Глава 6. На озере.

- Жарко как, может искупаемся? - предложила Настенька.

За домом в тыне была маленькая калиточка. Ваня и Настя вышли из сада. Настя потянула за выходившую из небольшой дырочки в дверце веревочку и за ними закрылся засов.

- Ишь, система, - засмеялся Ваня. - Ни ключа, ни фига. Приходи кто хочешь, бери что хочешь!

- а кто придет-то? - удивилась Настенька. Ваня пожал плечами:

- да мало ли… Ворья что ли нет?

Настенька засмеялась, а потом наставительно сказала:

- Людям надо верить - на том и мир держится. Да и что здесь в саду воровать?

- ну, яблоки, например.

- а чего их воровать? И попросить можно.

«Добрые, но наивные люди» - подумал про себя Ваня, но ничего не сказал.

Откуда-то прилетела, села над калиткой и застрекотала сорока.

- Мы ненадолго, - сказала ей Настенька. Умная птица наклонила голову, посмотрела внимательным взглядом черных бусинок-глаз, кивнула, как будто поняв сказанное, и спокойно начала чистить перья.

- Это привратница наша, - показала на птицу Настенька. - Если кто чужой подойдет - такой гвалт поднимет, только держись, а Дружок и Потап сразу на помощь прибегут. Впрочем, днем никто и так не полезет, а перед сном или когда уходим далеко, на другой засов калитку запираем. Пошли.

По тропинке они шли через небольшой перелесок. Лес будто слегка расступился, оставив чистой от деревьев эту песчаную дорожку, покрытую сплошным ковром сосновой хвои и шишек. Рядом во мху попадались грибы, рос черничник с ягодами с горошину величиной. Чуть дальше виднелся малинник.

Увидев хвою под ногами, Ваня поморщился:

«Теперь ноги исколю», - подумал он и встал на цыпочки, чтобы лишний раз не уколоться.

- Ты иголок не бойся. Они не такие уж страшные, - подбодрила его Настенька, увидев его неуклюжую походку. - Ты полной ступней ступай, так лучше будет. И ногой по хвое не елозь, а то точно уколешься. Ставь ступню ровно, твердо, не бойся. Старайся только на шишки не наступать - они твердые.

- Зря босиком пошли, - посетовал Ваня. - Надо было мне все же сбегать за кроссовками.

- А стоило ли? Дольше бы пробегал - здесь идти-то всего ничего. Тут же рядом совсем. - Это пока ноги не привыкли - немного колко. Ничего, скоро привыкнешь. Я когда по весне впервые босиком пойду после зимы - тоже ногой все чувствую: и камушки, и бугорки, и корешки - все, все, все. Ноги тогда нежные, чуть не так ступлю - то кажется камушек слишком острый, то коряга какая-то неудобная. А похожу так немножко - хорошо становится. Ступня камушки обтекает, будто она из теста. И ни капельки не больно, хотя все чувствую.

Ваня постарался ступать твердо, полной ступней. Уколов от игл стало вроде бы меньше, но шишки и корни доставляли сплошные неприятности, будто специально попадаясь под ноги на каждом шагу. "Ждите, привыкну, как же, - ворчал он про себя, хмуро плетясь за своей проводницей. Вот ей хорошо, - посмотрел он на легко идущую впереди девушку, - у нее ступня маленькая. Да и вообще ей все по фиг. А мне вечно какие-то шишки попадаются".

Идти оказалось и в самом деле недолго. Перед ними открылась спокойная чаша лесного озера. Оно было большое, но тихое. Кое-где оно было обрамлено высокой осокой. Иногда она ласково шуршала от порывов легкого ветерка. Озеро тогда покрывалось беспокойной рябью, а деревья шептались и покачивали кронами. Вода была чистой и прозрачной. Под ней видны были черные прелые листья, устилавшие песчаное дно. Озеро было полно рыбы. То тут, то там катились к берегу круги от мощных хлопков хвостами. У самого берега пугливой стайкой резвились мальки и уклейки и видно было как они ринулись в разные стороны при появлении более крупной рыбешки. Чуть дальше играли, показывая серебристые спинки, лещи, а где-то на глубине ходила большая рыба.

- Хорошо как, - потянулся Ваня. - Ну, блин, и рыбы тут! Он вошел в воду по щиколотку, и вода с мягким плеском разбивалась о его ступни, сразу смыв память о неприятной дороге.

Пока Ваня любовался игрой рыбы, Настенька не торопясь, сняла сарафан, рубашку и, оставшись голой, подставила свое загорелое тело под по-матерински нежные лучи июльского солнца. Немного понежившись, она неторопливо расплела косу, вытащила ленточку и положила ее к остальной одежде. Затем, улыбнувшись чему-то, вошла в теплую воду. Зайдя в озеро чуть выше колена, она обернулась и, увидев, что Ваня стоит столбом, уставившись на нее, позвала:

- Ну, что же ты? Раздевайся, искупаемся! Или ты в одежке купаться собрался?

"Во дает! Красивая телка! И не стесняется ни фига, - кружилось в Ваниной голове. - И Лешачиха такая. Яблоко от яблони недалеко падает. Она че, ненормальная, голышом стоять? Ни стыда, ни совести. Мне она что ли себя показывает? Зачем? Н-да..."

Раздевшись догола, Настя вышла за пределы его представлений о "можно" и "нельзя", и Ваня просто не знал, как на это реагировать в этом новом для него мире. Он захотел что-то сказать, но поперхнулся и закашлялся от смущения.

- Сейчас по спине похлопаю, - пошла к нему из воды девушка. Когда она подошла, он, наконец, сумел подавить смущение и задал вопрос, который так и не решился задать дородной Лешачихе:

- А, это, тебе, ну это, не стыдно так без ничего?

- Чего стыдиться то? Вроде все при мне, не уродина какая, - искренне не поняла вопроса Настенька.

- Ну, это, я все же мужчина, - Ване было очень неловко об этом говорить.

- Да, не девка.

- Ну, это, девушки обычно стесняются, это, перед парнями голыми ходить, - промямлил Ваня, смутившись оттого, что ему приходится объяснять такие вещи.

- А чего стесняться-то? - так и не поняла Настя. - Когда раздеваются напоказ, чтобы прельстить кого, то может и стыдно быть. Что за драгоценность тело, чтобы его людям напоказ выставлять? А если купаться или перед сном - что же тут стыдного? Все одинаково созданы: - две руки, две ноги, голова. Какие уж есть, такие и есть. Я ведь не стала лучше или хуже без одежи, - засмеялась Настенька. - Или стала?

Вместо ответа Ваня буквально впился глазами в стройное тело и смотрел так долго и пристально, что девушка слегка смутилась.

- Не смотри так, - попросила она, немного отвернувшись. - Узоров на мне нету.

- А, это, что люди скажут, если, ну это, узнают, что я тебя голой видел? - выдавил из себя Ваня.

- А что они должны сказать? - пожала плечами Настенька. - Ну, видел, Все голыми купаются и никто ничего не говорит.

- Ну, это. Тебя же засмеют.

- Кто засмеет-то? Над чем тут смеяться? - И она недоуменно осмотрела свои руки, ноги, тело. - Не уродина, не кривая, не кособокая и третьей титьки на пупке нет. Чего смеяться то? - И вдруг сама засмеялась:

- Ух, сколько наговорила всего. Как по писанному. Пошли, лучше искупаемся?

- Подожди, - попытался объяснить себе Настино поведение Ваня. - А, это, я читал, что есть такие извращенцы, не помню, как их называют. Ну, эти, ну как их, ну кто любит на голое тело смотреть и его показывать. Ты не из этих?

- Чего на себя смотреть-то? - снова засмеялась Настенька. - Не видела себя что ли? Ну, если прыщ где вскочит, или укусит овод какой. А так чего смотреть-то? И показывать себя незачем. Я ж не вещь, чтобы меня рассматривать.

- Ну, не знаю, некоторые любят смотреть на себя, - невнятно ответил Ваня.

- Вань, ты бы лучше разделся да искупался, чего глупости-то болтать?

Ваня послушно снял порты и рубаху, но плавки снять не решился.

- Да ты б и нижние порты снял, чего их мочить-то? Неприятно же, когда мокрая одежа на тебе.

- Ничего, я привык, - отнекивался от раздевания Ваня. - У нас все купаются в плавках.

- А бабы как?

- В купальниках. Здесь закрыто и здесь, - показал ей устройство купальника Ваня.

- Но после купания купальники ведь мокрые!?

- Мокрые, конечно, ну и что?

- Да холодно же от мокрой одежки! Это сколько же надо сохнуть, чтобы согреться. И потом в мокром идти надо.

- Зачем в мокром? Можно и переодеться...

- А если еще раз искупаться захочется, - опять переодеваться?

- Так у нас все и делают. Сидят на пляже, купаются, загорают, потом переодеваются и уходят.

- А купаются и загорают одетыми?

Ваня кивнул.

- Неужели под этой одежкой тело никогда солнца не видит?

- Нет...

- И ты можешь быть смуглым как головешка, а там, под одежкой, тело так и останется белым-белым? - засмеялась Настенька.

- Ну да.

- И в бане такие люди как кошки полосатые! - снова засмеялась девушка. - Чем же то, что прячете провинилось? Спрятанным местам тоже ведь хочется, чтобы солнышко их грело, ветерок обдувал и вода обмывала. А под одежей-то эти места будто и неродные тебе, обделенные какие-то.

- У нас так принято, - угрюмо пробормотал парень.

- А у нас принято по-другому, - улыбнулась девушка и снова вошла в теплую прозрачную воду. - Мне воз с бельем с собой на озеро таскать не надо. Я и так искупаться могу!

Настенька поплыла. Ваня задумался. Здесь было принято купаться без плавок и купальников. Если здесь так принято, то Настина нагота переставала казаться такой пугающе запретной. Ее можно было понять, а, значит, и объяснить другими традициями, другим воспитанием, отсутствием нейлона, в конце концов. А вот его плавки могли показаться здесь неуместными и даже смешными. И Ваня решился их снять. Но тут сработал приобретенный с годами инстинкт - ему захотелось обладать Настенькой. Он еще раз посмотрел на плывущую девушку - красиво сложенную, стройную. Она перехватила его взгляд, встала на мелководье так, что вода покрывала ее до грудей и поманила Ваню обеими руками. Мокрые волосы будто укрывали ее шелковым плащом. Она была похожа на зеленоглазую сирену, заманивающую моряков на дно своими песнями.

Ваня больше не сопротивлялся своему желанию и побежал к Насте. Догнал, начал лихорадочно обнимать, целовать, почти рыча от нетерпения: "- милая, я тебя люблю". Настя как дикий котенок вырвалась из Ваниных объятий.

- Ты чего, глупенькая, - не понял он ее жеста. - Я ничего плохого не сделаю, тебе будет хорошо.

- Не надо пока, - твердо отстранила его руки Настя.

- Я люблю тебя, - настойчиво повторил Ваня.

Настя покачала головой:

- Пока не любишь, нет в тебе пока любви, не чувствую ее. Похоть одна и все.

- Откуда ты-то знаешь? - Ты ведь мне в башку не залезаешь.

- Не залезаю. Но когда человек любит - это видно. Душа тогда не молчит.

- Выдумаешь, тоже, - обиделся Ваня. - Что я кричать что ли должен?

- Нет, не кричать, - Настя задумалась, подыскивая нужные слова. - Влюбленный он, наоборот, тише как-то становится, мягче. Он и смотрит по-другому и говорит не так.

- Как еще смотрит, - вспылил Ваня.

- По-другому, - засмеялась Настенька, тряхнув мокрыми волосами. - Вот ты меня взглядом будто съесть хочешь, а любящий он взглядом будто гладит.

- Ты еще меня учить вздумала? Без учителей обойдусь. Значит, знаешь, анекдот такой есть: Идет Илья Муромец видит - Баба-Яга идет, ковыляет, вся в фингалах, ступа сломана, помело тоже, сама вся избита, избушка на курьих ножках в хлам разгромлена. Бабушка, кто ж тебя так? - ее Илья спрашивает. - Ты мне скажи, я его самого в фарш изобью. Она ему: - Иди, Илюша, я сама разберусь. Идет Илья Муромец дальше. Видит - Змей Горыныч сидит, - крылья поломаны, тоже, короче, избит весь. Илья его спрашивает: - Кто ж тебя так, змеюшко? Ну, это, ему Горыныч тоже - иди мол, своей дорогой. Ну, с Соловьем-разбойником то же самое, в общем. Собираются вместе Баба Яга, Змей Горыныч и Соловей разбойник и обсуждают между собой: хороший парень Илья, когда трезвый. А когда выпьет: то низко летишь, то не так свистишь... У тебя то же самое, как в анекдоте: не так смотришь, не так говоришь. Сама не знаешь, чего надо. - И Ваня сделал еще одну попытку завладеть девушкой.

- Без любви не хочу, - оттолкнула Настя не в меру пылкого ухажера. Не ожидая толчка, Ваня с шумом плюхнулся в воду. Испуганно вспорхнули из прибрежных кустов утки и громко плеснула хвостом большая рыба, уходя в глубину.

Настенька засмеялась и вышла из воды, на ходу отжимая волосы. Одевшись, посмотрела на Ваню долгим, задумчивым взглядом. Ване показалось, что она смотрит не столько на него, сколько в него. Она, как рентген, видела его мысли, рассматривала их, взвешивала и анализировала. Ему стало не по себе от этого всепроникающего испытующего взгляда.

Наконец, Настя отвела глаза и сказала: "Пошли домой". Говорила она так, будто ничего между ними не было - ни купания, ни незадачливого Ваниного ухаживания. Но Настенька сильно переменилась. Куда-то внезапно делась вся ее задорная веселость. Она повзрослела, как будто собрала в кучу всю свою детскую непосредственность и отложила ее в сторону. Казалось, она уже прожила тысячи лет и эти тысячи лет сделали ее мудрой и степенной. Такая Настя нравилась Ване еще больше. Он попытался с ней заговорить, что-то спросил. Она односложно ответила. В ней не было высокомерного презрения, тон был дружелюбен и спокоен - но она была в мире своих мыслей, и близость была не то что совсем невозможна, но как-то совершенно неуместна. Ваня плелся следом и злился и на ее отказ и на иголки и шишки, попадающиеся под ноги, и на то, что когда-то попал к Лешему, и на весь свет. Ко всему прочему под ногу еще и выросший у самой тропинки масленок попался. Прикосновение влажной мякоти было неожиданно неприятным, и Ваня сорвал злость на грибе, отфутболив шляпку на несколько метров. Настя вздрогнула, молча упрекнула Ваню долгим горьким взглядом. Затем присела у раздавленной ножки гриба, погладила ее рукой, будто хотела движением руки залечить нанесенное Ваней увечье.

- Злой ты, очень злой, - сказала девушка и убежала к дому. Ваня выматерился вслед и пошел за ней.

Застрекотала сидевшая на калитке сорока привратница. Калитка была не заперта, и Ваня вошел в сад. На стрекот птицы выбежал Дружок. И будто сразу почувствовав что-то нехорошее, слегка поднял шерсть на загривке. Ваня хотел погладить собаку, но пес сразу показал зубы. Молча, но как бы говоря, что шутить он не собирается, четырехглазый сторож под конвоем проводил Ивана в дом.

Дата добавления: 2015-10-24