Мысль — Слово — Дело.

Думай хорошо, и мысли созреют в слова, а слова — это семена поступков, и никто не знает, как будет велико их значение.

Л. Толстой.

Часто говорить, что человек, у которого расходится слово с делом — лжец.

А по-моему, лжец не тот, у кого расходится слово с делом, а скоре тот, у кого расходится слово с мыслью. И таким человеком окажется как раз тот, кто во что бы то ни стало захочет согласовать свое слово с делом: он даже тогда, когда заметить, что его убеждения начинают меняться, будет во имя согласования.слова с делом утверждать, что они у него остались прежними, т.е. лгать. Нет, пускай уж лучше расходится слово с делом, только бы изменялись в смысле совершенствования убеждения, без изменения которых не изменятся и дела. А если дела не поспевают за мыслями — это не беда, это лучше, чем если бы было наоборот, т.е. если бы мысли не поспевали за делами. Последнее показывало бы, что человек живет не сообразно с своим, а сообразно с чужим мнением. У человека же, живущего сообразно с своим мнением, не могут не быть такие моменты, когда его мнение будет расходиться с делом, ибо раньше, чем изменить в каком-либо направлении свою деятельность, он должен составить себе мнение о таком изменении, т.е. ввести разногласие между мыслью и делом. И чем шире и важнее то дело, которым занят человек, тем обстоятельнее и потому дольше должны вырабатываться новые взгляды, долженствующие повлечь за собою и новые дела.

Есть дела, которые не могут быть изменены мнениями отдельных лиц, а изменяются лишь под влиянием совокупности отдельных мнений, т.е. общественного мнения. Упрекать человека в том, что такие дела не согласны с его мнением — значит делать его ответственным в том, в чем он не виновен. Говоря вообще, подобные упреки сводятся к отрицанию каких бы то ни было идеалов, которые по существу своему должны стоять неизмеримо выше всяких дел человеческих. По смыслу таких упреков путешественник оказывается виновным в том, что он едет. Грузчик тяжестей оказывается виновным в том, что он в одиночку не поднял того груза, поднять который можно только совокупными усилиями нескольких людей.

Что же касается до требования, чтобы человек высказывал только такие свои мнения и взгляды, какие уже проверены им в жизнь, осуществлены на деле, то, не говоря о том, что такое требование сводится к запрещению покаяния, исповеди, оно как бы настаивает на молчаливом соглашении между людьми, по которому один человек обязался бы не указывать на недостатки другого с тем, чтобы и тот не указывал ему его недостатков. Поэтому человека, не могущего отстать от своих привычек — курить табак, пить вино, есть мясо, участвовать в насилии и т. п., — предостерегающего меня на основании личного опыта от вреда всех этих привычек, я не только не осужу за то, что он "говорит одно, а сам делает другое", а еще поблагодарю за его предостережение, пожалею за его слабость и, если буду в силах, помогу ему в его борьбе с его слабостями.

Но нельзя сказать, чтобы люди, столь ретивые на упреки за несогласование дела с словом, были вполне последовательны сами. Есть много случаев, когда они, как раз наоборот, упрекают за согласование дела с словом или, все равно, с мнением. Этим они обнаруживают собственное противоречие и притом неслова с делом или мнением, а уже слова с словом, чем доказывают уже не лживость, а просто свою нелогичность, — бестолковость. Так, во имя уважения к чужим верованиям и убеждениям они требуют от человека пренебрежения к своим верованиям, например, выказывать почтение к тем предметам или действиям, которых не уважаешь, совершать действия, влияние которых на людей считаешь вредным и соблазнительным, произносить или писать слова, смыслу которых не сочувствуешь. Словом, эти люди настаивают на полном подчинении человека требованиям и установлениям чужой религии.

Но, не говоря уже о том, что исполнение таких требований обусловлено отрицанием всяких веровании и убеждений, — ибо нечему будет подражать двум людям, решившимся подражать взаимно друг другу, — не говоря уже о таком взаимном поглощении одних верований другими, следует обратить серьезное внимание еще на следующее:

Легко подчиняться требованиям чужой религии человеку, не имеющему своей. Человеку же, имеющему свою религию, не столько приходится заботиться о том, чтобы не оскорбить верований другого, сколько о том, чтобы не оскорбить, а главное, не нарушить своих верований.

Легко было из чувства самосохранения лицемерно, напоказ отречься от Христа человеку, равнодушному к Его учению, но каково было сделать это апостолу Петру, — видно из того, как он горько плакал после двоекратного пения петуха, напомнившего ему его троекратное отречение от любимого Учителя.

Легко было во времена гонения на древних христиан исполнять требования язычников либо самим язычникам либо людям, не имевшим собственных верований.

Христианам же, возлюбившим Бога всем сердцем, разумением и помышлением своим, легче было расстаться с жизнью, чем хотя бы лицемерно, хотя бы на показ совершить требовавшиеся от них возлияния идолам, что они и доказали на деле.

Эти-то христиане и донесли до нас истинное христианство. Им-то и обязано христианство своим распространением. Если же в настоящее время христианство распространено не столько в глубь, сколько в ширь, — не столько на деле, сколько на словах, то в этом нет ничего угрожающего полному торжеству христианства.

Те люди, которые только по имени числятся христианами, скоро вынуждены будут признать христианство и в его истинном значении, ибо тогда как отрекаться от Христа, т.е. открыто признавать себя противниками христианства, или ухищряться в новых приемах искажения христианства становится все труднее и труднее, углубляться в изучение истинного христианства все легче и легче благодаря естественному ходу невольного, бессознательного охристианения людей.

Но почему люди, которые так падки на упреки за несогласование дела с словом, поступают как раз наоборот в своих требованиях хотя бы наружного, притворного подчинения чужим верованиям? Почему они гонят уже не за несогласование, а, наоборот, за согласование дела с словом?

Потому, что дело притворства, т.е. выставления внешних знаков, уже лишенных своего внутреннего значения, считают пустяшным. Но если пустяк выставить внешний знак, то такой же пустяк и не выставить его. Но то, что не выставить внешнего знака — далеко не пустяк, показывает, что не пустяк и выставить его.

И это действительно так.

Человеку, понявшему в первые дни христианства грех идолопоклонства, поклониться по требованию язычников идолам, далеко не значило сделать безразличный поступок, а значило выразить при помощи внешнего знака сочувствие делу, лежавшему в основе существовавшего языческого строя, — значило при помощи ложного выражения своего чувства, т.е., попросту говоря, при помощи обмана ввести в заблуждение людей того разряда, которые руководствуются не собственным, а чужим мнением. Ибо языческие власти обращались к более самостоятельным людям из христиан приблизительно с следующими словами: "что вам стоит хоть для виду бросить горсточку фимиама на жертвенник перед нашими богами? — вас от этого не убудет!" Людям же менее самостоятельным и привыкшим ходить на поводу сначала у них, а потом перешедшим к христианам, они не только не объясняли, какими доводами им удавалось склонить к притворному идолопоклонству христиан первого разряда, но, наоборот, указывали на первых уж как на действовавших сознательно, по глубокому внутреннему убеждению.

Последствием подчинения людей требованиям чужих верований и пренебрежения своими верованиями и убеждениями является взаимный обман людей друг другом, сплошное незнание мнений друг друга. Это же взаимное неразумение в свою очередь влечет за собою то недоразумение, по которому каждый из боязни остаться одному в поле воином, гласом вопиющего в пустыне, стоит на месте и не делает ни единого шага.

Таким образом, крупных шагов не делают потому, что считают их невозможными или рискованными; мелких же не допускают, потому что считают их ничтожными.

В конце же концов получается то, что люди задыхаются в скорлупе отжитого, что старое дерево этого ненавистного и тягостного для большинства отжитого, хотя и с выеденной сердцевиной, а продолжает-таки стоять, обманывая своим кажущимся могуществом людей, не хотящих или не могущих заглянуть в его пустое дупло.

Судите сами, что сталось бы с общественными выборами, если бы выборщики или депутаты клали свои избирательные шары не сообразно с своим мнением, а так себе, на авось! А ведь выраженное или не выраженное при известных обстоятельствах свое сокровенное мнение, совершенный или не совершенный поступок, подписанная или не подписанная под известной бумагой собственная фамилия, снятая или не снятая при известных случаях шляпа, одетая или не одетая та или иная одежда, — словом, выставленный или не выставленный наружу знак, долженствующий указывать на соответствующее ему внутреннее значение, — это тот же избирательный шар, положенный направо или налево, за или против действующего общественного мнения.

Говорят обыкновенно: что же из того, если я совершу или не совершу тот или иной мелкий, ничтожный поступок, не соответствующий моим убеждениям?

Ответ на это, вредное по своему лицемерию, рассуждение самый короткий: то, что вы солжете. Ложь же ваша, не говоря о всех тех последствиях, которых мы не можем предвидеть, между прочим произведет нечто подобное тому, что случилось бы, например, на поле сражения с войсками двух враждебных лагерей, перепутавшими свои одежды и знамена.

Нет. Это только так кажется маловажным сказать или не сказать то или иное слово, совершить или не совершить тот или иной мелкий, единичный поступок. На самом же деле из мелких слов и из мелких поступков и слагаются крупные дела. Не даром И. Христос сказал:

"За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ..." (Mф. XII, 36).

"В малом ты был верен; над многим тебя поставлю" (Mф. XXV, 21, 23).

Итак, не ведают что творят люди обеих категорий; одни, порицающее за несогласование, и другие — за согласование дела с словом.

Первые, требующие во что бы то ни стало соответствия жизни с сознанием, не хотят знать ни идеалов, ни необходимости посильного, а никак не сверхсильного воплощения их.

Вторые же, отстаивающее ничтожные в их глазах случаи несоответствия известных форм жизни с внутренним ее содержанием, и тем самым требующие вливания нового вина в старые мехи, таким образом не очищают места, для новых форм, естественно вытекающих из нового содержания жизни.

Дата добавления: 2015-07-08