II курс. Новая группа. 1955 год.

И вот 1-го сентября я открыла на втором этаже МТИЛПа дверь в аудиторию и сказала: «Принимайте новенькую». Ко мне как-то открыто и даже порывисто пошел от окна навстречу, как потом оказалось, самый яркий и талантливый парень в моей новой группе Саша Кипнис. Он и внешне был хорош. Строен, стремителен, с копной кудрявых волос, аккуратен и в одежде, и в делах. А главное был умен и симпатичен во всем. Обладал хорошим чувством юмора и сам был смешлив. Все что ни делал, делал на пять с плюсом. Даже ленился. Например, осенью, когда нас послали в колхоз «на картошку», и у нас с начальником вышел из-за чего-то конфликт, что мы стали ни шатко, ни валко протестовать и медленно работать, так Кипнис с Васильевым просто легли в борозду и лежали.

Или на каком-то лыжном кроссе по физкультуре, он, не очень хорошо владея лыжами, просто прибежал первым весь в снеговом буране от бега.

Словом, яркой звездочкой он просиял у меня все эти четыре года учебы. Я и сейчас ему иногда звоню. Один сокурсник – Миша Гудименко на встрече выпускников по поводу 20-летия окончания, на мой вопрос: «Как Кипнис работает, он ведь такой талантливый был студент?» - ответил: «А он так же талантливо и работает».

И вот я влилась в новую группу. Пошли будни учебы. Потом всех на месяц отправили в колхоз и там мы все перезнакомились. А в общежитии меня поселили в пятиместную комнату на 4-ом этаже с девчонками постарше. Были две девушки с четвертого или даже пятого курсов – Клара и Рогнеда, и две мне уже знакомые по первому курсу, когда жили в девятиместной семейной комнате. Это Дина Подпальная, про которую я уже писала, и Алла Лушникова. Жили хорошо, дружно и интересно. Меня выбрали в комсомольское бюро факультета института. Была культоргом. Я все ходила по группам и агитировала записаться в хор факультета. Эта идея в бюро факультета возникла, очевидно, после того, как весной 1954 года на смотре самодеятельности хор механиков прекрасно исполнял песни из оперы Вебера «Вольный стрелок». Те, кто пел на этом смотре, закончили в том же году институт, но хор хотелось сохранить. Несмотря на мои агитации, идея, по-моему, не осуществилась. Еще я распространяла билеты в театр и вечерами все подсчитывала собранные деньги и проверяла, не ошиблась ли. Все это делала, сидя на своей кровати, а старшекурсницы надо мной подшучивали.

Кстати, был у меня один курьез. Студент нашей группы Вовка Соколов (теперь кандидат наук и преподаватель нашего института) так и не отдал деньги мне за билет. Он положил билет в карман спортивной курточки, а курточку постирал вместе с билетом. А я, отдавая билеты пока задаром, составляла списочек, и в день стипендии собирала деньги. На мои вопросы про деньги за билет Соколов отшучивался:

- А за что деньги, в театр я же не сходил.

- Но причем здесь я, ведь ты его состирал?

Я даже часы у него в залог брала. Они пролежали с месяц у нас в комнате на окне. Я забоялась, что они пропадут как-нибудь случайно, и отдала ему, но денег так и не получила.

А через 40 лет история повторилась. Я организовала встречу однокурсников по поводу 40-летия окончания Вуза. Был на ней и Вовка Соколов. К концу вечера ребята решили еще заказать бутылку спиртного. У Соколова, конечно, не было денег. Его двоюродная сестра Валя Бирюкова (она с нами училась) просит у меня взаймы. Я:

- Для Соколова не дам. Он до сих пор мне за театральный билет деньги не отдал.

- Ты не ему, ты мне дай.

И я легковерная дала ей деньги. Но обратно тоже не получила до сих пор. Правда, недавно узнала, что Варя Бирюкова несколько лет тому назад умерла, пусть пухом будет ей земля.

Девочек у нас в группе было всего двое. Второй девочкой была Соня Орлова. Милая симпатичная девочка с пушистыми ресницами и веселыми ласковыми глазами. Мы быстро подружились. Она была из подмосковного городка Кунцево. И меня к себе часто возила. Жили они в дачном, но приспособленном к житью зимой домике. Приятные родители. Отец был тренер (не помню, по какому виду спорта), а мама была домохозяйка. У нее что-то было с позвоночником, и она всегда была в корсете. Я окунулась в теплую атмосферу семьи и уюта. У них было две комнаты: одна маленькая на первом этаже, где было два диванчика, прямоугольный стол посередине и какой-то шкафчик невысокий для посуды. В переднем уголке был телевизор. Вторая комната была наверху, относительно холодная, хоть и подтапливалась. Проникали в нее по лесенке и далее через люк. Из этой комнаты был выход на веранду. Вот в этой комнате мы и спали под теплыми пуховыми одеялами и почти на свежем воздухе. Еду готовили в темном коридорчике на первом этаже при электрическом свете. Из этого коридорчика была дверь в комнату Сониной тети. Занимались мы с Соней в маленькой комнате 1-го этажа. Всегда были одни, а к вечеру приезжал ее папа. Наверное, у них была квартира и в Москве, так как зимой мама бывала редко. Да у Сони был еще старший брат Лева, который тоже учился в нашем институте, но двумя курсами старше. Зимой он в этот дачный дом не приезжал. Когда приезжала Сонина мама, мы в этой маленькой комнате вечеряли и ужинали по-семейному вчетвером. Всей семьей посмотрели в этой комнатке по телевизору первый приезд в Москву с Симоной Синьоре Ива Монтана и его выступление. Здесь же посмотрели и выступление Вана Клиберна на конкурсе им. Чайковского. Полюбили его очень.

Помню один, на мой взгляд, очень благородный поступок Сониного отца. Мы в какой-то из приездов приехали огорченными. Нас оштрафовали в электричке, как безбилетников. Мы привезли квитанции на оплату. Почему мы не купили билетов? Денег не было или не успели купить, надеясь, что пронесет? Наверное, первое. Сказали Сониному папе. Утром, когда мы спустились с верха вниз и поняли, что папа уже уехал на работу, то увидели на столе стопочку денег и записочку: «Это вам на уплату штрафа». Там были деньги и на мою долю. Я, конечно, потом деньги Соне за себя отдала, но деликатность папы в душе отметила. Он отнесся ко мне не как к чужой.

И еще помню случай. Мы были с Соней у них дома, и мама Сони была с нами. Кстати она звала нас «зверушками». «Зверушки, обедать», - звала она. Уютно мне было у них.

И вот как-то вечером, когда мы вчетвером собрались за столом, то вдруг Сонин папа говорит Сониной маме: «Мать, ты знаешь, кого я сегодня встретил?» Она заинтересованно смотрит.

- Шурку Торопова!

- А он знает, что мы поженились?

Хохот с нашей молодежной стороны. Они тоже смеются с нами вместе. Но очень помолодевшими вдруг стали. Им ведь тогда было уже за пятьдесят, наверное. И они казались нам очень взрослыми.

Так шли мой второй курс и моя учеба и жизнь в новой группе. Соня уже тогда была безнадежно влюблена в Сашу Кипниса. Он, видно это чувствовал, и был очень к ней корректен и бережен. Сам был верен своей девушке Люсе, с которой учился в школе в одном классе. Он приглашал ее иногда в институт на наши студенческие вечера, познакомил меня с нею. В конце учебы женился и живет с нею до сих пор.

А Соня вышла через год или раньше замуж за одногруппника Альку Золотова, разбитного и веселого парня, одноклассника Кипниса и даже соседа по коммунальной квартире. Мы в этой квартире иногда бывали, она недалеко от нашего общежития находилась.

Свадьба проходила в Москве в квартире у Сониных родственников. Были приглашены семь парней из нашей группы и я. Почему-то подарили мы им (по просьбе Сониной мамы) на свадьбу охотничье ружье с криком: «Гип-гип-ура!».

Весеннюю сессию я сдавала, готовясь к экзаменам снова у Сони. Она еще была не замужем. Подготовка теперь шла на веранде или у них в саду. Мне очень хотелось пригласить ее к себе в Борское, но не получилось. Лишь помню, как, любуясь летом борской природой, я вспоминала Соню и в душе шептала: «Все что вижу - дарю».

Дата добавления: 2015-09-05