Религия древних кельтов

История и цивилизация древних кельтов до сих пор мало изучены, еще много тайн хранит ду­ховная сфера этого индоевропейского народа. Особенно трудна проблема мифологии и ре­лигии кельтов — современный уровень зна­ний не позволяет четко обрисовать ни всего пантеона кельтских богов, ни восстановить картину всех сакральных обрядов. Любые описания древнейших верований, мифов и обрядов кельтов представляют собой более или менее правдоподобную реконструкцию, основанную на свидетель­ствах римских и греческих писателей, на традициях богатой ирланд­ской культуры и на археологических материалах. Поэтому в исследова­тельской литературе имеется довольно туманный образ этой сферы жизни древних кельтов.

Верования и обряды кельтов, как и других народов, делятся на семейно-социальный и ежегодный циклы; в них можно вычленить весьма старые верования, передаваемые от поколения к поколению, и более поздние верования, гораздо более сложные по форме и утонченные по содержанию, а также верования многочисленных племен, завоеванных и живущих по соседству с кельтами. Когда в конце VI в. до н.э. кельты появились на арене истории Европы, процесс формирования их рели­гии уже заканчивался. Некоторые составные элементы, корни которых уходят в эпоху неолита и освящены традицией, сохранялись очень долго, а их следы можно обнаружить даже в средневековом христиан­стве. К ним относятся реликтовые формы тотемизма, культ умерших и культ предков, культ Великой Богини Матери-Земли, культ огня и солярные (солнечные) культы.

Парадоксальной стороной древнекельтских верований является то, что женские божества имеют атрибуты, которые у других индоевропей­ских народов связаны с мужскими божествами. Об этом свидетельствуют прежде всего мифы, в том числе сказание о счастливом острове женщин. Где-то в далеком океане есть Остров яблонь, называемый некоторыми Аваллоном (буквально «остров блаженных»). Там растут плодоносящие круглый год деревья, а болезням и смерти туда закрыт доступ. Гармония и красота, свежесть и великолепие, плодородие и богатство царствуют на этом острове. Аваллон населяют женщины — прекрасные волшебницы, божества из стародавних времен, ожидаю­щие прибытия героя, совершившего необычные подвиги. Вот почему мужчины тратят время и силы в поисках чудесного острова счастья; каждое приключение из легенды и мифа кельтов заканчивается у бере­гов счастливого острова женщин. Помимо этого, в текстах древних авторов (Страбона и др.), посвященных кельтским верованиям и обря­дам, часто говорится о жрицах, женских божествах и женских религи­озных общинах на территории Галлии (нынешней Франции). Все это объясняется гетерогенным характером религии кельтов, вобравшей в себя элементы верований доиндоевропейских племен и народов, с ко­торыми они контактировали в разных формах.

О вождях, или царях, древних кельтов можно судить на основании ирландских царьков, обладающих таким же правом совершать обряды, как и друиды. Царь наследовал власть не по отцу, а по матери, ибо только она могла передать «царскую кровь». Однако эта власть не была полностью наследственной, так как царя выбирали на собрании родов, происходящем на кладбище у могилы царского предка. Из ирландских средневековых текстов известно, что царь, в принципе, был мужем всех женщин и гарантировал им плодовитость. И здесь снова проявляются пережитки матриархата и связанного с ним культа Великой Богини Земли-Матери. Женское божество было эманацией и квинтэссенцией древнекельтского строя и пережило его. Наравне с друидами царь яв­лялся полномочным представителем божества и получал божествен­ную силу, употребляя ее на благо людей.

Отправлением культа в основном занимались профессиональные жрецы — друиды (хотя к религиозным культам имели отношение эвба-ги — служители при жертвоприношениях и барды — вдохновенные певцы, вероятно шаманистического толка). О друидах вспоминают многие римские авторы. Плиний Старший в своей «Естественной исто­рии» дает подробное описание обряда срезания золотым серпом ветви омелы в священных рощах. Это делалось ночью, в полнолуние, причем друиды облачались в белые одеяния. Сильно был развит у друидов культ деревьев, с которым связана иконография бога Эсуса.

Друиды — жрецы, мудрецы и маги — обучали молодежь, занимались лечением, совершенствовались в тайных науках, в том числе в черной и цветной металлургии, гончарстве. Они были наставниками в духовной жизни, однако не ограничивались только этой ролью. Друиды поддерживали племенные и клановые традиции, выступая фактором, цемен­тирующим слабо связанные племена. Не исключено, что их действия привели бы к созданию кельтской «империи», если бы не обстоятельст­ва. Во всяком случае, римские императоры в полной мере оценивали политическую роль друидов и поэтому вели с ними весьма последова­тельную борьбу.

Из надписей и изображений, отчасти из сообщений римских писа­телей нам известно большое число древних кельтских богов. Большин­ство их было, видимо, местными и племенными богами-покровителя­ми; отдельные же божества в связи с укреплением межплеменных свя­зей считались общими у кельтских племен Галлии и Британии. Таковы были боги Белинос (Белис, Бел), Камулос (Кумалл), Огмиос (Огмиан, Огам), Эсус (Эсар) и др. Они были первоначально, очевидно, местны­ми и племенными богами, на что указывают их имена, например Эсус был богом племени или рода эссувиев.

Будучи вначале, по-видимому, общинными и племенными патрона­ми, кельтские боги сохранили во многих случаях весьма архаический облик; их имена и атрибуты выдают древнее тотемическое происхожде­ние. Одни из них имеют отношение к охотничьему культу — это галль­ские боги Моккус (вепрь), Цернуннос (бог с оленьими рогами), Dea Arctio, изображаемая с медведем. Часто встречаются изображения ро­гатой змеи, сопровождающей фигуры разных божеств. В Ирландии был рыбий бог. Другие божества связаны с домашними животными и, очевидно, считались покровителями скотоводства. Таковы богиня Эпона (от hippos — лошадь), чье имя имеет связь с именем Ипполиты, царицы амазонок, и хеттской богиней Хиппи, Дамона — покровитель­ница рогатого скота, бог Мулло — мул или осел, бог Таврос¹ — бык и т.д.

Особый интерес представляет богиня Эпона, изображавшаяся вер­хом на коне; последние исследования показали, что она играла весьма значительную роль в кельтском пантеоне. Она являлась эквивалентом богини Рхианнон (Великой Царицы, Великой Матери Богини-Земли), тесно связанной с малоазиатской Кибелой — истоком любой жизни на земле, прародительницей всего, дарительницей благ и покровительни­цей мира мертвых. Ее культ сохранился вплоть до IX столетия.

Иные божества обнаруживают ясную связь с явлениями природы — Левцитиос (бог молнии), Таранис (громовик, его римляне отождест­вляли с Юпитером), Эсус (бог лесной растительности) и др. Очень много было божеств рек и источников. Интересна также фигура Огнио-са, бога мудрости и красноречия, очевидно, в прошлом покровителя хлебного поля; античные писатели сближали его с Геркулесом. Воин­ственный быт кельтских племен породил ряд божеств войны или наде­лил военными функциями старых богов: таковы Катурикс («царь битвы»), Коцидиус, Беленое, Белисама. Помимо богов кельты верили в многочисленных духов, фей, эльфов, чудовищ, обоготворяли деревья, источники, камни.

Обряды инициации проходили все юноши, стремящиеся стать воинами. В них не последнюю роль играли «очищение от грехов» и купа­ние, означавшее «воскресение к новой жизни», что подтверждают сцены ритуальных омовений, описанных в средневековых поэмах «Мабиногион». Купание было неразрывно связано с «испытанием огнем», в данных поэмах эти две стихии выступают одновременно. На одной из внешних блях котла из Гундеструна (II в. до н.э.) изображена сцена купания в котле, что в определенной мере напоминает средневековое крещение. В сторону котла идут шеренгой под звуки длинных труб пешие юноши, одетые в короткие штаны и вооруженные копьями и щитами. Над ними в верхней шеренге, отделенной от нижней ветвью растения, верхом на конях — мужчины в шлемах, в длинных штанах и с копьями. Это — уже только что посвященные в воины во время обряда, важным элементом которого было именно купание в котле. Божество или его заместитель — жрец, друид — подготавливает одного из юно­шей к акту купания. Каждый из мужчин имеет по-своему украшенный шлем; это указывает на то, что обряды инициации совершались публич­но для всех кланов, образующих племя. Юноша подвергался обрядам инициации только тогда, когда он добыл первый кровавый трофей в виде головы врага (им мог быть даже кельт из другого, враждебного клана), доказывая тем самым, что он уже созрел для воинской деятель­ности. Известно, что культ головы или черепа играл значительную роль в кельтских верованиях; это отражает так часто встречающаяся в кельт­ской иконографии «спящая голова» или маска умершего с закрытыми глазами, полуоткрытыми устами и застывшей усмешкой. Эти маски обнаружены на мечах и украшениях, и археологи считали еще недавно, что, подобно маскам Медузы в эллинской иконографии, они должны были беречь владельца от «дурного глаза». Сейчас исследователи пред­полагают, что значение кельтских масок было гораздо шире — они свя­заны с обрядами инициации, во время которых добытую юношей голо­ву врага препарировали, чтобы поместить ее в специально для этого предназначенный ящик, устанавливаемый в доме или святилище. Так, во Франции в санктуариях обнаружены три таких ящика с препариро­ванными черепами.

С культом черепов у кельтов, как у скифов и других племен, был связан и обрядовый каннибализм. Наряду с подлинными черепами, со­ответственно препарированными, на ряде скульптур и барельефов, входивших в ансамбль святыни, виден мотив голов умерших. Данный культ имеет какую-то связь с ритуалом, относящимся к Великой Боги­не, о чем свидетельствует другой мотив на котле из Гундеструна. Рядом с женским божеством там изображен лев, пожирающий человека, но именно лев и был атрибутом Великой Богини, Великой Матери. Недав­но во Франции (Вике, Кот д'Ор) отрыт гроб, где находилась золотая диадема, украшенная лапами льва и фигурками коней, а также большой бронзовый котел вместимостью в тысячу литров, причем его ручки также были украшены фигурками львов. Этот гроб, датируемый кон­цом IV или началом III вв. до н.э., очевидно, содержал останки жрицы культа Великой Богини, а котел мог служить для обрядового купания. Интересно отметить, что котел играл определенную роль и в обряде заключения брака у кельтов. Нам неизвестны подробности этого обря­да, однако из средневековых текстов следует, что будущие супруги присягали именно перед котлом. Ему приносили и другие присяги — ведь он являлся атрибутом также и других богов.

В честь тех богов, которые персонифицировали силы природы, со­вершались пышные обряды в установленные времена года. Самым важ­ным религиозным празднеством был Самаин, или «конец года»; обряды совершались 31 декабря. В этот день гасили священный огонь на алта­рях и зажигали новый, символизирующий наступление нового года. Празднество было весьма дифференцированным и связывало воедино различные культы, литургические действия и магические обряды. На нем совершались и кровавые жертвоприношения, в том числе и челове­ческие, чтобы заручиться у богов поддержкой в будущих рискованных предприятиях. Празднество включало в себя также и оргиастические обряды, смысл которых вытекает из культа плодородия. Во время Са-маина царь проходил через ритуал символической смерти, чтобы воз­родиться на следующий день, а его дом поджигали. Умершие, духи, демоны возвращались в мир живых на одну эту ночь, а любой земной авторитет ничего не значил.

Половину зимнего сезона открывало празднество Имболк, разы­грывающееся накануне 1 февраля. Оно неразрывно связано с началом доения овец, но было посвящено обрядам очищения посредством огня и воды. К большому празднеству относилось и открытие летнего сезона накануне 1 мая — Белтаин, что можно интерпретировать как огни Беленоса, которого позже идентифицировали с солнечным богом Аполло­ном в греко-римской мифологии. Этот день также отмечался гашением старых и разжиганием новых очагов, которые друиды наполняли поле­ньями девяти сортов деревьев. Огонь, символизирующий летнее со­лнце, играл здесь существенную роль.

В конце летнего сезона, накануне 1 августа, праздновали день бога Луга; об этом празднестве известно, что оно совершалось в Миде (Ирландия) и имело множество мифических аспектов, смысл которых пока недостаточно ясен. Его называли также Брон Трогаин, что означает гнев Трогаина.

Все эти празднества в большей или меньшей мере были связаны с культом предков; многие обряды совершалась на кладбищах племени, на курганах или около камней, считавшихся местом обитания душ умерших героев. Культ предков, особенно выдающихся индивидов, царей и вождей, играл существенную роль в кельтских верованиях и выступал одним из наиболее прочных элементов, сохранившихся до эпохи христианства.

Во время этих ежегодных празднеств религиозного характера про­исходили также и погребения, представляющие собой окончание цикла жизни. Первое погребение совершалось сразу же после смерти и носи­ло временный характер — душа еще не отделилась от тела и выбирала себе место обитания на находившемся на территории племени менгире («большой камень»), ожидая следующего погребения, теперь уже кол­лективного для всех умерших членов клана или племени. После второ­го погребения душа начинала свое путешествие в страну, которую Лу-киан называл Дис, а в раннесредневековых источниках она носила на­звание Маг Мелл («страна молодости и наслаждений») или Аваллон. Цезарь и Лукиан особо обращают внимание на то, что кельты верили в бессмертие души и реинкарнацию.

Обычные смертные в стране Маг Мелл образовывали серую толпу; только герои, цари, погибшие в сражениях, т.е. увековеченные в народ­ной памяти, были избранными. Именно их после смерти ожидали все наслаждения земного бытия, а их могилы обильно наполняли всем необходимым для посмертной жизни и обозначали земляными холма­ми или камнями; они-то и представляли собой центральное место всех племенных празднеств. Римское завоевание Галлии, кельтских райо­нов Испании и северной Италии (предальпийской Галлии) привело к изменению характера верований, обрядов и мифов высокоразвитой кельтской культуры. В меньшей степени это коснулось завоеванных придунайских провинций и Британии и почти не затронуло Шотлан­дию и Ирландию (последняя со II в. была оплотом древнекельтских верований и обрядов).

С романизацией кельтских культов связаны две принципиальные проблемы.

Первая их них — влияние синкретизированной ранее с греческими верованиями религии императорского Рима. Вторая состоит в проник­новении мистических верований Ближнего Востока (культ Кибелы, Исиды, Митры и христианство) в Рим и быстрое их распространение в римских провинциях.

В общем, симбиоз римских божеств с кельтскими осуществился без особых трудностей и сопротивления. Сами римляне видели в богах кельтов многие свойства и атрибуты, присущие богам римского пантео­на, и уже Цезарь в своем описании войны с галлами называет их боже­ства римскими именами. И в этом нет ничего удивительного, ибо, во-первых, политеистические религии легко воспринимают чужих богов, во-вторых, общие индоевропейские основания, особенно италийско-кельтское родство, обусловили близость божеств этих пантеонов и, в-третьих, римляне беспощадно уничтожали кельтских жрецов, осо­бенно друидов, как хранителей народных традиций и носителей воз­можного бунта. В итоге в Галлии и в других местах обитания кельтов культ римского императора совершался более ревностно, чем в столице метрополии: он в лице цезаря символизировал патриотическую связь провинции с Римом и выражал духовное единство с империей.

Отождествление кельтских божеств с богами римского пантеона доставляет современным исследователям много хлопот. Ведь не­смотря на общность происхождения кельтские божества не имели, подобно римским, однозначно очерченных свойств и патронатов, бу­дучи одновременно божествами жизни и смерти, физической силы и поэтического красноречия, полными внутренних противоречий. Особенной популярностью в Галлии пользовался Меркурий (но его невозможно отождествить с каким-либо одним кельтским богом) — ему было посвящено 450 вотивных надписей, 350 статуй и множест­во святынь, где его почитали. Галло-римским Юпитером стал бог Таранис, многочисленны в сакральном искусстве изображения бога войны Марса, хотя и неизвестно, какое кельтское божество в нем воплотилось.

Популярнейшей среди кельтов римской богиней оказалась Диана, почитаемая как Сирона или Диана-Луна. К важным божествам галло-римского пантеона принадлежит Минерва, которая, по замечанию Це­заря, «покровительствует рукоделию и произведениям искусства». О культе Венеры свидетельствует множество ее статуэток, однако она не упоминается в инскрипциях.

Кельтские верования впитали в себя и ближневосточные культы, особенно культ египетской Исиды и малоазийской Кибелы с их мисте­риями. Последние обращались к известному порядку природы, явлени­ям умирания и возрождения ее сил, к драме смерти, радости рождения, надежде возрождения и воскресения. Эти мистерии касались тайн, близких друидам и соответствующих практическим действиям в древ-некельтской литургии. Вытесненные из духовной жизни Галлии, друи­ды не оставили преемников, которые сохраняли бы высокий мораль­ный уровень народа, направляли совершенствование индивида, соблю­дали добродетели чистоты и призывали к мужеству. Древние религии

Востока несли в себе именно эти требования в нимбе таинственности, полной глубокой символики, так близкой мышлению кельтов.

Кельты имели свои священные места, культовые центры, а также позже и святыни. Подобно всем индоевропейским народам, они «доб­рой» считали правую сторону, а «злой» — левую. Этой схемы придер­живались при организации сакрального пространства и во время совер­шения культовых обрядов и мистических действий. Древнейшие ис­точники позволяют выдвинуть предположение, что кельты приписыва­ли огромное значение центру некоего региона, особенно территории племени. По их представлениям, это был не только центральный пункт их собственных земель, но и центр мира или даже Вселенной. Понятно, что кельтский мир имел много таких «пупов» мира.

Подлинным священным местом, где происходили культовые цере­монии и важные собрания народа общественно-религиозного характе­ра, был центр, называемый неметон (от корня «нем» — священное), причем первоначально это слово означало «священный гай» (лес, дуб­рава). Со страхом и некоторым отвращением вспоминает священный гай Лукиан, подчеркивавший, что галльские друиды воздавали честь богам в глухих дубравах. И далее он описывает уничтожение войсками Цезаря священного гая под Массалией, где они увидели вырезанные на пнях изображения божеств, где приносились языческие жертвоприно­шения, остатки которых виднелись на алтарях, а каждое дерево было обрызгано человеческой кровью. Там, где журчали ручьи в мрачных кущах, вызывающих страх даже у диких зверей, друиды совершали обряды в честь того или иного кельтского божества.

Другим важным местом отправления культа у кельтов выступали, и выше уже говорилось об этом, кладбища и могилы, особенно связанные с погребением героев, вождей и царей. С древнейших времен кладбище располагалось в центре территории племени, а культ мертвых состав­лял важную часть любых религиозных сезонных празднеств. Со време­нем произошли изменения в формировании места культа и его формы под влиянием греческого и римского культа. Самая важная перемена — появление святыни, понимаемой как жилище бога. Они (святыни) по­явились во II столетии до н.э., на территории южной Галлии, которая ранее всего попала под римское владычество и которая издавна подвер­галась греческим влияниям через жителей нынешнего Марселя.

Вера кельтов в загробную жизнь содержит в себе противоречие: вера в реинкарнацию душ и одновременно убеждение в бессмертии души. Цезарь писал, что в соответствии с учением друидов «душа не умирает, а входит в другие тела». Несколько иначе об этом писал Лукиан: «Если верить друидам, то тени не уходят в безмолвные места Эреба и призрач­ных царств подземного Диса, тот же самый дух управляет нашими членами в ином мире; смерть является только средством вечной жизни». В этом веровании он усматривает главный источник отваги таллинских воинов. Аналогично Помпоний Мела и Аммиан Марцеллин считали, что глубокая вера в бессмертие души, связанная с видени­ем вечного счастливого бытия в потусторонних мирах, способствовала отваге и презрению к смерти у галлов.

В одной из кельтских легенд идет речь о мифическом существе Туане, который первые триста лет жил как человек, следующие трис­та — как лесной бык, двести — как дикий козел, дальнейшие триста — как птица и, наконец, еще сто — как лосось. Вот тогда-то, пойманный рыбаком, он был съеден царицей, женой Муиредаха Муиндберга, и возродился как их сын, под своим прежним именем. Цикл реинкарна­ции замкнулся. В этой легенде указывается, что не только живые орга­низмы могут служить целью для перемещения:

Перед нами бесконечное число перевоплощений.

Удивительным образом убеждение о перемещении душ и вечном перевоплощении в кельтском мышлении не входит в противоречие с верованием о существовании потусторонних миров. Рай в кельтских мифах — не на небе, не в подземелье, он в виде мифического острова располагается в западном океане. В мифологии эти счастливые ост­рова запада, населенные духами умерших, являются целью походов и путешествий. Одна из легенд этого цикла — поэма о Бране, которо­го искусила прекрасная волшебница, чтобы он отправился на поиски счастливого острова, «Земли женщин». В чудесной песне волшебни­ца описывает Брану неземные чудеса этого острова, поддерживаемо­го в море четырьмя золотыми колоннами. На самом острове, на вы­стеленной серебром равнине, не прекращаются состязания колес­ниц, происходят игры, раздаются чарующие звуки музыки, а все вокруг переливается разнообразными красками. На омываемом мор­скими волнами берегу мерцают кристаллы, и нет здесь ни болезней, ни смертей, ни печали, ни зла. Все пронизывает всеохватывающая радость. Это — настоящий рай. Бран с двадцати семью товарищами отправился на поиски этого райского места, нашел его пробыл на нем год и вернулся назад. Однако его никто не признал в родных местах, только кто-то вспомнил, что его имя упоминается в древних леген­дах. Когда один из членов его команды вышел из ладьи на берег, то сразу же превратился в прах, будто много веков пролежал в гробу. Не сходя на берег, Бран рассказал народу о своем путешествии и напра­вился на запад; о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно. Этот мотив настолько вошел в кельтскую мифологию, что его не смогло

искоренить христианство, давшее цикл легенд о морских путешест-вияхсв.Брендана¹.

Наследие кельтской культуры с ее верованиями и мифами вошло в ткань европейской цивилизации. Весьма большую роль сыграли кельт­ская мифология, эпос и рыцарский роман, чему способствовал прояв­ленный к ним интерес при дворах средневековой Европы. Известен знаменитый эпос о короле Артуре, получила признание повесть Кретьена де Труа, где излагается кельтский миф о Персивале и священной изумрудной чаше Грааля, в которую стекла кровь распятого Христа. В кельтских мифах и легендах — не только религиозная мистика старых мистерий, здесь и повествование о любви, о значимости и накале чувств и супружеской верности. Именно этот любовный сюжет, не имеющий аналога в средневековой литературе, лежит в основе романа о Тристане и Изольде.

Эти же кельтские истоки в полном блеске заиграли в драме Шекс­пира «Король Лир» и в произведении Кальдерона «Чистилище святого Патрика». В XX в. основные мотивы кельтских преданий приобретают необычную свежесть в фантастике «магии и меча» американского пи­сателя Р. Говарда, где действует мифическая фигура Конана — непобе­димого героя, в философской сказке-эпопее Джона Толкиена «Власте­лин колец», отстаивающей идеи человечности, готовности к подвигу и самопожертвованию во имя родины, культурного единения народов и поющей гимн добру.

Дата добавления: 2015-09-04