Монастыри и монашество в XIX веке

В XIX веке у русского правительства складывалось иное, в сравнении с ХУШ столетием, отношение к монастырям. В народ­ном благочестии, в Православии, в монашестве власти научились видеть одну из самых твердых духовных опор государства. Импе­ратор Александр 1 часто посещал православные обители и беседо­вал с духовно опытными подвижниками и старцами. В 1812 году монах Александро-Невской Лавры Авель предсказал ему взятие Парижа. В 1816 г. в Киеве царь исповедовался у иеросхимонаха Вассиана, в 1823 г. в Ростовском Спасо-Яковлевском монастыре Александр 1 посетил иеромонаха Амфилохия, в 1825 г. в Александ­ро-Невской Лавре он беседовал со схимником Алексием. Он посе­щал также Валаамский монастырь, где беседовал с известным под­вижником старцем схимонахом Николаем. К монастырям благосклон­но относились Николай 1 и Александр Ш.

На протяжении всего XIX века открывались новые и восста­навливались ранее упраздненные обители. В 1828 г. возобновлен бил Дивногорский Успенский монастырь в Воронежской епархии, в 1844 г. — Святогорская Успенская пустынь в Харьковской, в 1850 году восстановили Нило-Сорскую пустынь, а в 1886 году - Межигорский монастырь под Киевом. В 1881 году право возобнов­лять и открывать новые монастыри передано было правительством Синоду.

Монастырское штаты 1764 г. включали 225 монастырей с 5105 монашествующими, кроме того, удалось сохранить еще 161 заштатную обитель. Но уже к 1810 году число монастырей в Рос­сии увеличилось до 452, в 1836 г. их было 461, в 1855544, а в 1881 — 560, в 1889 — 631 и в 1907 году насчитывалось уже 970 монастырей (522 мужских с 24144 насельниками, и 448 жен­ских с 65989 насельницами). Таким образом, за столетие коли­чество монастырей выросло более чем в 2 раза, а число мона­шествующих с 1764 по 1907 гг. увеличилось почти в 18 раз.

Из первоклассных монастырей четыре самых знаменитых име­новались Лаврами — Киево-Печерская, Троице-Сергиева, Александро-Невская (с 1797) и Почаевская Успенская (с 1833). Настоя­телями Лавр состояли местные архиереи, а управлялись они на­местниками и духовными соборами. 7 монастырей считались ставропигиальными и находились в ведении Святейшего Синода: Новоспасский, Симонов, Донской и Заиконоспасский в Москве, Воскре­сенский в Новом Иерусалиме, Соловецкий на Белом море и Спасо-Яковлевский в Ростове Великом.

Гораздо благополучнее, чем в первые годы после секул-яри-зации церковных земель, складывалось материальное положение монастырей. Уже по указу 1805 г. монастыри получили право приобретать ненаселенные участки земли в дар и по завещанию, но на покупку земли по-прежнему каждый раз требовалось особое разрешение высочайшей власти, но указ 1835 г. предоставлял епархиальным кафедрам и монастырям право покупать участки размером до 300 десятин. Из казны монастырям выдавались де­нежные пособия и строительные материалы. Особым преимуществом пользовались монастыри в западных областях России, пострадав­шие от католической и униатской экспансии. Некоторым обителям предоставлялись особые льготы Валаамский монастырь получил право беспошлинного провоза товаров через границу.

Материальное положение монастырей улучшалось и благодаря пожертвованиям от благотворителей из разных сословии особен­но от купцов. Купцы дарили и завещали монастырям на помин души не только деньги, но и иконы с золотыми и серебряными окладами и с камнями, парчовое облачение, колокола, строили на свой счет монастырские церкви, корпуса келлий. Пожертвования пос­тупали и от богатых помещиков, а еще чаще помещиц. Графиня Орлова-Чссменская в 1848 г. завещала 340 обителях более 1,5 миллиона рублей; по 5 тысяч на каждый монастырь. Немалую часть монастырских доходов составляли доброхотные приношения благо­честивых простолюдинов крестьян, мещан, мастеровых.

В XIX веке монастыри с большим размахом развернули стро­ительные работы: возводились новые просторные храмы, кирпичные корпуса келлий и хозяйственных помещении, гостиницы для богомольцев. О былой нищете и разорении, которое передоили русские обители в ХУШ столетии к середине XIX века остаитись лишь смут­ные воспоминания.

Содействуя внешнему благоустройству монастырей, духовная власть и правительство издавали постановления, направленные на упорядочение их внутренней жизни. Этими постановлениями предусматривалась осмотрительность в принятии послушников и постригах, пресекалось пьянство, регламентировалось правило отпуска монашествующих, поддерживался общежительный устав, за­прещалось производить сборы пожертвований в увеселительных заведениях.

Рост благосостояния монастырей позволил им проводить ши­рокую благотворительного деятельность. Они строили школы для крестьянских детей, открывали детские и странноприимные дома, больницы, богадельни. Троице-Сергиева Лавра, кроме обычных благотворительных учреждений, содержала школы иконописную, певческую и ремесленную. Успех монастырей в благотворительном делании оказался тем прочнее, что это служение монашества миру было не исполнением повинности, которая возлагалась на иноческую братию указами Петра и его преемников, а доброволь­ным делом. Особенной ревностью в благотворительном подвиге отличались женские обители, число которых в XIX веке значи­тельно выросло. В первой половине столетия религиозное оду­шевление захватило немалую часть дворянского общества, что привело к умножению постригов среди девушек и вдов из дворян. После реформ 60-х годов перед одинокими крестьянками, осво­божденными от крепостной зависимости, открылись почти беспре­пятственные возможности для поступления в монастыри. В монас­тыре крестьянская девушка или вдова находила обстановку, близ­кую ее сердцу; монастырские послушания были похожей на ее до­машние хозяйственные работы.

Женские обители, как правило, были беднее мужских. Даже штатные монастыри получали скудную помощь из государственной казны, а большинство женских монастырей числилось за штатом. Почти все новые женские обители создавались по личному почи­ну их первоначальниц. Многие из них выросли из сестрических общин. Эти общины начинались с собраний верующих девушек за каким-нибудь рукоделием, которое начиналось и заканчивалось молитвой. Грамотные читали вслух жития святых и другие ду­шеполезные писать. Со временем из этих благочестивых “поси­делок” складывалась община с совместным проживающем сестер, а общая молитва разрасталась в уставное Богослужение, на которое приглашались священники из близлежащих приходов. Наконец сестры-чернички обращались к архиерею или в Синод с прошением о пре­образовании общины в монастырь. Начинались долгие хлопоты: весьма часто у духовной власти возникали подозрения, не за­ражена ли община сектантскими настроениями. Когда эти подоз­рения рассеивались и хлопоты увенчивались успехом, то одних сестер постригали в мантию или рясофор, а другие оставались послушницами. Первоначальными средствами для новоучрежденного монастыря служили пожертвования богатых дарительниц или самих основательниц,

Так в 1823 году в деревне Аносине под Москвой возник Борисо-Глебский монастырь. Его основательницей была княгиня Евдокия Мещерская, которая, овдовев через два месяца после замужничества, собрала вокруг себя благочестивых крестьянск для общих трудов и молитв. В рукодельном труде княгиня не отставала от своих крепостных. После многолетних хлопот она достигла преобразования общины в монастырь, игуменией которой Московский архиепископ Филарет назначил саму княгиню, несмот­ря на ее отказ, дав ей при постриге имя Евгении. Мать Евгения скончалась в 1837 г. в возрасте 63 лет. Под ее началом Аносин Бгрисо-Глебский монастырь прославился высокой аскетической жизнью сестер и широким размахом благотворительности.

Подобным образом возник и Спасо-Бородинскии монастырь, основанный М.М. Тучковой, вдовой знаменитого генерала, прос­лавившегося в Отечественную войну 1812 г.

В 1813 г. в лесу, в окрестностях Задонска, была построена часовня, возле которой в маленьких избушках постриглось нес­колько крестьянок 113 близлежащих деревень. Здесь они проводи­ли время в молитве и труде. В 1860 г. по почину крестьянки Е.П. Богатыревой это поселение получило устройство сестрической общины, а еще через 7 лет община была преобразована в об­щежительный монастырь.

Некоторые из общин были основаны под влиянием старцев. В сибирском городе Туринске под окормленном старца Зосимы сложилась одна такая община, но несмотря на хлопоты в Петер­бурге, старцу не удалось получить разрешения на открытие оби­тели. В 1826 г. сестры вместе со старцем приехали в Москву и поселелились в доме приютившей их богатой вдовы Бахметивой часть своего подмосковного имения вдовая пожертвовала на ос­нование женского монастыря — так появилась Троицкая, или Зосимова пустынь. Уже после кончины старца, наступившей в 1833 г., Зосимова община была преобразована в монастырь с общежительным уставом.

Основателем Дмитриевского женского монастыря в селе Троекурове Тамбовской епархии был пустынножитель старец Иларион (Фокин). Под окормлением преподобного Серафима Саровского пребывала Казанская Дивеевская община, устроенная еще в 1780 году, а также основанная самим святым “Мельничная” девичья община. Оптинский старец Амвросий был основателем и духовником сестринской обшины в Шамордине.

В последней четверти XIX века из женских монастырей особенно знаменят был Свято-Богородский Леснинский; располо­женный около современного польского города Еяла. В 1881 г. униатский храм в Лесне перешел к православным. Через 3 года после этого вокруг него сложилась сестрическая община во гла­ве с матерью Екатериной, урожденной графиней Ефимовской (+ 1925 в Сербии). Сестры открыли школу для крестьянских де­тей, в которую принимали не только православных, но и като­ликов. В 1889 г. община, была преобразована в монастырь, игуменией которого стала, мать Екатерина. К 1914 г. в обители было 20 монахинь и 300 рясофорных сестер и послушниц. Инокини содержали больницу, приют для престарелых женщин, бесплатную амбулаторию, аптеку и даже медицинское училище. Они открыли среднюю школу для крестьян с обучением ремеслам, учительскую семинарию, сельскохозяйственное училище; держали сбувную и переплетную мастерские, иконописную мастерскую, развели фруктовый сад и огород, устроили ферму и пасеку. Вокруг Леснинского монастыря сложилось еще 4 общины, тоже посвятивших себя главным образом служению ближним.

О размахе благотворительной деятельности всех вообще русских монастырей говорят такие статистические сведенияв 1887 г. монастыри содержали 94 больницы и 66 приютов для прес­тарелых. две трети из этих учреждений приходилось на женские обители. И все-таки благотворительность не составляла и не могла составлять главного содержания иноческого подвижничества.

В XIX веке монашество переживало подлинное духовное воз­рождение. После ряда катастроф выпавших на долю монастырей при Петре 1, Анне и Екатерине П, они вновь восставали из раз­рухи как очаги духовной жизни, как живые свидетели неотмир-ности я святости Церкви. Под духовным руководством учеников “чудного старца” Паисия аскетическое подвижничество возроди­лось в древней Ватаамской обители, в Саровской и Оптиной, в Глинской и Санаксарской пустынях, в Новоезерском и Николо-Бабаевском монастырях. Во многих монастырях укоренялось стар­чество, и влияние старцев выходило далеко за монастырские стены, оказывая благодатное воздействие на. жизнь всех слоев русского общества. Возрождению аскетического подвижничества в монастырях способствовали многие иерархи-иноки.

Особенной любовью к монашеству отличался Киевский митро­полит Филарет (в миру Федор Георгиевич Амфитеатров). Он родил­ся в 1779 г. в семье священника Орловской епархии. Образование получил в Севской Духовной Семинарии. Приняв, постриг, служил ректором сначала в Севской, потом Уфимской, и наконец, Тоболь­ской Семинарии. В 1813 г. его назначили инспектором Московс­кой Духовной Семинарии и архимандритом древнего монастыря пре­подобного Иосифа Волоцкого. Удостоенный степени доктора бого­словия, он в 1816 г. стал ректором преобразованной Московской Духввной Академии, а в 1819 г. — хиротонисан ве епископа Ка­лужского. После 6 лет преобразования на этой кафедре Синод перевел его в Рязань. Преосвященный Филарет занимал также Казанскую и Ярославскую кафедры. В 1837 году он стал преем­ником почившего Невского митрополита Евгения.

Занимая высокое иерархическое положение, он оставался смиренным и кротким монахом, для которого главным делом жизни был молитвенный подвиг. Истинное смирение, совершенное незло­бие и любовное отношение ко всякому человеку ему удавалось сочетать с высоким достоинством архипастыря, с разумной тре­бовательностью к подчиненным клирикам. Митрополит Филарет был ревнителем аскетического возрождения. Он, может быть, первым из русских архиереев понял благодатный смысл старческого слу­жения миру и, вопреки предрассудкам многих из своих собратий, видевших в старчестве посягательство на иерархический отрой Церкви, всячески поощрял старцев. Еще в бытность Калужским архиереем, он много сделал для укоренения старчества в находившейся в его ведении Оптиной пустыни. В Киеве митрополит Филарет поддерживал тесное духовное общение с известным Печерским подвижником схииеромонахом Парфением.

К синодальной системе митрополит Филарет относился кри­тически, и порой это свое отношение проявлял открыто. После 1842 г. он, подобно Филарету, митрополиту Московскому, пере­стал выезжать в Петербург на заседания Синода, из-за высокого авторитета обоих иерархов обер-прокурор Протасов молча терпел эту их обструкцию.

В отличие от Московского святителя Киевский митрополит не был поборником перевода Библии на русский язык. Не одобрял он и преподавания догматического богословия на русском языке и сам в свое время читал догматику по-латыни, но эта его по­зиция объяснялась вовсе не западничеством, скорее наоборот, он опасался, что преподавание богословия на общедоступном языке дает слишком широкую огласку еретическим учениям, что послужит соблазном для нестойких людей. Митрополит Филарет писал не много, но оставшиеся его “Беседы” на 5,6,7,8,9,10 и II главы Евангелия от Матфея и на Евангелие от Иоанна, строго православные по духу, являют­ся весомым вкладом в отечественную экзегетику. Проповеди свя­тителя отличались сердечностью и искренностью, теплотой веры и глубоким благочестием. Замечательны оставшиеся после него письма.

В народе обоим Филаретам, которые при Николае 1 были всеми признанными столпами Русской Церкви, усвоили характер­ные имена; Московского иерарха называли Филаретом Мудрым, а Киевского — Благочестивым. Несмотря на разногласие по ряду вопросов церковной жизни, митрополит Филарет (Амфитеатров) относился с великих почтением к уму и опытности своего собра­та и соименника, к глубине его богословских познаний, к безу­коризненной строгости и точности его богомыслия. Он говорил, что каждую неделю перечитывает “Пространный катехизис”, чтобы проверить свою мысль, сколь строго держится она в границах православного вероучения.

Еще в 1841 г., ревнуя о иноческом подвиге и спасении души, Киевский святитель принял тайно великую схиму с именем Феодосия. Иерархмолитвенник, иерарх-инок скончался в 1857 г., оплаканный своей паствой и всеми благочестивыми русскими людь­ми, которые любили и чтили его за высоту его христианского духа, за чистоту и святость его жизни.

Дата добавления: 2015-09-04