Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Первые отклики читателей на вторую редакцию 12 страница

Читайте также:
  1. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 1 страница
  2. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 2 страница
  3. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 2 страница
  4. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 3 страница
  5. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 3 страница
  6. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 4 страница
  7. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 4 страница

Ещё во время предыдущей передачи доктор обратил внимание на шрам под бровью ведущего и теперь, кивком головы намекая на шрам, спросил:

— Помните свои первые драки? Вы с самого начала могли ударить первым?

— Нет, — удивлённо произнёс ведущий. — Вначале бил только после того, как меня уже ударили. Будто после этого я получал какое-то моральное право на удар.

— А что было потом, — поинтересовался доктор.

— А п-п-отом я просто заставил себя ударить первым.

— И после этого всегда могли бить первым?

— Не помню... — ведущий пожал плечами. — Наверно, да. Если противник был слабее, то бил не задумываясь.

— А вы можете вспомнить своё состояние в тот день, когда ударили первым? — не отставал доктор.

— Насколько помню, я это заранее так решил. Потом ударил, он упал.

— И всё? — деланно удивился доктор, подумав: «Интересно, как он дальше будет выкручиваться со своим заданием — не допускать звонки в студию?»

— Нет. Потом я сплюнул, — презрительно добавил ведущий, нервно теребя листок бумаги. — Теперь всё.

«Наверно, на листке домашняя заготовка с безобидными вопросами, — подумал доктор. — Ничего, сейчас найду твою слабину», — и с удовлетворением произнёс:

— То есть вы сознательно подавили в себе нечто, что мешало перешагнуть этот психологический барьер. Да?

Ведущий кивнул головой, а доктор, для большего эффекта, ещё мгновение выждал и глубокомысленно заявил:

— Вот это «нечто» — и есть кусочек человечности. Просто у вас этот кусочек вылетел с плевком, а у насильника со спермой, когда он впервые воспользовался «благами» тюремной жизни. Помните наш прошлый разговор?

Ведущий дёрнулся от такого сравнения, но быстро справился с собой, и с ироничной усмешкой спросил:

— Получается, что я совершил над собой такое же насилие, как и насильник в тюрьме?

— Не думаю. В противоположность насильственному наслаждению в тюремных условиях, вы хотели получить истинное удовлетворение на воле.

— Какое ещё там удовлетворение и наслаждение? — возмутился ведущий. — В тюрьме к насильнику его жертва не приставала, а мне, что было делать, если он сам полез в драку?

— Видимо, на это были причины, — парировал доктор. — Что-то же было. Помните?

— Конечно, помню. Я дал всем покататься на своём велосипеде, а ему не дал, — с ухмылкой ответил ведущий.

— Странно...

— Я хотел немного посмеяться над ним, — пояснил ведущий.

— Почему? Скажите, — настойчиво потребовал доктор.

Ведущий смутился:

— Не помню, — но, пересилив себя, пояснил:

— Он лучше меня играл в футбол, — и слегка покраснел.

— Я вас понимаю. Футбол — игра зрелищная, и красивой игрой можно завоевать симпатию у длинноногой пассии. Однако нашёлся кто-то и затмил вас. А теперь постарайтесь понять то, что я скажу сейчас. Если бы вы тогда ударили неосознанно, в пылу гнева, защищая что-то справедливое, по совести, то этот психологический барьер не был бы преодолён. Однако вами двигала зависть и злоба, а не чувство справедливости.

— Доктор, почему вы так думаете? — недовольным тоном перебил ведущий. — Я же просто хотел немного подшутить, — но доктор невозмутимо продолжил:

— Вы были с ним один на один, когда ударяли?

— Нет, нас была компания. Я же сказал, что свой велосипед давал покататься, — раздражённо ответил ведущий.

— Скажите: а если во дворе были бы только вы, ваш велосипед и он?

— Я бы катался на велосипеде, а он просто смотрел бы или пошёл бы домой, — недовольным тоном ответил ведущий. — Может быть, я и ему дал бы покататься.

Доктор не смог удержаться от менторского тона:

— Дело в том, что те или иные запреты присущи всем людям. Нарушить их, можно только сознательно преодолев психологический барьер. К примеру, если мальчик ударил девочку, сознавая, что она слабая и побоится дать ему сдачи, то, повзрослев, он, не задумываясь, сможет избивать свою жену. Осознанные действия создают определённые связи в мозгу, и в вашем случае возникла порочная связь.

Настроение у ведущего резко упало, и он мрачно произнёс:

— А что если сын подрастёт и схватит отца за руку? Что тогда?

Доктор почувствовал, что задел какую-то струну личной трагедии ведущего и постарался ответить безразличным тоном:

— Тогда избиения прекратятся, но как только сын покинет отчий дом, побои возобновятся. Что касается вашей драки, то в тот день вы сознательно хотели унизить этого футболиста, чтобы компенсировать свою зависть и злобу.

— Но ведь и сын, который схватил отца за руку, преодолел какой-то психологический барьер. Выходит, он тоже что-то нарушил? — агрессивно произнёс ведущий.

Доктор будто ждал этого и воодушевлённо продолжил:

— Вот именно! Он преодолел психологический барьер страха перед отцом. Его понимание человечности возобладало над субординацией родитель — ребёнок, и его поступок был по совести. Он сознательно проявил свою человечность, и для этого ему свидетели не потребовались. Почувствовали разницу? На благое дело свидетелей не зовут. То, что по совести — в свидетелях не нуждается.

У ведущего был несколько растерянный вид, и доктор вкрадчивым тоном продолжил:

— Понимаете, надо прислушиваться к голосу совести. Прежде чем совершить действие, надо осознать, что собираетесь сделать: защитить святое или получить удовлетворение от низменного?

— Да, но потом явился его дядя, — оправдывающимся тоном произнёс ведущий. — Его дядя так ударил меня, что шрам остался.

Доктор иронично спросил:

— А что, его дядя так сразу и ударил вас?

Ведущий занервничал, но доктор настойчиво потребовал:

— Расскажете подробнее, как это произошло?

— А что там рассказывать? Он стал требовать, чтобы я извинился перед его племянником. Я бы извинился, но не при других. По дурости взял и «послал» и дядю, и его племянника. Вот он и ударил.

— Я вам скажу, что тогда произошло. Вы возбудили в себе гордыню, когда унизили этого футболиста в присутствии детей. Гордыня ищет свою опору во внешнем мире, и именно для этого вам были нужны свидетели. Ведь в отсутствии свидетелей вы были готовы даже дать ему покататься на велосипеде, потому что без свидетелей гордыня отдыхает. Однако нашлись свидетели, и ваша гордыня получила своё удовлетворение, отразившись в восхищённых и испуганных глазах детей. Параллельно в вашем мозгу установилась порочная связь на такой способ получения радости. Тут появился его дядя, по справедливости наказал вас и разрушил эту связь. Шрам для вас, как напоминание, что злорадство вредно, и, по большому счёту, вы должны быть ему благодарны. Просто у кого-то такие шрамы видны, у кого-то не видны... Помните, прошлый раз я говорил о благодарности человеку, который своим вмешательством помогает расширить сознание?

Ведущий помрачнел, и доктор решил перевести разговор несколько в иную плоскость:

— Вы обращали внимание на то, что возгордившиеся люди с трудом переносят одиночество?

Ведущий рассеянно кивнул головой, а доктор продолжил:

— Это гордыня мучает их. Без свидетелей гордыня мертва, и ей нужна подпитка свежими восторгами. Однажды поступив не по совести и создав в мозгу порочную связь, можно без всяких угрызений совести многократно нарушать табу. Поэтому, возгордившиеся люди...

Ведущий побледнел, что-то омрачило его лицо, и он буквально выпалил свой вопрос:

— Получается, что убийца всегда способен совершить такое же преступление?

Ведущий ещё больше помрачнел от своего же вопроса, и доктор постарался ответить ему оптимистичным тоном:

— Да. Всё зависит от причины, и насколько сознательно было совершено преступление. Только осознанная дозволенность разрешает действовать вопреки совести. Сознательные действия не по совести создают порочную связь в мозгу, которая позволяет в дальнейшем обходить запреты. Поэтому убийство, совершённое впервые, содрогает душу, а при повторе — может даже сопровождаться удовольствием. Прежде чем совершить преступление во внешнем мире, человек должен сознательно совершить его в самом себе.

Ведущий совсем помрачнел и угрюмо выдавил:

— Наверно, поэтому человека выворачивает, когда он впервые совершает убийство. Будто с рвотными массами выталкиваются останки его человечности.

— Хоть и жутко выразились, но очень образно, — похвалил его доктор и продолжил:

— Всё это звенья одной цепи, — а в мыслях промелькнуло: «Фильмов насмотрелся, был свидетелем или сам руку приложил?»

Ведущий вздрогнул, и, будто задыхаясь, выкрикнул:

— Уже можно дать звонок?!

Вопрос, который должен был прозвучать в студии, ведущему был известен заранее, но ему внезапно стало не по себе от мысли: «С пистолетом и с попыткой изнасилования никуда этот мужик не пошёл бы жаловаться». Разом хлынули воспоминания, и ведущий уже ничего не слышал.

-87-

В тот день его велосипед кто-то основательно раскулачил. Остались только рама и педали.

Его друг снял цепь, пожалуй, единственное, что ещё на что-то могло быть пригодно, обещал помочь найти грабителя, и предложил вечерком прошвырнуться по городу.

Чтобы больше хватило на пиво, сигареты они «стреляли» у прохожих. Было уже поздно и, как следует, нагрузившись пивом, они возвращались домой. Приятелю хотелось покурить, и он попросил сигарету у подвыпившего мужика.

— Свои надо иметь, сопляк, — последовал ответ, и друг вспылил.

— Это кто, сопляк?! Я?! — взорвался он, перебирая в кармане звенья цепи. — А ну пройдём сюда, — и, вцепившись в рукав мужика, потащил его в подворотню ресторана.

Мужик не сопротивлялся, а когда они достигли укромного места, спокойно достал из кармана пистолет и направил его на юнцов.

— Становитесь лицом к стене, и скидывайте штаны. Живо! Сейчас я вас трахать буду, сопляки.

Дальше ведущий помнил плохо. Согнувшись, со спущенными штанами, он упирался головой в руки на стене и дрожал, боясь шевельнуться. Вначале послышался свист, глухой звук и взрыв нечеловеческих воплей. Свист повторился, и вновь вопли, вперемежку с матом, огласили окрестность. Свист, глухой звук, вопли, стон — всё это по нарастающей перемешалось в один сплошной вибрирующий гул. Вопли внезапно оборвались, и теперь стало слышно, как свист обрывается звуком ударов, будто выбивают пыль из ковра.

Удары с каждым разом слабели, становились реже, и в промежутках между ударами ведущий уже слышал тяжелое дыхание, прерываемое рвотными толчками и сплёвыванием. Затем послышалось шуршание и звон монет. Наконец, стало совсем тихо, и, подтягивая трусы вместе с брюками, ведущий рискнул обернуться. Лучше бы он этого не видел...

Возвращались они молча. Ведущий всё время порывался побежать, но друг, боясь привлечь внимание даже на пустынной улице, крепко вцепился в его рукав. О позванивающих монетах у себя в кармане он ничего не сказал, а ведущий не захотел даже посмотреть на пистолет.

— Завтра братан из армии возвращается. Он поможет загнать пушку, а я себе велик куплю, — деловито распорядился друг. — Жаль только, царапина осталась. Наверно, цепью задел... Надо ещё свечку поставить за упокой души — так принято...

— Слушай! — внезапно встревожился друг. — А твоя цепь где?

Ведущий в страхе отшатнулся, вырвался, и бросился бежать.

С тех пор этот вопрос: «А твоя цепь где?» звенел у него в ушах, когда ставил свечку в церкви.

-88-

Две машины мчались по ночному шоссе. В одной находились амбалы и цыганка со своим нехитрым скарбом, а в другой законник и жена доктора.

Законник предложил цыганке временно пожить на его даче, и теперь машина с цыганкой мчалась в сторону леса. Другую машину вёл законник, а жена доктора в его машине мчалась домой к малышу.

Представлением у цыган она была довольна, но её тревожило то, что старая гадалка не смогла снять порчу. Сила проклятия напугала даже видавшую виды цыганку.

-89-

— Считайте, что ваш свадебный подарок я истратила в роддоме, когда рожала малыша. Роды были тяжёлыми, — сказала она, обратив внимание на хмурый вид законника.

— Бабки — шелуха, — поморщился законник. — Я шкурный интерес к разборке имею, а детали сплошь в заковырках.

— А вы постарайтесь говорить нормальным языком. Может быть, я сумею помочь разобраться с «деталями».

Законник давно не слышал замечаний в свой адрес и побагровел. Однако на многие вопросы он не знал ответов, и решил сменить гнев на милость:

— Ладно. Я тут порассуждаю вслух, а вы исправьте, что не так.

Она согласно кивнула головой, и законник мрачно продолжил:

— Наперво, вам надо было меня с бароном выбить из седла, чтобы самой править балом. Поэтому отвели нам роль суда, но не простого, а высшего. Верно?

— Я и не думала исключать вас из игры.

Она пожала плечами и продолжила:

— Ведь среди присутствующих вы с бароном были самые авторитетные лица, а «высший» — это как эпитет в знак уважения. К тому же, я подумала, что своим единовременным участием в качестве судей, вы с бароном создавали равновесие между потерпевшей и виновной стороной. Поэтому...

Законник перебил её и сердито продолжил:

— Поэтому, как под конвоем, проводили и посадили нас на те места, которые и так наши. Почётно наградили нашим же правом последнего слова. Под соусом «высший суд» такие правила навязали, что я с бароном сразу же очутились за бортом. Напомнить ваши слова? «Высший суд — это самая последняя инстанция. А раз так, то и своё слово высший суд должен сказать самым последним». Для верности, ещё добавили, что раз мы разнолагерники, то должны, объективности ради, не вмешиваться и держать рот на замочке. Фактически, мы с бароном, как китайские болванчики, могли только кивать кочанами под ваши готовые решения. Разве не так?

Увидев, как обиженно надулись её губки, он примирительно добавил:

— Но я не в обиде. Вы честно предупредили меня, для чего я вам нужен. Для ширмочки, — ехидно закончил он.

— Нет уж, — несколько агрессивно откликнулась она. — За ширму прячутся, а я попросила вас быть декорацией. К тому же вы забыли, что были главным свидетелем, когда описывали позу цыган у нас под дверьми.

Вспомнив что-то смешное, она улыбнулась, но законник был чем-то недоволен и огорчённо сказал:

— Очевидцем был, базар свой помню, а то, что высший суд находится на небесах, забыл. Как фраер, купился на вашу лесть. Сбили вы меня с толку, когда сразу же сдали все козыри цыганам.

— А я думала, что поступаю справедливо, предложив цыганам самим начать рассказ по картинке «Поминки цыганской чести», — весело ответила она, вспомнив из учебника литературы похожую иллюстрацию «Опять двойка».

— Вот именно, с козырями угодили на поминки своей чести, — зло подхватил он её весёлость.

Вспомнив что-то смешное, законник не выдержал и рассмеялся:

— А ведь как славно запели вначале: «От смерти спас цыганочку, привёл к малышу мамочку, а как с другом пошёл к ней, им задали пи... лей».

Законник резко оборвал смех, мельком взглянул на неё и, убедившись, что стишки не очень смутили её, продолжил:

— Но меня удивило не их пошлое враньё, а ваша выдержка. Страсти вокруг вас брызжут, а вы молчите. Почему вы сразу не сказали, кто есть кто, а ждали, пока все цыгане наорутся?

Законник вновь мельком взглянул на неё, и ему показалось, что вопрос ей понравился. Улыбнувшись в ответ, она ответила:

— Моя стихия — это театр одного зрителя. Про театр объяснять долго, поэтому скажу проще. Мне нужно было объединить всех цыган в нечто единое, чтобы управлять ими было бы легче. К тому же, быстрее всего люди объединяются, когда они против чего-то. Потребовалась всего минута моего молчания, и шквал эмоций завертелся вокруг меня. Мне оставалось, или самой регулировать его направление, или стать жертвой несусветной лжи.

Она посмотрела на законника, пытаясь понять, насколько её ответ произвёл впечатление, но безуспешно.

— Ещё есть вопросы? — игриво спросила она, в попытке сорвать маску непроницаемости с лица законника.

Законник напряжённо смотрел вперёд на дорогу и даже не взглянул на неё. С долей сомнения он произнёс:

— Нечего мне баки заливать, что вы, как паук, плели свою сеть? Что же вы, как овечка, так смиренно отмазывались, заикаясь от страха? Я же своими зенками видел, как вы обо... простите, растерялись и до смерти были напуганы.

Законник был мрачен, и у неё в мыслях мелькнуло, что он не только смущён своими словесными киксами, но ещё и обижен на что-то.

— Не забывайте, что я актриса. Но и вы одно слово подобрали очень точно: смиренно. В тот момент для всех цыган я была объектом возмущения, который следует наказать. Как же, я ведь так бессовестно обошлась с их братьями. Оказывается, они не грабить пришли, а просто зашли навестить свою несчастную подружку. Вместо встречи с распростёртыми объятиями, их поколотили, и я должна за это ответить. Но к испуганной жертве, готовой безропотно принять своё наказание, люди относятся со снисхождением. Поэтому я начала строить своё оправдание с позиции заблудшей овечки, пытающейся осознать степень своего заблуждения, прежде чем понести заслуженное наказание. А говорила я тихо, чтобы все вынуждены были замолчать. Цыганам показалось, что сейчас они станут свидетелями унижения городской дамочки, которая будет ползать перед ними на коленях, вымаливая прощения. Зрелище обещало быть увлекательным, и поэтому они ловили каждое моё слово, а горлопанам сразу же заткнули рты.

Законник явно что-то обдумывал и, наконец, высказался:

— Вы так убедительно всё описали, что от умиления многие прослезились. Версия цыган в вашей интерпретации даже мне показалась очень правдивой.

«А ведь может грамотно выражать свои мысли», — подумала она и самодовольно произнесла:

— Слёзы — для меня дело привычное, но, как волосы встают дыбом, я увидела впервые.

— Ну, а я уже подумывал, что вы беленов объелись, когда стали человечность цыган расписывать. Прикинул, что пора делать ноги, а у вас в загашнике былина о дохлой тёще припрятана, и ждёт она не дождётся своей стрелки с сородичами, — зло рассмеялся законник.

— Зачем вы так грубо о покойнице? — сердито отреагировала она, подумав: «Так вот в чём его обида?» — Думайте, прежде чем говорить.

— С языка сорвалось, — невинным тоном стал отвечать законник. — Вы же не почес... простите, не удосужились предупредить меня о кончине горячо любимой и незабвенной тёщи цыгана, — ехидно закончил он.

— Но я же обещала вам бурю эмоций, а вы даже к такой мелочи не остались равнодушны. Вот поэтому я довольна своей игрой, — улыбаясь, парировала она.

Законник сразу помрачнел и раздражённо пробурчал:

— А вы можете хоть трижды тащиться от себя и от своей игры. Я законник и для меня нет мелочей. Мне надо всё загодя проявить.

— Сожалею, что забыла предупредить вас о покойнице. Но и вы забыли, что я вас попросила потерпеть с подробностями, и это я вас пригласила на свой спектакль. Где угодно, распоряжайтесь, но не в моём театре! — жёстко выпалила она в ответ.

Увидев, что губы законника мгновенно сжались в ниточку, она доверительно добавила:

— Я же вас посвятила в самую важную для меня тайну, связанную с малышом. О тёще я не сказала, чтобы вам же интереснее было. Разве непонятно? — и сама обиженно надула губы.

— Чёрт, — пробурчал законник после недолгих раздумий. — Ваша правда. У вас на всё такой базар, что впору самой быть законником.

— Лестно слышать, а вашу раздражительность я понимаю. Вы же просто боитесь, — сказала она и вздохнула, сделав тем самым небольшую паузу.

Законник вздрогнул и резко повернулся к ней. От возмущения глаза законника метнули в неё такие искры, что она, в страхе, скороговоркой выпалила:

— Боитесь ошибиться, когда не обладаете всей информацией.

Машина чуть было не вылетела в кювет, и в уме она сразу же зареклась шутить с самолюбием законника. Едва справившись с волнением от неминуемой аварии, она полушутя добавила:

— Мне ведь тоже нельзя будет ошибаться. Думаю, что труднее всего найти правильные ответы для первоклашек. Я же собираюсь стать учительницей начальных классов, и с малышами, в определённом смысле, буду нести тяготы законника.

Законник не преминул ехидно заметить:

— А я не знал, что и вы моим миром будете мазаны.

— Я рада, что вы об этом узнали. Раз уж вы теперь обладаете этой информацией, будем на равных, — парировала она его колкость.

«Пора кончать с обидами законника», — подумала она и с улыбкой добавила:

— Если мы на равных, то прошу простить меня. Обещаю, что подвохов с моей стороны больше не будет.

Законник ухмыльнулся, скорее удовлетворённо, чем с обидой, и сказал:

— Однако ловко же вы меня накололи с этим «боитесь». Да что меня. Сегодня вы всех лоханули. Полсотни гавриков отловились на ваши байки, что их соплеменники — герои, и ими гордиться треба. Такое отменное шоу для лопухов разыграли. И вдруг вместо венков навесили на этих джентльменов бесхозную покойницу, которая уже смердит на полу в мертвецкой. Соображалка у цыган зашкалила. Зыркают на вас, а вы этих придурошных о снисхождении к себе молите.

Законник продолжил елейным, но слегка издевательским тоном:

— И свечку за упокой поставили, и душу молитвой обогрели. Хоть как-то, но всё же посодействовали человеколюбивым мероприятиям цыган. А родственников как мило отколбасили, что для их же покойницы лучше и не наворотить. Ведь сколько разнообразия для неё получилось: день в больнице, ночь в морге, а потом можно и в гробик закатать — всё равно впереди вечность в могиле.

Она поморщилась, но решила подключиться к игре и, молитвенно сложив руки, в тон законника воскликнула:

— Так смилуйтесь, граждане цыгане и высокий суд!

Законник одобрительно закивал головой и, едва сдерживая себя от смеха, завывающим голосом продолжил:

— А вокруг всё чумело, тишало, слухало вас и ещё больше чумело. Впрямь, столбняк какой-то нашёл на цыган, и уже локаторам своим не верят. Обидно же такую жрачку для мозга скидывать на помойку. Один из них даже отвёрткой стал ковыряться в локаторе, чай, винтик какой прохудился, — а она взахлёб продолжила громовым голосом:

— И вот тогда-то у зятька покойницы волосы, к-а-а-к вздыбятся! К-а-а-к вздыбятся! И-и-и...

Она подняла руки кверху, резко опустила вниз и внезапно пискляво закончила:

— Чик, и рухнул воздушный замок добродетели.

Законник такому перепаду в голосе удивился, но она так заразительно рассмеялась, что он тоже засмеялся и сквозь смех продолжил:

— Вот тут-то соображалка у цыган и врубилась: «К-а-а-к? К-а-а-к такое возможно? К-а-а-к?»

— А я... а я, — заикаясь от смеха, продолжила она. — А я им про покойницу вразумляю: «Очень просто. Прямиком из больницы в морг».

— Вжик, и в мертвецкую на тачке! — загоготал законник. — А та баба, то бишь, супружница цыгана, что с топором прискакала!

— Ты у меня сейчас сам прямиком в мертвецкую отправишься к моей мамулечке! — завизжала она не своим голосом.

— А цыгане как заорут: «Ой-ой! Не бейте! Не бейте нас! Нас уже били!» Ей-богу, и смех и грех!

Вспомнив ещё что-то, законник резко оборвал смех и, как только она отсмеяла своё, продолжил:

— Я сейчас только сообразил, почему вы стали платочком обмахиваться, будто вам жарко. До самосуда полшага, а вы, оказывается, знак подали, и цыганку в этот бедлам вызвали... И как вы на такое решились? — удивлённо закончил он.

— Мелочи, — пренебрежительно ответила она. — Обычный драматургический трюк, когда смехом нейтрализуют ярость и гнев. Мне надо было разыграть комичную ситуацию. Вашего парня я попросила никого к машине не подпускать, а цыганку выпустить на сцену, когда дам знак платком... Кстати, вы сейчас так хорошо в ролях всё передали. Мне даже ваш жаргон понравился.

Параллельно, она подумала, что смех не только средство против гнева, но и лучше слёз обнажает сущность человека. «Плач сопровождает эмоции, а улыбка — осознаёт их. Поэтому улыбка лучше характеризует сущность человека. Что собой представляет человек видно по тому, как и чему он радуется», — додумала она и улыбнулась своему открытию.

— Наш жаргон называется феней, — пояснил законник, чувствуя, что краснеет.

Он был смущён похвалой, и решил, что с феней ему следует быть поаккуратнее. «Мало ли, что ещё брякну, и как она расценит мой выпендрёж?» — подумал он.

— А я всё в толк не мог взять, — с усмешкой продолжил он, — с чего это мы цыганку за углом церкви подсадили? Оказывается, вы не хотели, чтобы цыгане из другой машины увидели её. Поэтому и всем цыганам сказали, что она осталась в церкви помолиться за упокой души... Вроде, всё понял, но одно мне непонятно. Как вы всё заранее учуяли?

— А я просто была уверена, что мне обязательно понадобится эффект неожиданности. Когда мы выходили из дома, цыганка сказала, что была близка с покойницей. Вот я и подумала, что ей захотелось бы поставить свечку. Уже в церкви мне на ум пришло превратить цыганку в таинственный фантом. Но, чтобы не согрешить, я попросила знакомого священника помолиться за упокой души. Так что моя ложь насчёт цыганки не так уж далека от правды.

Законник задумчиво покачал головой и, вспомнив что-то, продолжил разговор:

— У себя дома цыганку вы приодели. Это я видел, но уже на суде она предстала, как ангелочек, разве что, без крылышек.

— Ничего особенного, — снисходительно ответила она. — Косметика, бижутерия и несколько моих наставлений. Пока я разбиралась с цыганами, она наводила нужный марафет.

— А мне почему-то казалось, что вы придадите цыганке жалкий вид побитой кошки.

— Чтобы жалким видом она дала бы повод для удовлетворения низменных чувств?! — возмутилась она. — Видимо, вы забыли, что цыганка моя названая сестра.

— А вы, наверно, подумали, что цыгане не способны на искреннее сострадание, — иронично парировал законник.

— Я так не думаю, но проявление тех или иных чувств во многом зависит от обстоятельств. Я уверена, что, в данных условиях, выражение чувства сострадания было бы лицемерием.

— Вот и попробуйте доказать, — усмехнулся законник.

— А вот это с удовольствием, — улыбнулась она в ответ, — но начну издалека, из опыта моей работы в театре. Дело в том, что у моей героини порой возникали чувства, которые шли вразрез со сценарием. Своим нутром, я сразу же чувствовала фальшь, и переделывала сценарий в соответствии с чувствами, которые испытывала сама. Даже во время представления выдавала отсебятину, как в джазовой импровизации, и моя героиня ни разу не повторялась. Мои партнёры иногда попадали в тупик, но всем было интересно работать в таком режиме импровизации. Главное, что на один и тот же спектакль люди с удовольствием приходили по нескольку раз. Им моя игра не могла приесться, потому что каждый раз рождалась новая героиня. Погода, настроение, зрители, партнёры, свет и многое другое действовало на чувственный мир моей героини. Поэтому образы всегда получались удивительно живыми.

Она взглянула на законника и убедилась, что тот с интересом слушает её повествование.

— Это я рассказываю к тому, что не на пустом месте могу судить об искренности чувств... Что касается нашего случая, то за словами сочувствия, цыгане спрятали бы своё презрение к цыганке и страх перед вами. Не тот это случай, когда, погладив по головке, хочешь пожалеть малыша, рано потерявшего мать. Кстати, жалость далеко не лучшее из чувств. Разве вы сами не чураетесь побитой кошки, испытывая к ней чувство брезгливости? Это только на словах вам её жалко. А теперь представьте, что у этой кошки неожиданно объявился хозяин, которого вы побаиваетесь. Так насколько ваши чувства будут искренними, если до этого вы успели пнуть эту кошку ногой? Для цыган вы выглядели бы, как хозяин побитой кошки, и поэтому ваше присутствие уже исключало искренность сострадания к жалкому виду. Причём, слова сочувствия могли бы нанести урон вашему авторитету. Вы же приехали не за моральной поддержкой цыган, а чтобы наказать виновных. И, наконец, самое главное. Чтобы интермедия удалась, мне надо было не цыганку унижать, а всех ошарашить её видом. Надо было ошпарить мозги цыган чем-то непонятным, невероятным. Мне надо было выбить их рассудок из плена ярости и гнева.

— Теперь, кажется, я стал понимать, почему для интермедии вы выбрали именно этот момент, когда цыгане стали орать, что их уже били... М-м-м... Напомните мне слово, когда страсти накалены до предела? Запамятовал.

— Кульминация.

— Ну да, вы кульминации дожидались. Вроде наивный вопросик возник: «Так кто же всё-таки бил этих бородатых оболтусов?» А как все сразу зашебуршились, занервничали. Ответа ждут на очень простенький вопросик. Кто? Кульминация нарастает, а вы платочком взмахнули, шепнули что-то этим цыганам, и те подскочили, как ошпаренные. Бородами замахали, тычут пальцем и во весь голос орут: «Так вот же она! Вот же она!» Все цыгане разом обернулись посмотреть: кто же это зубы повыбивал их братьям? И тут ваша затея с фантомом сработала. Зрелище, надо признать, было феерическим. У всех цыган глаза на лоб повылазили.

— Цыганка молодчина, — одобрительно произнесла она. — Очень красиво обрамила волосы жемчужным ожерельем.

— Да уж, прикид у неё был обалденный! Будто из-под земли вырос ангелочек в длинном платье, меховой накидке. Даже я не сразу признал. Королева, и так скромно себя держала! — восторженно произнёс законник, а она снисходительно улыбнулась, подумав: «Скромность всегда хорошо смотрится издали».

— Так это же наша цыганка! Так это она вас избила?! — продолжил законник. — И пошло и поехало по вашему сценарию. Мозги вы им таким кипятком несуразности ошпарили, что все разом заржали! Высший класс! — то ли иронично, то ли с восторгом закончил он.


Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 123 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Первые отклики читателей на вторую редакцию 1 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 2 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 3 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 4 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 5 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 6 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 7 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 8 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 9 страница | Первые отклики читателей на вторую редакцию 10 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Первые отклики читателей на вторую редакцию 11 страница| Первые отклики читателей на вторую редакцию 13 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.028 сек.)