Перед отъездом 4 страница

Выехав на одну из улочек поселения, я увидел идущую по дороге пожилую женщину. Подъехав к ней, я спросил ее, не знает ли она, у кого можно было бы здесь, со временем, остановиться на постой. Разговаривали мы не по-русски и вскоре, из-за плохо знания мной местного диалекта, перешли на русский. «Да вряд ли, кто примет – здесь это не принято, да и случаев-то таких, если и принимал кто, не припомню», – был ответ. Расспросив меня, кто я, откуда и зачем пожаловал, и, видимо, удовлетворившись моими ответами, она заметила: «У меня сын недавно уехал в город. Его дом пустует. Говорит, что не вернется больше сюда. А так я больше не знаю, у кого может быть пустое жилье». Чувствуя, что уже теплее, я задал ей прямой вопрос, не могла бы она принять меня. «Надо подумать», – ушла она от ответа, и тут же спросила. – А ты с директором нашим говорил?». Получив отрицательный ответ, женщина объяснила, как найти руководителя, который решает здесь все вопросы, связанные с проживанием. Поблагодарив женщину и попрощавшись, я направился на поиски искомого дома. Подъехав к нему и миновав открытую калитку, я взошел на крыльцо, увидел снятую и оставленную прямо на улице обувь, снял свои сапоги и постучал по косяку двери. Кстати говоря, меня очень удивило и крайне порадовала привычка или правило всех местных жителей этой части региона снимать обувь на пороге, не входя в дом. Изотерически это очень правильное действие, что так хорошо понимали наши предки. Современные же люди, особенно жители городов, не придают этому должного значения, и часть из них не только переступает порог в обуви, но и свободно ходит в ней по комнатам, не ведая, скольким проблемам открывают тем самым дверь в свой родной дом, призванный служить для них крепостью. Я уж не говорю о тех случаях, когда точно так же ведут они себя в гостях. Таких людей и вовсе лучше не пускать за порог своего дома: они не только принесли грязь, но в явной и открытой форме выказали полное неуважение к хозяевам дома. Многие скажут, что это делается несознательно, но я скажу, что это еще хуже: их действием руководит подсознание, а оно – сильнее…

Постучав еще раз, и не получив ответа, я вошел в дом и громко окликнул хозяев. Вышла женщина, как я догадался, указанный мне руководитель, за ней выглянул и мужчина. Обменялись приветствиями, после чего меня пригласили в дом, и традиционно расспросив, кто, откуда и с какой целью, выслушали мои вопросы и пожелания. Мои слова о своем намерении уединиться крайне удивили их и, по-моему, насторожили. Я поспешил добавить, что за это время я хотел бы проработать пять своих уже написанных книг с тем, чтобы подготовить их к печати, а уединения ищу, чтобы восстановить свое душевное равновесие, успокоить нервы, а заодно и подправить здоровье. «Чтобы строить свой дом – это исключено. А подселиться… В принципе, это возможно, – был ответ. – Но надо подумать. У нас ведь не простое селение – это закрытая территория. Я должна посоветоваться. Запишите мой телефон и позвоните на следующей неделе». Обрадованный тем, что не получил категоричный отказ, я скоро попрощался и вышел на крыльцо дома. Вслед вышел и мужчина. «Я сам прожил в лесу пять лет в полном одиночестве», – признался он, несколько уважительно поглядывая на меня. «Ух ты, вот это да!», – только и нашелся я, что ответить. «Я тут подумал, может для тебя подойдет дом лесника на кордоне. Не Бог весть какое жилье, но печка ладная, есть электричество, да и банька в справном состоянии, – неожиданно обрадовал он меня. – Вот только туда на твоей машине в хлябь и зимой не проехать. «Нива» или «УАЗик» пройдут, а эта, – кивнул он в сторону моей машины, –нет». Поговорив еще, мы распрощались, и обнадеженный, я направился в сторону выезда с территории поселения.

У первого КПП ко мне навстречу вышел охранник, поздоровался, спросил к кому ездил и скоро ли вернусь обратно. Получив ответы на все свои вопросы, утвердительно кивнул и пожелал счастливого пути. Чтобы не смущать его своими последующими действиями, подождав, когда он чуть отойдет так, что меня не особо будет видно, я низко поклонился этому месту и духу, его хранящему, от всей души поблагодарил их, пожелал Божьего им благословения и поехал в сторону выезда из Зоны «Z».

Было уже темно, и на небо высыпали звезды. Я подумал, как хорошо, что предупредил администратора турбазы «Y» о своем возможном возвращении.

Благополучно проскочив нужный поворот и «напоровшись» на сотрудников ДПС, невесть откуда взявшихся в этих местах в столь позднее время, удовлетворив их законное и доброжелательное любопытство, я вернулся назад и нашел нужный указатель.

Знакомого администратора уже не было, – уехала на ночь домой в соседнее селение, – и ко мне навстречу вышел еще не совсем пожилого возраста мужчина восточной национальности, узбек, как я узнал позже, поближе познакомившись с ним. Махмуд, так его звали, был предупрежден о моем возможном возвращении и, посетовав и посочувствовав, что придется подождать, пока дом не разогреется, направился за дровами для растопки холодной печи. Забрав все необходимые вещи, я вошел в уже знакомый дом. Что холодно, – не страшно: печь-то все равно рано или поздно разогреет воду в батареях, и может мне повезет не замерзнуть этой ночью. А я же в ожидании долгожданного тепла, смогу поработать на компьютере, обработав несколько сделанных за день снимков. Махмуд вернулся и поинтересовался, ужинал ли я. Я признался, что с утра ничего не ел. «И у нас ничего уже нет», – сокрушенно покачал он головой. «Хлеб и кипяток-то есть?» – улыбаясь спросил я. «Это-то есть», - недоверчиво покосился Махмуд. «Ну и отлично. У меня с собой мед, так что поужинаю по-царски», – обрадовался я возможности просто и сытно поесть. Покачав головой, он удалился, но вскоре вернулся опять: «Пойдем, я тебя по-человечески накормлю», - бросил он и, не смотря, последую ли я за ним, отвернулся и направился в сторону столовой. Дважды приглашать меня не было необходимости: прыгнув в сапоги, я рванул за ним.

«Махмуд, я не знаю, как и благодарить тебя», – признался я, когда он поставил передо мной полную тарелку дымящегося густого жаркого и корзинку со свежо нарезанными ломтями душистого и хрустящего белого хлеба. «Ничего не надо», - небрежно бросил он, но было видно, как ему приятного от того, что он делает благородное дело, и оно оценено.

Такого аппетита, признаться, я давно, – да что там, давно! – несколько лет не испытывал. Отложив кусочки мяса в сторону, я с жадностью набросился на картофель, не забывая отдать должное и хлебу. Опустошив тарелку, я сходил в машину за медом. Позвав Махмуда, я попросил его принести пустую баночку, куда мог бы перелить мед и для него в знак признательности. Предложение явно обрадовало его, и он скоро вернулся с нужной посудой. «Там еще банька не остыла, – заметил он. – Пойду, подскажу, чтобы дров подбросили. Попаришься, помоешься, к тому времени и дом немного прогреется». Я чувствовал себя на седьмом небе! А после чая с медом и понравившимся хлебом, готов был признать, что недалеко и до неба восьмого.

Давно не парившись, я отвык подолгу сидеть в бане, как это бывало раньше, когда меня невозможно было выгнать из нее – спасибо моему двоюродному брату, пристрастившего меня к этому чудодейству. Трижды наскоро посетив парилку, столько же раз пообливавшись холодной водой и вымывшись, я на ощупь поднялся по едва угадываемой извилистой тропинке к своему дому. Казалось, температура в комнате как была, так и осталась прежней. Я потрогал батареи – едва теплые. Охо-хо, сколько же придется ждать, да и дров-то принесли – кот наплакал, и на самовар не хватило бы. Узнав, где находится дровяник, я вновь спустился к баньке, сбоку которой и нашел сарайчик с дровами. Набрав поленья, вернулся к печи, и забросал их поверх уже почти прогоревших прежних, только недавно заброшенных – быстро же сгорают, придется еще сходить, да и не раз.

Как я не ждал, но нужного тепла так и не дождался. Но здесь, в этом доме, все равно было гораздо теплее, чем в комнате на турбазе «Х». Так, что чего жаловаться-то и хныкать? Почитав какое-то время уже известную по буддизму книгу, я лег и попытался заснуть. Пусть и не скоро, но все же это удалось. Я ждал каких-нибудь особенно ярких, необычайных, знаковых снов, но снились почему-то одни кошмарики и просто неприятные сны. Однако проснулся я совершенно выспавшимся и бодрым. Умывшись, быстренько одевшись в прогретую уже усвоенным способом одежду, я направился в столовую выпить горячего чаю перед дорожкой.

С благодарностью покинув место ночлега и, взяв, на всякий случай, номера телефонов его хозяев, я направился к перекрестку, с которого начинался ранее мною выбранный краткий маршрут для возвращения в Казань – длинный маршрут я еще успею исследовать. По дороге домой я хотел спокойно проанализировать свои ощущения и принять соответствующие решения. Вчера вечером, после возвращения из Зоны «Z», я намеренно старался не думать о чем-либо, связанном с событиями прошедшего дня, особенно его вечера, проведенного на опушке. Теперь же я попытался воспроизвести свои вчерашние ощущения. Это легко удалось.

Первое, что я понял и принял – время уединения пришло. Это не вызывало никаких сомнений. От одной только этой мысли я испытывал невероятный приток сил, прилив воодушевления и ощущение полной свободы – все то, чего был лишен все эти годы с тех пор, как вернулся из своего первого затвора в мир людей и их дел. Период моей жизни после возвращения был необходим и крайне тяжел. Он послужил хорошей школой для того, чтобы лучше узнать себя и людей, расстаться с иллюзиями, которых имел и создал более чем достаточно для того, чтобы в последующем сполна настрадаться за это. Несмотря на испытанную душевную боль, я ни на мгновение не сомневался, что моя жизнь, по большому счету, принадлежит людям и должна служить на их благо. Свое новое предстоящее уединение я воспринимал, в большей степени, как способ восстановления сил для будущих дел, связанных с исполнением моей Миссией, которую начинал все более и более осознавать. Получив от Бога много знаний и, в первую очередь, Его Указ о своем предназначении – Служении, я должен был собрать все полученное, узнанное воедино, отбросить все лишнее, что успел нахватать в пылу своей суетной, лихорадочной и полуосознанной деятельности. Сформировав и укрепив свой духовный стержень, я собирался обрести ясное и спокойное понимание того, каким образом предстоящая Миссия должна будет исполнена. Новые знания и опыт свершенных ошибок, болезненных уроков могли бы оказаться хорошим подспорьем в этом. Но первое, в чем я больше всего остро нуждался, это пройти путь необходимого покаяния и очищения, что само по себе потребует значительное время. У меня не было иллюзий в отношении своей греховности и духовной незрелости. Ряд последующих событий, как вы убедитесь в дальнейшем, лишний раз подтвердят правоту этого утверждение.

Поняв, чего я хочу больше всего на свете, я тут же признался себе, чего я больше всего не желаю – это было очень просто, учитывая мое теперешнее состояние, характерное для меня вот уже пять последних лет: я страстно не хотел жить среди людей; я страстно не хотел заниматься всем тем, чем занимаются в большинстве своем они, стремящиеся к успеху, к достижению более высокого социального положения и материального благополучия; я страстно не хотел быть участником этой безумной, невероятно жестокой, бездушной, чаще всего совершенно безнравственной гонки за тем, что навязывается идеологией потребительства. Я безумно устал жить в мире тотальной лжи и бескультурья. Мне невыносимо душно в атмосфере почти что полной бездуховности. Вынужденный последнее время заниматься бизнесом, мне было тяжело мириться с тем, что достичь успеха в нем сегодня возможно только будучи алчным и не обремененным мыслями о нравственности и справедливости. Невероятно тяжело смотреть, как мгновенно меняются люди, когда речь заходит о деньгах. Со всем этим я хотел покончить для себя раз и навсегда: бизнесмен во мне давно умер, а все мои попытки его реанимировать неизбежно приводили и могли привести к нравственной деградации и духовному падению – на этот счет иллюзий у меня давно нет, потому я так сильно и сострадаю людям, чей выбор или, точнее сказать, отсутствие иного выбора, очевидно. По этой же причине ныне я лишен высокомерия, когда речь заходит о вопросах духовности людей, которых раньше так легко судил и осуждал: откуда им взять сил противостоять этой жизни, в которой искушения и страхи так сильны, что подавляют любую попытку, любую возможность что-либо по-настоящему осознавать? А ведь для того, чтобы сознание работало, нужны энергия и правильная информация. Ни того, ни другого нет: люди энергетически заблокированы, зашлакованы, информационно введены в заблуждение и дезориентированы в вопросах выбора истинных ценностей. Как же можно хотеть жить в таких условиях? Как же можно судить тех, кто вынужден в них жить, не имея иного выбора или сил, чтобы сделать правильный? Господи, помилуй и спаси нас, грешных!

Как бы вторя характеру моих мыслей, дорога изменилась: асфальт закончился, началась грунтовка. Каменная пыль длинным шлейфом вилась за каждой из машин, уродуя местный ландшафт. Спасаясь от пыли, я закрыл окно – наивный: она теперь заполнила весь салон, втягиваемая разницей давления сквозь щели в кузове – «плюс-минус на зазор». Несколько раз наскочив защитой и днищем на камни, рискуя пробить топливный бак или повредить рычаги и тяги, я вынужден был сбросить скорость со ста сорока-ста шестидесяти до сорока-пятидесяти километров в час, и короткий маршрут стал неумолимо превращаться в длительный. Переключив все свое внимание на дорогу, я оставил все свои размышления на потом. Через час я заехал в какое-то село, на одном из перекрестков которого расспрашиваемый мною о дороге мужчина, сочувственно покачал головой: «Дальше только «Урал» сможет проехать. Лучше возвращайся обратно и езжай другой дорогой». Вот тебя и на!.. Что ж, делать нечего, надо повертать…

Рано или поздно, я должен был очутиться на трассе, ведущей меня через промежуточный пункт остановки в Казань. Выехав на нее и облегченно вздохнув, я решил заночевать в городе своих известных вам романтических и деловых воспоминаний, а заодно и привести в божеский вид свой полностью пропыленный автомобиль.

Хорошо отдохнув и выспавшись, радуясь солнечному дню и теплой погоде, я продолжил свое путешествие. Ехалось легко. Настроение было отличным. Достал свой выключенный мобильник, решив, что надо просмотреть, кто звонил мне за эти дни. Разобрав сообщения о пропущенных звонках, выбрал один из них и стал ждать ответа на вызов. Состоялся короткий разговор, в ходе которого выяснилось, что в мой адрес было направлено письмо, в котором меня уведомляли, что если в ближайшие пять дней не будет произведен взаиморасчет, то на одну из моих компаний, владельцем и руководителем которой я являюсь, подадут в суд. Я ответил, что подобного письма не получал и указал, что тут произошло какое-то недоразумение: с руководителем компании-партнера мы давно оговорили все условия и сроки расчетов и он лично заверил меня, что нет никаких поводов для беспокойства. Мне ответили, что он неожиданно передумал. И произошло это как раз в те дни, когда я был в горах. Настроение мгновенно испортилось. Первым намерением было тут же созвониться с ним и высказать все, что я думаю по поводу подобных решений. Эмоции переполняли меня, представляя собой смесь гнева, обиды и страха. Конечно, я понимал, что происходит на самом деле, и где-то, как я полагал раньше, внутренне готов к подобным и другим событиям. Оказалось, не готов. Выяснилось, руководитель был в отъезде. Что-то подсказывало мне не звонить на его сотовый пока не обрету состояние душевного равновесия и способность спокойно мыслить. Я вновь просмотрел все SMS-сообщения: среди них звонков от него не было. Стало вдвойне обидно: мог бы и позвонить, прежде чем прибегать к подобным жестким действиям, ничего, в итоге и в принципе, не решающим, но значительно осложняющим жизнь. Приложив все усилия для того, чтобы успокоиться и вспомнив, как следует поступать в соответствии с духовными законами, я стал анализировать это событие.

Имеющие опыт принятия решений о кардинальной смене реальности, хорошо знают, как умеет сопротивляться оставляемая реальность. Особенно, если речь идет о выборе мира духовного и оставлении материального. Что-то должно было произойти. Я знал, что только этим случаем дело не ограничиться – предыдущая карма не позволит просто так оставить то, что ее наработало. Знал и другое: в этом случае есть и определенные уроки, которые я должен обнаружить, распознать, после чего найти правильные ответы на поставленные вопросы и вслед за этим предпринять правильные действия. Первое: идет проверка на силу и истинность нового намерения. Ответ: это действительно то, чего я больше всего на свете хочу и готов заплатить любую цену, какой бы она ни была; избранный мною духовный путь – единственен, альтернативы ему нет, все остальные не имеют ни смысла, ни какой-либо ценности. Стало намного легче. Успокоившись еще больше, и обретя твердую почву под ногами, я продолжил свой анализ, своевременно вспомнив и другой духовный закон, о котором большинство людей мало что знают: любое проявленное в материальном мире событие изначально формируется в мире духовном и только потом материализуется, воплощается. Реагируя на проявленные явления, необходимо, в первую очередь, произвести действия в тонком, не проявленном, причинном мире, исследовать его и сформировать в нем максимально благожелательное намерение по отношению к тем, кто послужил видимым источником причин наших проблем, беспокойств. Желая максимально благоприятный для нас исход любых событий, мы должны создать причины, в силу которых к нам может быть проявлено максимально благожелательное отношение тех, от кого этот исход зависит и уж точно не питать к ним негативных мыслей и не иметь злонесущих намерений. Стало быть, второе, что от меня требуется: я должен максимально объективно подойти к рассмотрению данной ситуации и избавиться от своей рефлексии, вызванной ею. Начнем с гнева и чувства обиды. Гнев вызван тем, что я посчитал действия данного руководителя неправильными, несправедливыми, необоснованными. Так ли это в действительности? Не было ли причин, мне не известных, в силу которых он поступил так, а не иначе? Не может ли быть так, что он сам оказался под какой-то неожиданно возникшей, неведомой для меня угрозой, вынудившей его поступить подобным образом? Если это так, то часть его действий уже можно объяснить. А то, что не позвонил, то я знал, что подобное, в принципе, в его характере. Допустим, что все так и обстояло в действительности, и теперь причин для гнева нет. Дальше чувство обиды… А чего обижаться на того, кто, если вспомнить, проявил итак много понимания и терпения, войдя в затруднительное в положение моей компании и уже ни раз переносившего сроки расчетов? Разве кроме чувства признательности и благодарности я должен что-либо испытывать к этому человеку? Разве этого мало для одной чаши весов, призванной и долженствующей перевесить все остальное на другой? Глупо обижаться и крайне неблагодарно. Теперь со страхом… Борьба со страхом перед тюрьмой – давно пройденный этап: неприятно, но жить и там можно. Штрафы? Надо еще доказать нашу виновность. Ведь злого умысла не было, а сложности возникли не по нашей вине. К тому же и проблемы, как таковой, нет: сроки расчетов перенесены только из-за бюрократических формальностей, связанных с оформлением разрешительных и согласительных документов. Так чего бояться? Нервы? С этим придется смириться, но можно и не нервничать, если заранее настроиться на неизбежное зло, связанное с потерей времени и сил. Так, с рефлексией покончено. Теперь о правильных действиях… Заставить пересмотреть свое решение этого руководителя мог только страх перед вышестоящим руководством или проверяющими органами. Вторым легко доказать законность обоюдных действий, а вот перед вторыми иногда бывает гораздо сложнее, если в деле задействованы эмоции. Вышестоящее же начальство часто грешит этим, и загоняет своих подчиненных в угол или устраивает показательную порку в назидание другим. Если мои предположения верны, то все, что я в силе сейчас сделать единственно возможное и конструктивное, это обратиться к его шефу, которого я сам лично знал уже много лет, как и он меня. Ни разу и ничем не испортив ни человеческую, ни деловую репутацию перед ним и возглавляемым им объединением, я решил обратиться к нему напрямую с просьбой о его ходатайстве в адрес его же подчиненного. В итоге получилось бы так, что все сохранили бы свое «лицо», а я получил необходимую отсрочку. Конечно, это были всего лишь предположения, которые, однако, спустя неделю полностью подтвердились: я получил два месяца на решение вопроса и сохранил доброжелательные отношения с тем, кто мог бы причинить массу неприятностей и к которому после этого я вряд ли смог бы питать теплые чувства, если бы так и остался неосознанным и рефлексирующим существом. Но до этого благополучного разрешения проблемы я всю неделю жил в некотором напряжении, готовясь к развитию событий по их самому худшему сценарию.

Справившись с эмоциями и абстрагировавшись от проблемы, на которую я ничем ни уже, ни еще повлиять не мог, кроме как проанализировать и осознать ее возможные причины и следствия, я остановился в знакомой березовой роще, сплошь заросшей папоротниками. Посреди осени это соседство производит неизгладимое впечатление своей красочностью, фантастичностью и красотой, заставляющей забывать все и обо всем. Взяв фотоаппарат, я до самых глубоких сумерек проходил среди них, не имея сил не фотографировать их и так, и эдак. В полном покое я покидал любимую рощу, благодаря и кланяясь ей, ее обитателям и местному духу, привычно прося Бога благословить их и это место.

Уставший от непростой дороги и испытанного нервного напряжения, поздно ночью я вернулся в город, в котором оставались незавершенные дела, связанные с бизнесом. Поселившись в прежней гостинице, наскоро приняв душ, я приготовился ко сну. Уютно укрывшись в кровати двумя теплыми одеялами в прохладной и еще не отапливаемой комнате номера, вспомнив о Зоне «Z», неожиданно для себя я почувствовал то острое, невыразимое словами чувство, которое испытывает пылко влюбленный к своей далекой, вынужденно покинутой возлюбленной, мечтая как можно скорее вернуться к ней. Я ни на мгновение не сомневался во взаимности, и как бы в ответ на мои чувства, пришло умиротворяющее ощущение-посыл: «Я жду тебя!». Полежав какое-то время свернувшись калачиком, пытаясь как можно скорее согреться, я вдруг почувствовал настоятельную необходимость лечь на спину, выпрямиться, убрать из-под головы подушку и расслабить тело, иногда еще слегка подрагивающее от холода. Неожиданно, начиная с ног и в сторону головы, пошли волна за волной теплые импульсы энергии, полностью пронзающие тело насквозь. Эта была та же самая энергия, что даровала мне Сила в Зоне «Z», только проявлялась она несколько иначе или же это я ее иначе воспринимал. Но то, что это была именно она и пришла именно с тех мест, не возникало и тени сомнения. Я чувствовал, я отчетливо понимал и знал, что она подбадривает меня, дает силу поддержки, просит не сомневаться в правильности принятого решения идти избранным Путем, зовет продолжать идти туда, куда всегда стремилась моя душа, в каких бы потемках та не бродила, как бы низко не падала. На душе было так светло, что хотелось плакать от тоски и надежды одновременно. Это хотела плакать сама душа, боящееся потерять только что найденный путь к подлинной свободе. Мои дух, разум и сердце слились воедино с моей душой и желали только одного – вернуться туда, где, возможно, их всех ждет подлинное рождение, подлинная жизнь, подлинное бессмертие… И уже засыпая, я отчетливо понял: только что горы и Сила окончательно приняли меня и теперь их Зов я буду слышать всегда…

Проснувшись утром, я осознал, что хочу только одного: как можно скорее завершить все свои дела, рассчитаться со всеми своими долгами, принести свои извинения перед всеми, кого, возможно, обидел или оскорбил – одним словом, сделать все то необходимое, что требуется от человека, оставляющего мир суеты и желающего уединиться. Нужно было устранить все видимые и неявные связи с миром так, чтобы ни одна из них не проявилась в будущем, напомнив о своем существовании и требующая к себе внимания, которое отныне с определенного момента времени должно быть полностью направлено только на одно – Путь.

Посетив нужные учреждения и уладив в них свои дела, я выехал из города по направлению к Казани. Впереди по трассе ждал еще один урок, чей горький привкус еще долго будет ощущаться…

Спустившись к знакомому мосту и проехав его, сворачиваю к своему излюбленному месту Силы, к святым ключам. Слава Богу, никого нет – в пасмурную погоду посетителей здесь все же значительно меньше. Осматриваю небо: хозяина места, небесного старожилы нигде не видно, – видимо, сидит себе в гнезде, да воркует со своей возлюбленной. Ловлю себя на мысли, что после поездки в горы, это место словно бы поблекло – свершено не те ощущения, что были раньше. Ну, да ладно: беру фотоаппарат и, пройдя мимо родников, поднимаюсь наверх по холму, где на его склоне, ближе к вершине, растут особняком три дуба. Давно приметил, как хорошо они будут выглядеть на снимках на фоне низины и другого склона, живописно обнажившего свои камни и породы, за многие годы терпеливого позирования художественно обработанные ветром и дождем. Когда несколько лет назад я второй раз приехал на это место, часа три лазал по этому склону, рискуя свернуть себе шею, фотографируя фантастические изваяния Природы-Искусницы, казавшиеся то пришельцами из других миров, то элементами неземного ландшафта, а то и изваяниями, творениями рук каких-нибудь таинственных жрецов из глубокой древности. Этот природный архитектурный ансамбль лишний раз подтверждал необычность этого места, его особую энергетику, его особое предназначение.

Поднявшись наверх, минут сорок я кружил вокруг отшельников-крепышей, после чего направился к другой группе деревьев-одиночек, которые тоже, по одной лишь им видимой причине, избрали путь индивидуального существования, то ли горделиво, то ли с презрением отвернувшись от стоящего позади них коллектива своих собратьев. Среди «отщипенцев» особо выделялся пышнокроный дуб-красавец, которого я и избрал объектом своего творчества. Не пройдя до него и половины пути, я обернулся в сторону оставленной внизу машины, и обмер: переднюю дверь с пассажирской стороны кто-то усиленно пытался вскрыть!.. Аварийные огни поворотников еще не мигали, сигнализации не было слышно, – а ее и не могло быть слышно на таком расстоянии и при таком перепаде высот, – следовательно, взлом еще не удался. «Э-эй!», – крикнул я во всю свою мощь, да толку – разве услышит. Смотрю, вор вроде озирается по сторонам и, кажется, еще быстрее чем-то там шерудит, наклонившись к замку и дергая ручку двери. Я со всех ног бросаюсь вниз. Лечу так, что не успеваю переставлять ноги: «Только бы успеть, только бы успеть!», – бьется в голове одна и та же мысль. Есть от чего впасть в панику: в машине мой ноутбук со всеми моими книгами и документы по сделке, которую я три года готовил, на которую возлагал все свои надежды, связанные с тем, что смогу спокойно уединиться, рассчитавшись со всеми долгами и что-то еще оставив про запас. И вот какой-то говнюк, сейчас, прямо на моих глазах, сядет в машину и – прощай все мои планы и мечты! На какой-то миг замираю: а вдруг показалось? – только совсем уж ненормальный пытался бы здесь заниматься угоном машин или их обворовыванием. Но нет, вон же, как усердствует. Снова кричу. Голос срывается. С еще большей силой рву с места, и тут же споткнувшись, кубарем лечу вниз. И тут происходит странное дело – разум словно раздваивается и растраивается: одной его частью я думаю о происходящем внизу и о том, как начну действовать, нагнав вора; другая пасет положение дорогого фотоаппарата, заботясь о том, чтобы он не коснулся земли и не ударился; третья удивляется тому, что вытворяет мое тело, кубарем катящееся вниз – и в самом деле, происходящее с ним похоже на действия суперпрофессионального каскадера, грамотно группирующегося в прыжках и падениях, каждое мгновение меняющего положения головы, позвоночника, развороты плеч, таза, движения рук так, чтобы ни одна часть тела не могла пострадать. Одной третью своего мозга я понимаю, что сам я на подобное точно не способен – это много выше моих сил и возможностей: Господи, сколько же тайн, знаний, скрытых навыков и способностей таит в себе наше тело!.. Тут тело, в какой-то момент, мгновенно выпрямляется, взлетающий от земли корпус упирается в выпрямленные ноги, руки сгибаются в локтях, позвоночник сгибается дугой вперед, таз подается назад, ноги гнуться в коленях и, вот – я стою на ногах. Взгляд на фотоаппарат – в порядке; взгляд на себя – конечно же, перепачкан, но нигде не порвался; вор – на месте и занят своим делом. Опять ору что есть мочи. Реакция – ноль! Срываюсь так, что любой спринтер присядет. На грабителя уже не отвлекаюсь – все внимание на скорость: поглядками делу не поможешь, все решают ноги. Горло курильщика рвется в клочья, в легких – ежи танцуют, сердце готово выскочить через рот. Перед речкой притормаживаю и кидаю взгляд в сторону машины: страшно посмотреть – а вдруг опоздал! Первое, что вижу – машина пока еще на месте; второе – никого рядом с ней нет. Твою душу!.. Что же это такое?!.. Стою как вкопанный. И тут мышцы ног, отвыкших от нагрузок, сводят судороги. Ковыляю к машине и не знаю, то ли ругаться, то ли радоваться. И вдруг меня озаряет: дух! Дух места наказал меня! Мгновенно приходит осознание: я в первый раз за все время своих приездов сюда не поздоровался с духом-хранителем этого места. Ни только не поздоровался, но и не выразил своего почтения ему, что неизменно делал всегда и неукоснительно требовал этого от других, коих привозил с собой. Находясь под впечатлением мест своего будущего уединения, я позволил себя равнодушие и пренебрежение. А ведь совсем еще недавно думал, не начать ли именно здесь строительство своего монастыря. Строил планы, что и где будет расположено, кто и как здесь будет воспитываться и развиваться… До меня дошло, что я только что совершил акт самого настоящего предательства. Только что тот, кто возмечтал об обретении высокоодухотворенного пути, совершил акт величайшего святотатства. И это сделал я, кто решил нести в свет Учение о Храме и о Служении!; кто должен нести людям данную ему заповедь: «Относись ко всему, как к Храму!»...

Дата добавления: 2015-10-24