Глава 29.

Зимой того года в прессе стали появляться первые новости о победах: наши отбили атаку немцев в Египте, а на восточном фронте русские перешли в контрнаступление и окружили противника у Сталинграда. Само по себе это мало что значило, но все равно радовало. Впрочем, тогда никто не верил в скорое окончание войны. Мы были убеждены, что она продлится еще лет пять как минимум, и потому, несмотря на приближение СОВ, учились, как придется. Какая разница, какие оценки мы получим, если все равно не будем заканчивать Хогвартс? Мы собирались уйти всей компанией на фронт прямо с шестого курса, как только станем совершеннолетними.
Школа тем временем готовилась к Рождеству. В коридорах развешивали гирлянды, а в Большом зале появилась огромная елка. Двадцатого декабря Блэку, Эйвери и Риддлу пришли приглашения на традиционную рождественскую вечеринку у Слагхорна. Я отдал Тому свою парадную мантию, оставшуюся еще со времен "нормальной" жизни. Ее, правда, пришлось удлинить и расширить в плечах, но в целом получилось неплохо.
Нам с Розье и Флинтом никакая вечеринка не светила, но жалеть было не о чем — те, кто оставался на факультете, намеревались устроить танцы и хорошо провести время. Около восьми вечера мы отправились на кухню, чтобы выпросить у эльфов какой-нибудь еды, а заодно проводили Тома до холла. Там было полно народу, шум стоял оглушительный. Рождественские праздники у нашего декана всегда были многолюдными. То и дело с тяжелым скрипом отворялась входная дверь, и, стряхивая с мантий хлопья снега, входили взрослые волшебники, многие — под руку с женами. Девчонки группками стояли вдоль стен, с интересом рассматривая пришедших. Отдельные счастливицы, тоже получившие приглашение на вечеринку и сменившие школьные мантии на платья и туфли на высоком каблуке, ждали своих кавалеров.
Том высматривал кого-то в толпе. Проследив за его взглядом, я увидел незнакомую стройную девушку, стоявшую у гигантских песочных часов с рубинами, — и через пару секунд понял, что это Минерва.
Я никогда раньше не поверил бы, что женщина может так измениться за считанные часы. Робертсон была в светло-зеленом вечернем платье, которое, должно быть, взяла у кого-то из однокурсниц. В затейливо уложенных волосах поблескивали украшения — недорогое стекло, которое, однако, в мерцающем свете свечей напоминало бриллианты. Она осталась верна своей нелюбви к косметике и только чуть-чуть подвела глаза, но при этом казалась необыкновенно яркой. Обычная строгость словно смягчилась, тонкие линии шеи и плеч казались беззащитными и хрупкими. Том, предложив ей руку, повел ее так спокойно и уверенно, словно Минерва принадлежала ему уже много лет. Именно тогда я впервые подумал, что она действительно была бы для Риддла идеальной парой. Моя мама всегда говорила: то, чего достигает в жизни мужчина, на три четверти зависит от женщины. Пожалуй, с такой женой Том мог бы стать даже министром магии...
Но у них свои развлечения, а у нас свои. На кухне эльфы снабдили нас блюдом с тыквенными пирожками, флягой самодельного вина и даже — по случаю Рождества — куском окорока, нарезанным тонкими, почти прозрачными ломтиками. Когда мы вернулись на факультет, в гостиной уже заводили граммофон. В разгар веселья явился Даррен Малсибер с компанией рэйвенкловцев, среди которых было несколько девочек с четвертого и пятого курсов. Их приветствовали более чем тепло, потому что партнерш для танцев остро не хватало. Даже Эйлин Принс не стояла у стены, как обычно, а танцевала с кем-то из третьекурсников. Мне совсем не улыбалось в такой вечер остаться в одиночестве и мрачно сидеть в углу, так что я решил ковать железо, пока горячо, и протолкался поближе к Малсиберу. Не успел он представить новых гостей, как я улыбнулся ближайшей ко мне девушке и спросил, не хочет ли она выпить.
Джейн Говард — так звали мою новую партнершу — как-то странно покраснела, но согласилась. Позже я узнал, что в тот вечер она пробовала вино впервые в жизни. Оно показалось ей ужасно кислым и не понравилось. Еще Джейн пугало слишком бурное, с точки зрения благонравных студентов Рэйвенкло, слизеринское веселье.
Я принес бокалы и отвел ее к камину. Джейн была почти на голову ниже меня, и у нее были смешные светлые косички, завязанные ленточками. Она стеснялась и явно не знала, о чем говорить. Я тоже как язык проглотил. В поисках темы Джейн судорожно огляделась по сторонам, бросила взгляд на портреты над головой.
— Это все известные выпускники Слизерина?
— Да. Много старых зануд.
Она улыбнулась.
— Ну, вот этот, положим, не такой старый, — она кивнула на портрет изящного волшебника с бородкой клинышком. — Постой... Да это же Уолтер Рэли?
— Э-э... Да, кажется.
— Я не знала, что он слизеринец. На четвертом этаже висит картина "Посещение Хогвартса королевой Елизаветой I". Он там тоже есть.
— А-а... Ну да.
Картину, о которой упомянула Джейн, я видел. На ней была изображена очень старая женщина с уставшим лицом и круглыми, как у совы, глазами, в узком платье с пышным воротником и в меховом плаще. Тяжело опираясь на руку своего спутника, Елизавета шла по ковровой дорожке через холл, а директор, кланяясь, встречал ее у входа в Большой зал.
Я лихорадочно пытался припомнить хоть что-нибудь из лекции Биннса на эту тему. Кажется, он говорил, что королева побывала в Хогвартсе уже на склоне лет и, по слухам, надеялась получить здесь рецепт продления молодости. В школу ее привез вот этот самый Уолтер Рэли — известный воин, пират и, по слухам, фаворит Елизаветы. Немногие знали, что он на самом деле еще и волшебник.
Королева приезжала в школу инкогнито — официально Хогвартс находился под покровительством властей Шотландии. Она же стала и последним монархом, побывавшим под этими сводами. Через год с небольшим Елизавета умерла, и королем обеих стран стал Яков I Стюарт, который очень не одобрял магию и ожесточенно преследовал колдунов. В Хогвартсе старались лишний раз не напоминать ему о нашем существовании. Потом последовали гражданская война и протекторат Кромвеля, при котором по деревням разъезжали специально назначенные охотники за ведьмами. Они, конечно, ловили по большей части местных знахарок, шарлатанов, умалишенных или просто случайных людей, ставших жертвами доноса соседей. Настоящие волшебники в сеть не попадались, но настроения среди них царили подавленные. А еще через сорок лет был подписан Статут о секретности, и Хогвартс навсегда прервал контакты с маглами...
Джейн, как выяснилось, знала эту эпоху намного лучше меня, так что я в основном кивал и делал умное лицо. От истории мы незаметно перешли к поэтам "золотого века", обсудили Донна, Герберта и Спенсера. Про танцы я совсем забыл. Примерно через час я заметил, что Джейн как-то странно посматривает на стол с едой. Черт, да она же, наверное, совсем проголодалась! Я извинился и отправился за сэндвичем. По дороге меня перехватил Розье, обнимавший за талию Эвелин Трогмортон:
— О чем вы там треплетесь так долго?
— Об истории, о стихах…
— Мерлин великий! Ну, ты как маленький. Никогда, слышишь, никогда не заводи знакомство с девушками с Рэйвенкло!
Эвелин хихикнула и потащила его танцевать.
Джейн тихо сидела на стуле, сложив руки на коленях. Я протянул ей сэндвич и сел рядом.
— Спасибо, — сказала она и принялась отщипывать от бутерброда кусочки. У нее были тоненькие пальцы с коротко остриженными ногтями.
Я подумал, что надо все-таки сказать ей что-нибудь, что нравится девушкам, но не смог придумать ничего, кроме:
— У тебя красивые волосы.
Это была неправда, но она улыбнулась и, скосив глаза, потянула себя за косу.
— Да нет. Мне не нравятся — тонкие и неинтересные. Я бы хотела покрасить их в какой-нибудь необыкновенный цвет. В зеленый, например. Такой, знаешь, изумрудного оттенка.
— Или в синий.
— Ага, — ответила она и опять переключилась на бутерброд.

***
На следующий день Хогвартс-экспресс увез нас в Лондон. Оттуда все отправились через камин кто куда: я в Дербишир, Розье с Флинтом — в Корнуолл. Том и Минерва с нами не поехали — на остров Скай они полетели на метлах. И вправду глупо ехать по железной дороге из Шотландии на юг, чтобы потом вернуться в Шотландию же. Первого сентября еще куда ни шло — традиция есть традиция...
Дома меня ждал рождественский пудинг и бесконечные ночи за покерным столом. "Наиграть" последние четыреста галлеонов оказалось сложнее всего; я собирал их буквально по крохам, и еще сотня так и осталась на лето.
О Джейн я маме ничего не сказал. Во-первых, говорить было особенно не о чем — ну, подумаешь, проболтали несколько часов на факультетской вечеринке. Я еще не был уверен, что она мне нравится, и уж тем более не знал, нравлюсь ли я ей. Во-вторых, мама сразу стала бы спрашивать, из каких она Говардов — саффолкских или беркширских, — а я об этом понятия не имел. Вдобавок в разговоре Джейн упомянула, что ее предки были католиками. Не то чтобы это было так уж важно для нее или для меня — волшебники в большинстве своем индифферентны к любого рода религии. Лестрейнджи, хоть и считались формально последователями Высокой церкви*, не посещали службы, не крестились и не венчались последние лет сто. Но отголоски старой вражды сохранялись, и мама могла расстроиться.
В-третьих, я и сам понимал, что, даже если Джейн ответит мне взаимностью, это все равно будет обычный школьный роман без каких-либо шансов на будущее. У меня ведь еще оставался долг перед "Гринготтс", который следовало как-то выплатить после школы, а перспективы заработков были очень и очень туманными. Зато у Джейн, как я успел понять, семья была далеко не бедная. Даже если у нее очень понимающие и терпимые родители, вряд ли они будут счастливы, что их дочь встречается с нищим...
Впрочем, у меня не было времени об этом думать. В доме прохудилась и протекала крыша, от сырости в гостиной отклеивались обои, насос для воды сломался почти окончательно, а в подвале завелись бандиманы, так что работы было невпроворот. Зато я сильно вырос за полгода и теперь мог носить оставшиеся от отца ботинки. Мама подогнала под меня несколько старых папиных мантий и перешила на одну герб Слизерина с износившейся школьной формы.
Обратно в Хогвартс на поезде мы ехали без Риддла — он вернулся еще утром третьего января и уже ждал нас на факультете. В качестве рождественского подарка от родителей Минервы он привез большую бутыль домашнего огневиски — мутного, пахнущего сивухой, но такого крепкого, что первые же полстакана валили с ног. Мы угощали этим пойлом всех, кто заходил. Аластор Моуди, заглянувший в гости, заявил, что это просто водичка, а вот у них в окрестностях Глазго виски такое, что ого-го. Правда, при этом он почему-то держался за стену и с трудом выговаривал слова.
Тед Нотт, типичный лондонец, не бывавший в Шотландии дальше Хогсмида, расспрашивал Тома с видом завзятого этнографа:
— А правда, что они там все носят килты? А что под ними? И не холодно в килте зимой? Как же они ходят — ведь кое-что, гм, мешает... А они правда всегда носят с собой кинжал? В местной магии прослеживаются следы норвежского влияния? А пиктский субстрат?
На "пиктском субстрате" у меня началась истерика от смеха. Нотт посмотрел на меня осуждающе — мол, сам невежда, еще и другим мешает. Том принялся учить его каким-то заклятьям по-гэльски. Моуди сказал, что от такого грубого английского произношения все местные фэйри заткнули бы уши и разбежались, а потом стал показывать, как правильно. Правда, сам он гэльского почти не знал, поскольку происходил из низинной Шотландии, где все говорят по-английски. Так что получалось ненамного лучше.
В конце концов в иллюзорное окно спальни ветром швырнуло пригоршню снега, и Моуди сказал, что заклятие сработало.
— Попомните мои слова, завтра будет невиданная буря...
Он хотел уже уйти, но Нотт вцепился в его рукав и предложил на пару исполнить несколько шотландских народных песен. Тут я уже не выдержал и сбежал. Вслед мне из спальни неслось пение — исполнители безбожно фальшивили, а слов никто толком не знал, зато оба вкладывали в дело всю душу.
Позже Том рассказал мне, что видел на острове Скай:
— Необычное место, — говорил он, когда мы ночью сидели вдвоем в его подсобке. — Там очень мало жителей, а волшебных семей всего две: Маккинноны, но они на юге острова, и Робертсоны. Хотя этих осталось раз-два и обчелся. Старший брат Минни давно уехал на материк, кто-то из дядей — в Америку. Остальная семья живет в доме на побережье. Дом каменный, а крыша из дерна, как строили в средневековье… Я тебе говорил, что у Минни нет отца? Он утонул, когда она была еще маленькая. А дома всем заправляет дедушка, хотя он уже очень старый. Давно с кресла не встает, даже Accio у него не получается, но вот поди ж ты... Он местный лэрд**, и все его очень уважают, хотя у них всего клочок земли да стадо коз. Зато на острове можно колдовать, не скрываясь. Местные жители знают, что Робертсоны — волшебники. Там вообще Статут о секретности не слишком соблюдается. В таких богом забытых уголках магия никого не смущает.
— И как они тебя приняли?
— Хорошо. Я чем-то понравился деду, да и он мне. Такой потрясающий старик... Мы с ним все время разговаривали о политике. Все Робертсоны — потомственные бунтари. Где заварушка — там и они. Когда дедушка Минни еще учился в Хогвартсе, он пытался сбежать и поучаствовать в парижской революции 1870 года. Кстати, он сказал, что именно после французских событий ввели запрет на магию несовершеннолетних. В Париже на баррикадах половину составляли студенты Бобатона, и наше Министерство испугалось, что такое случится и у нас. Так вот, революцию деду Минни повидать не удалось, зато он попал на войну за независимость, когда шотландские волшебники пытались отделиться от Министерства. Тогда ему еще и двадцати не было. Потом скрывался от авроров, бежал в Ирландию, когда вернулся — поймали; отсидел три года в Азкабане, вышел по амнистии... Потом украл свою невесту, то есть бабушку Минни. Ее пытались выдать за другого, но он похитил ее прямо со свадьбы, а заодно прихватил министерского чиновника. Приставил ему палочку к горлу и заставил произнести брачную формулу. Потом увез жену в тайное укрытие в горах, а когда ее отец и братья через полтора месяца их разыскали, отбивался, пока они не разрушили взрывом стену. Его хотели убить, а ее вернуть домой, но выяснилось, что она уже в положении... Кстати, — Том засмеялся, — дед настаивает, чтобы мы с Минни поженились уже этим летом. Сейчас, в военное время, разрешение на брак дают даже несовершеннолетним. "И смотри мне, парень, — говорит, — попробуй только обрюхатить ее до свадьбы!". Я, конечно, сказал: "Да как вы могли подумать?", — но он меня и слушать не стал. "Что ж, — говорит, — я не вижу, к чему все идет?".
Я подумал, что дед был, пожалуй, не так уж неправ. Между Томом и Минервой действительно чувствовалось электрическое поле, как в насыщенном озоном предгрозовом воздухе, когда еще несколько секунд — и начнут бить молнии. Дело было даже не в естественном влечении двух молодых здоровых людей, вынужденных в силу дурацких условностей хранить целибат до свадьбы. Это было совсем другое. Оба хорошо умели сохранять внешнее спокойствие, но по мимолетным взглядам, по наклону головы, по тому, как они не решались даже коснуться друг друга и старательно сохраняли дистанцию во время разговора, как один мгновенно оборачивался, когда другой еще не успевал его окликнуть, по тому, как у Минервы менялся голос, когда Том был рядом, — становилось ясно, что их тянет друг к другу, как железо к магниту. Психологически они уже были одним целым, и рано или поздно целое должно было соединиться и физически. Противостоять этому — что дед Минервы, должно быть, прекрасно понимал, — было так же бессмысленно, как надеяться, что морской прибой не тронет прибрежные скалы, а сухой хворост не вспыхнет, если поднести к нему огонь.
— Значит, вы женитесь летом?
— Да, если все будет в порядке.
Том чему-то улыбнулся.
— Дед тогда совсем разошелся — ну, он изрядно выпил, а я совсем мало, но ты же знаешь, мне и того хватает... Сказал: "Ты не сомневайся, бери ее. Она родит тебе много сыновей". Минни это услышала и вскипела. Стала отчитывать деда, а он только смеется и говорит: "Нет, ты оцени — каков характер! Вся в меня, вечно рвется в бой. Не забывай, что она королевской крови. Мы, Робертсоны, — самый старый клан в Шотландии и происходим по прямой мужской линии от короля Дункана I, так-то!". И тут, знаешь, меня что-то занесло, и я вдруг сказал: "Не беспокойтесь, я добуду для нее корону".
— Ого! — я пошевелил кочергой угли в печке. — Смело.
— Еще бы... Минни совсем вышла из себя. Сказала, что мы оба пьяны, и ушла, хлопнув дверью. А вот дед отнесся серьезно. "С чего это, — говорит, — ты так уверен?". Я ему рассказал, что происхожу по материнской линии от принца Джона Гонта, сына Эдуарда III. Я тебе говорил об этом?
— Да.
Я решил пока не уточнять, при каких обстоятельствах, а вместо этого сказал:
— Кстати, Блэки ведут свой род по одной из линий от Черного Принца, старшего брата Джона Гонта. Забавно... Выходит, у нас в спальне сразу две августейших особы. И что только я делаю в такой компании?
Том не обратил внимания на иронию. Да я, впрочем, и не стремился его задеть — мне просто надо было что-то сказать. Уж слишком дико прозвучали его последние слова.
— Дед Минни заметил, что это очень слабые основания. А я спросил: мало, что ли, в нашей истории королей, у которых были столь же шаткие права на престол? Он ответил: "Тоже верно". Потом развеселился и сказал, что даже если бы я происходил от последнего бродяги, живущего в Лондоне под мостом, у меня и то было бы больше прав на эту страну, чем у "надутой немчуры", в смысле, нынешней правящей династии***. И уж тем более, мол, непонятно, почему волшебники подчиняются маглам, да еще и иностранцам.
— Ну, это же формальность...
— Теоретически мы все равно считаемся подданными короля. Но вряд ли это надолго. Ирландские маги не зря вели войну за независимость и вот-вот окончательно отделятся от Британии. Дед Минни считает, что шотландцы должны сделать то же самое. Но даже если этого не произойдет — все равно следует положить конец власти нынешнего Министерства, которое смотрит в рот маглам. Волшебниками должны править волшебники. Мы очень долго об этом говорили. А потом дед сказал: "Что ж, дерзай, парень. В конце концов, не ты первый, не ты последний, кто добывает власть и славу на острие меча...".
Я хмыкнул.
— Том, ты это всерьез ему наговорил? Ты и вправду хочешь стать министром магии?
— Нет, — ответил он и повернул ко мне голову. — Нет, Рэй. Не министром. Хватит уже с нас этих магловских марионеток. Волшебникам нужен государь. Иначе нам не достичь единства нации. Посмотри, ирландцы уже фактически отрезанный ломоть. Не успеем оглянуться, как за ними последуют Шотландия и Уэльс, это уж не говоря об Индии и прочих колониях.
— Будь поаккуратней с такими высказываниями на людях…
— На людях я слежу за словами, — с досадой ответил он. — Но с друзьями-то могу быть откровенным. Так что ты об этом думаешь?
— Что тебя опять занесло.
— И все?
— А что я могу еще сказать? Фантазии, досужие мечты.
Он, видимо, был уязвлен, но ничего не ответил. Долго молчал, потом бросил:
— Ладно. Может быть, ты и прав. Я подумаю.
— Прости. Не хотел обидеть. Просто зачем я буду тебе врать?
— Неважно. Проехали. Кстати, — Том шевельнулся, и его тень на стене вздрогнула, — ты уже давно хочешь что-то мне показать, ведь так? Что-то, о чем все время думаешь. Ну?
Я вытащил из-за пазухи дневник и кольцо с черным камнем. Протянул ему.
— Держи. Я ведь говорил, что все объясню после Рождества. Ну так вот, там — объяснение.
Том полистал дневник.
— Здесь чистые страницы.
— Ты сам накладывал на него шифровальные чары, значит, сумеешь и снять. Я не знаю, как.
— Спасибо, — он отложил дневник в сторону и повертел в руках кольцо, нахмурив лоб, словно пытался вспомнить, где видел эту вещь раньше.
— Будь осторожен, — сказал я неловко. — То, что ты прочтешь, может тебя... шокировать.
— Я уже догадался, — ответил он спокойно. — Не волнуйся. Я не такой впечатлительный, каким кажусь.
Какое-то время мы сидели молча, потом я поднялся.
— Пойду на факультет, а то завтра рано вставать.
Том не пытался меня остановить.
— Спокойной ночи, — сказал он вслед, и за моей спиной щелкнул, поворачиваясь, ключ в двери.

_______________________

* Высокая церковь (High Church) — одно из направлений англиканства.
** Лэрд (laird) — шотландская форма слова "лорд", т.е. "землевладелец".
*** Начиная с 1714 года, Великобританией правили короли из немецких династий — Ганноверской и Сакс-Кобург-Готской (последняя с 1917 года называется Виндзорской).

Дата добавления: 2015-09-01