Глава четвертая 23 страница

Оба эти примера, как и ранее приведенные, показывают, что в чисто композиционном построении строфы внутренняя рифма не играет у Тютчева организующей роли, зато смысловая ее функция во всех случаях очень выразительна.

- 300 -

Стихотворения Тютчева обычно очень невелики: чаще всего они умещаются в пределах восьми, двенадцати и шестнадцати строк. Сравнительно редко встречаются у него стихотворения, превышающие этот объем, но зато можно указать немало тютчевских стихотворений, в которых насчитывается менее восьми строк.

Тютчев является настоящим мастером четверостишия. В этом отношении из русских поэтов его, пожалуй, не с кем сравнить. У современников Тютчева четверостишия, написанные ямбом или хореем, носят по преимуществу эпиграмматический или альбомно-мадригальный характер. Тютчев намного превосходит каждого из них и по количеству имеющихся у него четверостиший (35), и по их значению в его творческом наследии. Наше представление о Тютчеве существенным образом изменилось бы, если бы среди его стихотворений не было таких, как «Последний катаклизм», «Увы, что нашего незнанья...», «Другу моему Я. П. Полонскому», «Умом Россию не понять», «Нам не дано предугадать...», «Природа — сфинкс. И тем она верней...» и ряда других. Большинство четверостиший Тютчева написано четырехстопным ямбом (17). Из других видов ямба среди тютчевских четверостиший шесть раз встречается пятистопный, пять раз — шестистопный, семь раз — разностопный. Есть у Тютчева четверостишия традиционного для поэтов его времени эпиграмматического, альбомного и т. п. содержания, не представляющие особенного художественного интереса. Но, когда я говорю о Тютчеве как мастере четверостишия, я имею в виду такие его стихи, которые в сжатых границах четырех строк заключают глубокие философские раздумия поэта или его заветные интимные переживания. Нередко афористической отточенностью словесного выражения мысли и чувства четверостишия Тютчева невольно вызывают в памяти знаменитые четверостишия поэта, вряд ли ему известного, — Омара Хайяма. Разнообразны и ритмико-интонационное звучание тютчевских четверостиший и, в частности, система их рифмовки. В зависимости от чередования рифм и их характера у Тютчева насчитывается восемь вариантов четырехстопного ямбического четверостишия, пять — пятистопного, два — шестистопного и три — разностопного. Хореем Тютчевым написаны только два четверостишия: эпиграмма «Над Россией распростертой...» (1860-е годы) и шуточные стихи «С новым годом, с новым счастьем... (1870). Одним из ранних примеров тютчевского четверостишия является написанное пятистопным ямбом стихотворение «Последний катаклизм»:

Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И божий лик изобразится в них!

- 301 -

Четверостишие это датируется не позднее 1830 года, так как в 1831 году было напечатано. Незадолго до того Баратынский в стихотворении «Последняя смерть» (напечатано в 1828 г.) также пытался представить «последнюю судьбу всего земного». Однако и по содержанию, и по форме стихотворения Баратынского и Тютчева резко отличаются друг от друга. «Последняя смерть» — это грандиозная картина смены «эпох», охватывающих «века»; это даже не столько лирическое стихотворение, сколько небольшая философская поэма, в которой содержится около сотни стихов, разделенных на восемь строф. «Последний катаклизм» — это лишь изображение одного конечного момента («последнего часа») в существовании мира, сведенное к предельно сжатой формуле.

Стихотворение Тютчева начинается стихом, в котором с различной силой звучат все пять метрических ударений («Когда́ пробье́т после́дний ча́с приро́ды»). В ритме этого стиха слух улавливает мерные удары часового боя, и метафорический образ «пробьет час» как бы лишается присущего ему переносного значения. Инверсия во второй строке выделяет слово «разрушится», на которое благодаря этому падает основное ударение («Состав частей/разрушится земных»), ощутимое в особенности потому, что ему предшествует пауза. Стоило бы переставить слова и придать им обычный порядок («Разрушится состав частей земных»), как глагол «разрушится» приобрел бы большую интонационную нейтральность. В двух последних строках важную роль играют ассонансы. Наибольшее смысловое значение здесь имеют слова «воды» и «божий лик». За исключением одного слова «опять», во всех остальных словах под ударением оказывается звук «о» или «и», который в звуковом отношении поддерживает логические ударения, падающие на два отмеченных слова:

Все зри́мое опять покро́ют во́ды,
И бо́жий ли́к изобрази́тся в ни́х!

Ритм стихотворения — спокойно-торжественный; несмотря на восклицательный знак, интонация несколько понижается в последнем полустишии, как бы вызывая в представлении неподвижную поверхность водного пространства. Совершенно иначе звучит другое четверостишие, написанное тем же размером:

Природа — сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

Стихотворение состоит из двух интонационно-синтаксических отрезков. Первый заключен в двух словах, которыми открывается четверостишие. В них задана философская тема стихотворения. Тире после слова «природа» естественно предполагает паузу. Вторая, более длительная пауза следует после слова «сфинкс».

- 302 -

Словами «И тем она верней» начинается второй интонационно-синтаксический период, охватывающий три с половиной строки, т. е. всю остальную часть стихотворения. Наличие двух переносов (в первой и третьей строках) и опоясывающая рифмовка с мужским окончанием в первом и четвертом стихах подчеркивают композиционную замкнутость всего этого периода. Чрезвычайно выразительна в интонационном отношении последняя строка, раскрывающая основной смысл стихотворения. В ней, как и в первом стихе, особенно заметна пауза, так как она приходится после ударного слога («Природа — сфинкс. / И тем она верней», «Загадки нет / и не было у ней»). То, что в заключительном стихе три ударения подряд падают на односложные слова, которые аллитерируют между собой («не́ т и не́ было у не́ й), придает скептической мысли поэта особую весомость и резкость звучания.

На непрерывном нарастании интонации, достигающей своего высшего подъема в последней строке, построено четверостишие Тютчева «Все, что сберечь мне удалось...» (1856), написанное четырехстопным ямбом:

Все, что сберечь мне удалось,
Надежды, веры и любви,
В одну молитву все слилось:
Переживи, переживи!

Стихотворение представляет собой единый порыв чувства, полного тревоги за судьбу любимого человека. Этот порыв выразительно передан всем ритмом четверостишия, чередованием одних мужских рифм, отчеканивающих концы строк, повтором слова «переживи», в котором последний ударный слог приобретает особенную силу и благодаря самому повтору, и благодаря пиррихию («Переживи, переживи!» — UUU′UUU′).

В качестве образца четверостишия, значительно отличающегося по своему ритмическому строю от стремительного ритма четверостишия «Все, что сберечь мне удалось...», можно привести проникнутые умиленностью строки:

Кто б ни был ты, но, встретясь с ней,
Душою чистой иль греховной
Ты вдруг почувствуешь живей,
Что есть мир лучший, мир духовный.

(1864)

Размер здесь тот же, что и в предыдущем стихотворении, — четырехстопный ямб; рифмовка — также перекрестная, но в этом четверостишии чередуются не одни мужские рифмы, а мужские и женские. При этом последние приходятся на четные стихи, а потому четверостишие заканчивается женской рифмой, придающей заключительной строке известную интонационную протяжность.

Наряду с четверостишиями, но в гораздо меньшем количестве (всего четыре раза) встречаются у Тютчева стихотворения, написанные

- 303 -

в форме пятистишия. Например:

В разлуке есть высокое значенье:
Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон — одно мгновенье,
И рано ль, поздно ль пробужденье,
А должен наконец проснуться человек...

(1851)

Тот же неравностопный ямб, хотя и в иной последовательности строк, и та же система рифмовки (AbAAb)²¹ — в эпитафии Тютчева Николаю I — «Не богу ты служил и не России...» (1855). Третье пятистишие — «Как дымный столп светлеет в вышине!..» (1848 или 1849) — написано пятистопным ямбом, с той же системой рифмовки, но с обратным расположением рифм (аВааВ). Всем этим пятистишиям присуща строгая законченность композиции, в особенности оттененная афористически-отточенным последним стихом: «А должен наконец проснуться человек...», А эта тень, бегущая от дыма...», «Ты был не царь, а лицедей». Четвертое пятистишие Тютчева — приветствие Вяземскому ко дню его именин — «Есть телеграф за неименьем ног...» (1865) интереса не представляет.

Несколько чаще (11 раз) обращался Тютчев к форме шестистишия. Среди его шестистиший имеются такие лирические перлы, как «Слезы людские, о слезы людские...» (1849?; 4-стопный дактиль; рифмы первого и пятого стихов женские, второго и шестого мужские, третьего и четвертого — дактилические), «Волна и дума» (1851; 4-стопный дактиль; рифмовка — aaBBcc), «Как ни тяжел последний час...» (1867; 4-стопный ямб; рифмовка — aaBccB); такие значительные стихотворения, как «С горы скатившись, камень лег в долине...» (1833; 5-стопный ямб; рифмовка AAbbCC), «И чувства нет в твоих очах...» (до 1836; 4-стопный ямб; рифмовка — aabccb). Шестистишием, рифмованным по системе AAbCCb, является стихотворение «Знамя и слово» (1842), написанное редким для Тютчева метром — четырехстопным амфибрахием. Остальные шестистишия поэта могут быть отнесены к числу стихотворных «мелочей».

Немногие стихотворения Тютчева, состоящие из семи строк («Всесилен я и вместе слаб...», 1810-е годы; «Тогда лишь в полном торжестве...», 1850; «Вот свежие тебе цветы...», 1873; «Хоть родом он был не славянин...», 1873), не заслуживают внимания по своей художественной незначительности, а в двух последних случаях — и незавершенности.

Из других видов бесстрофных стихотворений наиболее охотно пользовался Тютчев восьмистишием. Эту характерную для Тютчева форму, наблюдаемую в его творчестве начиная с тридцатых годов,

- 304 -

следует признать своего рода вариантом стихотворения, разделенного на две строфы по четыре стиха в каждой и появляющегося у Тютчева несколько раньше. Как и в таком стихотворении (ср., например, «Вечер», «Полдень», «Утро в горах»), обе половины восьмистишия обычно имеют перекрестную рифмовку с одним и тем же расположением рифм (AbAb). В одном случае («Успокоение») рифмы расположены в обратном порядке (aBaB) и в одном случае («Тихой ночью, поздним летом...») первые четыре строки имеют сплошь женские рифмы. Может быть, не всегда отсутствие строфического членения в тютчевском восьмистишии находит себе убедительное объяснение, и, с другой стороны, некоторые двухстрофные стихотворения Тютчева, казалось бы, могли быть объединены в восьмистишия. Как правило, однако, отказ поэта от разделения восьмистрочного стихотворения на строфы обусловлен ощущением, что в таком виде оно обладает большей внутренней спаянностью. Обычно она подчеркивается и чисто внешними художественными средствами. Например:

Как он любил родные ели
Своей Савойи дорогой!
Как мелодически шумели
Их ветви над его главой!..
Их мрак торжественно-угрюмый
И дикий заунывный шум
Какою сладостною думой
Его обворожали ум!..

(1849)

Впечатление композиционного единства в стихотворении «Вечер мглистый и ненастный...» (до 1836) достигается тем, что через все стихотворение проходит одна и та же рифмовка, а шестой стих к тому же является повторением четвертого, только с переставленными эпитетами:

Вечер мглистый и ненастный...
Чу, не жаворонка ль глас?..
Ты ли, утра гость прекрасный,
В этот поздний, мертвый час?
Гибкий, резвый, звучно- ясный,
В этот мертвый, поздний час,
Как безумья смех ужасный,
Он всю душу мне потряс!..

В стихотворении «Еще томлюсь тоской желаний...» вторая половина стихотворения, открывающая новый синтаксический период, начинается теми же словами, которыми заканчивается первая, но в обратной последовательности и в сопровождении эпитетов:

...И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой...

- 305 -

Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда...

Исключительный пример своеобразно рифмованного восьмистишия (aaBccBBa), через которое проходит один сложный синтаксический период, представляет стихотворение Тютчева «Поэзия» (не позднее 1850):

Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам —
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре —
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.

В качестве единственного примера стихотворения, состоящего из десяти строк, может быть указано стихотворение «Сей день, я помню, для меня...» (1830). Рифмовка в нем смежная: aaBBccDDee. Характерно, что все три пары мужских рифм как бы объединяются между собою общим ударным гласным «я» («меня» — «дня» — «заря» — «горя», «ея» — «я»), а две пары женских рифм — общим ударным гласным «о» («мною» — «волною» — «золотое» — «молодое»).

Хотя в творчестве Тютчева встречается и несколько более крупных стихотворений, написанных без разделения на строфы («Послание Горация к Меценату...», 1819; «Послание к А. В. Шереметеву», 1823; «Сон на море, не позднее 1836), все же стихотворения, в основу композиции которых положен строфический принцип, у него явно преобладают.

Первым по времени примером строго выдержанной строфической композиции является раннее стихотворение Тютчева «На новый 1816 год». В нем семь восьмистишных строф. Рифмовка в них перекрестная: нечетные стихи — женские, четные — мужские. Шестистопный ямб сменяется в двух последних строках каждой строфы ямбом четырехстопным. Различные варианты строф с укороченными последними стихами вообще были довольно распространены как в русской, так и в западноевропейской поэзии начала XIX века.

На два восьмистишия с такой же рифмовкой делится стихотворение «Неверные преодолев пучины...» (1820). За исключением одного последнего стиха, оно все написано пятистопным ямбом. Усечение строки на одну стопу создает некоторое ускорение ритма, оправданное смыслом четырех заключительных строк:

Скорей на брег — и дружеству на лоно
Склони, певец, склони главу свою —
Да ветвию от древа Аполлона
Его питомца я увью!..

- 306 -

В ряде стихотворений Тютчева, относящихся к первой половине двадцатых годов, разделение на строфы чисто условное, поскольку по своему построению эти строфы не повторяют одна другую. В стихотворении «К оде Пушкина на вольность» (1820) три строфы различаются как по количеству строк (I строфа — 8, II строфа — 6, III строфа — 9), так и по системе рифмовки. То же наблюдается и в стихотворениях «Весна» («Любовь земли и прелесть года...», не позднее 1821), «А. Н. М.» (1821), «Друзьям при посылке „Песни радости“ из Шиллера» (1823?). Нельзя не признать, что это лишает названные стихотворения достаточной композиционной стройности. Вместе с тем первая строфа стихотворения «А. Н. М.» любопытна тем, что она уже обнаруживает тенденцию к большим интервалам между рифмующимися строками, примеры которых мы найдем в позднем творчестве Тютчева: В данном случае система рифмовки такова: AbACbbCA.

С середины двадцатых годов в поэзии Тютчева начинают преобладать четкие строфические формы. В подавляющем количестве случаев, независимо от метра стихотворения, Тютчев пользуется различными видами четверостиший и восьмистиший. Чаще всего четырехстишнная строфа у него имеет перекрестную рифмовку с женскими окончаниями в нечетных стихах и мужскими в четных. Это вообще наиболее традиционная форма четырехстишной строфы. Гораздо реже встречается у него строфа с обратным порядком рифм («Летний вечер», не позднее 1829; «Еще шумел веселый день...», не позднее 1829; «Не рассуждай, не хлопочи...», 1850?; «Она сидела на полу...», не позднее 1858: «В небе тают облака...», 1868; «Опять стою я над Невой...», 1868, и другие), а также строфа с одними мужскими рифмами («Cache-cache», не позднее 1829; «Весенние воды», 1830?; «День вечереет, ночь близка...», 1851; «Когда, что звали мы своим...», 1858; «Брат, столько лет сопутствовавший мне...», 1870). Строфа с перекрестными женскими рифмами является у Тютчева исключением («Эти бедные селенья...», 1855). Строфа с неполной перекрестной рифмовкой применена им в стихотворении «Как неразгаданная тайна...» (1864). В строфе только четные мужские стихи рифмуют между собой, а нечетные женские не имеют рифмы:

Как неразгаданная тайна,
Живая прелесть дышит в ней, —
Мы смотрим с трепетом тревожным
На тихий свет ее очей.

В четырехстишных строфах с опоясывающей рифмовкой Тютчев, как правило, располагает рифмы в таком порядке: aBBa («Олегов щит», 1828 или 1829; «Глядел я, стоя над Невой...», 1844; «О, вещая душа моя!..», 1855; «Над этой темною толпой...», 1857; «Н. И. Кролю», первая половина 1860-х годов; «Певучесть есть в морских волнах...», 1865, и другие). Обратный порядок рифм (AbbA) — в стихотворениях «К Н.» («Твой милый взор, невинной

- 307 -

страсти полный...», 1824), «Ты зрел его в кругу большого света...» (начало 1830-х годов), «Утихла биза... Легче дышит...» (1864). Единственным примером четырехстишной строфы со смежными мужскими рифмами служит стихотворение «С поляны коршун поднялся...» (до 1836). Иной характер смежной рифмовки в стихотворении «Рим ночью» (не позднее 1850): здесь первый и второй стихи мужские, а третий и четвертый — женские.

Далеко не всегда, однако, форма четырехстишной строфы строго выдерживается Тютчевым на протяжении всего стихотворения. Так, например, из двух строф «Видения» (не позднее 1829) первая имеет перекрестную рифмовку AbAb, a вторая — опоясывающую аВВа. В строфах стихотворения «Душа хотела б быть звездой...» (до 1836) представлены два вида опоясывающей рифмовки: aBBa и AbbA. Из пяти строф стихотворения «К N. N.» («Ты любишь, ты притворствовать умеешь...», не позднее 1830) в четырех строфах применен второй порядок опоясывающей рифмовки, а в пятой, заключительной — первый. Трижды меняется система рифмовки в четырехстишиях «Бессонницы» (не позднее 1829). Стихотворение открывается строфой с перекрестными мужскими и женскими рифмами (aBaB). За ней следует строфа с опоясывающей рифмовкой aBBa. Все остальные строфы снова имеют перекрестные рифмы, но порядок их изменен: женские рифмы заняли место мужских и наоборот (AbAb). Три строфы стихотворения «Странник» (1830) рифмованы по-разному: первая — AbAb, вторая — AbbA, третья — aBaB.

Иногда Тютчев вводит опоясывающую рифмовку только в последнюю строфу стихотворения, написанного с соблюдением во всех остальных строфах перекрестной рифмовки, тем самым более отчетливо подчеркивая концовку («Через ливонские я проезжал поля...», 1830; «Как над горячею золой...», 1830?; «Есть в осени первоначальной...», 1857). Как правило, все подобные изменения системы рифмовки поддаются внутреннему осмыслению. Это легко проследить на примере стихотворения «Как над горячею золой...»:

Как над горячею золой
Дымится свиток и сгорает,
И огнь, сокрытый и глухой,
Слова и строки пожирает:

Так грустно тлится жизнь моя
И с каждым днем уходит дымом;
Так постепенно гасну я
В однообразьи нестерпимом!..

О небо, если бы хоть раз
Сей пламень развился по воле,
И, не томясь, не мучась доле,
Я просиял бы — и погас!

- 308 -

В первых двух строфах перекрестная рифмовка aBaB. Обе строфы, в которых заключено сравнение дымящегося свитка с тлеющей жизнью, представляют единый синтаксический период. При этом сравнение переходит в развернутую метафору. О себе самом поэт говорит теми же словами, что и о свитке: свиток «дымится и сгорает», так что от написанных на нем слов не остается следа; жизнь человека «грустно тлится» в «с каждым днем уходит дымом». Постепенному угасанию соответствует и метрический рисунок протяжно звучащей фразы, заканчивающей весь этот синтаксически-интонационный период: «В однообразьи нестерпимом» (UUU′UUU′U). В последней строфе Тютчев меняет перекрестную рифмовку на опоясывающую: женские рифмы оказываются смежными внутри строфы, которая замыкается мужским стихом. Этот заключительный стих интонационно делится на два полустишия: после слов «я просиял бы» поставлено тире, создающее паузу и подготавливающее читателя к восклицанию «и погас», которое вырывается у поэта как вздох освобождения.

Немалое значение имеет изменение рифмовки и в последней строфе стихотворения «Есть в осени первоначальной...». Две первые его строфы написаны смешанным четырехстопным и пятистопным ямбом, в последней же строфе, в двух средних строках, появляется ямб шестистопный. Меняется и рифмовка. В первых двух строфах рифмовка перекрестная AbAb, в третьей — опоясывающая AbbA. Благодаря такому изменению порядка рифм последняя строфа заканчивается не ударным слогом, как две предыдущие, а безударным. Женская рифма в заключительном стихе и предваряющие ее пиррихии (UUU′UUU′U) придают окончанию стихотворения некоторую замедленность. Лишние же стопы в двух предшествующих строках, довольно отчетливо улавливаемые на слух, как бы подчеркивают ощущение далекости предстоящей зимы:

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь —
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле...

Значение женского окончания последнего стиха хорошо уясняется из сопоставления с метрически сходным четвертым стихом первой строфы, имеющим мужское окончание — «и лучезарны вечера» (UUU′ UUU′). Сопоставление это подтверждает справедливость наблюдения Б. В. Томашевского, что «мужское окончание всегда производит впечатление большего завершения, чем женское окончание»²².

- 309 -

Изменение системы рифмовки при строфическом построении стихотворения само по себе еще не составляет специфической особенности Тютчева. Этим приемом пользовались и Пушкин («Приметы», «Ты и вы», «Что в имени тебе моем...», «Красавица»), и Лермонтов («Договор», «Пророк»), и Баратынский («Рим», «Младые Грации сплели тебе венок...»), но у Тютчева он встречается значительно чаще, чем у кого-либо из современных ему поэтов, и в ряду других художественных средств способствует ритмико-интонационному многообразию его лирики.

Из других строфических форм наиболее часто встречаются у Тютчева различные виды восьмистишия, прежде всего восьмистишие четырехстопного ямба с перекрестной рифмовкой AbAbCdCd. По замечанию Б. В. Томашевского, «эта довольно стершаяся строфа имеет самые различные применения в силу того, что и традиция этой строфы не подсказывала определенного прикрепления к какому-нибудь жанру»²³. Такой строфой написаны «Благодарность Фелице» и некоторые другие произведения Державина, вследствие чего и позднее она не раз применялась в одах («Наполеон» Пушкина, «Видение» Рылеева). Вместе с тем такое же восьмистишие — в стихотворениях Пушкина «Романс» («Под вечер осенью ненастной...») или «Для берегов отчизны дальной...». У Тютчева эта строфа впервые появляется в произведениях, восходящих к одическому жанру — «14-е декабря 1825» (1826) и «Как дочь родную на закланье...» (1831). В дальнейшем, начиная с середины тридцатых годов, поэт пользуется ею как в стихотворениях, примыкающих к одической традиции, — «29-е января 1837», «Весна» (не позднее 1838), «Славянам» («Привет вам задушевный, братья...», 1867). «На юбилей князя А. М. Горчакова» (1867), — так и в лирике природы — «Нет, моего к тебе пристрастья...» (до 1836), «Над виноградными холмами...» (до 1836), «Давно ль, давно ль, о Юг блаженный...» (1837?), «Осенней позднею порою...» (1858), «Хоть я и свил гнездо в долине...» (1861), «Как неожиданно и ярко...» (1865), «Ночное небо так угрюмо...» (1865). Вариантом той же строфы служит восьмистишная строфа с обратным порядком рифм — aBaBcDcD («О чем ты воешь, ветр ночной?..», до 1836; «Конь морокой», 1830). Как и восьмистишие схемы AbAbCdCd, эта строфа была распространена в русской поэзии первой трети XIX века (см., например, большую часть рылеевских «Дум»). Оригинальны другие разновидности восьмистишной строфы четырехстопного ямба, обнаруживающиеся в творчестве Тютчева. Это, во-первых, строфа с перекрестной рифмовкой, но с различным порядком женских и мужских рифм в каждом четверостишии (AbAbcDcD — «Поток сгустился и тускнеет...», до 1836); во-вторых, строфа с опоясывающей

- 310 -

рифмовкой схемы aBBacDDc («Фонтан», до 1836; «День и ночь» не позднее 1839; «Молчит сомнительно Восток...», 1865); в-третьих, строфа с опоясывающей рифмовкой, но с различным порядком рифм в четверостишиях (aBBaCddC — «Как весел грохот летних бурь...», 1851); в-четвертых, строфы с неустойчивой системой рифмовки. Такие строфы встречаются в стихотворениях «Цицерон» (1830), «Как птичка раннею зарей...» (до 1836), «Еще земли печален вид...» (до 1836), «Неман» (1853). В стихотворениях «Цицерон» и «Еще земли печален вид...» первая строфа имеет опоясывающую рифмовку той же схемы, что и в стихотворении «Как весел грохот летних бурь...»; вторая строфа является соединением четверостишия опоясывающей рифмовки aBBa с четверостишием перекрестной рифмовки AbAb. Стихотворение «Как птичка раннею зарей...» открывается четырьмя строками, рифмованными перекрестно, с мужскими окончаниями нечетных стихов и женскими окончаниями четных, но затем, до самого конца стихотворения, т. е. на протяжении двух с половиной восьмистишных строф, выдержан обратный порядок рифм — по схеме AbAbCdCd. Наконец, стихотворение «Неман» состоит из пяти строф с самостоятельной системой рифмовки каждая (I — AbAbCdCd, II — AbbAcDcD, III — aBaBcDcD, IV — aBBacDDc, V — aBaBcDcD).

Восьмистишная строфа наблюдается у Тютчева в стихотворениях, написанных пятистопным ямбом («Могила Наполеона», не позднее 1828, I — aBBaCddC, II — в строках 5—8 перекрестные рифмы aBaB; «Святая ночь на небосклон взошла...», 1848 или 1849, a BaBcDcD; «Памяти В. А. Жуковского», 1852, перекрестная рифмовка с меняющимся порядком женских и мужских рифм; «19-е февраля 1864», 1864, AbAbCdCd); шестистопным ямбом («Mal’aria», 1830, AbbAcDDc) и смешанным ямбом («На камень жизни роковой...», 1822, aBaBcDcD; «Колумб», 1844, I — aBaBcDDc, II — AbAbCdCd; третья часть стихотворения «Наполеон», не позднее 1850, AbAbCdCd; «Родной ландшафт... Под дымчатым навесом...», 1859, AbAbCdCd).

Наряду с первой из указанных форм четырехстопной ямбической строфы с перекрестной рифмовкой большое распространение в русской поэзии получило восьмистишие четырехстопного хорея также с перекрестными рифмами AbAbCdCd. Это строфа пушкинского «Талисмана», «Предчувствия» и «Бесов»; такой строфой написаны «Недоносок», «Бокал» и некоторые другие стихотворения Баратынского. У Тютчева она представлена стихотворениями «Альпы» (1830), «Тени сизые смесились...» (до 1836), «Вновь твои я вижу очи...» (1849?) «Тихо в озере струится...» (1866). В одном случае Тютчев внес в эту форму строфы небольшое изменение: в стихотворении «Пламя рдеет, пламя пышет...» (1855) строки пятая и седьмая не рифмуют между собой (AbAbCdEd). В меньшем количестве, чем восьмистишные строфы,

- 311 -

но все же довольно часто встречаются у Тютчева различные формы пятистишной строфы. Для четырехстопного ямбического пятистишия наиболее обычна рифмовка AbAAb (у Пушкина — «Паж или пятнадцатый год», «В последний раз твой образ милый...»). Тютчев пользуется строфой с такой системой рифмовки, как в стихотворениях, написанных четырехстопным ямбом («Двум сестрам», 1830; «Обвеян вещею дремотой...», 1850; «Предопределение», 1851?; «Н. Ф. Щербине», 1857; «Е. Н. Анненковой», 1859; «Играй, покуда над тобою...», 1861; «Черное море», 1871), так и в стихах, написанных четырехстопным хореем («Что ты клонишь над водами...», до 1836; «Чародейкою зимою...», 1852).

Играй, покуда над тобою
Еще безоблачна лазурь;
Играй с людьми, играй с судьбою,
Ты — жизнь, назначенная к бою,
Ты — сердце, жаждущее бурь.
———
Что ты клонишь над водами,
Ива, макушку свою?
И дрожащими листами,
Словно жадными устами,
Ловишь беглую струю?..

Строфа с таким же чередованием рифмующих строк, но с одними женскими рифмами — в стихотворении «Не остывшая от зною...» (1851). Иначе построено четырехстопное ямбическое пятистишие в стихотворении «Пророчество» (1850): строфа открывается двумя смежными женскими стихами, с которыми рифмует стих четвертый; рифмующие между собой строки третья и пятая имеют мужские окончания:

Не гул молвы прошел в народе,
Весть родилась не в нашем роде —
То древний глас, то свыше глас:
«Четвертый век уж на исходе, —
Свершится он — и грянет час!»

Та же форма строфы, но при наличии сплошь мужских рифм, в стихотворении «Я знал ее еще тогда» (1861). В написанном пятистопным ямбом стихотворении «Русская география» (1848 или 1849) первый стих, имеющий мужское окончание, рифмует со стихами четвертым и пятым, а стих второй, имеющий женское окончание, — со стихом третьим (aBBaa).

На две пятистишные строфы с одинаковым порядком рифмующих строк, но с различным расположением женских и мужских рифм делится стихотворение «Люблю глаза твои, мой друг...» (не позднее 1836).

- 312 -

В первой строфе рифмы размещены в последовательности аВаВа, во второй — AbAbA:

Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной,
Когда их приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг...

Дата добавления: 2015-10-28