Первые отклики читателей на вторую редакцию 17 страница

Женщина поджала губы, а доктор продолжил:

— История, как и наша диалектика мышления, сплошь состоит из противопоставлений. Даже претензии одного народа к другому по восстановлению исторической справедливости строятся на противопоставлении: мы — жертвы, вы — преступники. Но ведь жертвами и преступниками были прародители этих народов, а не ныне здравствующее поколение. Ведь при других обстоятельствах всё могло бы сложиться иначе, и жертвы сами могли бы быть преступниками. Одно дело — признать долги покойного родителя и расплатиться по ним, но ведь совсем другое дело — взять вину родителя на себя.

Обратив внимание, что историчка побледнела, доктор заключил:

— Что касается вашего возмутителя спокойствия, то, судя по его поведению, это мальчик-индиго. Никаких авторитетов кроме истины не признаёт. Верно?

— Вы правы, доктор, — поспешил вмешаться директор, тоже обратив внимание на бледный вид исторички. — Даже со мной говорит на равных, без тени смущения. Я в его годы, как осиновый лист, дрожал, когда к директору вызывали...

— Вы считаете правильным с помощью страха поддерживать авторитет взрослых? — удивился доктор.

— А что делать? Никакого уважения к взрослым, а потом из этих детей вырастают наркоманы, алкоголики, бандиты. Кто виноват в этом? Родители, школа? — несколько агрессивно попытался оправдаться директор.

— Не в обиду будет сказано, но для любого узурпатора суть слов «уважение» и «страх» едина. В наше сознание когда-то внедрили, что мир должен быть только таким, а с возрастом ещё труднее вырваться из плена этого стереотипа. То есть, с одной стороны, виноват догматизм взрослых, а с другой стороны, — правила игры, которые насаждают эти догмы. Получается замкнутый порочный круг.

— Догмы — это понятно. Но о каких правилах игры идёт речь? Что вы имеете в виду? — мрачно спросил директор.

Доктор несколько раздражённо ответил:

— Практически все правила, начиная с рождения, с системы воспитания и дальше вплоть до ухода человека из жизни...

Директор вздрогнул, как от укола, и, будто под чью-то диктовку, чётко выговаривая каждое слово, произнёс:

— Вы уж меня простите, доктор, но я не совсем хорошо вас понимаю. А система воспитания, в чём виновата?

Доктор кивнул головой и спокойно продолжил разговор:

— Хорошо, начнём с воспитания. Знаете, что вырабатывается в ребёнке с первых же дней сознательной жизни?

Директор развёл руками, а доктор продолжил:

— Вырабатывается агрессия. Причём, эта агрессия является вынужденной мерой. Дело в том, что в процессе осознания своего «я» ребёнок должен осязать границу дозволенного. Детям надо всё время проверять, насколько они небезразличны окружающему миру, надёжность своих обратных связей с миром. Они сознательно проявляют агрессию и тем самым провоцируют взрослых на наказание.

Педагоги переглянулись, а доктор невозмутимо продолжил:

— Детская душа требует живого общения, требует ответов на свои «почему?» Ребёнку нужно творческое взаимодействие с внешним миром. Даже игрушки, какие-то предметы — для него живые существа, не говоря уже о всякой живности. Им всё интересно, но детские «почему?» почти всегда остаются без ответа. Один известный оратор как-то признался: «Детство у меня было трудное, и до пяти лет я думал, что меня зовут — Заткнись». Взрослые предпочитают отмахиваться от, казалось бы, наивных вопросов, которые на самом деле требуют глубинного понимания истин, требуют вникания в суть причин. Но всё ли мы знаем, чтобы дать исчерпывающий ответ? Проще всего сказать ребёнку: «А ты просто не думай об этом. Поступай, как остальные люди».

Директор усмехнулся, и доктор продолжил:

— Взрослые не виноваты в том, что говорят так. Когда-то им навязали эту догму, и они просто её повторяет. А малыш заявляет: — «Я не люди, я Человек!» При этом ребёнок начинает делать всё по-своему, чтобы выяснить насколько далеко простираются границы его свободы. Естественно, от взрослых следует наказание, и границы дозволенного приобретают чёткий контур. Причины и истины остаются вне этого контура, а ребёнок попадает в застенок мира следствий и полуправды.

— А «кто кого»? Так ведь тоже может быть, — раздался чей-то скрипучий голос с места. — Есть же дети, которые уже с пелёнок показывают, какими они станут в будущем, и сохраняют свой норов до седин. О таких потом говорят: «горбатого могила исправит».

— Всё верно, — согласился доктор. — Если душа ребёнка сильна духом, то взрослые запускают механизм насилия, именуемый воспитанием. Чаще всего это даёт обратный эффект. К примеру, биография многих великих людей, с низов добравшихся до вершин славы, изобилует актами насильственного воспитания. Казалось бы, взрослые действовали в благих целях, но фактически возбуждали в детях неудовлетворённое самолюбие и закаляли дух непокорности.

Директор внезапно проявил явную заинтересованность:

— Доктор, всё-таки, почему в ребёнке изначально есть какое-то противостояние взрослым? Кто виноват в том, что есть проблема «отцы и дети»?

— Дело в том, что ребёнок видит мир таким, какой он есть на самом деле. Многим родителям только кажется, что они любят своих детей и заботятся о них. Родители просто забыли, какими они были в детстве. Они не хотят считаться с тем фактом, что мир, который видит ребёнок, совсем не похож на тот мир, который они навязывают ему. Дети видят мир причин и хотят познать его глубже, а взрослые навязывают им свой мир следствий. Как сказал один малыш: «Я не верю взрослым, и не хочу идти в их мир — там все неправда». И ведь действительно, — неправда, если по одной и той же причине могут быть совершенно разные следствия. Ещё больше ребёнок недоумевает: как можно на одно и то же следствие по-разному реагировать? К примеру, ему непонятно, почему за одну и ту же шалость дома — наказывают, а при чужих — смеются. Ребёнок не понимает, чему же верить, что правильно, а что нет? Однако родителей это ничуть не волнует. Для них очень важно побыстрее привить ребёнку свою фальшивую игру в жизнь, лицемерную любовь к ближнему. А ребёнку непонятно, как можно по-настоящему дружить, если: «Дружба — дружбой, а табачок — врозь». Но ведь родителям важно предостеречь своё чадо от необдуманных поступков. В результате, они всячески поганят ту искреннюю любовь от души, которая изначально есть в ребёнке. Ребёнок сопротивляется, а взрослые систематически навязывают ему фарисейский взгляд на жизнь, пока не добьются своего. Это происходит потому, что суть воспитания исходит из социального предписания, а не от сердца и души. Процесс воспитания ребёнка я бы охарактеризовал, как процесс насильственной трансформации маленького гения в раба обстоятельств, каковым уже является сам родитель ребёнка. Вот так и передаём эстафету догм из поколения в поколение. Поэтому-то и виноватых не сыскать. Детей надо не воспитывать, а учить жизни.

Директор закивал головой и глубокомысленно заявил:

— Я читал где-то, что в один прекрасный день взрослые освободят детей от необходимости быть «нормальными», а себя от необходимости делать их такими. Думаю, что обе стороны были бы в выигрыше, — а доктор добавил:

— Один из малышей просто замечательно высказался: «Родители — это наша боль».

-131-

Законник немного полежал, отдохнул и после очередной чашечки кофе объявил, что сегодня он наметил небольшой сабантуйчик на предмет брудершафта с доктором.

— Что ещё за доктор? — испуганно спросила девица, но, под одобрительные кивки цыганки, законник столько благожелательных слов высказал в адрес доктора, что девица невольно заулыбалась.

Внезапно что-то недоброе кольнуло душу законника. Мысль о том, что у цыганки первым был доктор, острой болью отозвалась в сердце. Чертыхнувшись в уме, он вошёл в дом.

-132-

Обратно домой доктора вёз директор школы на своей машине.

Всю дорогу директор молчал и был мрачен. Уже подъезжая к дому, доктор сказал, что может переговорить с ведущим и вместе с директором вынести обсуждение в прямой эфир. Директор несколько мгновений обдумывал предложение доктора, и внезапно его озарила перспектива занять министерское кресло. Идея доктора раскрылась в заманчивом свете, и лицо директора невольно расплылось в широкой улыбке.

Притормозив возле дома доктора, директор вышел из машины, чтобы крепким рукопожатием подтвердить свою готовность идти до конца ради блага для детей.

Пока директор выражал свои чувства, подошла жена, и доктор представил её, как будущую учительницу. Перспектива заполучить ещё именитую актрису вызвала у директора лёгкое головокружение. До получения диплома, он сразу же предложил ей вести группу продлённого дня, подумав, «А потом я заберу её к себе в секретарши», и с искорками неподдельной радости в глазах уехал.

-133-

Поднимаясь по лестнице, супруги услышали, как в квартире непрерывно звонит телефон, и доктор помчался наверх.

— Доктор! Мы же договорились, что сегодня должны выпить на брудершафт, — услышал доктор недовольный голос законника. — У нас всё готово, так что просто приезжайте. Машину за вами я уже выслал, — и послышались гудки отбоя.

Доктор вздохнул, вспомнив, что и сегодня ему не суждено закончить работу над книгой. Он сообщил новость жене и попросил поторопиться.

-134-

— Вначале заедем в поликлинику, хочу на анкету вашей сестры взглянуть, — сказал доктор, усаживаясь в машину.

— Поликлиника как раз по дороге, — ответил парень, включая зажигание.

— А ещё захватим шампанское и пирожные, — предложила жена доктора. — На брудершафт обязательно пьют шампанское. Пока вы будете в поликлинике, я с малышом схожу в магазин.

-135-

Вскоре доктор уже листал историю болезни и ворчал себе под нос:

— Никто не хочет читать назначений своих коллег, а если и читает, то не обращает внимания на даты. Тут что приписано? А-а-а, рецепт утерян и выдан дубликат. А тут дата переправлена. Ещё один до этого, итого четыре по десять штук в облатке. Солидная доза, чтобы уснуть навечно.

-136-

Всю дорогу доктор думал, пытаясь выстроить какую-то логическую цепочку из информации, полученной от жены и из истории болезни. К счастью, на фотографии оказалась незнакомая ей женщина.

«Хоть тут комплекса вины не предвидится, — думал доктор, — но то, что она во сне предвидела гибель девочек — и удивительно, и тревожно».

Даже малыш всю дорогу сидел молча, прижав свой носик к стеклу.

-137-

На даче все были заняты приготовлениями праздничного стола. Доктор с девицей уединились на опушке леса.

Уже после нескольких фраз доктора, девица поняла, что ей лучше во всём признаться.

— Законник предупредил меня, что вы доктор, а не прокурор. Он сказал, что я защищена врачебной тайной, и могу рассказать вам то, что ему не сказала бы. Из ваших слов я поняла, что вы и сами уже о многом догадались... В тот день, я никому не хотела говорить, что какому-то идиоту вздумалось поджечь дачу, а меня изнасиловать. Всё равно мама ничем не помогла бы, а брат что-нибудь натворил бы сдуру. Хотела только законника предупредить о попытке поджога дачи, но мама скоропостижно скончалась, и мне уже было не до этого. В тот день, я очень хотела скрыть от мамы своё душевное состояние. Чтобы разговорить меня, она сама стала делиться своими горькими воспоминаниями. Я и не знала, что с этим ухажёром она дружила с детства. Ещё подростком он признался маме, что мечтает стать пианистом, чтобы сыграть на нашем рояле. Оказывается, наш рояль приводил ухажёра в неописуемый восторг. Однажды он хотел открыть крышку и потрогать клавиши. Дед увидел и наорал, чтобы тот больше не смел подходить к инструменту. Ухажёр обиделся, и долгое время не разговаривал с мамой. Потом они помирились и договорились, что когда станут взрослыми, поженятся. После школы мама уехала учиться в другой город. Они переписывались, звонили друг другу. Ухажёр стал виртуозным пианистом и терпеливо ждал своего часа, но мама встретила отца, и с первого взгляда влюбилась. Домой она вернулась с ним, как с женихом. Ухажёр в день их свадьбы напился с горя, упал с балкона и стал калекой. Вынудил мою маму пожалеть его...

Девица запнулась на полуслове. Доктор посмотрел ей в глаза и убеждающим тоном попросил:

— Рассказывайте всё. Так надо.

Девица вздохнула и продолжила:

— Она даже папе изменила, потому что с таким калекой ни одна женщина не соглашалась лечь в постель, — девица всхлипнула. — А моя мама его пожалела... Вот какая у неё была добрая душа... Вот какая она...

Девица тяжело вздохнула и исподлобья посмотрела на доктора, будто проверяя его реакцию. Доктор был невозмутим, и она продолжила:

— Потом отец скончался, и ухажёр зачастил к нам. Однажды я его спросила: почему он часами сидит перед роялем и ничего не играет? Ухажёр ответил, что он играет в уме, потому что пальцы и сердце его разбиты. Тогда мне сразу же стало очень стыдно, что я не так сильно переживаю из-за папы. Когда он ушёл, я рассказала маме о том, как ухажёр любит нашего папу, и как он страдает. А мама задрожала вся, побледнела и сказала, что это её крест. Я тогда не поняла, о чём это она говорит, но сразу же почувствовала, какой этот крест тяжёлый, и что она всю жизнь должна нести его на себе. У неё был такой вид... Я испугалась, что и мне надо будет потом носить на себе эту тяжесть. Из-за этого меня даже не крестили. Я так стала визжать, как только узнала, что должна носить крестик на шее... Так и не надела его, а ухажёр потом и этот крестик отобрал...

Девица ненадолго задумалась и продолжила:

— После смерти отца денег было совсем мало, и мама отдавала ухажёру фамильные драгоценности. Он часто обедал у нас, а всё, что мама давала ему, проигрывал в карты. Потом я поняла, что он не из-за папы приходит к нам. Однажды я увидела, как он плюнул на нашу дверь. За столом я не выдержала и спросила: «Почему вы каждый день приходите к нам?» Ухажёр ответил, что он приходит облегчать наше горе. А мне уже так хотелось плюнуть на его дверь, что я не выдержала и сказала ему, чтобы он перестал ходить к нам. Сказала, что с завтрашнего дня я сама буду ходить к нему и облегчать его горе. Он растерялся, побледнел и не знал, что сказать... Мама прикрикнула на меня, а я не испугалась и спросила: «Почему ты самые вкусные куски даёшь ему, а он смотрит на тебя так, будто ты в чём-то ещё виновата?» Хотела ещё добавить, что он на нашу дверь плевался, но мама впервые в жизни ударила меня по щеке... Она меня тогда сильно наказала, извинялась перед ухажёром, но со следующего дня он обедал, опустив голову, и больше не плевался... А у нас дома, кроме рояля, уже ничего ценного не оставалось. Под конец ухажёр проиграл и маму. Обещал ей, что денег больше клянчить не будет, только бы спастись ему от этого карточного долга... Потом двое парней насиловали её, и она стерпела. Когда она сказала им, что с долгом ухажёра она расплатилась, те расхохотались. Они сказали, что хотят ещё. Тогда мама намекнула, что законник ей родственник и скоро выйдет на волю. Они так перепугались, что рассказали ей всю правду. Оказывается, это был совсем не карточный долг. Правда, они иногда поигрывали в карты с ухажёром, но на этот раз ему понадобились деньги на выпивку и на услуги проститутки. Они сказали, что раз уж мама отказалась ложиться с ним в постель, то ухажёр решил за её счёт нанять для себя проститутку. Ухажёр так разрекламировал им прелести мамы, что они согласились поделить её на двоих. Проститутка с ухажёра двойную плату затребовала, поэтому... Они сказали, что ухажёр и не думал кончать жизнь самоубийством. Его нечаянно столкнула с балкона жена одного высокопоставленного чиновника, когда, вдрызг пьяный, он полез к ней целоваться. Ему заплатили за увечья, а он представил своё падение как попытку самоубийства. Ухажёр по пьяной лавочке сам признался этим парням... Мама сказала, что один из парней, учился на юридическом. Она его студенческий билет увидела, когда тот случайно выпал из кармана... На следующий день мать встретила ухажёра с топором в руках. Ухажёр вырвал топор, прошёл в гостиную и ударил по крышке рояля так, что она разлетелась. Больше он не появлялся... Мама всё это рассказывала, рассказывала, и внезапно до неё дошло, что ухажёр никогда не любил её. У него, как у маньяка, с детства была только одна навязчивая идея — сыграть на нашем рояле. Он наш рояль любил, а не маму. Мой дед был известным пианистом, а для ухажёра он вообще был кумиром. Он тоже хотел, чтобы ему все рукоплескали... Однажды ухажёр хотел потрогать клавиши рояля, но дед увидел это и запретил ему подходить к инструменту. С тех пор ухажёр так и не дотронулся до нашего рояля. Уже потом он часами высиживал перед своей мечтой, не мог дотронуться до неё, и за это мстил маме. А когда он понял, что лишится и этого удовольствия, топором сломал свою мечту. Мама сказала, если тогда деда не было бы дома, и ухажёр потрогал бы клавиши рояля, то всё было бы иначе. Жизнь стольких людей полетела к чертям из-за какого-то пустяка, из-за детской обиды. От этой мысли ей стало плохо... Её последнее желание было выкинуть рояль из дома. Я чуть язык не проглотила от ужаса, когда она, с сердечным приступом, вскочила на ноги, кулаками стала неистово бить по крышке и проклинать рояль, а потом упала замертво... Пока брат на скорой отвозил маму в морг, я топором доделала то, что хотела сделать мама... После похорон брат рассказал мне свою историю, и я чуть не убила его. В тот день я поняла, что уже не смогу спокойно жить, пока не отомщу за маму. Я должна была отомстить. Каждую ночь во сне я слышала, как за высокой глухой стеной насилуют мою маму. Я бью по стене, зову её, и от бессилия начинаю орать, чтобы не слышать её всхлипы вперемежку с чьим-то самодовольным посапыванием и чавканьем... А врачу я наплела чепухи. Не могла же я на вопрос: «На что вы жалуетесь?» рассказать незнакомому человеку всё, что произошло. Сама почитала медицинскую литературу и поняла, что у меня, как у ухажёра, возникла своя бредовая идея. Совершенно трезво я осознала, что не смогу успокоиться, пока не отправлю ухажёра на тот свет к его мечте на помойку. Искала его повсюду и не могла найти. Наконец, мне повезло. Увидела его в театре. Я сразу догадалась, что это он анонимный автор письма. Выследила, где он живёт, и придумала, как отомстить. В бутылке водки растворила снотворное, и вместе с запиской подсунула ему. Всё получилось почти так же, как во время представления в театре.

«Всё-таки как несуразно устроена жизнь, — подумал доктор, испытывая сострадание к девице. — Ведь по мирским законам получается, что ухажёр — это неподсудный вымогатель, а она является его убийцей... Интересно, а мне за сокрытие этого преступления, какое наказание предстоит?»

— Содержание записки его не насторожило? — спокойно спросил доктор.

— Нет. Водку он выпил на улице, а записку, наверно, прочитал дома. Я ещё тогда увидела, как он после театра зашёл в магазин, купил водку и пил её из горлышка, пока шёл домой. Он же ходил еле-еле, так что мне нетрудно было выставить бутылку прямо перед его носом. Знаете, есть такие подарочные наборы, где бутылочки, как раз на одну стопку, и каждая в своём чехольчике. Записку я в чехольчике спрятала. Я сохранила тот большой шприц, которым маме делали укол в сердце. Вытянула шприцом водку из бутылки, растворила в ней снотворное и залила обратно. А как он обрадовался находке. Разом выдул всё, а чехольчик с запиской положил в карман.

— Ночные кошмары после этого прекратились?

— Да, но этой ночью мне приснилось, что здесь в подвале я видела того парня, который хотел поджечь дачу. Мне так захотелось... — она замялась.

— Продолжайте, — потребовал доктор.

— Мне так захотелось, чтобы он, страдая, сдох, но мой брат и цыганка помешали. А мне так хотелось помучить его. Ведь у него была такая же бородавка, как у ухажёра... Мне так хочется отомстить ещё тем двум насильникам, но я никак не могу их найти...

Её пальцы сжались в кулачки, подрагивающие от напряжения. Доктор невольно погладил их. Прикосновение будто что-то напомнило её пальцам и, спустя мгновение, они сами разжались.

— Доктор, а мы с вами не встречались? — всматриваясь в доктора, спросила она.

Доктор невольно отдёрнул руки и, слегка смутившись, сказал:

— Нет, не думаю.

Спустя мгновение, он вновь взял её пальцы в свои руки и спросил:

— Как бы вы поступили, если всё это было бы наяву?

Пальцы мгновенно напряглись.

— Прибила бы гада! И тех двух мужиков прибила бы. Таким не место среди людей! Разве не так? — гневно выпалила она.

«Не суди, да не судим будешь», — подумал доктор, но утвердительно кивнул головой, и напряжение в пальцах спало.

— Доктор, что-то странное творится со мной. Во сне я так хотела убить, но почему-то заранее знала, что у меня ничего не выйдет, и от этого бесилась. Представьте, во сне хватаю ружьё, а патронов нет. Как только проснулась, первым делом кинулась за ружьём. Смотрю, патроны на месте, и мне так захотелось пострелять. Выскочила во двор и целюсь, куда бы пальнуть. Потом цыганка вышла за мной, и мне показалось, что вместо неё стоит тот парень... Палец сам нажал на курок. Причём, в этот момент я была уверена, что всё делаю правильно. Если бы не оса, от которой цыганка отскочила, я бы её убила. Потом, когда сообразила, что могла натворить, чуть с ума не сошла. Цыганка меня успокоила и сказала, что никому не скажет. Она мне призналась, что в этот момент тоже была уверена, что вот-вот она умрёт, и ей было не страшно, а радостно. Почему?

— Я не знаю, — признался доктор, а сам подумал, что говорить на эту тему с цыганкой у него нет никакого желания.

— Скорее всего, цыганка права, — продолжил доктор, — и никому рассказывать об этом не стоит.

Пока доктор раздумывал, как ему нейтрализовать ненависть девицы, она сама, внезапно зардевшись, тихо произнесла:

— Доктор, можно один вопрос?.. Я одного парня люблю, но боюсь ему в этом признаться. А вдруг он засмеёт меня. Как мне быть?

«Надо же, — подумал доктор. — Убить не боится, а признаться в любви ей страшно».

— Я вам отвечу, но прежде и вы ответьте. Допустим, в транспорте вы уступили своё место пожилому человеку, а он вас не поблагодарил. Какое чувство вы при этом испытаете?

— Ну, наверно, разочарование.

— Теперь представьте, что подошёл кондуктор, а этот человек кошелёк дома забыл. Заплатите вы за него?

— Конечно, заплачу, — удивилась девица. — Это же копейки, а кондуктора часто такие грубые с пожилыми людьми.

— Теперь можете сказать: почему на его неблагодарность вы всё равно ответите добром?

— Не знаю... Просто я такая.

— Вот именно. Вы такая и руководствуетесь вашими понятиями чести, человечности. Даже если вас не поблагодарят, то вы подумаете: «Бог с ним», и особо не огорчитесь. Если же возникнет ситуация, унижающая человеческое достоинство, то чужая неблагодарность тем более отойдёт на задний план. Для вас главным станет — сохранить человечные отношения между людьми. Ваш поступок оказал бы благотворное влияние и на контролёра, и на пассажира, и на окружающих. Вы бы преподали им урок человечности. Верно?

Она кивнула в ответ, и доктор продолжил:

— А теперь представьте, что ваш ум желал бы возгордиться тем, что вы такая добрая и чуткая, получив подтверждение этому в форме благодарности. Понимаете? В первом случае вы исходили из своих внутренних понятий, и ваш выбор был «за» сохранение человечных отношений. Но теперь вы исходите из общепринятой логики: «Раз я сделала доброе дело, то меня обязаны поблагодарить», то есть ваш выбор строился бы на противопоставлении себя с другими. Не получив благодарности, вы бы оскорбились до глубины души. О дальнейшем проявлении человечности и речи не могло бы быть, а презрительным взглядом вы подтвердили бы ваш выбор «против».

— А если контролёр высадил бы его, то подумала бы, что так ему и надо, — выразила своё согласие девица.

Доктор кивнул головой и продолжил:

— Ну, а теперь представьте, что вы знаете этого пассажира, и от него зависит решение какого-то важного вопроса для вас. Как бы поступили в этом случае? — спросил он.

— Тогда пришлось бы и горькую пилюлю проглотить, и самой же платить за неё. Разве непонятно? — недовольным тоном отозвалась девица.

— Мне-то понятно, но я хочу показать вам, что когда человек исходит из норм и понятий внешнего мира, то он вынужден ловчить, приспосабливаться. Если бы в этот момент поблизости оказался знакомый человек, то ваше поведение уже зависело бы и от ваших отношений с ним. Верно?

Девица молчала, и доктор продолжил:

— Получается, что когда исходишь из понятий внешнего мира, то начинаешь вести себя как хамелеон.

Девица недовольно пожала плечами, и доктор поспешил добавить:

— Ладно, я же знаю, что ваш выбор всегда строится на личных соображениях.

— Да, только на своих собственных понятиях, — подтвердила девица.

— Хорошо, — продолжил доктор, — Пошли дальше. Исходя из этих понятий, вы решили, что тем подонкам не место среди людей, потому что они поступили бесчеловечно. Верно?

Девица кивнула головой, а доктор продолжил:

— Получается, что во всех случаях вы «за», и только тогда, когда дело касается попрания человечности — вы «против».

— Да, для меня унижение человечности — всё равно, что убийство. Я этого не переношу, — твёрдо произнесла девица.

— Я понимаю, — спокойно продолжил доктор, — что никакие другие обстоятельства внешнего мира не смогут повлиять на ваш выбор... И я хочу, чтобы вы почувствовали эту свою силу, свой личный стержень... Чувствуете, какая есть существенная разница между «хамелеоном» и сильным человеком? Сильному человеку незачем ловчить и бояться, что кто-то о нём не так подумает.

Девица вся напряглась и, глядя доктору прямо в глаза, кивнула.

— Хорошо, — произнёс доктор, — Теперь немного расслабьтесь и слушайте, что я вам скажу. С вашим парнем вы можете совершить жестокую ошибку, если войдёте в зависимость от его отношения к вашим чувствам. Допустим, он вам отказал...

Девица мгновенно сникла, но доктор был неумолим:

— Тогда вам не за что будет ухватиться, и вы сразу же сорвётесь в бездну душевной трагедии. Понимаете, какую душевную травму вы нанесёте себе, если заранее будете рассчитывать на взаимность?.. Запомните: вы обладаете силой только тогда, когда, рассуждая, ум опирается на ваш внутренний стержень, на ваши понятия... Вы же никого не обязываете быть для вас опорой в отношении тех подонков? Верно?

Девица в недоумении посмотрела на доктора, и тот пояснил:

— Значит, и в отношении своего парня вы должны быть сильной, а не впасть в роль хамелеона... Все мы обладаем свободой волеизъявления, и парень вправе отказать вам во взаимности... Вы должны исходить из силы своей любви, из своей свободы выражать свои чувства, но без всяких иллюзий обязательно быть понятой и признанной. В этом случае вы сумеете сохранить своё лицо, страх исчезнет, а душевная травма минует вас. Ведь вашу свободу высказаться сдерживает страх быть непонятой. Верно?

Она кивнула, и доктор продолжил:

— А если вы будете опираться на свой внутренний мир?.. Тогда вы почувствуете свою внутреннюю силу, и ничто не выбьет вас из седла. Вам не будет обидно или страшно, даже если ошибётесь в человеке. Вы будете открыты ему, поэтому и его сразу же сумеете проверить на открытость вам, на его человечность... В отличие от вашей мамы, вы сильный человек, и на её примере уже знаете, как это отвратительно, когда пользуются человеческой слабостью. Ведь вашу маму просто обманули, навязали ей несуществующую вину... Стоило ей заглянуть в себя, и она сразу же поняла, что её обманывают... Понимаете? Ей надо было с самого начала спросить себя: «А я сама как бы поступила, если оказалась бы на месте ухажёра?» Вся бесчеловечность ухажёра сразу же обнажилась бы перед ней. Тогда бы она сразу раскусила его бессовестную спекуляцию на её человечности. Она бы поняла, что ей нельзя идти на поводу у недостойного человека...

Девица удручённо закачала головой, а доктор продолжил:

— Понимаете, даже самые благородные идеи внешнего мира могут оказаться мишурой, а горечь самообмана может привести к трагическим последствиям... Человек слаб, когда живёт в ожидании своего признания во внешнем мире. А если окружающие люди не понимают?.. Представляете, скольких гениальных произведений человечество было бы лишено, если авторы, испугавшись гонений со стороны своих современников, отказались бы от свободы волеизъявления?.. Свою человечность, свой стержень, как личную точку отсчёта во всём, ни на какие блага обменивать нельзя. Свои намерения человек должен сверять со своей совестью, а не соизмерять их с условностями внешнего мира. Тогда, даже совершив ошибку, человек может осознать её и исправить, а не оправдывать себя, взваливая вину на что-либо извне.

Девица в упор посмотрела доктору в глаза и твёрдо заявила:

— Всё равно я хочу убить тех гадов! Это будет по совести.

«Может быть, любовь вытеснит её ненависть?» — подумал доктор и сказал:

— Я понимаю ваши чувства. Вы пережили жестокий урок жизни, но если хотите любить и быть любимой, то вам надо жить без озлобления... Вы мужественный человек, и не надо заглушать силу своей любви ненавистью... Вы желаете справедливости, но если на свершившееся зло вы ответите новым насилием, то зло не исчезнет, а только породит новую ненависть. Ведь совершив свой акт возмездия «по совести», вы лишите кого-то брата, мужа, отца. Со стороны детей и близких вы вызовете ненависть на себя. Понимаете?.. Разве ваша совесть после этого будет чиста? Эти двое совершили грех, но он не наказуем мирскими законами. Они поступили не по совести, и этот грех на их душе. Не перекладывайте их греховность на себя...

Дата добавления: 2015-07-08