Затворник Вышенский

Великими духовными писателями и учителями христианской жизни, верными выразителями святоотеческих традиций в русском богословии XIX века были епископы Игнатий и Феофан.

Епископ Игнатий (в миру Димитрий Александрович Брянчанинов) родился 5 февраля 1807 г. в селе Покровское Вологодской губернии. Брянчаниновы — старинный дворянский род, восходящий к оружейнику князя Димитрия Донского — Михаилу Бренко. Уже в отроческие годы Дмитрий Брянчанинов мечтал о монашестве, но отец требовал от сына, чтобы тот выбрал карьеру, подобающую дворянину. “Детство мое, — писал впоследствии епископ Игнатий, было преисполнено скорбей”.

По настоянию отца он поступил в Петербургское военно-инженерное училище. Благодаря своим способностям и прилежанию он обратил на себя внимание великого князя Николая Павловича, будущего императора, который опекал это училище. Но учебные успехи не давали юноше внутреннего удовлетворения. “Родилась и уже возросла в душе моей какая-то страшная пустота, — писал он позже, — явился голод, явилась тоска невыносимая по Богу. Я начал оплакивать нерадение мое, оплакивать то забвение, ко­торому я предал веру, оплакивать сладостную тишину, которую я потерял, оплакивать ту пустоту, которую я приобрел, которая меня тяготила, ужасала, наполняя ощущением сиротства, лишения жизни. И точно — это было томление души, удалившейся от ис­тинной жизни своей, Бога”. В училище вокруг Дмитрия сложился кружок религиозно настроенных юнкеров, которые вечерами со­бирались для усердной молитвы и обсуждения богословских воп­росов. К этому кружку принадлежали Михаил Чихачев (впослед­ствии монах) и Н.Ф. Фермор.

По окончании училища Брянчанинов был направлен на службу в Динабург. “В строгих думах снял я мундир юнкера, — писал он потом, — и надел мундир офицера. Я сожалел о юнкерском мунди­ре в нем можно было, приходя в храм Божий, стать в толпе солдат, в толпе простолюдинов, молиться и рыдать сколько душе угодно”. Офицерская служба его продолжалась недолго. Осенью 1827 года он заболел и подал прошение об отставке.

Уволенный со службы юный ревнитель благочестия отправился в Александро-Свирский монастырь и поступил в послушание в под­визавшемуся там опытному старцу Леониду. Свой послушничеокий искус он продолжил в Кирилловом Новоезерском монастыре под руководством старца Феофана, в Площанской и Оптиной пустыни, и наконец, в Глушицкой обители под Вологдой, где в 1831 году был пострижен в монашество с именем Игнатий, в честь священномученика Игнатия Богоносца.

Когда император Николай вспомнил о своем любимце военном инженере Брянчанинове и узнал, что он принял постриг и управ­ляет древней Пельшемской обителью, он назвал его к себе в Пе­тербург и велел назначить строителем Троице-Сергиевой пустыни, расположенной возле столицы и находившейся тогда в упадке. 24 года управлял он этой обителью. Взгляды отца Игнатия на монашество складывались под влиянием святоотеческих аскети­ческих творений и бесед со старцами Леонидом и Феофаном Ново-езерским. Трудами настоятеля в Сергиевой пустыни был введен общежительный устава — в обители возобновилась аскетическая жизнь. В 1838 году архимандрит Игнатий был назначен благочин­ных монастырей Петербургской епархии. Он много сделал тогда для возрождения древнего Валаамского монастыря, поставив его настоятелем духовно опытного подвижника игумена Дамаскина.

В 1857 г. архимандрит Игнатий был хиротонисан во епис­копа Кавказского и Черноморского. После хиротонии он прибыл в свой кафедральный город Ставрополь. Епископ Игнатий содей­ствовал улучшению положения местного духовенства, благодаря его заботам в Ставрополе был создан хороший церковный хор, построен архиерейский дом, благоустроена Духовная Семинария.

Болезнь вынудила его летом 1861 г. уйти на покой и по­селиться в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епапхии. Здесь он подвизался до самой кончины, последовавшей 80 апреля 1867 года в Неделю Жен-Мироносиц. В монастыре он вел обширную переписку с людьми, искавшими у него совета и наставления и писал богословские сочинения.

Самые значительные труды епископа Игнатия “Аскетические опыты”, “Аскетическая проповедь”, “О молитве Иисусовой”, “При­ношение современному монашеству”, “Беседа старца с учеником”, “О терпении скорбей”, “Слово о смерти”.

В “Аскетических опытах” начертан идеал духовного трез-вения, собранности и смирения. Но аскетическое делание не заслоняло для епископа Игнатия конечной цели подвижничества; стяжания благодатного мира и встречи со Христом. “Ты прихо­дишь! — писал он, — я не вижу образа прошествия Твоего, вижу Твое пришествие”.

Мистические увлечения Александровской эпохи встревожили его; и святитель не уставал в своих творениях предостерегать против мистической мечтательности, против нетрезвой и прелест­ной “духовности”, отравленной гордыней и превозношением. Не одобрял он и чтения инославных мистических книг. В западных святых Терезе или Лойоле святитель Игнатии видел самооболь­щенных и духовно поврежденных людей, называл их сумасшедшими. Предостерегал он и против чтения знаменитого “Подражания” Фомы Кемпийского, которое пользовалось тогда необычайным ус­пехом не только в кругу религиозно настроенных светских лиц, но и среди некоторых монахов. Жесткими и резкими словами характеризовал святитель и светскую культуру. “Ученость, -говорил он, — светильник ветхого человека”.

Состояние современной ему церковной жизни вызывало у него тревогу и скорбь. Еще будучи настоятелем Сергиевой пустыни, он в беседе с английским богословом В. Пальмером говорил с удивительной откровенностью. “Наше духовенство чрезвычайно лихо поддастся новым и странным мнениям, читает книги непра­вославных и даже неверующих сочинителей... Россия, пожалуй, находится недалеко от взрыва в ней еретического либерализма. У нас есть хорошая внешность, мы сохранпли все обряды и Символ первобытной Церкви, но все это мертвое тело, в нем мало жизни. Белое духовенство насильно сдерживается в лицемерном правос­лавии только боязнью народа”.

Епископа Игнатия тревожило и состояние современного ему монашества, над которым, считая он, нависла опасность посте­пенного обмирщения. Монахам он советовал держаться подальше от мира.

Младшим современником епископа Игнатия был другой знаме­нитый аскетический писатель епископ Феофан (в миру Георгии Васильевич Говоров). Он родился в семье священника Орловской епархии в 1815 году. В 8-летнем возрасте Георгий поступил в Ливенское Духовное училище, по окончании которого был переве­ден в Орловскую Семинарию. Свое образование он завершил в Ки­евской Духовной Академии. Благодатное влияние на него оказала Киево-Печерская Лавра. В последний год своего студенчества он принял иноческий постриг в Киево-Братском монастыре с именем Феофан. После пострижения он вместе с монахом Макарием (Бул­гаковым): впоследствии знаменитым митрополитом Московским, посетил духовника Лавры старца Парфения, который, благословив их, сказал “Вот вы, ученые монахи, набрав себе правил, пом­ните, что одно нужнее всего — молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу — вот чего добивайтесь”.

Окончив Академию со степенью магистра в 1841 году, иеро­монах Феофан проходил обычное для ученого монаха администра­тивно-педагогическое послушание — был ректором Киево-Софий-ского Духовного училища, инспектором Новгородской Духовной Семинарии, с 1844 г. читал в Петербургской Духовной Академии лекция по нравственному и пастырскому богословию. Эти лекции он показал архимандриту Игнатию (Брянчанинову), который отнес­ся к ним одобрительно. Курс нравственного богословия, прочи­танный в Академии, отец Феофан построил на святоотеческой аске тике. Отредактированные им впоследствии эти лекции соста­вили книгу “Путь ко спасению”.

В 1847 году иеромонах Феофан получил назначение в Иеру­салим в Русскую Духовную Миссию и провел там, под началом ар­химандрита Порфирия (Успенского) 7 лет. На Востоке он довел до совершенства значение греческого языка, изучал еврейский и арабский язык, сам много читал святых отцов и занимался пе­реводами с древних рукописей.

Возведенный в сан архимандрита, отец Феофан после воз­вращения в Россию снова преподавал в Петербургской Академии, был ректором Олонецкой Духовной Семинарии, настоятелем посоль­ской церкви в Константинополе, а с 1857 г. ректором Петербург­ской Духовной академии.

В 1859 г. совершилась его хиротония во епископа Тамбов­ского. Во время одной из архипастырских поездок по Тамбовс­кой епархии святитель посетил Вышенскую пустынь, которая пон­равилась ему и красотой местоположения, и особенно строгостью своего устава. Назначая настоятелем обители игумена Аркадия, Преосвященный на прощанье сказал ему “Поезжайте, отец игумен. а там, Бог даст, и я к вам приеду”. В 1861 году епископ Фео­фан принял участие в торжествах открытия мощей святителя Ти­хона Задонского. Это событие оказало благодатное воздействие на его собственную духовную жизнь. Переведенный в 1863 году на Владимирскую кафедру, он уже через три года подал, по при­меру новоявленного угодника святителя Тихона, прошение об увольнении его на покой в Вышенскую пустынь. Ходатайство его было удовлетворено.

В Вышенской пустыни святитель провел 28 лет. Образ его жизни в обители был крайне строгим. Он ежедневно ходил ко всем службам и за Богослужением стоял благоговейно, тихо, ради собранности ума и сердца, в молитве закрывая глава. По воспо­минаниям современников, случалось, что после Литургии подно­сивший ему антидор стоял перед ним минуты две, пока он не открывал глаза и не брал антидор. В алтаре он никогда не произносил праздого слова. Поучений, не говорил, но само его служение было живой проповедью для молящихся.

После пасхальных дней 1872 года святитель Феофан уеди­нился в затвор в монастырском флигеле, где принимал лишь нас­тоятеля, духовника и келейника. В своей келлии он устроил и освятил церковь в честь Богоявления Господня, и последние II лет своего жития ежедневно служил в ней Божественную ли­тургию. Службу совершал один и молча по служебнику, иногда пел. Келейное правило он порой заменял молитвой Иисусовой. Кроме молитвенного правила, святитель в затворе читал Священ­ные Писание и творения святых отцов, занимался иконописанием и литературно-богословскими трудами. Сам он со смирением говорил о своем затворничестве “Из моего запора сделали зат­вор. Ничего тут затворнического нет. Я заперся, чтобы не ме­шать, но не в видах строжайшего подвижничества, а в видах беспрепятственного книжничества... так выходит, что я книж­ник и больше ничего”.

Епископ Феофан не преувеличивал значение затвора для духовного преуспеяния. “Когда молитва твоя до того укрепится, что все будет держать самого тебя в сердце пред Богом, тогда у тебя и без затвора будет затвор... Этого затвора ищи, -советовал он, — а о том не хлопочи. Можно и при затворенных дверях по миру шататься, или целый мир напустить в свою ком­нату”. Затворнический подвиг открыл святителю глубины чело­веческой души, став знатоком души, он делился плодами своей богомудрой опытности с другими. В своей уединенной келлии святитель Феофан не прервал письменного общения с миром. Ему писали иноки, религиозно настроенные интеллигенты, простой народ. Для многих христиан, жаждавшие спасения, он стал за­очным духовником. Каждый день святитель получал по 20-40 пи­сем. По письму он умел понять душу писавшего, и в ответе ска­зать самое главное и нужное. Свои письма он впоследствии со­единял в сборнике и издавал. Из писем к княгине П.С. Лукомс-кой была составлена одна из его главных книг “Письма о хрис­тианской жизни”.

В Вышегонском затворе — епископ Федфан написал свои со­чинения, за которые его в 1890 году удостоили степени докто­ра богословия. В 1876 г. в его перегуде вышел первый том “Добротолюбия” на русском языке. “Добротолюбие” святителя Феофана Затворника не сьвпадарт. по составу ни со славянским сборником схиархимандрита Паисия (Величковского), ни с гре­ческой “Филокалией” преподобного Никодима Святогорца. Оно значительно полнее греческого подлинника. Кроме “Добротолю-бия” Вышенский Затворник перевел “Слова” преподобного Симе­она Нового Богослова и “Невидимую Брань” святого Никодима Святогорца. Среди его оригинальных творений особое значение имеют Толкования на Послания апостола Павла. В них он опи­рается всегда на святоотеческую экзегезу, в основном на тво­рения святителя Иоанна Златоуста и блаженного Феодорита. Но он пользовался и новейшими западными комментариями.

Огромную ценность представляют труды епископа Феофана по аскетике. Главная тема их — душа, предстоящая Богу в со­крушении, покаянии и молитве. “Вся надежда тогда Спаситель,-писал он, — а отсюда непрестанное “Господи помилуй”, христи­анин, живя в Боге, “в изумлении погружается в Его непостижи­мой беспредельности и пребывает в Божественном порядке”. Мо­литву святитель Феофан Затворник называл “умным предстоянием Богу в сердце... Своя из сердца молитва делает ненужной мо­литву читательную”. Обращаясь к ревнителю иноческого жития, он пишет “Настоящего иночества вам хочется? Но где же вы его найдете? Оно скрыто и невидимо, видимы только всякие послаб­ления. Иной раз приходит на мысль, что лучше не видеть мона­хов, а уединившись, жить строго по примеру древних иноков”. “Один Бог да душа — вот монах, — учил он. — Келлия его окно на небо... Когда в сердце монастырь, тогда строение монастыр­ское будь или не будь, все равно”.

Епископ Феофан с тревогой смотрел на духовное состояние современного ему общества. “Того и гляди, что вера испарится, писал он, — почти всюду спят... Через поколение, много через два иссякнет наше православие”. “Следовало бы завести целое общество апологетов, — мечтал он, — и писать, и писать”. Но только писать — мало, народ нуждается в настоящей апостольской проповеди, исполненной Духа и силы.” Поджигатели долж­ны сами гореть. Горя, ходить повсюду — и в устной беседе зажигать сердца”.

Вышенский Затворник и епископ Игнатий имели разные мне­ния о природе человеческой души и духов. Святитель Игнатии полагал, что вполне невещественным и нематериальным является только Бог, а всякое существо непременно ограничено простран­ством и временем, и в силу этого некоторым образом веществен­ны даже ангелы и человеческие души. Он писал “Душа — эфемерное весьма тонкое летучее тело, имеющее весь вид нашего грубого тела, все его члены, даже волосы, его характер лица, словом, полное сходство с ним”. Демоны, по словам святителя Игнатия, входят и выходят из человека, как воздух при дыхании. Иной взгляд выражал епископ Феофан. Он писал о простоте души. Для объяснения связи души и тела, считал он, нет нужды представ­лять душу вещественной, эту связь можно представить как дина­мическое средство между ними.

Труды епископа Феофана проникнуты живым святоотеческим духом, они являются чистейшим выражением церковного Предания. Творения святителя Феофана рано узнали и оценили на Западе. Они переведены на многие иностранные языки.

Жизнь святителя-подвижника постепенно угасла. Готовясь к кончине, он писал “Умирать — это не особенность какая, и ждать надо как бодрствующий ждет ночи, чтобы уснуть, так и живущим надо впереди видеть конец, чтобы опочить. Только даруй. Боже, почить о Господе, чтобы с Господом быть всегда”. 6 янва­ря 1894 года, накануне престольного праздника своего келейного храма Богоявления, богомудрый Вышенский Затворник тихо почил. При его кончине никто не присутствовал. Всю жизнь он любил уединение и скончался наедине с Богом.

Дата добавления: 2015-09-04