболее часто упоминали банковских работников - 20%).

Другой темой, затронутой в интервью с экспертом X, был вопрос внедрения исследовательских результатов в производство. По этому вопросу эксперт придерживался часто встречающейся позиции, согласно которой внедрение не может быть делом ученых, занятых в фундаментальных исследованиях (см. рис. 4, А4 - В5). То, что вопрос о роли этой группы в практическом применении результатов в принципе обсуждается, эксперт связал с тем, что из-за того, что "в 1990-е гг. полностью исчезла отраслевая наука" (рис. 1, А14), "государство обеспокоено тем, что ничего не внедряется и пытается это на академическую науку повесить" (А15). Подобные попытки наносят только вред, так как представители академической науки "не приспособлены" к этой задаче (В15). Ее решение связывается, во-первых, с увеличением финансирования наукоемкого производства (А16), что должно повлечь за собой возникновение профессиональных "менеджеров от науки" (В16), а во-вторых, с функционированием некой инстанции: "что-то типа генерального конструктора, который все видит" (С17), иначе говоря, центрального учреждения, занимающегося мониторингом научных достижений.

Иначе подходит к положению фундаментальной науки эксперт Y (рис. 2). В целом подтверждая наиболее часто встречающуюся точку зрения, согласно которой финансируемая государством фундаментальная наука не может заниматься "игрушками" ученых (рис. 2, А2 - В2) и не ориентироваться на будущее применение ее результатов, он делает важное уточнение: применение не следует понимать исключительно как решение практических задач. В пример приводится "машина Тюринга" (АЗ), которая, будучи продуктом чистой науки, способна служить эталоном при сравнении сетей с различными характеристиками (ВЗ). Таким образом, на первый план выходит значимость для дальнейшего развития науки, которая расценивается как наиболее важная категория (В2) и, соответственно, должна приниматься во внимание при подготовке проекта (С2).

Что касается хода экспертизы, то, во-первых, эксперт Y подчеркивает важность добросовестного анализа "тупиковых путей" (А5 - В5 - С5). Утверждается, что признание необходимости отработать гипотезу со стороны оценивающего заявку эксперта, при том что, по его мнению, она является ошибочной - признак экспертизы высокого качества. Во-вторых, ход экспертизы характеризуется следующим образом: изначально эксперт формирует некоторое общее впечатление о самом проекте (А6), после чего на первый план выходит вопрос о перспективах его реализации. В оценке этих перспектив ключевую роль играют "жесткие критерии" (В6): реально доступные автору проекта возможности - "может ли он это сделать, или это просто детские мечтания" (С6), и его квалификация - "человек, вообще, грамотный? Он понимает, о чем пишет?' (С7). Последнее определяется знанием и, соответственно, упоминанием актуальных опубликованных работ, относящихся к сфере специализации заявителя (А7 - В7; А8).

В-третьих, вновь поднимается тема соблюдения формальных требований. Пренебрежение ими рассматривается как однозначный недостаток, негативно характеризующий не только заявку, но и ее автора (А10 - В10), из-за которого эксперты "раздражаются со страшной силой" (В9), причем "справедливо" (С9).

Помимо этого, в интервью эксперта Y отмечается желательность эмоциональной вовлеченности ученого в работу, которую он предлагает в заявке, хотя и признается, что человек, который "горит своей идеей" (А11), "автоматом считает, что его идея очень важна" (В11). Однако то, что он "преувеличивает значимость своей идеи" (А12), не преподносится как порок, а напротив, подобные преувеличения характеризуются как один из двигателей научного развития (А12 - В12).

И, наконец, здесь также упоминается тема мотивирующего влияния, которое оказывают на ученых доходы. В целом, массовый приток молодых кадров обеспечивается, по мнению эксперта, в профессиях, которые "дают, во-первых, уважение окружающих, во-вторых, более-менее нормальную жизнь" (А14). Это утверждение близко к достаточно часто встречающемуся тезису (выдвинутому в той или иной форме 47% респондентов), что доходы играют мотивирующую роль для науки, поскольку они позволяют выйти на "более-менее нормальные" условия существования. Однако эксперт Y делает важное уточнение на примере СССР: популярность научной профессии в советскую эпоху обеспечивалась тем, что с ней были связаны "достаток выше среднего" и "вольготная жизнь" (С17), сейчас с наукой не ассоциирующиеся.

Эксперт Z (рис. 3) разделяет точку зрения, что существование чистой науки за государственный счет не оправдано, однако объясняет это экономическими причинами: "Мы не в состоянии поддерживать весь базис развития наук" (рис. 3, А1). При этом признается необходимость создания общего "высокого научного потенциала" (В2), с которым связаны "и культура, и образование" (АЗ) "немаленькой страны" (ВЗ). Разрешение возникающего противоречия требует структуры управления, "которая при миниморуме финансов, который выделяется на науку" обеспечит "максимальный КПД" (С1). Подчеркивая чрезвычайную сложность, трудоемкость и дороговизну этапа запуска технологий в производство, эксперт Z, в сущности, повторяет мысль о необходимости развития в научно-исследовательском комплексе особого сектора, занимающегося внедрением.

В интервью присутствуют утверждения о важной роли личности руководителя проекта в экспертизе заявки, причем этот момент упоминается как способствующий адекватной оценке (А5 - В5 - С4). Затрагиваются проблемы, связанные с финансированием: по мнению эксперта Z, недостаток средств вызывает необходимость отсекать заявки, которые, в принципе, заслуживают поддержки (В4). Что касается проблемы отъезда ученых за рубеж, здесь вновь указывается, что для ученого необходимо выполнение двух условий: "возможность жить нормальной жизнью" и заниматься творчеством (А8). Единственный из всех эксперт Z упомянул, что в России может существовать место, где эти условия обеспечиваются: Сколково (А11), которое способно послужить центром притяжения для молодежи (В11).

Также единственным из всех проинтервьюированных эксперт Z дал негативную оценку эмоциональной вовлеченности в научную работу. По его мнению, "если есть доля фантазии, эмоционального восприятия действительности" (А6), "это не наука" (В6). Здесь нужно уточнить, что одновременно эксперт подчеркнул уместность эмоциональности в искусстве - момент, который не вошел в карту, и что, как оказалось, он давно увлекается искусством не только как ценитель, но и как автор художественных произведений. Логичным будет предположить, что жесткое разделение двух сфер может быть связано с личным успешным опытом работы одновременно по обе стороны этого раздела. В отношении политического вмешательства в исследовательскую деятельность эксперт Z привел в качестве примера историю Т.Д. Лысенко, в связи с которой заметил, что она разрешилась бы значительно быстрее, если бы "объективно научному сообществу без влияния политической составляющей дали возможность проверить" спорное учение (А7).

Как указывалось выше, в коллективной карте (рис. 4) реплики самих интервьюируемых были заменены на формулировки, отражающие общий смысл их утверждений. И хотя на карте частота повторений того или иного тезиса дана в процентном выражении, указанном под направляющей от концепта-причины к концепту-следствию, нужно подчеркнуть, что данная частота отражает мнение авторов о совпадении реплик, а не буквальное повторение, и что когнитивное картирование остается качественной исследовательской методикой, основанной на интерпретации материала.

В отношении процесса экспертизы проектов в группе респондентов наиболее четко была выражена позиция по вопросу влияния личности руководителя на оценку экспертов (рис. 4, А1). В качестве обоснования чаще всего приводилось значение опыта научной работы и ранее опубликованных статей руководителя для оценки его способности выполнить запланированный проект. По словам одного из экспертов: "Из пустого места редко что бывает... Если заявитель пытается провести новую работу, то возникает вопрос, а компетентны ли вы, коллега? И эту компетентность люди доказывают ссылками на уже имеющиеся работы. И это предписывается эксперту: смотрите на то, что уже сделано. Чтоб не на пустом месте". Реже встречался аргумент о личностном влиянии руководителя на сложившуюся вокруг него школу (А2) - по словам эксперта Z (рис. 3, А5), "личность - это школа, это уровень подготовки кадров".

Подобное отношение к фигуре руководителя логичным образом предопределяло отношение к возможности перехода на анонимные заявки (рис. 4, С1). По мнению большинства экспертов, это не изменило бы подход к оценке, а лишь затруднило бы процесс оценивания. Руководителя стали бы угадывать в описании одного из экспертов: "Если делать заявки анонимными на 100%, это значит, что авторы заявки предлагают некий план исследований, потому что все остальное автоматически позволяет эксперту вычислить автора или круг лиц, которые к этой разработке имеют непосредственное отношение. Есть в разделах заявки задел группы, положение в этой области и пр.? Тут же автоматически все вычисляется. Правда, это нужно уметь делать".

То, что если заявка подана от ученого с высоким статусом - чаще всего в качестве примера упоминались академики - эксперт может поддаться социальномудавлению "генеральских погон" в пользу принятия положительного и уже не столь объективного решения (В2 - D1, 67%), признавалось большинством экспертов, но практически всегда с оговорками. К примеру, по мнению эксперта X, академический статус может сработать "при прочих равных", т.е. в ситуации, когда заявку академика сравнивают с равно оцененной заявкой "человека попроще": "Например, это академик или директор, которому нужно держать позицию, он должен показывать пример своим сотрудникам, и вот он уже начинает своими вторичными достижениями - для нас они вторичные - он поправляет свое положение".

Важным моментом для большинства респондентов оказалось особое понимание фундаментальных исследований. Чаще всего подчеркивалось, что любое научное исследование имеет в виду некоторый практический результат, пусть и возможный лишь в отдаленной перспективе (АЗ). Представления о "чистой" фундаментальной науке признавались либо полностью лишенными смысла, либо неуместными, с точки зрения финансирования науки. Понимание фундаментальной науки в духе упоминаемого Мертоном тоста кембриджских математиков: "За чистую математику - да, не будет от нее никому никакой пользы!" [Merton, 1973: 260], - оказалось совершенно несвойственным для группы проинтервьюированных, в большинстве своем выражавших прямо противоположную точку зрения. К примеру такую: "Во всякой фундаментальной науке сегодняшней любой ученый, который ею занимается, если он не чистый математик, а, может быть, даже и чистый математик, он всегда видит конечный результат. Он всегда предполагает конечный результат. А раз он его предполагает, он начинает искать вокруг себя поле, где это можно применить. Поэтому понятия "чистая фундаментальная наука " на сегодняшний день, я думаю, не существует". Нетрудно заметить, что в целом этот взгляд соответствует марксистской концепции научного развития, долгое время служившей в нашей стране неоспоримым концептуальным ориентиром: "чистой науки" не существует, так как вся она развивается под определяющим влиянием экономических потребностей общества (подробнее см. [Коннов, 2010]).

Выдвигая утверждения такого рода, эксперты вовсе не считали, что вся наука должна быть прикладной, напротив, достаточно часто высказывалась точка зрения, что финансировать фундаментальные исследования необходимо по широкому спектру, невзирая на то, что от большинства из них никакой финансовой отдачи не будет: "Наука - это всегда убыточный вид деятельности для государства. Но чем оно более развито, тем лучше оно понимает, что от этого убытка есть большая прибыль. Причем откуда она появится, никто не знает. Поэтому надо кормить много ртов. Но какая-нибудь курочка рано или поздно снесет золотое яичко". Более того, характерным было проводить границу между фундаментальными исследованиями, с одной стороны, и внедрением результатов, опытно-конструкторскими работами и созданием технологий, с другой. Ситуация, в которой ученым приходится заниматься последними, практически единодушно оценивалась респондентами, как неблагоприятно сказывающаяся на развитии российской науки (А4 - В5, 93%). Также негативную оценку часто получали попытки политиков вмешиваться в содержание научной деятельности (А6- В5, 60%). Как отметил один из респондентов: "Говорят, что Петр Iсказал: "Если можешь дать денег ученому, то дай и отойди". Мне кажется, что позиция правительства должна быть именно таковой. Наука развивается по своим законам. И в эти законы заложено стремление сделать что-то практически полезное". В то же время за создание государством централизованных организаций, занятых мониторингом научных исследований и внедрением их результатов ("что-то вроде генерального конструктора" у эксперта X - рис. 1, С17), высказались 87% проинтервьюированных.

Влияние особой мотивации, связанной с содержанием научной работы, признавалось всеми, но не все были готовы поставить ее вперед заработка и благополучия - о ее возможности замещать финансовые стимулы и таким образом обеспечивать работу ученых в условиях "недофинансирования" (рис. 4, В7) высказались 60% респондентов. Характеристика людей, готовых работать в таких условиях, и их оценка в сравнении сбольшинством, уделяющим больше внимания вопросам благополучия, редко бывала однозначной. В качестве примера можно привести следующее наблюдение, сделанное экспертом Z: "Все мы люди, и для всех людей важны такие понятие как "семья", "дом", "благополучие", ученые в этом смысле не представляют собой исключение. Но процесс творчества имеет свои индивидуальные особенности, безусловно, как любой вид творчества, кстати сказать. И не зря говорят, что в науке, в искусстве часто бывают чудики, которым, в общем-то, и не важны вот эти самые критерии. Далеко ходить, кстати говоря, не надо, у нас в институте есть такие люди, для которых достаточно только того, что они занимаются наукой, и больше им в жизни ничего не надо".

Положительная роль эмоциональной вовлеченности ученого в свою работу однозначно утверждалась лишь четырьмя респондентами (С7 - В5, 27%), остальные характеризовали ее как иногда полезный, а иногда и неуместный момент. Как упоминалось выше, наиболее негативно влияние эмоциональности оценил эксперт Z.

Проблемой, волновавшей большинство экспертов, была эмиграция наиболее талантливых молодых ученых за рубеж. Причины этого процесса объяснялись с помощью разных наборов причин, однако главным среди них были: отсутствие необходимых условий - оборудования, материалов, эффективной системы снабжения - для проведения передовых научных исследований (А8, 40%), низкие, т.е. ниже среднего, доходы ученых (А9, 33%) и одновременно отсутствие общественного престижа научной профессии (А10, 33%), а также высокое качество образования по естественнонаучным специальностям (А11, 27%). Как иронично заметил один из экспертов-про- фессоров: "Могу остановить экспорт [выпускников] тем, что буду плохо учить". Общее же настроение отражалось в том, что респонденты не видели конкретных мер, которые могли бы переломить ситуацию: единственный способ остановить систематический отъезд молодых ученых за рубеж - это изменение ситуации в российской науке по всем упомянутым направлениям (кроме ухудшения качества преподавания).

В заключение отметим, что представленные в статье результаты никоим образом не претендуют на отражение настроений российского научного сообщества в целом или даже экспертов РФФИ, как одной из составляющих это сообщество групп. Однако они могут служить ориентиром для дальнейших исследований ценностных ориентаций отечественных ученых. Формирование более четких представлений о приоритетах, которыми руководствуются исследователи, не имея возможности принимать однозначные объективные решения, может привести к гораздо более отчетливому пониманию культуры российского научного сообщества, его тонких отличий от научных сообществ других стран. Такое понимание, в свою очередь, может служить чрезвычайно важным в контексте преобразований отечественного научно-исследовательского комплекса, сделав возможным более точные прогнозы в отношении реакции ученых на те или иные меры.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: "Медиум", 1995.

Коннов В.И. Парадигмы научной политики: история и современность// Вестник МГИМО-Универ-

ситета. 2010. № 5.

Кун Т. Структура научных революций. М.: ACT, 2003.

Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. М.: ACT, 2006.

Bloor D. Knowledge and social imagery. Chicago: University of Chicago Press, 1976.

Knorr-Cetina K. Epistemic cultures: how the sciences make knowledge. Cambridge: Harvard University

Press, 1999.

Latour B. Science in action. Cambridge: Harvard University Press, 1987.

Latour B., Woolgar S. Laboratory life. Princeton: Princeton University Press, 1986.

Structure of decision: the cognitive maps of political elites..Edited by Axelrod R. Princeton: Princeton

University Press, 1976.

Merton R. The sociology of science. Chicago: The University of Chicago Press, 1973.

1Статья подготовлена в рамках проекта "Социокультурные особенности научно-исследовательской деятельности в России" (Грант Президента Российской Федерации для поддержки молодых ученых).

Рис.1. Карта мнений эксперта X о ситуации с заявками и об экспертизе, о стратегии улучшения, путях повышения качества исследований, влиянии состояния в отечественной науке и т.д.

Рис. 2. Карта мнений эксперта Y...

Рис. 3. Карта мнений эксперта Z...

Рис. 4. Попытка построения карты представлений о ситуации со стороны группы экспертов в целом.

ПОЛИТИКА АДМИНИСТРАЦИИ ДЖ. У. БУША В ИРАКЕ

США. Канада: экономика, политика, культура;30.09.2014; 9; А.С. Евсеенко Институт США и Канады PAII, г. Москва

Дата добавления: 2015-07-10