Новая песня Распределяющей шляпы

О том, что у него с Луной была одна и та же галлюцинация, если это была именно она, Гарри никому рассказывать не хотел, поэтому, не говоря больше ни слова о лошадях, залез в карету и захлопнул за собой дверь. Но и отвести глаз от их силуэтов, маячивших за окном, тоже не мог.

– Все видели эту тетку Граббли‑Планк? – спросила Джинни. – Что она опять тут делает? Не мог же Хагрид уволиться?

– По мне лучше, если бы уволился, – отозвалась Луна. – Учитель он неважный, да?

– Ты что, он замечательный! – хором возмутились Гарри, Рон и Джинни.

Гарри многозначительно взглянул на Гермиону. Она прокашлялась и быстро добавила:

– Э‑э... да... он прекрасный учитель.

– Ну а у нас в Равенкло думают, что он просто шут, – неугомонно возразила Луна.

– Значит у вас там дурацкое чувство юмора, – отрезал Рон.

Колеса под ними скрипнули, карета тронулась.

Похоже, Луну грубость Рона ничуть не обеспокоила, напротив – она время от времени бесхитростно заглядывалась на него так, словно он был посредственной телевизионной передачей.

Громыхая и раскачиваясь, кареты колонной двигались по дороге. Когда они проезжали между высокими каменными опорами школьных ворот, увенчанных крылатыми вепрями, Гарри подался вперед, пытаясь разглядеть какие‑нибудь огоньки в хижине Хагрида у Запретного леса, но в окрестностях царила непроглядная темень. Только надвигающаяся громада замка Хогвартс, вздымаясь бесчисленными башенками, резко выделялась чернотой на фоне более светлого ночного неба, то тут, то там подсвечиваясь ярким светом окон.

У каменных ступеней, ведущим к парадным дубовым дверям, кареты, звякнув, остановились, и Гарри первым выскочил наружу. Он опять повернулся, высматривая зажженные окна на фоне Леса, но, было очевидно, что никаких признаков жизни в районе Хагридовой хижины нет. Неохотно, надеясь, что дурман уже развеялся, Гарри взглянул назад, на странных скелетоподобных существ, но те смирно стояли в стылом ночном воздухе, поблескивая белыми глазами.

Прежде Гарри уже видел кое‑что, чего не мог видеть Рон, но это было всего лишь отражение в зеркале, куда более иллюзорное, чем сотня этих существ, материальных настолько, чтобы тянуть за собой вереницу карет. Если верить Луне, эти твари существовали всегда, но были невидимы. Почему же тогда Гарри смог увидеть их, и почему их не увидел Рон?

– Ты идешь, или как? – спросил за его спиной Рон.

– А... да, да, – спохватился Гарри, и они присоединились к толпе спешащих по каменным ступеням в замок.

Холл светился факелами и отзывался эхом шагов учеников, топавших по вымощенному каменными плитами полу к двустворчатым дубовым дверям в Главный зал, на банкет в честь начала учебного года.

В Главном зале ученики рассаживались за четырьмя длинными столами Домов, стоявшими под беззвездным черным потолком, который в точности повторял небо, видимое через высокие окна. В воздухе над столами парили свечи, освещая серебристых призраков, проплывающих по Залу, и оживленные лица учеников, которые нетерпеливо обменивались летними новостями, громко здоровались с приятелями из других Домов, оценивающе разглядывали друг у друга новые мантии и стрижки.

Гарри опять обратил внимание, что, стоит ему пройти мимо, как все тут же наклоняются друг к другу и начинают шептаться. Он стиснул зубы и попробовал вести себя как ни в чем не бывало.

Луна уже отправилась к столу Равенкло.

Как только ребята подошли к гриффиндорскому столу, Джинни окликнули ее друзья‑четверокурсники и она села с ними. Гарри, Рон, Гермиона и Невилл заняли места рядком между торчащим из стола Почти Безголовым Ником, гриффиндорским призраком, и Парвати Патил с Лавандой Браун, которые поздоровались с Гарри чрезмерно любезно и мило. Это навело его на мысль, что девочки как раз прекратили сплетничать именно о нем. Однако тут же у него нашлись гораздо более веские причины для беспокойства: поверх голов Гарри бросил взгляд на стол преподавателей у фронтальной стены Зала:

– Его и там нет.

Рон с Гермионой тоже внимательно осмотрели стол преподавателей, хотя в этом не было необходимости: рост Хагрида позволял немедленно обнаружить его в любой толпе.

– Его не могли уволить, – беспомощно произнес Рон.

– Конечно нет, – твердо сказал Гарри.

– Вы же не думаете, что он... заболел... или еще что? – с тревогой спросила Гермиона.

– Нет, – тут же отозвался Гарри.

– Тогда где же он?

Все замолчали, потом Гарри очень тихо, чтобы его не услышали Невилл, Парвати и Лаванда, прошептал:

– Может быть, он еще не вернулся. Вы же знаете, у него было задание, которое ему Дамблдор на лето поручал.

– Да... да, так оно и есть, – уже с большей уверенностью поддержал Рон.

Но Гермиона, покусывая губу, продолжала взглядывать на стол преподавателей, словно желая там найти окончательное объяснение отсутствию Хагрида.

– A это кто? – вдруг спросила она, показывая пальцем в середину преподавательского стола.

Гарри проследил направление ее руки. Сначала его взгляд упал на профессора Дамблдора, восседающего в центре длинного преподавательского стола на золотом кресле с высокой спинкой. Он был облачен в темно‑фиолетовую мантию, усеянную серебристыми звездами и в такую же шляпу.

Дамблдор наклонил голову к сидящей рядом с ним женщине, которая что‑то говорила ему на ухо. Гарри подумал, что она выглядит как старая дева: приземистая, с короткими вьющимися каштановыми волосами невзрачного оттенка, повязанными жуткой розовой ленточкой, в тон пушистой розовой кофточке, надетой поверх мантии. Но когда она чуть повернула голову, чтобы отпить из кубка, Гарри с ужасом узнал это бледное жабье лицо и, отягченные мешками, глаза навыкате.

– Это... это та тетка, Амбридж!

– Кто? – изумилась Гермиона.

– Она была на разбирательстве моего дела, она работает на Фаджа!

– Славная кофточка, – ухмыльнулся Рон.

– Она работает на Фаджа! – нахмурившись, повторила Гермиона. – Так что же тогда она делает здесь?

– Понятия не имею...

Гермиона пристально взглянула на преподавательский стол и глаза у нее сузились.

– Нет... – прошептала она. – Конечно, нет...

Гарри не понял, что она имеет в виду, но переспрашивать не стал, его внимание привлекла профессор Граббли‑Планк – она в этот момент появилась за столом преподавателей и заняла местов торце стола, которое обычно предназначалось Хагриду. Это означало, что первокурсники уже переправились через озеро и добрались до замка, и в самом деле, спустя несколько секунд отворились двери, ведущие в холл. Появилась длинная колонна испуганных первокурсников, во главе с профессором Макгонаголл, которая несла табурет с лежащей на нем старой волшебной шляпой, многажды залатанной, заштопанной, с широкой дырой у потертых полей.

Гул голосов в Главном зале стих. Первогодки выстроились в ряд перед столом преподавателей, лицом ко всем прочим ученикам, профессор Макгонаголл аккуратно поставила табурет перед ними, а затем встала за их спинами.

В полумраке лица первогодок ярко выделялись своей бледностью. В самом центре стоял дрожащий маленький мальчик. Внезапно у Гарри промелькнуло воспоминание о том, как напуган был он сам, стоя там, в ожидании неведомого испытания, которое должно было определить его принадлежность к какому‑либо Дому.

Вся школа ожидала, затаив дыхание. И вот дыра у полей шляпы широко, словно рот, раскрылась, и Распределяющая шляпа запела.1

Давным‑давно в те времена,

Когда была я новой,

А благородный Хогвартс наш

Был только лишь основан,

Все основатели его

В согласьи пребывали

И что могло б их разделить –

Себе не представляли.

Я помню Хогвартс с тех времен,

Как четверо друзей

Решили школу основать,

И обучать детей.

«Мы вместе школу создадим,

Чтоб магии учить!»

Тогда казалось им самим,

Что их не разлучить.

И Слизерин, и Гриффиндор,

И Хаффлпафф, и Равенкло...

Как дружбе их пришел конец,

И что произошло?

Ну что ж, я видела сама

Печальный этот спор

И как свидетель той поры,

Веду свой разговор.

Все началось из‑за того,

Что не смогли решить –

Каких детей, с какой судьбой,

Им в школу пригласить.

«Лишь тот учиться может здесь»

Промолвил Слизерин, –

«Кто род магический блюдет.

И только он один».

«Лишь только те, кто быстр умом»

Сказала Равенкло, –

«Должны входить в наш новый Дом,

Чтобы учиться в нем».

«Лишь для отважных путь открыт»

Отрезал Гриффиндор, –

«Для храбрецов лишь место есть,

И кончим этот спор!»

Не согласилась Хаффлпафф,

Вступая в разговор, –

«Для всех открыт наш новый Дом,

Все остальное вздор!»

Раздоров тех итог простой,

И каждый из друзей

В свой Дом того лишь брал учить,

Кто был ему милей.

Так в Слизерин попал лишь тот,

Кто кровью рода чист,

А в Равенкло попали те,

Кто знаниями быстр.

У Гриффиндора храбрецов

Решили принимать,

А Хаффлпафф всех приняла

И стала обучать.

В попытке дружбу сохранить,

Решили споры тем,

Что все Дома учить должны,

Как им удобней всем.

Не долог счет тех мирных лет,

Что добрый Хогвартс знал.

Ошибок и сомнений гнет

Несчастья порождал.

И знаний груз, что каждый Дом

Ученикам давал,

Неистовой вражды меж них

Причиной главной стал.

И с Домом Дом войну вели,

В попытках первым быть,

И жизнь, и дружбу, и любовь

Старались погубить.

Казалось всем, что в той войне

Уж Хогвартс не спасти,

Напасти, беды этих дней

Могли лишь страх нести.

В дуэлях, схватках и борьбе

Текли несчастья дни.

И старый Слизерин решил,

Что должен он уйти.

Ушел один Владыка змей,

И распрей дух исчез.

Никто не видел с тех времен

Раздоров тени здесь.

Как каждый год из века в век,

И в том судьба моя,

По четырем Домам сейчас

Распределю вас я.

Но перед тем как рассказать,

Куда направлю вас,

Вы старой Шляпы, знавшей зло,

Послушайте наказ.

Конфликтов избегайте вы,

Скажу вам, не тая:

Угрозу Школе во вражде

Я чувствую, друзья!

Опасностей не минул срок,

Они живут всегда,

Коварство, зависть и вражда

К нам вновь идут сюда.

Предостеречь хочу я всех,

Чтоб знанья получая,

Во вред другим или себе

Вы их не применяли.

Единство школы – наш успех,

К победе он ведет.

Когда мы будем вместе все,

Тогда наш враг падет.

В словах моих ищите путь,

Что к дружбе вас ведет,

И школа наша пусть всегда

В гармонии живет.

Я лишь хотела дать совет,

Хотя мой смысл другой...

Пусть церемония пойдет

Своею чередой!

Шляпа опять замерла. Раздались громкие аплодисменты, но впервые на памяти Гарри они сопровождались шепотками и ворчанием. Все в Главном зале переговаривались и Гарри, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимал, о чем идет речь.

– Что‑то она разошлась в этом году, – поднял брови Рон.

– Да уж, точно, – согласился Гарри.

Обычно Распределяющая шляпа ограничивалась описанием качеств, требуемых для каждого из четырех Домов Хогвартса, и своей роли в распределении. Гарри не припоминал, чтобы она когда‑нибудь пыталась стать школьным советчиком.

– Интересно, раньше она делала такие предостережения? – с легким беспокойством спросила Гермиона.

– Да, да! – с осведомленным видом нагнулся к ней Почти Безголовый Ник прямо сквозь Невилла. (Невилл вздрогнул: в самом деле, неприятно, когда сквозь тебя двигается призрак). – Шляпа считает делом чести предупредить школу, всегда, когда чувствует...

Но тут профессор Макгонаголл, готовясь начать оглашение списка фамилий первогодок, бросила грозный взгляд на перешептывающихся. Шепот в Зале мгновенно стих, Почти Безголовый Ник прижал прозрачный палец к губам, на полуслове умолк и опять чопорно выпрямился. Нахмурившись и еще раз окинув взглядом столы всех четырех Домов, профессор Макгонаголл опустила глаза к длинному свитку пергамента и назвала первое имя.

– Аберкромби, Эван.2

Тот перепуганный мальчик, которого Гарри заметил вначале, бросился вперед и сунул голову в Шляпу. Только благодаря его торчащим ушам, Шляпа не опустилась ему на плечи.

Шляпа задумалась на мгновение, а потом дыра у полей опять открылась и провозгласила:

– Гриффиндор!

Вместе с другими гриффиндорцами Гарри захлопал, Эван Аберкромби подошел к их столу и сел с таким видом, словно был готов провалиться сквозь землю, причем навсегда.

Длинная шеренга первогодков постепенно укорачивалась. В паузах между фамилиями и приговором Шляпы Гарри слышал, как у Рона громко бурчит в животе. Наконец «Целлер, Роза»3 была определена в Хаффлпафф, профессор Макгонаголл взяла табурет со шляпой и унесла их. Профессор Дамблдор встал.

Несмотря на свои недавние обиды на Директора, при виде стоящего здесь, перед всеми ними Дамблдора, Гарри отчасти успокоился. Кроме отсутствия Хагрида и присутствия тех драконоподобных лошадей, долгожданное для Гарри возвращение в Хогвартс сопровождалось и прочими неожиданностями, словно в знакомой песне прозвучали фальшивые ноты. Но, по крайней мере, одно осталось неизменным: Директор Школы, который стоя приветствует всех перед банкетом в честь начала учебного года.

– Всем новичкам, – громким голосом начал Дамблдор, взмахнув рукой и сияюще улыбаясь, – добро пожаловать! Всем «бывалым» – добро пожаловать домой! Пришло время сказать речь, но я не стану этого делать. Пируйте!

Раздался одобрительный смех и взрыв аплодисментов, Дамблдор сел и аккуратно забросил длинную бороду через плечо, чтобы она не попадала в тарелку, поскольку из ниоткуда появились различные яства, и все пять длинных столов уже ломились от мясных блюд, и пирогов, и блюд с овощами, и хлебов, и соусов, и графинов с тыквенным соком.

– Великолепно! – плотоядно застонал Рон, схватил ближайшее блюдо с отбивными и стал накладывать их себе на тарелку, под тоскливые взгляды Почти Безголового Ника.

– О чем ты начал говорить перед распределением? – спросила Гермиона у призрака. – Что советует Шляпа?

– О, да, – судя по всему Ник обрадовался поводу отвернуться от созерцания Рона, который теперь с просто неприличным энтузиазмом поглощал жареный картофель, – да, я слышал, что Шляпа и раньше предупреждала, время от времени, когда Школа подвергалась серьезной опасности. Правда, совет всегда был один и тот же: держитесь вместе, сплачивайтесь крепче.

– А куа хахе ать о коле огит аашноть? – раздался голос Рона.

Рот у него был забит битком и Гарри решил, что издать хоть какие‑нибудь звуки в таком состоянии – уже подвиг.

Гермиона с отвращением посмотрела на Рона.

– Прошу прощения? – любезно переспросил Почти Безголовый Ник.

Рон сделал чудовищный глоток и пояснил:

– А откуда Шляпе знать, что Школе грозит опасность?

– Не имею ни малейшего представления, – ответил Почти Безголовый Ник. – Но она живет в кабинете Дамблдора, поэтому рискну предположить, что черпает новости оттуда.

– И нужно, чтобы все Дома были дружны между собой? – Гарри взглянул на слизеринский стол, где заправлял Драко Малфой. – Ага, разбежались...

– Да, вот теперь вы обязаны точку зрения изменить, – с упреком проговорил Почти Безголовый Ник. – Мирное сотрудничество – вот ключ к успеху. Мы, призраки, хотя и принадлежим к разным Домам, но поддерживаем между собой дружеские отношения. Несмотря на соперничество между Гриффиндором и Слизерином, мне никогда не приходило в голову искать ссоры с Кровавым Бароном.

– Это потому, что ты его боишься, – заметил Рон.

Почти безголовый Ник был оскорблен до глубины души.

– Боюсь? Никто никогда не обвинял сэра Николаса де Мимси‑Порпингтона в трусости! В моих жилах течет благородная кровь...

– Какая кровь? – поинтересовался Рон. – Ты разве еще не того?..

– Это просто фигура речи! – возмутился Почти Безголовый Ник, придя в такое раздражение, что его голова зловеще закачалась на почти перерубленной шее. – Я полагаю, что у меня еще осталась возможность получать удовольствие от беседы, используя те слова, которые мне близки, пусть даже плотские радости мне уже недоступны! А к ученикам, которые подшучивают над моей смертью, я давным-давно привык!

– Ник, он вовсе не смеялся над тобой! – попыталась сгладить ситуацию Гермиона, бросив на Рона разъяренный взгляд.

К несчастью рот Рона был опять забит под завязку и все, что он мог издать, звучало так:

– А ихо ахо э ахать еве.

Что Ник, по всей вероятности, не счел извинением, адекватным оскорблению. Поднявшись в воздух, он поправил свою шляпу с пером и улетел к другому концу стола, где присел между братьями Криви Колином и Деннисом.

– Отлично, Рон! – воскликнула Гермиона.

– Ну что? – негодующе возразил Рон, наконец, проглотив пищу. – Нельзя простой вопрос задать, что ли?

– Да ну тебя, – раздраженно ответила Гермиона, и весь остаток ужина они сердито дулись друг на друга.

Гарри уже настолько привык к их ссорам, что даже не сделал попытки их помирить; он решил, что плодотворнее будет провести время в компании с бифштексом и пирогом с почками и пригласить большую тарелку своего любимого пирога с патокой.

Когда ученики доели, и уровень шума в зале опять пополз вверх, Дамблдор вновь поднялся. Разговоры тут же стихли, и все повернулись к Директору школы. Гарри охватило чувство приятной сонливости. Где‑то там, наверху, его ждала такая тепленькая и мягкая, закрытая пологом кровать...

– Ну вот, пока мы все перевариваем еще один великолепный ужин, я хочу обратить ваше внимание на традиционные объявления, – проговорил Дамблдор. – Первокурсники должны знать, что Лес в окрестностях школы для учеников закрыт... об этом должны помнить и некоторые старшекурсники...

Гарри, Рон и Гермиона весело переглянулись.

–...Мистер Филч, завхоз, просил меня... как он сказал «в четыреста шестьдесят второй раз» напомнить всем вам, что в перерывах между занятиями, в коридорах пользоваться магией запрещается, а также передал множество других указаний, с полным списком которых вы сможете познакомиться на двери кабинета мистера Филча. В этом году в штате преподавателей две замены. Мы рады, что к нам вернулась профессор Граббли‑Планк, которая теперь будет вести Уход за магическими существами, а еще я с удовольствием представляю вам нового преподавателя по Защите от темных искусств профессора Амбридж.

Раздались жидкие хлопки, а Рон, Гермиона и Гарри обменялись испуганными взглядами: Дамблдор ни слова не сказал о том, как долго будет преподавать Граббли‑Планк.

Дамблдор продолжал:

–...Отборочные тренировки квиддичных команд будут проходить...

Он замолчал и вопросительно вглянул на профессора Амбридж. Поскольку, встав, она не сделалась намного выше ростом, чем была сидя, то почти никто не понял, по какой причине Дамблдор перестал говорить. Но тут профессор Амбридж откашлялась «кхм, кхм!», после чего стало ясно, что она действительно встала, чтобы произнести речь.

Пробыв пару секунд в замешательстве, Дамблдор решительно сел и принялся внимательно смотреть на профессора Амбридж с таким видом, словно всегда мечтал послушать, что она скажет. Прочие преподаватели не столь умело скрывали свое удивление. Брови профессора Спраут исчезли в непослушных волосах, губы у профессора Макгонаголл стали такими тонкими, которых Гарри у нее еще никогда не видел. Никто из преподавателей прежде не прерывал Дамблдора. На лицах многих учеников появилась усмешка: очевидно, эта дама не знает хогвартских порядков.

– Благодарю вас, Директор, – жеманничая, проговорила профессор Амбридж, – за ваши добрые слова.

Голос у нее был тонкий, хрипловатый и какой‑то девчачий, и Гарри ощутил прилив необъяснимой неприязни: он ненавидел в ней все, начиная с дурацкого голоса, заканчивая пушистой розовой кофточкой.

Профессор Амбридж еще раз откашлялась («кхм, кхм») и продолжила:

– Не скрою, как же замечательно вернуться в Хогвартс! – она улыбнулась, демонстрируя очень острые зубы. – И как же приятно видеть эти счастливые личики, обращенные ко мне!

Гарри посмотрел по сторонам. Ни одно лицо в поле его зрения счастливым не выглядело. Напротив, от подобного, словно к пятилетним детям, обращения, лица у всех вытянулись.

– Я с нетерпением жду возможности познакомиться со всеми вами, и уверена, что мы станем хорошими друзьями!

После этих слов все в зале начали переглядываться, а некоторые с трудом удерживались от смеха.

– Я стану ее подружкой, только если мне не придется носить ту кофточку, – шепнула Парвати Лаванде, и обе захихикали.

Профессор Амбридж опять откашлялась («кхм, кхм») и теперь ее голос стал менее хриплым. Он зазвучал более деловито, и в нем появились скучные нотки заученного наизусть текста.

– Министерство Магии всегда полагало, что образование молодых ведьм и волшебников – это вопрос первостепенной важности. Тот редкий дар, с которым вы появились на свет, не принесет пользы, если не будет взращен и отточен бережным обучением. Уникальные стародавние навыки магического сообщества должны быть переданы следующим поколениям, чтобы мы рано или поздно не потеряли их. Обретенные сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, должны храниться, пополняться и совершенствоваться теми, кто посвятил себя благородной профессии преподавателя.

Тут профессор Амбридж сделала паузу и слегка поклонилась своим коллегам, из которых ни один не поклонился ей в ответ. Темные брови профессора Макгонагалл сошлись так, что она теперь решительно напоминала ястреба, и Гарри заметил, каким многозначительным взглядом она обменялась с профессором Спраут, когда Амбридж издала очередное «кхм, кхм» и продолжила речь.

– Каждый директор и директриса Хогвартса вносили что‑нибудь новое в тяжелую миссию управления этой прославленной школой, так и должно быть, потому что без прогресса наступит застой и распад. Тем не менее, прогресс во имя прогресса обречен, потому что зачастую испытанные и проверенные традиции не требуют вмешательства. Баланс между старым и новым, между постоянством и переменами, между традициями и новшествами...

Внимание Гарри стало угасать, словно рассудок уже засыпал и давал осечку. Тишина, наступавшая в Зале всегда, когда говорил Дамблдор, сейчас была нарушена: ученики принялись шептаться и хихикать. За столом Равенкло Чо Чанг оживленно болтала с подружками. Сидящая неподалеку от Чо Луна Лавгуд опять достала «Экивокер». Только Эрни Макмиллан за столом Хаффлпаффа, один из немногих, не сводил глаз с профессора Амбридж, но глаза у него были такие пустые, что Гарри не сомневался: внимательным он только притворяется, пытаясь быть достойным значка префекта, блестевшего на его груди.

По всей вероятности равнодушия аудитории профессор Амбридж не замечала. У Гарри сложилось впечатление, что даже если перед ее носом произойдет революция, она все равно будет твердить свою речь. Однако преподаватели слушали ее внимательно, а Гермиона даже так, словно впитывала каждое сказанное Амбридж слово, хотя, судя по выражению лица, слова были не в ее вкусе.

–...Потому что некоторые перемены наступают к лучшему, но другие, с течением времени, будут признаны ошибочными. Вместе с тем, некоторые прежние традиции сохранятся, и заслуженно, тогда как другие, вышедшие из моды и устаревшие, должны быть забыты. Давайте устремимся вперед, в новую эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что нужно сохранить, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, и избавляясь от всего того, практика велит нам запретить.

Она села. Дамблдор захлопал. Преподаватели последовали его примеру, но Гарри заметил, что некоторые хлопнули лишь пару раз, не больше. Некоторые ученики тоже присоединились к аплодисментам, но большинство было захвачено врасплох концом речи, поскольку услышало из нее очень немногое, и прежде чем они сообразили должным образом поаплодировать, Дамблдор опять встал.

– Большое спасибо профессору Амбридж, которая так просветила нас,4 – он поклонился ей. – А теперь, как я и сказал, тренировки по квиддичу будут проходить...

– Да уж, это точно, просветила... – шепотом сказала Гермиона.

– Тебе что, понравилось все это? – тихо спросил Рон, окинув Гермиону остекленевшим взором. – Это была самая занудная речь, какую я когда‑нибудь слышал, а я рос с Перси.

– Я сказала «просветила», но не сказала, что понравилось, – ответил Гермиона. – Это многое объясняет.

– Объясняет что? – удивился Гарри. – По мне это просто пустой треп.

– В этом трепе скрыта очень важная информация, – уверенно заявила Гермиона.

– Ты о чем? – рассеянно поинтересовался Рон.

– А как насчет «прогресс во имя прогресса обречен»? Как насчет «избавляясь от всего того, что практика велит запретить»?

– Да о чем речь‑то? – нетерпеливо повторил Рон.

– А я вам скажу, о чем речь, – сквозь зубы процедила Гермиона. – Речь о том, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса.

Со всех сторон поднялся гул и стук, видимо, Дамблдор только что объявил окончание банкета, все стали вставать, собираясь уходить. Гермиона взволнованно вскочила.

– Рон, мы же должны показывать первогодкам, куда идти!

– О, точно, – Рон, похоже, абсолютно забыл об этом. – Эй... эй, вы... малявки!

– Рон!

– Да ладно, они ведь и вправду мелкие...

– Я понимаю, но ты не должен называть их малявками!.. Первокурсники! – командным голосом объявила Гермиона на весь стол. – Пожалуйста, подходите сюда!

Группка новичков застенчиво пошла между гриффиндорским и хаффлпаффским столами, каждый пытался забиться в серединку. Они и в самом деле выглядели совсем маленькими. Гарри был уверен, что когда впервые попал сюда, таким мелким не казался. Он улыбнулся им. Белобрысый мальчик рядом с Эваном Аберкромби окаменел, а потом подтолкнул Эвана и что‑то шепнул ему на ухо. Эван Аберкромби точно так же испугался и бросил на Гарри такой затравленный взгляд, что Гаррина улыбка стекла по лицу, как смердосок.

– Увидимся позже, – сухо сказал Гарри Рону и Гермионе и пошел через Главный зал, пытаясь всячески игнорировать окружающий его шепот, взгляды и тыкания пальцами.

Пробираясь через толпу в Холле, он смотрел прямо перед собой, потом взбежал по мраморной лестнице, несколько раз срезал путь по тайным проходам и вскоре основная масса людей осталась вдалеке.

Глупо было ждать чего‑то другого, сердито думал он, шагая по пустынным коридорам верхних этажей. Еще когда он появился из Тримагического лабиринта, два месяца назад, неся тело своего коллеги, соученика, и утверждая, что видел, как Лорд Волдеморт вернул себе могущество – уже тогда на него смотрели именно так. Времени на объяснения не осталось, потому что всем пора было разъезжаться по домам... хотя он был готов перед всей школой в подробностях рассказать об ужасных событиях на кладбище.

Гарри дошел до конца коридора, ведущего в гриффиндорскую гостиную, остановился перед портретом Толстой Леди и тут понял, что не знает нового пароля.

– Э‑э‑э... – замялся он, глядя на Толстую Леди, которая разглаживала складочки своего атласного, розового платья и испытующе смотрела на него.

– Без пароля хода нет, – надменно произнесла она.

– Гарри, я знаю пароль!

Кто‑ то бежал по коридору, Гарри обернулся и увидел, что к нему трусцой, пыхтя, подбегает Невилл.

– Ты представляешь, какой сейчас пароль! В этот‑то раз я его точно запомню... – он взмахнул чахлым маленьким кактусом, который демонстрировал в поезде, – «Mimbulus Mimbletonia»!

– Верно, – проговорила Толстая Леди, ее портрет распахнулся словно дверь, открывая круглое отверстие в стене, в которое Гарри с Невилом и забрались.

Гриффиндорская гостиная выглядела даже приветливее, чем обычно: уютная круглая комната, уставленная обветшалыми мягкими креслами и колченогими старинными столиками. В камине весело потрескивал огонь, и у него грели руки несколько человек перед тем, как разойтись по своим спальням. В противоположном углу комнаты Фред и Джордж Уизли что‑то прикрепляли к доске объявлений. Гарри пожелал им спокойной ночи и сразу направился к двери, ведущей в спальни мальчиков. Сейчас у него не было никакого настроения общаться. Невилл последовал за ним.

Дин Томас и Шеймас5 Финниган пришли в спальню раньше и сейчас заклеивали стены у своих кроватей эмблемами и фотографиями. Когда Гарри толкнул дверь, они сразу повернулись, но, завидев его, на мгновение замерли. Гарри решил, что они разговаривали о нем, но потом подумал, что у него уже начинается паранойя.

– Привет, – поздоровался он, подошел к своему сундуку и открыл его.

– Привет, Гарри, – ответил Дин, надевая пижаму в цветах «Уэст‑Хэма». – Как провел лето?

– Неплохо, – буркнул Гарри, потому что подробный рассказ о каникулах занял бы целую ночь, а к этому он был не готов. – А ты?

– О, здорово, – хихикнул Дин. – Во всяком случае, лучше, чем Шеймас, он мне только что рассказывал о себе.

– А что случилось, Шеймас? – поинтересовался Невилл, бережно устанавливая Mimbulus Mimbletonia на прикроватный столик.

Шеймас не ответил сразу, делая вид, что страшно занят закреплением на стене эмблемы квиддичной команды «Кенмар Кестрелс». Потом пояснил, не поворачиваясь к Гарри:

– Моя мама не хотела, чтобы я возвращался.

– Что? – переспросил Гарри, перестав раздеваться.

– Она не хотела, чтобы я возвращался в Хогвартс.

Шеймас отошел от эмблемы и, по‑прежнему не глядя на Гарри, достал свою пижаму из сундука.

– А... почему? – удивился Гарри.

Он знал, что мама Шеймаса – ведьма и не мог понять, как она может вести себя подобно Дарсли.

Шеймас ответил только тогда, когда застегнул пижаму.

– Ну, в общем, – сдержанно произнес он, – я думаю... из‑за тебя.

– В каком смысле? – быстро переспросил Гарри.

Сердце у него бешено заколотилось, в глазах потемнело.

– Короче, – опять протянул Шеймас, все еще избегая взгляда Гарри, – Она... э‑э... ладно, это не только из‑за тебя, но еще из‑за Дамблдора...

– Она верит «Ежедневному Пророку»? – тихо спросил Гарри. – Она думает, что я врун, а Дамблдор старый дурак?

Шеймас взглянул на него:

– Да... типа того.

Гарри промолчал. Он бросил палочку на прикроватный столик, стащил с себя одежду, сердито швырнул в сундук и натянул пижаму. От всего этого ему стало так противно, противно быть тем, на которого все время пялятся и которого все время обсуждают. Хоть бы один из них знал, хоть бы один имел понятие, что значит – оказаться на его месте... миссис Финниган понятия не имеет, дура, – злобно подумал он.

Гарри залез в кровать и стал тщательно задергивать полог, но прежде, чем он закончил, Шеймас спросил:

– Слушай... а что было‑то на самом деле той ночью... ну ты понял... с Седриком Диггори и всем прочим?

Голос у Шеймаса был взволнованный и напряженный. Дин, который склонялся над сундуком, пытаясь разыскать тапки, замер, и Гарри понял, что тот тоже внимательно слушает.

– А зачем ты спрашиваешь? – взвился Гарри. – Ты почитай «Ежедневный Пророк», как твоя мамочка! Вот там тебе и расскажут все, что тебе так хочется знать!

– Не наезжай на мою мать! – повысил голос Шеймас.

– Я буду наезжать на любого, кто назовет меня лгуном! – отрезал Гарри.

– Не разговаривай со мной таким тоном!

– Каким хочу, таким и буду разговаривать! – Гарри разозлился настолько, что схватил с прикроватного столика свою палочку. – Не нравится тебе спать со мной в одной комнате, сходи, попроси Макгонаголл, может тебя переселят... и мамочка твоя ныть перестанет...

– Оставь в покое мою мать, Поттер!

– Что случилось?

В дверях появился Рон. Широко открытыми глазами он смотрел то на Гарри, стоявшего на коленях на кровати, с палочкой, направленной на Шеймаса, то на Шеймаса, который замахивался кулаком на Гарри.

– Он наезжает на мою мать! – завопил Шеймас.

– Что? – переспросил Рон. – Да ты что, Гарри бы и в голову... мы же видели твою мать, она нам понравилась...

– Это было до того, как она стала верить каждому слову, что пишет обо мне этот вонючий «Ежедневный Пророк»! – заорал Гарри.

– О... – протянул Рон, на его веснушчатом лице отразилось понимание. – О... понятно.

– А знаете что? – возбужденно воскликнул Шеймас, бросив на Гарри ядовитый взгляд. – Он прав, я в самом деле не хочу больше жить с ним в одной комнате, он тронулся!

– Это чересчур, Шеймас, – заметил Рон, у которого уши уже запылали, что всегда было плохим признаком.

– Чересчур, да? – заорал Шеймас, который в отличие от Рона побледнел. – Ты веришь всему бреду, который он несет о «Сам‑Знаешь‑Ком», ты что, считаешь, он говорит правду?

– Да, я считаю, он говорит правду, – сердито отрезал Рон.

– Тогда ты тоже ненормальный, – с отвращением бросил Шеймас.

– Да? Прекрасно, но к несчастью для тебя, старик, я еще и префект! – ткнул себя пальцем в грудь Рон. – Так что, если не хочешь получить взыскание, закрой свой рот!

Шеймас на несколько секунд замер, словно взвешивая, стоит ли расплачиваться взысканием за то, чтобы сказать все, что думает, но потом с презрительным фырканием развернулся, запрыгнул в кровать и с такой силой дернул полог, что занавеси оторвались и пыльной грудой свалились на пол. Рон с гримасой отвращения взглянул на Шеймаса, а потом перевел взгляд на Дина с Невиллом.

– У кого‑нибудь еще проблемы с родителями из‑за Гарри? – с нажимом спросил он.

– Мои родители магглы, приятель, – пожал плечами Дин. – Они и знать не знают про смерти в Хогвартсе, потому что я не такой дурак, чтобы рассказывать им об этом.

– Ты не знаешь мою мать, она бы вытащила из любого все, что угодно! – огрызнулся на него Шеймас. – Да притом твои родители не получают «Ежедневный Пророк». Они не знакомы с нашим Директором, которого выперли из Уизенгамота и Междумагической конфедерации за то, что у него шарики за ролики закатились...

– Моя бабушка сказала, что это все ерунда, – пискнул Невилл. – Она сказала, что это у «Ежедневного Пророка» крыша поехала, а не у Дамблдора. Она отказалась от подписки на него. И мы верим Гарри, – бесхитростно добавил он.

Он залез в кровать и натянул до подбородка одеяло, круглыми глазами глядя на Шеймаса:

– Моя бабушка всегда говорила, что «Сам‑Знаешь‑Кто» вернется рано или поздно. Она говорит, если Дамблдор сказал, что тот вернулся, значит, он правда вернулся.

Гарри ощутил прилив благодарности к Невиллу.

Все замолчали. Шеймас вынул палочку, восстановил полог на кровати и скрылся за ним. Дин лег в кровать, поворочался и затих. Невилл, которому добавить было нечего, с нежностью разглядывал свой кактус, залитый лунным светом.

Рон начал бродить вокруг своей кровати, разбирая вещи, Гарри откинулся на подушки. Спор с Шеймасом его очень задел, потому что Шеймас ему всегда нравился. Как много еще народу считает, что он лжет или сошел с ума?

Неужели Дамблдор тоже так промучился все лето, когда его сначала из Уизенгамота, а потом из Междумагической конфедерации исключили? Может быть злость на Гарри несколько месяцев удерживала Дамблдора от общения? Ведь в этом деле они на одной стороне, Дамблдор верил Гарри, объяснил сначала всей школе его версию событий, а потом и всему магическому сообществу. Любой, кто считал Гарри лгуном, должен был так и про Дамблдора подумать, или подумать, что Дамблдора одурачили...

Наступит время, и все поймут, что мы правы, печально подумал Гарри, когда Рон уже залез в кровать и потушил последнюю свечу в спальне. Но сколько же еще таких скандалов, как с Шеймасом, придется вынести, прежде чем это время придет.

-Глава 12-

Дата добавления: 2015-09-01