Глава 28. Холода становились все сильнее — 1 ноября уже выпал снег

Холода становились все сильнее — 1 ноября уже выпал снег, на месяц раньше, чем обычно. Лужайка перед входом в школу напоминала побитую молью шубу, покрытую белыми пятнами там, где черный жесткий мех проели до основания. Просыпаться утром было все труднее, а безвкусная жженая бурда, которую давали за завтраком под видом кофе, ничуть не помогала. Вдобавок у меня кончились сигареты, а до следующего похода в Хогсмид оставалась еще целая неделя. Жизнь казалась мрачной, все раздражало.
Вечером в субботу накануне похода в Хогсмид мы сидели в подсобке кабинета ЗОТИ. С недавних пор Том уходил сюда ночевать. Мне он объяснил, что здесь у него не так болит голова от чужих мыслей — к счастью, красношапочники и гриндилоу не имеют привычки думать. Остальные считали, что Тому просто хочется иметь пускай и не совсем настоящее, зато собственное жилье.
Он где-то задерживался, и мы уже успели отпереть дверь подсобки и растопить печку. Здесь было куда уютнее, чем в нашей просторной спальне. Маленькое окно вздрагивало от порывов ветра, через приоткрытую створку внутрь просачивался холодный воздух. Печка раскалилась так, что к ней нельзя было прикоснуться. Внизу, за железной дверцей, пеклись в золе картофелины. На подоконнике ярко горела лампа под зеленым абажуром, освещая раскладушку, застеленную тонким серым одеялом, аккуратно сложенные полотенце, мыло, зубную щетку, стопку учебников на полу.
Эйвери в отсутствие хозяина развалился на раскладушке и дремал в тепле. Розье, надев на руку толстую стеганую рукавицу, приоткрыл дверцу печки и, морщась от жара, переворачивал кочергой картофелины. Из печки вылетел сноп искр; несколько угольков отскочило на пол и погасло.
Я, зевая, подумал, что идиллию портят только странные существа, глазеющие на нас из всех углов. В полумраке за пределами круга света от лампы поблескивали зрачки кикиморы — вцепившись в прутья клетки тонкими костлявыми пальцами, она неотрывно следила за нами немигающим взглядом и что-то бормотала себе под нос. Гриндилоу кувыркался в аквариуме, то всплывая к поверхности, то переворачиваясь и уходя в глубину. В ящике стола возился и тарахтел боггарт. Желто-зеленый каппа, похожий на уродливого младенца с перепонками между пальцев, и костлявый, смахивавший на корягу "Джек-с-фонарем" равнодушно взирали друг на друга из соседних стеклянных емкостей. В дальнем углу зловеще светились глаза оборотня-чучела.
Розье словно прочел мои мысли.
— Как он тут спит, интересно? Я бы, наверное, глаз не смог сомкнуть. Взять хоть эту красотку... Ай!
Кикиморе не понравилось, что он стучит пальцем по ее клетке, и она резко прыгнула вперед. Внушительного размера зубы клацнули по железу, Колин едва успел отдернуть руку. Кикимора взвыла, тряся решетку.
— Не трогай их, — сказал Флинт, переворачивая страницу книги.
Каппа из своего аквариума глядел на нас, приоткрыв рот. Его щелевидные ноздри едва заметно вздрагивали. Но вспомнив, что за стеклом мы недоступны, он потерял к нам интерес и стал ковыряться в своей миске. Вытащил оттуда что-то, подозрительно похожее на кишки, ополоснул в стоячей воде, налитой в прикопанное в гравий корытце, и впился зубами. Кикимора следила за ним с завистью.
Один только красношапочник спал, зарывшись в мох и прикрывшись своим колпачком.
— Я бы тут точно свихнулся, — повторил Розье.
За стеной хлопнула дверь, я машинально вздрогнул. Пламя в печи, видимое сквозь щель заслонки, загудело и взвилось вверх от сквозняка. Дверь, которая вела в подсобку из класса, открылась, и вошел Том.
При его появлении живность в клетках заволновалась. Гриндилоу серебристой полоской нырнул на самое дно аквариума и мгновенно зарылся в ил — только мутное облачко взлетело. Каппа плюхнулся в свое "озерцо" и притаился там, высунув нос наружу. Джек-с-фонарем притворился сломанной веткой. Кикимора отпрянула от решетки, но не стала уходить далеко — села рядом, обтянув какой-то тряпкой худые колени. Даже боггарт в столе затих.
— Здорово они тебя боятся, — изумленно сказал Флинт, поднимая голову от книги. — Чем ты их так запугал?
— Ничем. Представь себе, я не делаю им ничего плохого. Не кричу, не морю голодом. А они почему-то при виде меня так и норовят забиться по углам. Зато слушаются.
Он плюхнулся на раскладушку, чуть не придавив Эйвери, и принялся раскачиваться на ней.
— Кто знает, может быть, я тоже нежить? Вот они и чувствуют собрата. Боятся.
Он нежно улыбнулся кикиморе. Та улыбнулась в ответ, показав острые зубы, и стала расчесывать пальцами длинные спутанные волосы.
Розье вытащил и раздал всем испекшиеся картофелины. Эйвери шумно дул на свою, перебрасывая ее в ладонях, Маркус наколдовал тарелку и вилку с ножом и принялся аккуратно разрезать картошку. Том подержал свою под охлаждающим заклятием, а когда она немного остыла, сел на корточки перед клеткой с кикиморой. Та жадно прильнула к решетке. Том принялся отщипывать куски теплой картофелины и кормить кикимору с руки.
— Увидишь, — сказал Розье, глотая воздух, потому что обжегся картошкой, — она тебе палец откусит... Ты чего так долго? С Минни был?
— Нет. Принимал отчеты за неделю у младших курсов.
— А-а... То, что детишки называют "субботней поркой"?
— Да. Понятия не имею, откуда взялось такое дурацкое название. Я на них ни разу даже голос не повысил.
— Но они все равно трясутся, как этот каппа. Голос-то ты не повышаешь, но вот то, как ты с ними разговариваешь...
— Как? — с интересом спросил Том.
— Жутко! — Розье передернул плечами.
— Ага, — подтвердил я. — Мягким-мягким, спокойным-спокойным голосом. "Расскажи мне, Селвин, почему ты совершил эту ошибку и как намерен ее исправлять? Я слушаю". И так улыбаешься... Представь себе, даже у меня от этого мороз по коже.
Флинт хмыкнул и сказал:
— Вот-вот. Прекрати пугать детей, Том.
— Им полезно, — весело ответил Том, просовывая каппе сквозь решетку мелко нарезанный огурец.— Ладно, боггарта покормлю утром... Вроде все.
— А чем ты кормишь боггарта?
— Собой. Выпускаю его и минут пятнадцать смотрю всякие страшные картинки, которые он мне показывает. Потом, как он насытится эмоциями, загоняю обратно в стол.
— Нормальные люди используют ридикулус, — сказал Эйвери.
— Если я буду гонять его ридикулусом, он с голоду умрет.
— А во что превращается твой боггарт?
— В разное, — уклончиво ответил Том. — Если начитаться детективов перед сном — то в отрезанные конечности, а если не сделать трансфигурацию — то в разъяренную Брэдли.
Я был почти уверен, что это неправда, но промолчал. Том поставил на печку чайник и полез в шкаф.
— Где-то здесь у профессора еще завалялись припасы... Колин, ты, говорят, сегодня опять схлестнулся с Хупером на большой перемене?
— Он сам ко мне прицепился!
— А почему ты позволил себя спровоцировать?
Розье закатил глаза.
— Ну вот, пришла моя очередь слушать этот твой спокойный тон... Да, сэр. Я полностью признаю свою вину, сэр. Мне сходить за розгами?
— Не паясничай, — Том вытащил из шкафа банку с вареньем. — Я ничего не имею против. Но не на людях, Колин, не на людях! Не надо подставляться и подставлять факультет.
— А что же, терпеть, как эта сволочь шляется по коридорам?
— Зачем же? И до него дойдет черед. Но осторожно, чисто, аккуратно, чтоб никто из наших не пострадал. Только на таких условиях. И не раньше, чем разделаемся с Дэйвисом.
Флинт поднял голову и внимательно посмотрел на Тома.
— Маркус, — тот поднял ладони, словно защищаясь, — я знаю, что ты не одобряешь таких вещей. Но ты слишком себя накручиваешь. Не будет ни убийств, ни даже тяжелых повреждений. Просто маленький урок.
— Я верю тебе. Но не могу понять, зачем это надо. Ты развлекаешься?
— Нет. Помогаю своим, — коротко ответил Том, разливая чай. — Тимоти, открой варенье... Так вот, у меня есть мысли насчет Дэйвиса, и я бы хотел ими поделиться — может, я что-то упустил. А для Хупера надо будет придумать что-нибудь другое. Нельзя дважды повторять один и тот же почерк, так что нам нужно несколько не похожих друг на друга планов. И еще... Рэй, мелкий Вилли Трэверс — вроде твой протеже? Я правильно понимаю?
— Около того.
— Я хочу привлечь его к делу с Хупером. Нам, скорее всего, понадобится человек стоять на стреме.
Я чуть не подавился чаем.
— Том, нет! Втягивать первокурсника...
— Ты не хуже меня знаешь, что у него за семья, — сказал Том. — И какую жизнь ему придется вести, закончив школу. Так что если мы можем научить его чему-то уже сейчас...
Я подумал, но потом неохотно кивнул.
— Да, ты, наверное, прав.
— Вот и хорошо. Значит, Дэйвис...
Еще минут сорок мы обсуждали предстоящие действия. Эйвери был в восторге, Розье придирался к каждой мелочи, а Флинт отстранился, помрачнел и делал вид, что его это не касается. Ясно было, что он нам не помощник. Впрочем, этого следовало ожидать — после жизни в Германии Маркус боялся всего, что хоть отдаленно напоминало войну. Но главное, что он нас не выдаст, а остальное неважно.
Было уже около двух часов ночи, но по коридорам мы передвигались безбоязненно. В свое время Том потратил немало сил, чтоб подружиться со школьным смотрителем. В частности, когда у того пропали со склада три банки краски, Том за час нашел виновных — нескольких хаффлпаффцев, — и поговорил с ними, после чего они явились с повинной. Еще он никогда не забывал принести Принглу бутылку огневиски из Хогсмида. Так что сейчас смотритель, завидев в коридоре слизеринцев в неположенное время, старательно отворачивался и смотрел в другую сторону.

***
Несчастный случай с Дэйвисом произошел меньше чем через неделю. После очередной тренировки по квиддичу на него прыгнула в душевой большая серая крыса и вцепилась в пах. Криков никто не слышал — команда уже ушла, ни в душе, ни в раздевалке никого не было. Дэйвис сумел кое-как отодрать животное от себя и выскочить за дверь; забаррикадировав ее, чтоб крыса не выбралась, он с трудом натянул одежду и в полуобморочном состоянии доковылял до лазарета.
Еще через пятнадцать минут душевую обследовала профессор Меррифот. Крыса по-прежнему была там, сидела в уголке, мелко дрожа. Заслышав шаги, она попыталась броситься на человека, но вместо этого ее повело в сторону, и, пытаясь сделать шаг, крыса раз за разом ударялась головой о кафельную стену.
Мы узнали об этом от Тома, которого вызвали в девять вечера, — Меррифот хотела, чтобы он помог ей при вскрытии животного. Обычно учеников не допускали к таким вещам, но Меррифот, видимо, уже окончательно считала Тома будущим преподавателем и своим преемником. По его словам, все было строго по правилам: стерильные инструменты, защитная сфера вокруг рабочего места, перчатки, респиратор... Попутно Меррифот, будучи верна себе, устроила ему блиц-опрос по обеззараживающим зельям, а тушку крысы после вскрытия сожгла в печи вместе с перчатками и рабочим фартуком.
На крысе обнаружились остаточные следы магии — впрочем, в Хогвартсе сложно было отыскать место или живое существо, на котором их не было бы. Однако Меррифот так и не удалось найти признаков империо или другого ментального воздействия на животное. Осмотр места происшествия также ничего не показал, а датчиков непростительных, фиксирующих каждое запрещенное заклятие, в те годы еще не изобрели.
Зато сведенные судорогой, словно каменные, мышцы крысы заставили заподозрить бешенство. Вот это было уже серьезно. Дэйвиса немедленно переправили в клинику Святого Мунго, где несколько суток накачивали зельями. А в школу прибыла комиссия от совета попечителей, осмотрела подвалы, кухню, дом егеря и вольеры с магическими животными, после чего написала заключение о пренебрежении нормами гигиены.
Скандал по этому поводу в кабинете директора, по слухам, продолжался часа два. Хагрид ходил по школе зареванный — во время инспекции спален у него конфисковали коробку с яйцами пепловея и стеклянную банку, где жило три бандимана.
Из всей школы только наша компания достоверно знала, что никакого бешенства у крысы не было. Но, ясное дело, болтать об этом никто бы не стал. Все прошло гладко и чисто — в конце концов, никого из нас и близко не было от квиддичной раздевалки в тот вечер.
Дэйвис вернулся в школу только к началу следующего семестра. Из-за полученной раны у него потом, по слухам, были проблемы с потенцией, но это нельзя было назвать жизненно важной травмой — в остальном-то он был совершенно здоров. Так что Том все же сдержал данное Маркусу обещание. Несмотря на это, Флинт был недоволен. Сначала он предостерегал нас, что мы доиграемся, пытался увещевать, говорил, что мы похожи на подручных Гриндельвальда, но потом отчаялся. С тех пор мы ничего не рассказывали ему, чтоб не нервничал, а он делал вид, что ничего не замечает.
А мы и вправду не могли остановиться. Азарт, который появлялся, когда мы придумывали планы нападения, был подобен охотничьему и заставлял забыть обо всем остальном. Риск попасться придавал особый вкус всему предприятию, тем более что в этом случае отчислением мы бы не отделались, вполне можно было загреметь в Азкабан... Затея была сродни прогулкам по парапету Астрономической башни — точно так же будоражила кровь и привязывала к себе не хуже наркотика. На этом фоне все остальное казалось пресным и скучным.
За Хупером мы наблюдали уже давно, а всеобщая истерия, начавшаяся после бешеной крысы, облегчила дело. Школу посетила бригада из Департамента по контролю над магическими животными, которая обработала крысиным ядом все подвалы и наземные помещения Хогвартса. Не знаю, как это сказалось на крысах, но половина нюхлеров и гнутрусов у профессора Кеттлберна передохла.
Крысиный яд отлично вписывался в план. Собственно, что-то такое после случившегося с Дэйвисом мы и предвидели.
Хупер обычно везде ходил с компанией. Это мешало. К счастью, в середине ноября ему за что-то назначили отработки в больничном крыле, на которые он отправлялся сразу после ужина, а возвращался поздно и в одиночку.
Еще нам требовался надежный свидетель для алиби, причем незаинтересованный. Вечером в четверг — день, назначенный для расправы с Хупером, — Том, возвращаясь с ужина, привел с собой в гости Аластора Моуди с Гриффиндора. С Аластором они сидели в нашей спальне, чтобы не слишком демонстрировать на публике распитие огневиски. Я по плану якобы учился в общей гостиной и сидел у стены, разложив учебники и гору пергаментов. Раза два или три выходил; заодно остановился поболтать с Бэгнолдом и пожаловался на расстройство желудка, чтоб объяснить длительную отлучку. Проходя мимо полуоткрытой двери нашей спальни, видел там Тома с Аластором и Розье — они о чем-то спорили, рядом на одеяле лежала шахматная доска и валялись рассыпанные фигуры.
Около девяти я ушел в туалет и закрылся в одной из кабинок. Минут через пять в дверцу поскреблись. Я отпер ее и впустил Тома. Он вытащил из-под мантии приготовленную фляжку с оборотным зельем и опустил туда свой волос. Зелье забурлило, вспенилось, потом успокоилось и стало цвета кофе с молоком.
— Мы как раз говорили о политике маглов в Европе и о том, стоит ли атаковать немцев через Италию, — инструктировал меня Том, пока я боролся с тошнотой после оборотного зелья. — Аластор считает, что наши там увязнут, потому что Гриндельвальд будет изо всех сил защищать Вольтурно и долину реки По, где этрусские гробницы. Это уж не говоря о Риме... Кстати, он уверяет, что этрускам был якобы известен секрет бессмертия. Это интересно. Расспроси его подробнее. Возвращаясь к Италии — я сказал ему, что, кроме немцев, там есть еще и итальянцы, которые сдадутся легче...
Я с трудом сдерживал рвотные спазмы. Пока он говорил, я продолжал расти и стал дюйма на два выше. Да и зрение в облике Риддла у меня заметно улучшилось. Надо будет попробовать носить очки, а то я и не замечал, что так плохо вижу... Том палочкой удлинил на мне брюки, поправил мантию. Мы стояли в тесной кабинке, словно зеркальные отражения друг друга.
— А вдруг у меня не получится?
— Получится. Никто не сыграет меня так хорошо, как ты.
Мы вышли из кабинки вдвоем. Из соседней в это же время появились два Розье. Один из них, взмахнув палочкой, набросил на себя разиллюзионное заклятие; секундой позже это сделал настоящий Том. Я остался со вторым, фальшивым Розье, которого изображал Эйвери. Он скептически рассматривал в зеркале свою новую шевелюру и ковырял трещинку на губе.
— Надеюсь, за час они обернутся.
— Ты, главное, помалкивай, — посоветовал я.
Вернувшись в спальню, я первым делом спросил Аластора насчет этрусков. Дальше все пошло в принципе просто — главное было придерживаться стиля разговора Тома, то есть больше слушать и спрашивать, чем самому говорить. А еще не забывать поднимать одну бровь, а не обе, вежливо говорить "Неужели?" вместо "Какая чушь!", понижать тон в конце фразы и не грызть ногти. У Аластора от огневиски уже слегка заплетался язык, и я очень надеялся, что подмены он не заметит. Можно было бы сыграть с ним в шахматы, но я не рискнул — Моуди был хороший шахматист и мог даже в пьяном состоянии заметить разницу в стиле игры.
Но время шло, и я начал нервничать. Еще немного — и надо будет идти пить новую порцию оборотного зелья. Да и как знать, вдруг срок его действия сокращается от алкоголя? Если у них там что-то пошло не так, и их накрыли, нам придется туго. И если бы они хоть не брали с собой Вилли — он-то вообще ни за что ни про что вляпается!
Эйвери тоже сидел, как на иголках. Маркус Флинт еле-еле поддерживал разговор, и я чувствовал, что, как только Том вернется и мы останемся без посторонних, он выскажет все, что думает. Блэк читал и в наши беседы не вмешивался.
Наконец, когда я уже совсем извелся, в дверь постучали, и появился Вилли Трэверс.
— Том, тебя можно на минутку?
— Извини, — я лучезарно улыбнулся Аластору. — Обязанности старосты... Я ненадолго...
Встал, чувствуя, как меня качает, — а ведь выпил всего-ничего, — и вышел в коридор, едва не ткнувшись по дороге лицом в косяк. На Тома алкоголь действовал слишком сильно. У нас шутили, что ему достаточно понюхать пробку, чтобы захмелеть. Забавно, как это передается с обороткой. Понятно теперь, почему он не пьет, если после двух глотков огневиски так все ходуном ходит...
Вилли тянул меня за рукав в сторону туалета, а я упорно цеплялся за стену, не желая идти дальше.
— К-как все прошло?
— Класс! — он показал мне оттопыренный большой палец. — Здорово было! Ну, пойдем, пойдем уже...
В туалете я обменялся парой слов с Томом и Розье — оба выглядели ненормально оживленными, Розье то и дело начинал смеяться. Тут прибежал Эйвери — очень вовремя, потому что волосы у него уже стали темнеть.
Я заперся в кабинке — теперь можно было не спешить, свою роль двойника я уже отыграл. Руки и ноги неприятно покалывало, по мере того, как к ним возвращался обычный вид. Зато брюки теперь подметали пол. М-да, собственный облик ко мне вернулся, а вот опьянение никуда не делось — должно быть, на это требуется больше времени... Когда я дополз до общей гостиной, вид у меня был вполне достоверно бледный. Рот я старался не раскрывать — от меня за милю несло виски, кто уж тут поверит в расстройство желудка?
Примерно полчаса я пытался сфокусировать взгляд на учебнике, испытывая непреодолимое желание упасть на него и уснуть. Эйвери, сидевший у двери, маялся не меньше моего. От гвалта вокруг раскалывалась голова. Подошла Эйлин что-то спросить — я даже не понял толком, что именно. Вилли Трэверс крутился поблизости, и было видно, как его распирает от желания рассказать о случившемся. Но я прижал палец к губам. Не время для болтовни...
Неожиданно кто-то обратил внимание, что в дверь стучат, и, похоже, давно. Каменная панель скользнула в сторону. На пороге стояла Минерва Робертсон. Ей было, кажется, не по себе от того, что приходится вот так вламываться в чужую гостиную, и поэтому она смотрела на всех с вызовом, будто была готова в любую минуту броситься в бой. Наши девочки с ненавистью уставились на нее.
— Простите, а Аластор Моуди не у вас?
Те, кто сидел ближе к двери, стали переглядываться и пожимать плечами. Я хотел сказать, что он здесь, но не мог членораздельно изъясняться. Положение спас Эйвери, который выкрикнул:
— У нас, у нас! Он с Томом в шахматы играет. Сейчас позову.
Через минуту Моуди спустился из нашей спальни, прыгая через ступеньку. За ним следовал Том.
— Аластор, — Минерва шагнула к однокурснику, — срочно иди на факультет! Там с Хупером что-то непонятное, возможно, нападение. Брэдли приходила проверять, все ли на месте.
— Здравствуй, — сказал ей подошедший Том.
Минерва внезапно вспыхнула и тут же побледнела. Она смотрела на Тома так, словно с момента их последней встречи прошло полгода, а не несколько часов.
— Что случилось? Хупер в лазарете? — нарушил тишину Моуди. Он, казалось, мгновенно протрезвел. — Я сначала пойду туда.
— Я с тобой, — ответила Минерва, по-прежнему глядя на Тома.
— Нет. Вот ты как раз пойдешь в гриффиндорскую башню. Не спорь со мной!
— Я провожу ее, — сказал Том.
— Ага, — отрывисто бросил Моуди. — Ладно, я пошел. Партию в другой раз доиграем, жалко, что не успели закончить. Спасибо.
— Спасибо, — невпопад эхом повторила Минерва.
Втроем они ушли. Едва дверь закрылась, гостиная загудела от разговоров — мальчишки рассуждали, что могло случиться с Хупером, девочки перемывали кости Робертсон. Я же наконец получил возможность вернуться в нашу спальню и упасть на кровать.

***
О том, как все прошло с Хупером, нам рассказал Розье — наскоро, пока Альфарда не было в спальне. Маркус морщился, но слушал.
Как и планировалось, гриффиндорца перехватили, когда он возвращался с отработок. Вилли стоял на стреме, Том и Колин были под разиллюзионным. На Хупера наложили империо, заставив после этого спуститься на первый этаж, где был один из складов Прингла. Подчиняясь приказу, он попытался открыть дверь алохоморой, но это не удалось, потому что там стояло более сложное заклятие. Том помог, взяв палочку Хупера.
Вилли под разиллюзионным остался нести стражу в коридоре, но это было скорее перестраховкой — все равно в такое время на первом этаже почти никого не бывает. На складе Хупер по приказу Тома открыл бочку с крысиным ядом и наполнил из нее несколько склянок, которые послушно рассовал по карманам. Позже, на следующий день, Том показывал мне воспоминание об этом. В воспоминании у Хупера были странно пустые глаза, словно подернутые поволокой. Пока ему не отдавали приказа, он тупо стоял с открытым ртом, глядя в пространство.
От поверхности яда в бочке шел легкий дымок. Розье, в белой маске-респираторе и перчатках, велел Хуперу сделать пару глотков, и тот, наклонившись, стал лакать темную жидкость языком, как собака.
— Хватит! — Том вмешался. — А то еще сдохнет.
Хупер послушно выпрямился и стоял над бочкой — яд вперемешку со слюной стекал у него по подбородку. Потом ему, видно, стало хуже, потому что он занервничал, попытался идти, ткнулся в стену и упал на колени. Изо рта у него шла пена. Розье присел рядом, взял Хупера рукой в перчатке за подбородок и повернул к себе. Хупер вздрогнул, увидев перед собой белую маску, попытался встать, но вместо этого у него начались рвотные спазмы. Розье торопливо отскочил. Понятно, почему — меня самого при просмотре этой картинки чуть не стошнило.
Убрав беспорядок, Хупера вывели в коридор и заперли дверь. Том легонько коснулся палочкой виска жертвы, накладывая наведенные воспоминания. Теперь Хупер будет убежден, что сам решил стащить немного яда, но надышался парами и отравился. Он по-прежнему еле держался на ногах и, зашатавшись, чуть не упал туда, где стоял Трэверс. Том быстро дернул Вилли на себя и обнял его за плечи, а Розье оттолкнул Хупера в сторону — тот ударился о стену, как тряпичная кукла, и сполз на пол. Розье пнул его в бок, Хупер попытался встать, но смог подняться только на четвереньки. Впрочем, получив пинок под зад, он довольно резво побежал на четвереньках по коридору.
— В башню Гриффиндора! — крикнул Том ему вслед.
— Далеко не уйдет, — смеясь, сказал Розье. — Свалится по дороге. Спорим, что до четвертого этажа не доберется?
— Даже до третьего... Ладно, пошли, нам пора. Вилли, ты идешь под разиллюзионным впереди, в пределах слышимости, чтобы предупредить, если кто-то появится.
Но Вилли никак не мог сдвинуться с места — кажется, от зрелища отравленного Хупера ему самому стало плохо. Том набросил на него разиллюзионное — теперь по коридору двигались лишь едва видимые в неровном свете факелов тени.
— Пойдем, Уильям. Ну, пойдем же. Ты нам нужен, иначе кто нас проведет до факультета? — с напускной беззаботностью говорил Том. — Все равно что магловские самолеты до авиабазы… Или метлы. Вот представь, что мы с тобой в воздухе. "Клинсвип"-3, "Клинсвип"-3, вас вызывает "Комет"-180... Прием.
Последовала длинная пауза, потом Вилли ответил неуверенным шепотом:
— Говорит "Клинсвип"-3. Бортовой номер "Лимерик-11". Прием.
— "Лимерик", здесь "Марокко-17", — мгновенно откликнулся Том.
В это время группа уже двигалась по коридору. Мне был слышен шорох шагов и приглушенный смех Розье.
— "Марокко" — "Лимерику". Иду в строю из двух метел с тяжелым бомбовым грузом, держусь курса ноль-три-ноль на высоте девять тысяч футов, прошу посадку в магопорту Эдинбурга. Прием...
На этом месте воспоминания я не выдержал и обрушился на Тома:
— Вы что, ненормальные? Вас было слышно за милю!
— Да наплевать. Если что, сбежали бы. Просто ты же видел, в каком состоянии Вилли. Ему было страшно и очень не по себе. Пришлось придумать что-то, чтобы его успокоить.
Судя по воспоминанию, Вилли и вправду увлекся игрой и очень серьезно подавал команды:
— "Лимерик" — "Марокко". Метеоусловия в магопорту Эдинбурга неблагоприятные. Поверните вправо и следуйте за мной в зоне прямой видимости, держите строй. Начинайте плавное снижение до восьми тысяч футов. Как слышите? Прием.
— "Марокко" — "Лимерику", — шепотом ответил Том, поворачивая на белую мраморную лестницу, ведущую в холл. — Вас поняли. Снижаемся до восьми тысяч футов, не теряем вас из виду. Идем в строю, держим указанный курс.
Через холл трое пробрались чуть ли не на цыпочках — в просторном зале каждый звук отдавался эхом. Откуда-то сверху доносились голоса и крики. Видимо, Хупера уже нашли.
— Надо бы поторопиться, — сказал Розье сквозь зубы.
Перед слизеринской гостиной Вилли остановился:
— "Лимерик" — "Марокко". Магопорт Эдинбурга в поле видимости, посадочная площадка готова. Снижайтесь до трех тысяч футов, курс двенадцать-двенадцать-пять. Передаю вас диспетчеру наземной службы. Как поняли? Прием.
— "Марокко" — "Лимерику". Вас поняли, — ответил Том. — Видим площадку, снижаемся по визуальным ориентирам, переходим на ручное управление. Удачи вам и спасибо за все. Конец связи.
Коротким движением он снял с Вилли разиллюзионное. Тот улыбнулся, потом прошептал пароль, открыл дверь в каменной стене и скользнул внутрь, не забыв замешкаться на пороге, чтобы Том и Колин могли незаметно войти.

***
Хупер пролежал в лазарете до самого Нового года. Отравился он так сильно, что началось внутреннее кровотечение. Но версию о нападении преподаватели отбросили почти сразу — в конце концов, Хупер сам рассказал, что решил наворовать яда, хотя и не смог вразумительно объяснить, зачем. В скандальные истории он попадал и раньше, так что никто особенно не удивился.
Новости о Хупере нам приносила Минерва. Впрочем, она не любила говорить о нем. Попасться на краже, да еще так глупо... Видно было, что ей стыдно за Гриффиндор.
Диппет воспользовался ситуацией, чтобы за завтраком сделать объявление о недопустимости воровства и о том, что отныне наказания за него будут ужесточены вплоть до отчисления. Брэдли пыталась сопротивляться, утверждая, что в истории с Хупером не все чисто, но ее мало кто слушал — понятно же, что она просто пыталась защитить свой факультет.
Вилли теперь не отходил от Тома, преданно смотрел на него, со всех ног бросался выполнять поручения. Том его отличал и по-своему заботился — учил, рассказывал ему разные истории, помогал деньгами из общей кассы. В будущем им предстояло стать близкими друзьями. Пройдет всего пятнадцать лет, и Вилли Трэверс будет личным охранником Темного Лорда, а потом главой одной из боевых групп. Как странно думать, что все начиналось с детской игры…
Розье после истории с Хупером заметно повеселел — стоило ее вспомнить, как у него поднималось настроение. Флинт поначалу пытался доказать нам, что мы поступили подло, но потом сдался. В конце концов, Хупер ведь не умер; а что его отравили — так сам нарвался.
Что же касается Тома...
Том, как обычно, в тот же вечер ушел спать в свою подсобку, словно ничего особенного не произошло. Задергивая полог в спальне, я представлял себе, как он там устраивается на ночлег. Лампа уже потушена, и только сквозь печную заслонку виден жар догорающих углей. Окно дребезжит от ветра, а когда облака расходятся, в комнате становится светло от убывающей, но все еще яркой луны. В этом призрачном серебряном свете предметы отбрасывают четкие, угольно-черные тени, а Том лежит, свернувшись калачиком под серым шерстяным одеялом. Каппа высовывается из озерца и, не мигая, смотрит на луну, гриндилоу бешено вращается в аквариуме, словно полупрозрачный шар, а кикимора подставляет под лунный свет сморщенные и темные, как у обезьяны, ладони и смеется тихим безумным смехом:
— Ах-х, ах-х, ах-х...
В шесть утра Тому нужно вставать и кормить подопечных: кого бараньими кишками, а кого своими собственными страхами. Менять им воду, посыпать дно клеток чистыми опилками, выгребать мусор. Но это будет только завтра, а сейчас он закрывает глаза и медленно погружается в сон. И они все, угомонившись, засыпают вместе с ним, пока серебристая полоса лунного света смещается по полу, переползает на стену, на косяк — и, наконец, покидает этот маленький мирок, отделенный запертой дверью от всего и вся.

Дата добавления: 2015-09-01