Глава 20.

На следующий день после Рождества я отправился в Лондон. Там было тихо — в последние полгода бомбежек почти не случалось. Немцы переориентировались на Ливерпуль и Бирмингем, да и вообще заметно поутихли. Слишком прочно увязли на востоке, где русские, если верить радио, все же сумели отбросить их от Москвы.
Зима была снежная и очень холодная, так что прохожие на улицах не задерживались, торопились скорее добраться домой. Косой переулок словно вымер, а в Ночном жизнь продолжалась, как обычно — бомбежки или мороз, а бизнес есть бизнес, — но пряталась по подворотням и забегаловкам. Даже попрошайки носа наружу не казали.
Игорный клуб с августа почти не изменился, разве что добавилась одна рулетка. После выплаты процентов ростовщику у меня еще оставалась приличная сумма, так что я рискнул перебраться за стол, где ставки были повыше: два галлеона в первом интервале, десять во втором. Но игра шла ни шатко ни валко. То ли я так устал за семестр, то ли, наоборот, слишком расслабился и перестал бояться будущего. Дни шли, до конца каникул оставалось всего ничего, а у меня на руках было тридцать галлеонов сверх игрового минимума — и все.
Вдобавок Фредди не появлялся. Мы договаривались встретиться и обсудить дела в первых числах января, но за неделю я ни разу не увидел ни его, ни ребят из "фирмы". Игорный дом, впрочем, работал, как обычно, да и девчонки, которым Фредди покровительствовал, никуда не делись, так что я не слишком беспокоился. Занят, должно быть. Рано или поздно придет.
Сам я его найти не мог — адреса не знал и даже примерно не догадывался, куда мы с ним аппарировали в августе.
Утром третьего января, за три дня до Хогвартс-экспресса, я встал из-за стола измотанный и взвинченный. У меня был минус почти в пятьдесят галлеонов, игровые деньги таяли на глазах, и Трэверс был нужен более чем срочно. В пабе, куда выводила лестница из клуба, меня остановил незнакомый широкоплечий волшебник средних лет.
— Ты и есть Рэй? Зайди-ка, тебя ждут. Поговорить надо.
Я выдохнул с облегчением. Наконец-то. Послушно прошел вслед за ним в кабинет, отделенный от паба резной деревянной перегородкой. Бармен проводил нас взглядом и принялся протирать стойку.
Но Фредди в кабинете не было. За столом с парой бутылок огневиски сидело несколько человек. Среди них я узнал Бобби Крэйна, которого видел летом на свадьбе.
— Присаживайся, — Бобби улыбнулся и подмигнул мне. Подвинул стул.
Я осторожно сел на краешек, одновременно быстро оглядев комнату. Я еще не знал, что происходит, но дело нравилось мне все меньше и меньше. Волшебник, который меня привел, встал у двери, привалившись к косяку. Сидевшие за столом рассматривали меня без особого интереса.
— Что же ты, — спросил Бобби, — уже который день в Лондоне, а все не заходишь? Посидели бы, поговорили... Хочешь сэндвич?
— Нет, спасибо.
— Как скажешь. Но, Рэй, нехорошо вот так. Старших надо уважать.
— Простите, сэр, я не знал, что вы хотите меня видеть. Если у вас есть какие-то вопросы, мне кажется, вам лучше задать их мистеру Трэверсу.
Я чуть отодвинулся от стола.
— Не спеши, — Бобби положил руку на спинку моего стула. — На улице холод собачий, успеешь еще нагуляться. Давай-ка лучше поговорим. Я тебя немножко расстрою, ты уж как-нибудь постарайся переварить.
Он хмыкнул и потянулся за зубочисткой.
— Вредно все-таки сидеть в Хогвартсе и быть оторванным от мира, не знать новостей... В общем, нет больше Фредди. Так что все вопросы теперь будешь решать с нами, мальчик.
— Как — нет? — спросил я глухо. Язык не слушался.
— А вот так, — Бобби опять улыбнулся уголками губ. Это было больше похоже на оскал. — Жизнь коротка, и все мы, знаешь ли, смертны.
Кто-то из его спутников рассмеялся и тут же умолк.
— На, выпей, — Бобби подтолкнул ко мне бокал с огневиски. — Легкой ему дороги на Авалон, пускай не держит зла.
Если до этой фразы у меня еще были какие-то сомнения в том, какую роль Бобби сыграл в гибели Трэверса, теперь их не оставалось.
Старинная волшебная формула. Чтобы ушедший не мстил убийце.
Я опрокинул свою порцию залпом, обжигая горло.
— Но для тебя ничего особо не изменится, — Бобби откинулся назад и расслабился. — Я думаю, мы поладим. Ты умный мальчик, Фредди тебя ценил. У меня есть для тебя работа.
Он говорил долго, но ничего нового я не услышал. То же предложение, что и летом, — поставки зелий особого рода в Хогвартс. Все оставалось в силе.
— Работа непыльная. Конечно, надо иметь крепкие нервы и голову на плечах, но ты справишься, я думаю. Подучишься, осмотришься...
После выпитого на пустой желудок алкоголя у меня уже порядком кружилась голова. Хотелось спать, а еще больше — убраться отсюда.
— Я подумаю, — ответил я, когда Бобби умолк.
— Давай, — кивнул он. — Прямо сейчас. Это место ничем не хуже любого другого, чтобы думать. И побыстрее, у меня еще дел полно.
Может быть, если бы я был менее уставшим и не таким пьяным, я бы как-нибудь выкрутился. Но самое большее, на что я был способен в тот момент, — ответить вежливо и уклончиво, в надежде, что отказ удастся как-то замаскировать.
Не сработало.
— Грустно, — подвел итог Бобби. — Что ж, на нет и суда нет. Насильно мил не будешь. Ладно, не будем дальше рассусоливать. Можешь идти, счастливо.
Я поднялся, пошатываясь. Бобби внимательно следил за мной взглядом. В комнате было сильно натоплено, от сухого воздуха першило в горле.
Я попрощался и сделал шаг к двери, пытаясь одновременно держать в поле зрения всех присутствующих и нащупывая рукой палочку в кармане. Стоявший у двери человек отступил в сторону, чтобы дать мне пройти, но, когда я уже взялся за ручку, вдруг стремительным броском перехватил мое запястье и вывернул. Я выхватил палочку, но она мгновенно улетела в дальний угол, а моя правая рука тоже оказалась в тисках.
Я резко дернулся назад, чтобы ударить нападавшего головой в нос, но он уклонился и выкрутил мне руку до предела, так что я почти услышал хруст ломающейся кости. От боли я ничего не мог различить.
— Рэй, хочешь совет, причем совершенно бесплатно? — спросил Бобби.
Он даже не двинулся со стула. Сидел, рассматривая меня, и лениво вертел в пальцах палочку.
— Не будь таким заносчивым, парень. Не надо думать, что ты умнее всех. Все равно ведь придется делать, что сказано. Только вот цацкаться с тобой и предлагать приличные условия уже никто не будет. Возьмешь, как миленький, что дадут, и еще бегом побежишь, умолять станешь, чтоб я тебя посчитал полезным, дал второй шанс. А то ведь бесполезные — они знаешь где... Но я к людям привык по-хорошему, даже если они ко мне по-плохому. Так что поживи до лета, подумай о своем поведении. Здесь только не появляйся, если не хочешь больших неприятностей. Игрок, тоже мне. Много чести... Когда надо будет, тебя найдут. А пока — подарочек небольшой. На память, так сказать.
Я не успел и глазом моргнуть, как из палочки Бобби вылетел тонкий белый шнур и захлестнул мне горло. Он затягивался все туже и туже, а я не мог даже руку высвободить, чтобы оттянуть его. Только бестолково дергался и пинал ногами во все стороны, чувствуя, как легкие разрываются от нехватки воздуха. Судорожно пытался ухватить хоть глоток — и не мог. В ушах звенело, я уже ничего не видел, меня бросило в страшный жар, по штанам что-то текло...
Дальше я ничего не помню.

***
Когда я очнулся, было еще темно, но небо на востоке посерело — значит, около восьми утра. Меня вытащили из паба и оставили под стеной какого-то дома кварталом выше. Мантии на мне не было, ботинок тоже — вряд ли это постарались люди Бобби, скорее, кто-то из местных жителей. Еще очень повезло, что вообще пришел в себя, — мог бы и замерзнуть насмерть. И палочки не было, а это уже совсем плохо.
Идти я поначалу не мог — скорее, полз вдоль стены, цепляясь руками. Тело сводило дикой болью, мышцы не слушались. Зато холода я почти не чувствовал, руки и ноги казались чужими, словно ледяные костыли, которые кто-то прицепил ко мне заклятьем. Путь до Косого переулка, который я обычно проходил за десять минут, занял около часа.
Парочка встречных прохожих от меня попросту шарахнулась. По дороге я сообразил, что у меня нет денег и вдобавок я не могу говорить. Но деваться было некуда. Канцелярский магазин, в вестибюле которого находился общественный камин, уже открыли. Внутри было так натоплено, что в первый миг воздух показался обжигающим. Отогревшиеся пальцы рук кололо, словно сотней иголок; на ноги в обледеневших носках я старался не смотреть.
В стекле витрины я успел разглядеть свое отражение — волосы запорошены снегом, глаза красные от лопнувших сосудов, под носом засохшая кровь и сукровица, на шее ссадины и четкая багровая полоса от петли. Пришлось поднять воротник рубашки, чтобы кое-как это скрыть. Дремавшая у камина пожилая ведьма встрепенулась и выронила вязанье, услышав мои шаги.
— Моргана-защитница! Что случилось?!
Я ничего не мог ей ответить, но она уже все додумала за меня. Ограбления тогда были не редкостью.
— Надо вызвать патруль!
Я отчаянно замотал головой — только встречи с патрулем мне сейчас не хватало. Вывернул карманы, чтобы показать, что у меня нет и пяти сиклей, чтобы расплатиться за пользование камином. Посмотрел умоляюще, но нужды в этом не было. Вид у меня и без того был — краше в гроб кладут. Кое-как нацарапал ей свой адрес на бумажке и полез в камин. Тетушка кивнула — ей не впервой было таким манером отправлять клиентов по домам, особенно тех, кто навеселе.
Бросив мне под ноги горсть летучего пороха, она прочла адрес по бумажке — хвала Мерлину, правильно, иначе меня бы занесло невесть куда. Это было последнее, что я успел подумать. Меня уже кружило и несло мимо чужих каминов, сквозь пятна света и провалы тени, и наконец вышвырнуло на пол в гостиной.
Дома было темно и тихо — похоже, все еще спали. Я добрался до спальни, упал на кровать и укутался одеялом. Горло невыносимо болело, я никак не мог согреться. В голове вертелись обрывки мыслей и воспоминаний о случившемся. В таком полубреду я пролежал около часа, потом, наверное, заснул.
Проснулся от стука в дверь — сначала тихого, потом все более настойчивого. В комнате было темно по-прежнему, и мне казалось, что я только что задремал. Ответить я бы все равно не смог, но и подняться был не в силах. Хотел только одного — чтобы меня оставили в покое.
Но стучавший не унимался. Потом дверь заскрипела, на стену упало размытое пятно света от свечи.
— Ты выспался? Вставать собираешься? Ужин готов.
Я уткнулся в подушку в надежде, что Том решит, будто я крепко сплю. Но он попытался стянуть с меня одеяло, чтобы разбудить. Удивленно застыл на мгновение, а затем рывком перевернул меня на спину.
Прерывисто выдохнул и провел пальцами по следу от петли.
Я не видел его глаз, но чувствовал, что с ним творится что-то странное. Руки у него так дрожали, словно по телу шла вольтова дуга. Потом он спросил странно сдавленным голосом:
— Как это вышло?!
Я качнул головой, показывая, что не могу говорить. Было уже не холодно, а, наоборот, невыносимо жарко, и страшно хотелось пить. Но Том ничего и не спрашивал — поставив свечу на столик у кровати, он метался по комнате. Порылся в шкафу в поисках пижамы, потом чуть ли не волоком дотащил меня в ванную и обратно, переодел, долго поил водой с ложки. При этом сопровождал свои действия такими отборными приютскими выражениями, каких я никогда в жизни от него не слышал.
Я не мог глотать, вода проливалась на одеяло. Том укрыл меня и замотал шею шарфом, чтобы спрятать борозду от петли.
— Подожди, я сварю зелье. Твоей маме скажу, что ты сильно простудился. Смотри, чтоб шарф не сполз.
Дверь захлопнулась, и я услышал, как он сбегает вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
А я и вправду простудился. У нас не было почти никаких ингредиентов, и то зелье, которое Том умудрился сварить, проявив чудеса изобретательности, помогало слабо. Температура каждые два часа взлетала до сорока градусов, из-за этого все тело сводило такими мучительными судорогами, что будь я в силах встать — точно выбросился бы из окна. Мама сидела со мной днем и ночью, но лучше б она этого не делала — от ее слез и причитаний становилось еще хуже.
Временами ее сменял Том. Я написал ему на листе бумаги, что со мной случилось. На следующий день он побывал в Лондоне и купил зелья, подержанную палочку и какую-то обувь для меня на распродаже. Но теперь от наших капиталов осталось всего с десяток галлеонов.
А путь в Ночной переулок был мне закрыт если не навсегда, то очень надолго. О том, на каких условиях я смогу туда вернуться, не хотелось и думать.

***
Том все время говорил, что мы выберемся, мы непременно выберемся, но я видел, что он и сам не очень в это верит. Он был очень подавлен. Казалось, что жизнь загоняет нас — каждого по отдельности и обоих вместе — в клетку, как крыс. И ни выхода, ни просвета.
Мама не хотела, чтобы я сейчас возвращался в Хогвартс, но я понимал, что если останусь дома, то просто сойду с ума. Уж как-нибудь доползу до поезда. А в школе главное — избежать осмотра в лазарете, если к тому времени голос еще не вернется.
По ночам мне постоянно снились кошмары, а утром перед отъездом привиделся особенно жуткий. Мне снилось, что я попал в магловский приют. Во сне это не казалось странным, хотя приютов я никогда не видел и представлял их себе только по рассказам Тома.
Там был длинный зал с бесконечными столами, за которыми сидели одинаковые дети в серой одежде. Хмурые взрослые тетки с костлявыми лицами и красными руками раздавали кашу, швыряя в каждую тарелку пару ложек чего-то вроде оконной замазки. Снаружи приют походил на тюрьму. Грязноватое каменное здание с рядами маленьких окон, разве что без решеток. Во внутреннем дворе, вымощенном булыжником, не было ни травинки. В углу двора виднелось маленькое строение, похожее не то на сарай, не то на увеличенную до размеров сарая собачью будку.
Откуда-то мне было известно — во сне не задаешься вопросами, откуда, — что каждый месяц в приют приезжает неприметный человечек, похожий на бухгалтера. В потертом старом портфеле он привозит топор. После этого в сарайчик во дворе отводят кого-то из детей, и что происходит дальше — неизвестно. Другие дети в это время сидят в классах за учебниками. Ребенок больше не возвращается, и спрашивать, куда он делся, не принято. А на следующий день за обедом будет праздник — жаркое из ягнятины.
Во сне я знал об этом еще до того, как попал в приют. Мне снился приемный покой, где я стоял в очереди к врачу вместе с десятком других детей. Дети вокруг казались маленькими, лет по восемь-девять. Себя я не видел, но полагал, что и мне примерно столько же.
Я ежился от холода — босиком-то на кафельном полу, — когда вдруг услышал странный запах, словно от сильно нагретого камня. Обернувшись, увидел, как в открытое окно влетает маленькая шаровая молния. Она медленно, будто в толще воды, двигалась над очередью детей, то дергаясь вперед, то замирая подолгу на месте. От нее шли искры, пахло озоном и опасностью.
"Не двигайтесь!" — выкрикнул врач. У мальчишки рядом со мной зубы стучали от страха, а мне совсем не было жутко. Я сам не понимал, почему, но был совершенно уверен, что молния как-то связана с сараем во дворе. Что тем, кто с ней соприкоснулся, — прямой путь туда. Однако это не пугало. Наоборот, я был необыкновенно счастлив. Я знал, что уйду из приюта. Даже если этот путь лежит через сарай. Потому что это тоже — выход. А молния каким-то неведомым образом проведет меня через...
Через что?
Я протянул руку, и огненный шарик коснулся моей ладони. Я успел подумать: как странно, он совсем холодный. А дальше уже ничего не было, потому что молния разрядилась, залив все вокруг ослепительным светом. Он поглотил меня, я растворился в нем, и это было невозможно хорошо, и в мире не было ничего лучше...
Спасибо, сказал я кому-то в слепящем свете. Спасибо. Спасибо.

И проснулся от того, что Том дергал меня за руку.
— Да что ты заладил — спасибо, спасибо?! Поднимайся, ехать пора.
Было почти девять, до Хогвартс-экспресса оставалось два часа.
Том ушел, а я еще лежал минут десять, закрыв глаза. Вставать не хотелось. Хотелось как можно лучше запомнить эти два ощущения, которые почему-то казались мне необыкновенно важными.
Слепящий свет под веками. И молния в моей ладони.

Дата добавления: 2015-09-01