История Церкви 55 страница

б) Бросается в глаза и вызывает недоумение опасная изолирован ность подлинно благочестивых дел на фоне обыденно-формального религиозного поведения, выход на первый план идеи «заслуги» и нездоровый арифметический подход к духовному благу. Торговля индульгенциями привела к прямо-таки чудовищному увеличению отпущенных грехов при одновременном снижении требований к усилиям благочестия, которые должны были бы прилагаться самими верующими. Особенно опасным злом была финансовая деятельность торговцев индульгенциями, которая становилась все более явной и наконец выступила наружу самым отвратительным и симоническим (в раннехристианском смысле слова) образом; пресловутая сделка между Львом X, Альбрехтом Бранденбургским и Фуггерами была последним толчком к Реформации²¹ (§79)²².

в) Чем шире распространялись религиозные обряды, тем более формально они исполнялись. Известно, например, что в Нидерландах в 1517/18г. жители ежедневно ходили к обедне; с другой стороны, новейшие исследования показывают, что, например, во Фландрии даже не все жители постились и причащались хотя бы в Великий пост. Богословие мессы было повсюду бессодержательным; начиная с XIVв. Святую мессу с помощью искусственных символов охотно связывали с внешними фактами Страстей Христовых. Но в этих объяснениях мессы нет почти ничего от истинного таинства смерти Господней, которое осуществляется здесь среди нас и сейчас. Истинное католическое богословие Креста оказалось утерянным.

3. Народ редко дает литературное выражение своим мыслям и чувствам и менее всего своей вере и благочестию. Он живет этими чувствами и выражает их различным образом, иногда весьма величественно (например, во время крестных ходов, самобичеваний, проповедей о покаянии или во время паломничеств или процессий). Но всякие крайние проявления религиозных чувств по самой своей природе— очень неточные свидетельства. Возникает вопрос, какие мотивы, представления и цели лежат в их основе.

Поэтому одна из самых трудных задач историка заключается в том, чтобы хоть сколько-нибудь адекватно охарактеризовать благочестие народа. И прежде чем начать наше странствие по истории Церкви, мы должны учитывать это обстоятельство, чтобы осознать наличие пробелов в наших исторических знаниях (т. 1, 10).

Напомнить об этом положении вещей и его проблематике особенно важно в связи с всеобщим «духовным» пробуждением населения Западной Европы в XVв., особенно в городах, где началось очень энергичное движение ремесленников и бюргеров. Шло ли благочестие народа, например его знание об Откровении как предпосылке веры, в ногу с ростом самостоятельности в торговле, ремеслах и управлении общественными делами?

Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, подумаем о том, насколько многообразно содержание собирательного понятия «народ», насколько различны дарования и познания народа именно в духовной сфере, ведь на нее должно опираться христианское благочестие, его содержательная суть²³. Кроме того, способность к духовно-рели гиозному восприятию и реагированию была различной в разных странах, в местностях с большим или меньшим количеством школ, с клиром, который подчас лишь очень в незначительной части стоял на высоте своей миссии с точки зрения богословской, моральной и пастырской; одни приходы оказывались поблизости от реформированно го монастыря, излучавшего подлинное благочестие, другие не имели перед глазами хорошего примера, поучающей литургии...

Уже эти едва намеченные вопросы показывают, что необходимы подробные и дифференцированные исследования, если мы хотим сколько-нибудь исчерпывающе рассмотреть нашу тему. Далее следует иметь в виду, что описание общего состояния почти с неизбежностью будет неадекватным. Собственно говоря, исследования могут более или менее точно охватить лишь небольшое пространство на небольшом отрезке времени, выясняя, что было живым в области народного благочестия, живым именно как ядро жизни— в отличие от внешней обрядовости.

4. Прямые и косвенные свидетельства раннего и высокого средневековья с поразительным единодушием говорят о сильной формализации христианских обрядов и дефиците сакральности. Поэтому нас не удивит наблюдение, что в период накануне Реформации указания, которые синоды адресовали пастырям относительно принятия таинств и количества и содержания проповедей, касались преимущественно моральных оценок и христианской обрядовости; однако собственно догматическая углубленность, например, объяснения того, чтоvесть Крещение, чтоvесть месса, или чтоvесть Церковь или спасение в этих синодальных посланиях представлены очень бледно, и соответствен но очень редко идет речь о причащении Святых Таин.

Мы уже говорили, что даже та меньшая часть духовных пастырей из числа низшего клира, которая проявляла религиозное рвение, не имела сколько-нибудь достаточных богословских знаний (например, о Церкви как о Мистическом Теле Христовом; о мессе как об актуализации праздника Пасхи через воскресшего Господа; об общении святых, в чьих душах Святой Дух вызывает духовно-божественную жизнь новой твари); и все-таки решающим остается слово апостола: «Как веровать в Того, о Ком не слышали?» (Рим 10,14).

Даже если отвлечься от многочисленных доказательств распространения грубых суеверий, христианский итог, в смысле жизни по Евангелию, можно назвать только неудовлетворительным.

Ключевым моментом этого благочестия, даже там, где оно было напряженным, где искало Бога, но не любви Господней, было не оправдание на Страшном Суде через Иисуса Распятого, но— в поверхностно-фактическом смысле— «избавление» от вечной гибели. Непосредственный контакт со словом Писания, Евангелиями и Посланиями апостолов, с интеллектуально-духовным богатством литургии был недостаточным: имел место великолепный всеохватывающий образ жизни с крещением в начале и похоронами в освященной земле в конце. Но вероисповедальная основа, духовное понимание того, во что веруешь, было довольно расплывчатым, неясным, восприятие таинств крещения и евхаристии в значительной степени вещественным.

Разумеется, мы, помня о веке Просвещения, не имеем права судить тех христиан по нашим меркам: в те времена изображение и обычай обладали более глубоко проникающей силой, чем сегодня.

И великий факт спасительной жизни Господа, Рождества, Страстей, Смерти, Воскресения, Вознесения и Сошествия Святого Духа, все это было внятно народу, знакомо по бесчисленным изображениям и было для него действительностью.

Свидетельство веры в такую жизнь часто было подобно детскому лепету, весьма далекому от полноты и правильности артикуляции, насколько мы можем теперь судить; но все же этот не слишком членораздельный лепет был выражением правильной веры в Бога Триединого, Творца, и в Иисуса Христа Распятого.

5. Итак, в конце средневековья и на пороге Нового времени мы находим ошеломляющее многообразие религиозных форм выражения. Их можно рассматривать с разных точек зрения. Но поскольку в этом многообразии имелось такое невероятное количество явно упрощенных и поверхностных элементов, можно было предвидеть, каким разлагающим действием они чреваты. Однако это никоим образом не дает оснований (1) принимать отрицательные стороны за целое и (2)считать, что именно такая практика в первую очередь была аутентичным изложением учения Церкви. И то, и другое многократно и безответственно проделывали реформаторы, особенно Лютер, и их приверженцы. С ними нельзя согласиться в интересах исторической истины. Значительно важнее увидеть и постараться понять, что и тогда, как испокон веков, в неразберихе многообразия продолжало развиваться здоровое богословие Церкви; что в суетном коловращении внешних отклонений Церковь продолжала служить возвышенную литургию Святой мессы с теми же исповедальными молитвами, что и ныне.

§76. Ренессанс и гуманизм

I. Понятие

1. С первой проповеди Иоанна Крестителя о приходе Мессии: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф 3, 1); с провозглашения крещения как нового рождения (Ин 3, 5); с провозвестия «се, творю все новое» (Откр 21, 5) представление об обновлении относится к самым мощным движущим силам истории христианства.

Начиная с XII и XIIIвв. требование религиозного обновления (Бернард, Иоахим Флорский, Франциск: реформа Церкви ради апостольской жизни, жизни в простоте) совпало в Италии с необычайно быстрым и глубоким всеобщим расцветом, всесторонней перегруппировкой сил и изменением политической, экономической и духовной жизни, особенно в городах. Интенсивная культурная жизнь со времени падения Гогенштауфенов и еще более с переезда пап в Авиньон погрузилась в водоворот политической борьбы всех против всех, которая привела к дальнейше му непредвиденному нестроению и напряжению.

Таким образом, произошел ряд глубоких возмущений в религиозной, церковной и политической жизни; человек открыл в себе множество новых сил. С другой стороны, мир стал свидетелем ужасной борьбы высших церковных иерархов. За губительным крушением императорской власти в конце того же XIIIв. при Бонифации VIII рухнуло средневековое папство; теперь источником страданий стали угнетающие и мятежные нестроения курии (даже двух курий схизмы) и полная политическая смута по всей Италии: народ пережил подъем и опасался падения. Снова дали о себе знать древние ожидания тысячелетнего последнего царства и Мессии-императора.

2. Двойное ожидание какого-то переворота, который наступит благодаря концу света (т.е. благодаря очищающему Божиему суду, который обуздает государство и Церковь), ожидание обновления мира и есть основа ренессансной идеи. Первым заговорил об «идее возрождения»²⁴ Иоахим Флорский, аббат XIIв. (§62, 3). Самым энергичным фактическим апологетом его «идеи» был Франциск Ассизский (§57, I) с его ни с чем не сравнимым стремлением бежать от мира, с одной стороны, и с его неукротимой жаждой внутреннего обновления по Евангелию, с другой. В обоих случаях мы имеем дело с еще отдаленными, еще только предвещающими грозу раскатами грома и подземными толчками, но они обладали такой мощью, что через полтора-два столетия сделали возможным феномен Ренессанса.

3. События развивались, однако, таким образом, что вскоре культурные тенденции вышли на первый план, оттеснив на второй план религиозные. И Ренессанс лишь косвенно стал религиозно-церковным явлением. Главной целью движения стало поощрение культуры, посюсторонних интересов, мирских забот. Ренессанс— продукт секулярного мира, а именно, набирающего силу третьего сословия, бюргерства, города.

Это, конечно, отнюдь не означает, что Возрождение как светское культурное движение по сути своей было не церковным или даже неверующим. Для большинства представителей Ренессанса связь с Церковью в течение долгого времени разумелась сама собой. Для большинства основоположников Ренессанса Церковь имела даже существенное значение. Но речь идет о внутренней ориентации, о цели. А эта цель не должна ограничиваться интересом к древним манускриптам, Библии или Отцам Церкви, хотя это порой и кажется очень важным. Но поскольку внутренняя энтелехия многогранного развития полностью зиждется сама на себе, покоится сама в себе, ее сущность, несмотря ни на что, ведет к ослаблению христианства— и самой Церкви.

Будет не противоречием, но необходимым дополнением подчеркнуть, что там, где контакт с церковной жизнью и христианской верой был достаточно глубоким и искренним, движение проявляло себя как христианское и укрепляющее Церковь (благочестивый гуманизм XV, XVI и XVIIвв.).

4. Ренессанс в собственном (уже завершенном) смысле развивается в Италии в XVв. (кватроченто, ранний Ренессанс) и в XVIв. (чинквеченто, высокий Ренессанс). Первого своего пика он достигает во Флоренции эпохи Медичи, полного расцвета и блеска— в Риме эпохи Юлия II и Льва X Борджа. Ренессансное движение, как и породившее его время, полно борений, напряженных отношений и коллизий— вплоть до внутреннего противоречия: типичный признак переходно го времени, чрезвычайно богато одаренного творческими, а значит, и взрывными силами, которые искушают свою эпоху. Наряду с несравненной, многосторонней гениальностью и вместе с нею мы видим неукротимую склонность к преступле нию. Почитаемая более всего в это время «virtu;» опиралась как на добродетель, так и на порок. Практика аморальной и внеморальной безудержности находила отражение в характерных для этой эпохи ученых трактатах: они толковали о наслаждении как о высшем благе, они толковали о политике, которой следует опираться, прежде всего, на моральные слабости и пороки людей (в области учения о государстве: Макиавелли).

II. Характерные черты Ренессанса

Ренессанс— типичное движение Нового времени, ибо оно характеризуется новыми духовными установками: национализм— индивидуализм— мирской дух— критика.

Чтобы избежать недоразумений в ходе дальнейшего изложения материала, подчеркнем, что многообразный Ренессанс является прежде всего движением, взрывоопасным сдвигом. Его сущность во многом обнаружится лишь позднее. Однако задача аналитика в том, чтобы нащупать эту сущность уже в самих принципах Ренессанса.

1. Ренессанс— «национально»-итальянское движение, результат стремления к народному итальянскому государству, результат требований национального партикуляризма (Кола ди Риенцо, † 1354г.)²⁵.

2. Ренессанс— это обращение к римской античности.

а) Взоры пробуждающегося народа сами собой обратились к корням своей сущности и своей энергии; неразбериха и сумятица современной политической обстановки способствовала возникновению лозунга, сохранявшего силу на протяжении всей эпохи: Назад к истокам! Ибо в своем истоке каждая сущность прозрачнее всего соответствует творческой воле Создателя и является наиболее совершенной. Для Италии таким первичным истоком была величественная и господствовавшая над миром римская античность.

б) Античность никогда до конца не умирала в Италии. О ней говорили собственное происхождение, пейзаж, руины, старинные здания и статуи, да и просто язык. Но тут вдруг это все словно проснулось и ожило после долгого забытья и стало снова громко стучаться в двери. Первая живая встреча с античностью была подарена итальянцам уже в средневековье оживлением старого римского права. Это было что-то неустаревающее, нерушимое, живое, великолепное по идее и по форме, один из шедевров человеческого мышления, имевший всемирное значение. В XIV и XVвв. новое открытие античности происходило во все более быстром темпе и воспринималось все с большим энтузиазмом и горячим восторгом; люди отбирали у земли сокровища античного искусства, собирали их, заново открывали бесконечно прекрасную и сладостную округлую форму этого столь земного искусства; люди снова начали читать книги древних, разыскивать в пыли библиотек древние манускрипты, открывать новые тексты, собирать их, платить бешеные деньги за право обладать ими почти как святыней.

в) Благодаря великому авторитету схоластов Аристотелю, на протяжении долгих веков не прерывалась связь с греческой античностью. Теперь эти знания обрели новую жизнь благодаря раскопкам и разысканиям в Сицилии и Южной Италии. И, наконец, Константинополь (после захвата его в 1453г. турками) послал своих ученых и рукописи, которые донесли до Запада все богатство греческой мысли на языке оригинала.

г) Разумеется, и прежде имелся живой контакт с греческой культурой: Мануил Хрисолор (с 1396г. учитель греческого языка во Флоренции, † 1415г.); Георгий Гемист Плифон († 1452г.), кардинал Виссарион († 1472г.). В Объединитель ном соборе во Флоренции (§66) принимали участие греческие ученые, которые с успехом применили там свой филологический метод. Плоды совместных усилий имеют весьма важное значение для истории мысли и истории Церкви.

3. Но вот отношение к античности начинает меняться: ее не только изучают— формируется внутренняя связь с античным прошлым. Речь теперь не о том, чтобы взять у древних квинтэссенцию великих идей и вписать их в христианско -богословскую систему: наблюдается стремление понять древние рукописи изнутри, воспринять их в собственном культурном контексте, прочесть их в местном колорите— так, как они были написаны многие столетия тому назад. Здесь таилась опасность.

а) Попытка заново ощутить мир чуждых представлений— не только предпосылка всякой исторической объективности и тем самым основа исторической науки; к сожалению, это и основная позиция релятивизма, духовного безразличия (которое, однако, вполне может идти рука об руку с почтительным восхищением полнотой и многообразием философских, религиозных и, конечно же, художественных высказываний). Этот релятивизм (как отправная точка!) и был, собственно говоря, той раковой опухолью, которая возникла в эпоху Ренессанса и разрослась и распространилась в Новое время; она имела фатальные последствия при определении того, чтоvесть истина, чтоv должно быть обязательным с точки зрения догматов веры, а что может или не может претендовать на догматическую терпимость.

Чтобы не впасть в заблуждение и не упрекать Ренессанс, особенно ранний, в явном релятивизме или догматической индифферентности, которая отнюдь не получила всеобщего распространения, нужно ясно представлять себе, как обычно происходят масштабные духовные сдвиги: часто элементы нового, которым приписывается большая ценность, наивно ставятся в один ряд с традицией, ибо на первых порах не возникает ощущения внутренней несовместимости обоих элементов.

б) Но античная культура была языческой. И изучение античных текстов привело к попыткам прочесть их как «языческие». Правда, ясность христианского монотеизма в противоположность путанице языческого политеизма была столь возвышенной, что до ренегатства и отпадения в языческую веру дело вряд ли доходило. Но древние мысли в литературе и в искусстве выступали в одеянии соблазнительных форм и легких нравов. Ни к чему не обязывающая, игровая, полная аллюзий, псевдогероизирующая форма политеистических мифов делала их особенно соблазнительными. Несомненно и то, что эта эстетизирующая игра в античную мифологию вплоть до высокого Ренессанса происходила на фоне стойкой христианской веры. Известны тысячи и тысячи изображений, в которых наивно-невинные языческо-мифологические сюжеты соседствуют с христиански ми высказываниями и сюжетами; мозаичные полы (домский собор в Сиене), фрески, статуи, надписи и титульные листы инкунабул изобилуют такого рода украшениями. Чтобы составить правильное суждение об этих эклектических памятниках, нужно представить себе, как опьяняло интеллектуалов той эпохи (философов, художников, теоретиков искусства, государственных деятелей) чувство дерзкой решимости подражать древним. Стоит также вспомнить, какую давнюю традицию и подчас обезоруживающую власть над умами имела аллегория. Античные герои, например, часто вполне всерьез воспринимались как провозвестники Христа. Именно богословская аллегорика подготовила умы к такого рода перетолко ванию, даже освятила его. Тот способ, каким построил свои доказательства Фридрих II, и теория двух мечей, к которой прибегла курия, были точно такими же примерами аллегорики, как и восторженное приветствие Данте, обращенное к Генриху VII («Ты ли это— тот, кто должен нам явиться?», «Се, агнец Божий удаляется»).

И все-таки трудно себе представить, что такого рода наивная путаница никоим образом не оказывала дурного влияния на чисто христианский элемент. В самом деле, многие умы, задававшие тон в ту эпоху, заражались языческим мироощущением (и даже моралью). И очень скоро начинали вести жизнь, целью которой становились непрерывные наслаждения.

в) Разумеется, говоря об этом «язычестве» не следует забывать о христианских элементах в Ренессансе; они имели решающее значение, и девиз «назад к истокам!» оказался весьма плодотворным в том, что касается углубленного изучения Священного писания и Отцов Церкви. Это движение имело огромное значение, особенно для внутрикатолической реформы XVIв. Но и начинавшийся Ренессанс (который невозможно отделить от гуманизма) проявился благодаря великим представителям углубленного христианства как христианское движение. Об опасности перетолкования христианства в неоплатони ческом духе (Пико делла Мирандола) мы скажем ниже.

Итак, подчеркнем еще раз, что было бы исторически неверно характеризовать гуманизм как движение, с самого начала нехристиан ское или недостаточно христианское. Гуманизм есть определенный духовный и душевный настрой, который первоначально реализовал ся в границах корректного христианского вероисповедания.

4. а) В-третьих, Ренессанс характеризуется изобилием мощных индивидуальностей. Политическая неразбериха, отсутствие сильной высшей администрации, оживление духовно-национального субстрата, быстрые темпы роста во всех областях человеческой деятельнос ти— все это делает Ренессанс поистине счастливым временем для людей с ярко выраженными интересами и для людей беспощадных и жестоких. Именно таких и порождало во множестве то бурное время.

б) Яркие индивидуальности не были редкостью и в средние века. Но существенное различие, имевшее поистине решающее значение для будущего, заключалось в изменении отношения к ним со стороны общества. В средние века отдельная личность была строго подчинена вышестоящему целому— государству, Церкви, христианскому учению. Теперь постепенно возникает и усиливается тенденция предоставить отдельного человека самому себе, более того, освободить его от норм и условностей поведения. Ибо даже при наличии вышестоящей власти и предписаний, которые поначалу никто не подвергает сомнению, а потом подвергают сомнению лишь очень немногие, человек начинает себя ощущать самоценным и самостоятельным. «Я» начинает становиться нормой, эталоном ценностей. Это «Я» осознает свою полноту и своеобразие и формулирует их²⁶. Пока еще речь идет об индивидуальности, а не об индивидуализме, но люди уже вступили на этот путь.

5. В этих разнообразных отношениях явно проступает некое (более или менее) фактическое (поначалу отнюдь не программное) отступление от некоторых идеалов церковно-средневековой культуры: вместо смирения— самосознание, вместо отречения, созерцания и молитвы— деяние и насилие, вместо умерщвления плоти— наслаждение; иными словами, потусторонности и Царству Небесному противопос тавляются посюсторонность, ее красоту и желание увековечить свое имя. Люди все больше и больше открывают красоту мира, ее ищут в путешествиях и гедонистическом созерцании природы (Петрарка; его жизнь на лоне природы, его восхождения в горы).

6. а) Наконец, Ренессанс по существу— движение мирское, что следует и из всех предыдущих характеристик. Хотя в нем участвовали и даже играли первостепенную роль многие клирики, папы и епископы, его тайная или явная тенденция была мирской и светской, а не клерикально-церковной. Однако, несмотря ни на что (и это очень важно) этот тезис должен быть ограничен: Ренессанс и гуманизм содержат и развивают тенденции к секуляризации прежде принципиально церковного мира; они являются вступлением или затактом к истории человечества, которая только с тех пор начинает нести на себе печать процессов секуляризации. Причина понятна: основной движущей силой движения было городское бюргерство; заново открытый и столь широко принимаемый в душу мир античности был языческим, чисто человеческим, не подверженным воздействию сверхъестественных идей; ренессансная культура возникла из мирского движения высокого средневековья, и ее привели к победе в первую очередь люди светские, продолжая сознательное или неосознанное отторжение от Церкви и борьбу с клерикализмом, о чем говорилось выше.

б) Для этой стороны движения особенно характерно новое учение о государстве, чреватое роковыми последствиями для истории Церкви Нового времени. Основополагающая идея со времен Фридриха II и легистов Филиппа IV все более избавляется от ограничений: государство оказывается не связанным не только с Церковью, но даже и с моралью. Воззрению Августина часто предпочитают концепцию, согласно которой государство рассматривается изолированно: оно есть власть и само по себе мера вещей. Разумеется, в XV и XVIвв. дело обстояло не так, как в более позднее время; в XVIв. общую картину еще определяло множество сочинений, направленных против Макиавелли. Но опять же речь идет о том, чтобы характеризовать начало нового направления; надо понять, какие семена были брошены тогда. Политика эпохи Ренессанса и абсолютизм XVII и XVIIIвв. действовали практически по теории Макиавелли, даже когда осуждали ее на словах; в XVIIIв. в значительной мере была принята и сама эта теория. Наконец, тоталитарные режимы нашего времени сделали самые последние выводы из учения Макиавелли, хотя современные тираны и кажутся бесконечно далекими от мыслей и чувств людей той эпохи и не имеют никакого права ссылаться на тех, кто еще были христианами.

в) Политика властителей Церковного государства в XV и XVIвв. также во многом практически следует учению Макиавелли. Политика федерализма, проводимая в то время папами, была необходима для сохранения Церковного государства. Но эта политика с ее слишком частыми переменами фронта носит на себе печать недостаточной верности. И когда Александр VI, противник Савонаролы, ради материальных выгод вступает в союз с врагом христианства турецким султаном, или когда Лев X, исходя из политических расчетов, долго колеблется, прежде чем энергично выступить против Лютера, или когда Климент VII отворачива ется от католического императора и встает на сторону французского союзника протестантов и тем самым, так сказать, спасает протестантизм,— во всем этом проявляется секуляризирующее мышление Ренессанса. С точки зрения истории Церкви, эти события принадлежат к самым позорным и трагическим внутренним противоречиям той эпохи. Напомним, что исторически самая важная проблема состояла не в личной несостоятельности отдельных пап, но в том, что личная слабость являлась характерным проявлением принципиальной позиции, которая стала для курии чем-то само собой разумеющимся.

г) Тот же дух индивидуалистической посюсторонности, естественно, охватил и торговлю. Преследуя сиюминутные интересы, люди перестали задавать вопрос о «праведной прибыли»; средневековый запрет на занятие ростовщичеством практически и даже принципиально был отодвинут в сторону; девизом предпринима тельства становится безоглядное использование любых возможностей обогащения; повсюду возникают банки, процветает торговля деньгами, все способы извлечения прибыли используются с тою же беззаботностью, с какой продаются индульгенции.

7. Новый реализм приводит к точному наблюдению природы и ее эксперимен тальному исследованию. Совершаются великие географические открытия, появляются новые изобретения. Многие ученые мужи испытывают непреодолимое стремление вырвать у природы ее тайны: Васко да Гама, Колумб, Мартин Бехайм, Парацельс, Кеплер, Коперник возглавляют этот список. Наряду с наукой той же цели призваны были служить магия и астрология²⁷. Результатом было необычайное расширение картины мира.

8. Наконец, Ренессанс является культурой внешнего выражения; в этом отношении он несет на себе печать единого эстетического и художественного стиля, для которого характерно поразительное многообразие форм.

9. Итак, возникает новый идеал жизни ²⁸. Движение, которое создал этот новый идеал, воспринимало себя как противоположность недавнему прошлому и его несущим силам: т.е. противопоставляло себя средневековью, всем его «пережиткам» и нелепостям в области схоластики, государства и Церкви. Прошлое казалось неподвижным, затхлым, тупым, давящим и косным. Все хотели видеть человечество более свободным, более прекрасным, более гармоничным. Идея свободы и прав человека, которая в той или иной форме (хоть подчас и отодвинутая на второй план) сопровождает развитие человечества в Новое время, явно стоит у самих его истоков. Требование большей свободы имело важные последствия для области веры. Как результат различных (упомянутых выше) точек зрения сформировалась решительная терпимость, но и равнодушие, безразличие к инаковерию. Ценность обязывающей истины потеряла притягательность. Свобода была переоценена за счет веры. Здесь— питательная почва одностороннего воззрения, до сего дня рассматривающего Ренессанс как время свободы, прерванное, к сожалению, Реформацией и Контрреформацией.

10. Гуманизмом принято называть тот аспект ренессансного движения, который занимался преимущественно литературным образованием, языком, воспитанием, научными штудиями. Плодами гуманистической интеллектуальной жизни были многочисленные издания, прежде всего древних авторов, а также эпистолярное наследие и эссеистика. Гуманисты, высоко ценившие искусство духовного контакта и переписки, любили демонстрировать свое близкое знакомство с античностью, в изобилии приводя цитаты, заимствованные из личной библиотеки. Этим ученым редко удавались собственные крупные произведения.

Многозначителен и сам термин: гуманизм— эпоха человека, т.е. такое время, когда человеческое становится мерой вещей.

11. Подведем итоги: Ренессанс и гуманизм— великое пробуждение европейского духа благодаря возвышению и дифференциации человеческого самосозна ния и представлению о положении человека в мире и, не в последнюю очередь, во времени. С этого момента в принципе ведет свое начало историческое мышление. С этого момента формируется осознание своеобразия эпох, их отличий друг от друга и их преемственности и взаимной обусловленности.

III. Ренессанс и гуманизм как факторы истории Церкви

Движение, подобное описанному выше, не могло не оказать решающего влияния на религиозную и церковную жизнь. Это обнаружилось уже на соборах, где обсуждались вопросы внутренней реформы и где новая индивидуалистическая позиция многократно находила формальное и содержательное выражение. Однако решающую роль в истории Церкви это движение начало играть только благодаря (А) ренессансному папству (в связи с политикой и искусством) и (Б) гуманистическому богословию и гуманистическому благочестию.

Дата добавления: 2015-11-03