Буддизм

Буддизм, как уже упоминалось, — самая древ­няя универсальная мировая религия, которая выступает общим религиозным компонентом различных цивилизаций Востока, от Индии до Японии. Его философия глубока и ориги­нальна, причем интеллектуальный потенциал философии высок даже на фоне достаточно серьезных поисков мыслителей Упанишад. Не случайно выдающийся русский востоко­вед О.О. Розенберг говорил, что буддизм —

«ключ к восточной душе», подчеркивая тем самым, что без него невоз­можно понять особенности культур и мышления многих восточных на­родов.

При рассмотрении основных концепций философии буддизма сле­дует иметь в виду, что термины буддизма труднопереводимы — в нашем словаре нет идентичных слов, в нашей системе мышления нет идентичных понятий.

Фундаментальной концепцией философии буддизма является представление о дхарме, что переводится как качество, элемент, вещь, закон. Согласно буддизму, человек воспринимает мир как бы сквозь призму своих ощущений, но эти ощущения не субъективное представ­ление индивида, а объективный факт, следствие волнения дхарм, час­тиц мироздания. Дхармы — мгновенные элементы, вступающие в мгно­венные комбинации, будучи сами неизменны; но сочетаясь каждый раз по-новому, они образуют новые структуры. Дхармы здесь — нечто по­хожее на атомы-монады духовного начала Пуруши из Упанишад. Они непознаваемы, абсолютны, неистребимы. Поток дхарм образует лич­ность, и от их сочетания зависит, в какое существо переродится чело­век. В виде связующей и организующей силы выступает карма, распо­лагающая элементы в соответствии с поступками человека (об этом уже шла речь ранее). Конечной целью учения буддизма является спасение — избавление человека от страданий, от привязанности к своему Я, переправление через океан бытия — сансару, вступление в состояние сверхбытия, к которому стремится все сущее. Нирвана — «погашение», «покой», прекращение волнения дхарм, их новых сочетаний: человек выходит из кругооборота бытия, но дхармы не исчезают, лишь прекра­щается их волнение. Нирвана не есть смерть, так как смерть не успокое­ние дхарм, а промежуточное состояние перед их новым образованием. Волнение дхарм при этом продолжается. Идеал буддизма — в устране­нии основного противоречия между эмпирическим бытием (сансарой) и покоем (нирваной), в достижении состояния однобытия с миром. Этому служит путь самосовершенствования — путь подавления страс­тей, порождающих страдание, путь достижения внутренней уравнове­шенности. Волнение, мрак происходят от неведения; мрак не рассеива­ется мудростью, потенциально заложенной в каждом. «Каждый чело­век — Будда, только не каждый понимает это», — говорят буддисты. Итак, в соответствии с философией буддизма в мире нет ничего, кроме волнующихся дхарм, что делает все сущее нереальным, иллюзорным, пребывающим в вечном непостоянстве, однако истинно сущее, абсо­лютное существует в самом эмпирическом бытии, проявляется в своих носителях — дхармах. Такое миропонимание объединяет буддизм всех направлений, как бы они ни различались между собой.

По мере распространения в другие страны в буддизме появляются своеобразные религиозно-философские системы, существенно отли­чающиеся друг от друга каноническими и догматическим особенностя­ми. Наиболее крупными разновидностями (направлениями) буддизма, отразившими внутреннюю борьбу различных тенденций, являются Хи­наяна и Махаяна, возникшие в I в. в результате раскола среди привер­женцев буддизма. Принципом Хинаяны (буквально «узкая колесни­ца», «малая колесница», «узкий путь спасения»), выступает отказ ин­дивида от мирской жизни, уход в монашескую общину (сангху). Ведь чем добродетельней жизнь человека, чем больше благочестивых по­ступков он совершит, тем сильнее улучшит свою карму и тем больше успокоит свои дхармы. Следовательно, тем самым человек сделает не­малый шаг на пути к цели — нирване. Естественно, что ближе всего к этой цели стоят отказавшиеся от всего мирского и отдавшие всю жизнь благочестивым размышлениям и поступкам монахи. Наиболее рев­ностные среди них, достигшие наивысшего уровня духовного развития, т.е. нирваны, причислялись к святым архатам. Гораздо дальше от этой цели были буддисты-миряне, которым приходилось лишь соблюдать этические нормы учения и помогать монахам, кормя их и заботясь о них. Конечно, эти благочестивые дела тоже засчитывались и, безуслов­но, улучшали карму, но этого для спасения и достижения нирваны было недостаточно. Поэтому буддизм в своей первоначальной форме Хинаяны — это, по существу, учение монахов и в первую очередь для монахов, что заметно уменьшало его возможности и, главное, мешало его широкому распространению. В основе Хинаяны лежат тексты юж­ного буддизма, написанные на языке пали в I в. на Цейлоне и образую­щие знаменитый канон «Трипитака» («три корзины») — «корзина дис­циплины» (сборник правил и предписаний, относящихся к общинам монахов), «корзина проповедей» (свод принципов буддийской доктри­ны) и «корзина схоластической догматики» (поздние комментарии к доктрине буддизма). Хинаяна — это достаточно замкнутое и ортодок­сальное направление элитарного характера в буддизме.

Более широкое распространение получает другое направление — Ма­хаяна («большая колесница», «широкий путь спасения»). Махаяна отка­зывается от замкнутости буддизма, предоставляя возможность спасения всем верующим. Любой мирянин может достигнуть нирваны; именно это позволило буддизму стать мировой религией. Получившей большое рас­пространение на севере Индии Махаяне пришлось ввести в обиход инсти­тут бодисатв. В учении северного буддизма, как иногда называют Махаяну, бодисатва — это будущий будда, это святой подвижник, достигший берега спасения. Стать буддой и уйти в небытие, в нирвану, для него — последний и логически подготовленный шаг. Но бодисатва не делает этого шага, он остается с людьми, чтобы помочь им, облегчить их страдания, повести за собой по пути спасения.

Трудно сказать, замечает Л.С. Васильев, как и под воздействием чего на классической индо-буддийской основе с ее явственным куль­том интровертивного индивидуализма, откровенного эгоизма, ищуще­го спасения для самого себя, возник альтруистический институт боди­сатв. Не исключено, что здесь сказалось влияние иных культурных традиций, в том числе и ближневосточно-средиземноморских, включая зороастризм и иудео-христианские секты с их верой в спасителя, мес­сию. Принимая во внимание, что параллельно с институтом бодисатв в буддизме Махаяны появилась концепция о рае и аде, не известная раннему буддизму и не принятая в Хинаяне, можно (даже учитывая существование представления о подземном мире с его владыкой Ямой) предположить, что эта концепция тоже проникла в северный буддизм извне. Можно сказать, что буддизм Махаяны был шагом в превращении религиозно-философского учения Будды в более обычную и понятную людям религию. В ней наряду с великим Буддой (Шакьямуни) появились и многие другие будды, начиная с мистической фигуры Адибудды, будды будд, стоящего в начале цепочки перерождений. Эти будды, как и много­численные бодисатвы, были персонифицированы, приобрели имя, облик, биографию, заслуги и функции, превратились в объекты почитания и культа. Появление всех их повлекло за собой необходимость разработать более обстоятельную космогонию с множеством небес, на которых они могли бы разместиться и исполнять свои патронажные функции. Воз­никла также практика поклонения их изображениям, а следовательно, искусство каменной скульптуры. В пещерных храмах Индии (Аджанта и др.), в монастырях Шри Ланки (Цейлон), Камбоджи, Таиланда, Ин­донезии и других стран Востока до сего дня сохранились высеченные в скальных породах фигуры будд и бодисатв, а также изображения раз­личных сцен из их жизни.

Эволюция Махаяны и сближение народной религии буддизма с индуизмом привело к тому, что начиная с середины I тысячелетия в буддизме четко обозначилась тенденция к возрастанию значимости обрядов и церемоний. В результате наряду с Хинаяной и Махаяной возникло третье направление — Важдраяна («колесница магических заклятий», «алмазная колесница»). Оно появилось как следствие про­никновения в буддизм магических приемов из индуизма и народных верований. Вместо того чтобы стремиться к спасению на пути соблюде­ния нравственных принципов Будды или в обращении за помощью к бодисатвам, здесь в основном занимаются магической деятельнос­тью — совершают обряды (тантры) и произносят заклятья (мантры) с целью получения власти над богами и достижения спасения. В Важдраяне допускалось существование женских бодисатв и будд, а также оргиастических форм культа. Таким образом, буддийское учение зна­чительно преобразовалось и приблизилось к индуистскому тантризму и шактизму (культу женской силы). Важдраяна получила популяр­ность в основном в Тибете и Китае.

Исследователи считают, что это направление эволюции буддизма ускорило его упадок в Индии, облегчая распространение индуизма и ислама. Между XI и XIII вв. буддизм в Индии почти полностью исче­зает, однако благодаря происходящей на протяжении многих столетий миссионерской деятельности он проникает в соседние азиатские стра­ны. На Цейлоне (Шри Ланка) он появился уже во время царствования Ашоки, в I в. обосновался в Китае, в III—V вв. доходит до Камбоджи, Бирмы и Индонезии, в IV в. до Кореи, в VI в. до Японии, в VII в. до Сиама и Тибета. Все эти страны восприняли буддизм преимуществен­но в форме Махаяны (за исключением Цейлона и с X столетия Бирмы).

В Тибете на базе как хинаянистского индо-буддизма, так и — в боль­шей степени — махаянистского буддизма, в том числе и в его китаизиро­ванной модификации, а также на основе тантрической Важдраяны воз­никла еще одна форма этой мировой религии — ламаизм. Можно ска­зать, что именно в этой своей наиболее поздней, развитой и весьма специфической модификации буддизм как мировая религия достиг наи­более завершенного облика. Во всяком случае вплоть до сегодняшнего дня культ его главы — тибетского далай-ламы — является своего рода символом, центром притяжения, высшей ценностью буддизма не только для самих ламаистов, но и для многих буддистов из числа привержен­цев Хинаяны и Махаяны. Обратим внимание на то новое, что было внесено в доктрину буддизма ламаизмом, впитавшим в себя местную религию бон с ее преимущественно анимистическим культом божеств, духов и сил природы. Ламаизм, следуя наметившейся уже в Махаяне тенденции, отодвинул на задний план нирвану как высшую цель спасе­ния и заменил ее богато разработанной космогонией, в пределах кото­рой оказалось достаточно места для всех — для верующих и неверую­щих, мирян и монахов, людей и животных, для святых, богов, будд и бодисатв. Гигантская космогоническая система в ламаизме строго упо­рядочена. Вершина ее — будда будд Адибудда, владыка всех миров, творец всего сущего, своеобразный ламаистический эквивалент индий­ского Брахмы или даосского Дао. Главный его атрибут — великая пус­тота (шуньята). Именно эта пустота, которая есть духовная сущность, духовное тело будды, пронизывает собой все, так что все живое, каждый человек несет в себе частицу будды и именно в силу этого обладает потенцией для достижения спасения. Поскольку эта частица в той или иной мере подавлена материей, то не все могут приблизиться к состоя­нию бодисатвы; это доступно немногим.

Поэтому для большинства главное — добиться удачного перерожде­ния или возродиться в Западном рае будды Амитабы. Идея об аде и рае в ламаизме идет от буддизма Махаяны, хотя не исключено и влияние ислама, о чем свидетельствуют некоторые красочные детали. Но суще­ственно, что ад и рай — лишь временное местонахождение, не исклю­чающее человека из колеса перерождений, из мира кармической санса-ры, причем это касается почти всех, даже богов. Лишь немногим угото­вана нирвана, а что же остальным? Главное — это возродиться челове­ком, а еще важнее — родиться в стране ламаизма, где добрый друг и учитель лама поведет тебя по пути спасения. Так что не упускай своего шанса и стремись к спасению.

В раннем буддизме религиозный культ был очень простым — он ограничивался чтением текстов, проповедей и исповедью, а также по­читанием реликвий и предметов, использовавшихся Буддой. В прин­ципе единственным периодическим культовым актом общины монахов можно признать церемонию, называемую пошадха («постный день»). И обряд, и сам термин были известны давно, но Будда придал им новый смысл — превратил этот день культа в день покаяния. Монахи тогда оглашали реестр прегрешений, которые необходимо было избегать; этого рода духовные упражнения очищали совесть и вместе с тем удер­живали индивида от совершения преступлений в будущем. Таким об­разом, обряд свидетельствовал о принадлежности к общине монахов и выступал в качестве контроля за соблюдением предписываемых обя­занностей.

Поскольку учение Будды не содержит идеи бога, постольку мы не встречаем здесь молитвы. Ее место занимает медитация — упражнение, способствующее усилению внимания, концентрации мысли, овладе­нию своей волей и разумом. Система медитации подробно описана Буддхогхошей в его трактате «Висуддхинагга». Неофит учится меди­тировать под руководством наставника, который изучает его способ­ности и определяет предмет медитации. Занятия медитацией — это путь к спасению, хотя необходимо и моральное поведение. Человек только нравственный (не занимающийся медитацией) не сможет выйти из колеса перерождений, но и сама по себе медитация (без нрав­ственного поведения) тоже не даст желаемого эффекта. Будда указал четыре места для паломничества и четыре места для реликвий. Палом­ничеству определены место рождения Будды; место, где он стал про­светленным; место его первой проповеди; место смерти. В отношении своих останков он отдал распоряжение, чтобы их сожгли, а пепел раз­местили в четырех гробницах, возведенных на перекрестке четырех главных дорог. Гробница так и называется — ступа. Со временем в Индии началось строительство множества таких ступ (без всяких ос­танков Будды), представляющих собой центры медитации и культа, причем их форма становилась все сложнее и художественнее.

Живому Будде поклонялись, после смерти начали почитать его ре­ликвии, причем их считали талисманами. Община монахов, однако, не обращалась к нему вообще, ибо в нирване он не мог никого услышать, а молитвы ранний буддизм не знал. Вначале избегали изображений Будды, обозначая его присутствие следами ног, пустым троном, поло­манным фиговым деревом (дерево бодхи) или «кругом учения». Со временем, возможно, с I в., ему начали ставить статуи и постепенно культ реликвий и статуй широко распространился.

Махаяна способствует значительному расцвету обрядов, относя­щихся к буддам и бодисатвам. Наконец, в текстах Важдраяны описыва­ются обряды, выполнение которых должно обеспечить бесконечное благословение деятельности; медитация перед мандалой (мистической комбинацией квадратов и кругов, представляющей и картину челове­ческой личности, и Вселенную) и произношение священных звуков (мантр) должны помочь в достижении просветления и избавления от всех грехов. Появляются также церемонии посвящения и тайные обря­ды.

Объединявшаяся в рамках того или иного монастыря буддийская монашеская община именовалась сангхой. Вначале в сангху принима­лись все желающие, затем были введены некоторые ограничения: не принимали преступников, рабов, несовершеннолетних без согласия ро­дителей. В послушники часто шли подростки: сочувствовавшие буд­дизму миряне нередко посылали в монастырь сыновей. Вступивший в сангху должен был отказаться от всего, что его связывало с миром, — от семьи, от касты, от собственности, во всяком случае на время пребыва­ния в монастыре. Он принимал на себя первые пять обетов (не убий, не укради, не лги, не прелюбодействуй, не пьянствуй), сбривал волосы и облачался в монашеские одежды. Членство в сангхе не было обязатель­ным: в любой момент монах или послушник мог выйти из нее и вер­нуться к мирской жизни.

Те же, кто решался посвятить религии всю жизнь, готовились к обряду посвящения — ординации. Обряд этот представлял довольно сложную процедуру. Послушника подвергали суровому экзамену, ис­пытывали дух и волю, порой вплоть до сжигания пальца перед алтарем Будды¹. Выдержавшего этот экзамен молодого монаха принимали в число полноправных членов сангхи, что накладывало на него еще пять важных обетов-обязательств: не пой и не танцуй, не спи на удобных постелях; не ешь в неположенное время; не стяжай; не употребляй вещей, имеющих сильных запах или интенсивный цвет. Правила жизни монахов и появившихся потом монахинь регулировались текс­тами «корзины дисциплин» — одной из частей «Трипитаки».

В буддизме весьма силен этический аспект, ибо на долгом пути к спасению («освобождению») необходимо следовать основным запове­дям, прежде всего так называемым четырем благородным истинам, вы­сказанным Буддой. К ним относятся: 1) истина о страдании: все есть страдание — рождение, старость, разлука с тем, что мило, и соединение с немилым; 2) истина о происхождении страдания: оно является след­ствием желания жизни, стремления к наслаждениям, к изменениям; 3) истина о преодолении страдания: его можно уничтожить путем по­давления всех желаний, особенно желания жить; 4) истина о пути к уничтожению страданий — так называемый «восьмеричный путь».

Традиция приписывает Будде и слова о том, что, подобно тому как вода в океане имеет привкус соли, так и его учение имеет «вкус осво­бождения». Жизнь — страдание, которое возникает в связи с желанием, стремлением к земному существованию и его радостям. Поэтому нужно отказаться от желаний и следовать заповедям «восьмеричного пути» — праведным взглядам, праведному поведению, праведным уси-

«Лламжи обернул тряпочкой средний палец правой руки, надел на пего чашечку из теста, налил в нее масла и поднес к огню. Тесто и тряпочка, смоченные маслом, вспыхну­ли (...) Пламя на конце пальца стало круглым. Казалось, оно вращается и ввинчивается в тело. Аламжи уже не мог смотреть ни на богов, ни на отца, он глядел только на этот беше­но крутящийся огонь. Голова его качалась, лицо покрылось темными пятнами. Теряя со­знание, он упал лицом вперед, ударился лбом о божницу, отчего статуя Будды дрогнула.

11адвигался вечер, а два человека - один у порога юрты, другой у очага — по-преж­нему лежали. Они сделали все, что требовали от них обычаи предков, предписания жел­той веры» (Катожбай Д. Похищенное счастье. М., 1973. С. 53-54).

лиям, праведной речи, праведному образу мыслей, праведной памяти, праведному образу жизни, праведному самоуглублению. Учение Будды во многом следовало тем принципам и практике отхода от всего материального, стремления к слиянию духовного начала человека с Абсолютом в поисках освобождения, которые в середине I тысячелетия до н.э. были уже основательно разработаны и широко известны в Индии. Однако в буддизме было и нечто новое. Так, исстрадавшимся людям не могло не импонировать учение о том, что наша жизнь — страдание (аналогичный тезис, как известно, в немалой степени обеспе­чил успех раннему христианству) и что все страдания проистекают от страстей и желаний. Умерить свои желания, быть добрым и благожела­тельным — это перед каждым (а не только перед брахманами) открыва­ет путь к истине, а при условии длительных дальнейших усилий, в основном нравственного характера, и — к нирване.

Не случайно огромное значение в буддизме играла этическая сторо­на. Нравственный аспект в поведении человека должен был занять особое место. Следуя «праведным путем», человек должен полагаться на самого себя, а не искать помощи, защиты и спасения извне. Наиболее полно сущность буддийской морали раскрывается в концепциях не­противления злу насилием и благоговения перед жизнью. Жизнь под­твердила действенность и необходимость этих концепций на практике, когда человеку угрожает глобальная катастрофа.

Буддизм немалое место уделяет любви человека к природе. По пре­данию, Гаутама Будда был рожден деревом ашока, «достиг просветле­ния» под деревом пипал, проповедовал свое новое учение в манговых рощах и в тени гигантских фикусов — баньянов, а умер среди зарослей дерева сал. Никакая другая религия не была так тесно связана с расти­тельным миром, с красотой природы, как буддизм. Буддийские монахи разводили вокруг своих монастырей целые рощи. Для этого у них было достаточно досуга, и жили они в окружении мирной природы, столь благоприятствующей душевному покою. Вот почему садовое искусство того времени тесно связано с храмами и монастырями. Из Индии буд­дийский храмовый сад перекочевал в другие страны, в Китае, Корее, Японии дал жизнь садам нового типа.

Буддизм оказал влияние не только на развитие искусства садов, но и наложил глубокий отпечаток на восточное искусство. Прежде всего следует отметить тесную связь между незавершенностью в восточном искусстве и философско-религиозным сознанием Востока. Именно буддизм с его учением о вечно изменяющемся чувственном мире дал художнику важный методологический принцип, позволивший ему со­здать неповторимый мир образов восточного искусства. Суть художе­ственного творчества в дальневосточном регионе прекрасно выражает афоризм Су Ши: «Когда рисуешь дерево, нужно чувствовать, как оно растет». Благодаря буддизму на Востоке незавершенность есть универ­сальный принцип, пронизывающий как традиционное, так и современ­ное искусство, причем художники исходят из принципа «природа — мера красоты» в противоположность европейскому «человек — мера красоты».

В буддизме, самой древней мировой религии, особенно ярко прояв­ляется изначальное значение образного слова, которое придает его фи-лософско-этическим абстракциям эмоциональную убедительность и «достоверность». И вообще для буддизма характерно тяготение к при­тчам, к образной метафоре и сравнению. Доминирующее значение об­разного слова в буддизме неизбежно требовало его реализации в дейст­вии, поэтому он очень активно использует различные формы нацио­нальных, народных художественных традиций, в том числе театр. На­пример, в Японии буддизм почти полностью ассимилировал древний театр «Но», наполнив его своим содержанием.

Современные исследователи отмечают, что под влиянием древних традиций и буддизма в искусстве Востока очень сильны декоративные принципы. Декоративность особенно проявляется в изображении сцен из жизни куртизанок знаменитой школы Матхура средневековой Индии, в бесконечных вариациях знаменитого скульптора японского средневековья Энки, создавшего пять тысяч скульптурных изображе­ний Будды, в движениях и одеждах танцовщиц и танцовщиков риту­альных танцев и т.д.

Заслуживает внимания и существование определенных аналогий и параллелей между традициями и мировоззренческими установками мудрости древнего буддизма и концепциями новейшей науки. Данная проблема требует специального исследования, поэтому мы только весьма кратко коснемся ее. Прежде всего такая фундаментальная тео­рия XX в., как общая теория относительности, доказала, что характер времени и пространства определяется формой существования материи. Буддийское учение проповедует безграничное время и пространство, но из текстов и сутр ясно, что буддизм стоит не на позициях ньютонов­ской механики с ее независимыми абсолютными пространством и вре­менем, а на позициях теории «пространства и времени», которое неот­делимо от всей Вселенной. Не менее интересна проблема эволюции Вселенной, возникновения и гибели крупных космических структур, взаимосвязи человеческого мира с Вселенной. Буддизм учит, что зако­номерности, охватывающие Вселенную и человека, являются высшим законом Будды. Все живое в Космосе есть проявление высшего закона Будды или одной из фаз его скрытого состояния. Иными словами, все живое рассматривается как смена и повторение фаз рождения и унич­тожения. В учении Будды имеется иносказательное выражение, в кото­ром «Сутра Лотоса» объясняет конечность. В нем содержится намек на то, что течение времени в бесконечности указывает на грандиозность масштабов Космоса. В этом плане просматривается аналогия с пред­ставлением современной науки о Вселенной и ее эволюции. Наконец, сейчас некоторые ученые считают, что вероятность существования в нашей Галактике разумных существ, имеющих высокоразвитую циви­лизацию, очень велика. В буддизме есть выражение «Везде и всегда — мир Будды», т.е. в прошлом, настоящем и будущем во всех мирах ог­ромного Космоса рождаются и живут разумные существа, подобные людям, перед которыми является Будда и проповедует свое учение. Действительно, проблема существования жизни в Космосе — это чрез­вычайно важная мировоззренческая и научная проблема, порождаю­щая массу новых проблем в плане реалий и нравственности.

Дата добавления: 2015-09-04