Глава 21. Cказать, что мне было плохо в первые недели две после возвращения в Хогвартс

Cказать, что мне было плохо в первые недели две после возвращения в Хогвартс, — значит ничего не сказать. Будто сплошная черная вода вокруг, и я тону в этой воде. Я не помню, как отбивался от попыток старосты, Мэтью Бэгнолда, отправить меня в лазарет, как убеждал его, что моя "простуда" сама пройдет. Не помню ни занятий, ни домашних заданий, ни лиц, ни разговоров. Единственным моим желанием тогда было как можно быстрее отделаться от всех, отбыть уроки, вернуться на факультет — и спать. Я ничего не чувствовал, кроме страшной усталости. Разговаривать с кем-либо было мучительно; каждое обращенное ко мне слово ощущалось, как ожог или порез.
Зато во сне было хорошо. Кошмары меня больше не мучили. Наоборот, снилось почти всегда одно и то же. Берег моря, песчаные замки, которые кто-то строит, а потом разрушает. Медленно закрывающиеся перламутровые раковины. Жемчужно-серые туннели.
Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что означают эти сны, и однажды, проснувшись ночью, я вдруг с непривычной четкостью подумал, что это, должно быть, не самый плохой выход. Сдохнуть — и все. Очень просто.
Ночь — не лучшее время, чтобы думать, поскольку человек все же дневное существо, и в темное время суток мозги у него слегка "набекрень". Как ни странно, несмотря на мою привычку покерного игрока жить по ночам, — а может быть, как раз поэтому, — я уже тогда знал, что ночью нельзя принимать серьезные решения. Но когда мысль никуда не делась и на следующий день, я расслабился и принял ее как дело решенное.
С этого момента я уже не сидел с мрачным видом на уроках, не срывался на однокурсников. Стал смеяться и вести себя так, словно ко мне вернулась надежда. Никто не знал, что всем этим я был обязан жемчужно-серому туннелю, с которым уже так сжился, что считал его лучшим другом. Туннель отделял меня от мира. Он вел куда-то далеко-далеко, где меня не будет, где прилив смоет меня, словно башенку из песка, и наконец наступит покой.
Существует обывательское представление, что, мол, "грань переступают" только эгоисты и истерички, не думающие о своих близких. На самом деле это совершенно не так. Я помнил о маме, но был уже в таком состоянии, когда мне стало все равно. Мои проблемы казались неразрешимыми, помощи ждать было неоткуда — а если меня не будет, маму, по крайней мере, никто не тронет. Да, она потеряет дом, но всегда сможет переехать к тете Мирабел. Зато ее не навестит никто из Ночного. Краем сознания я понимал, что маме в этой ситуации не будет никакого дела до дома, что удар может оказаться для нее разрушительным — но все равно ничего не мог поделать. Я слишком устал, чтобы что-то чувствовать, я уже сделал шаг в серый туннель, и мне хотелось только свернуться калачиком на его теплом полу — и спать.
Больше всего времени ушло на то, чтобы придумать, как сделать случившееся похожим на несчастный случай. Мне казалось, что так маме будет легче. Меня притягивала Астрономическая башня, и однажды я подумал, что проще всего будет сбросить оттуда телескоп, а потом прыгнуть самому, чтобы казалось, будто я его уронил и слишком сильно наклонился через парапет, пытаясь призвать обратно с помощью Accio. Потерял равновесие, вот и все.
Оставался, конечно, риск, что сработает стихийная магия, но тут уж ничего нельзя было сделать. Если бы я играл в квиддич и у меня была своя метла, можно было бы набрать большую высоту и прыгнуть оттуда, чтоб наверняка. Но метлы у меня не было, а на школьной можно было подняться разве что на сорок-пятьдесят футов.
Чтобы отсечь себе путь к отступлению, я напросился на дополнительные занятия по астрономии — так можно было получить разрешение ходить на башню по ночам во внеурочное время. Главное было не струсить в решающий момент. Впрочем, это не должно быть страшно. Не страшнее, чем прыгнуть вниз с высокого обрывистого берега Дервента.

***
Том в это время доставал меня, пожалуй, больше всех. Он вбил себе в голову, что хочет научиться легилименции и окклюменции. Натащил кучу книг из Запретной секции, но читал их только в спальне, чтоб не демонстрировать свой интерес перед всем факультетом. Официально в Хогвартсе легилименцию никогда не преподавали. На этот счет были строгие министерские правила — изучать ментальную магию можно только в высших учебных заведениях или на специальных курсах, а потом нужно обязательно получить лицензию и зарегистрироваться. А то, что в качестве партнера Риддл выбрал меня, тоже было, в общем, неудивительно — я и так знал о нем то, что Том предпочел бы держать в тайне.
Я не хотел с ним заниматься. Я хотел, чтоб от меня все отстали. Я боялся, что он увидит у меня в голове намерение совершить самоубийство. Потом все же решил попробовать — в конце концов, как я уяснил из пособия для начинающих, "увидеть" в сознании другого человека планы и замыслы куда сложнее, чем уже свершившиеся события.
Для занятий нам приходилось прятаться — выбирать время, когда в спальне никого не было, искать пустые классы, стараться, чтоб не застукали другие ученики, преподаватели или привидения. Сразу же выяснилось, что просто все только в теории: взмахнул палочкой, сказал: "Legilimens" — и пожалуйста, лови волну. У нас же поначалу выходило меньше, чем ничего. Мы таращились друг на друга, словно играли в гляделки, но, кроме головной боли и рези в глазах, ничего не получалось. Том стал злиться — он всегда злился, когда ему что-то не удавалось. А я хотел, чтоб он отстал от меня, но это было невозможно, Том прицепился, словно клещ.
Однажды мы укрылись для занятий легилименцией в каморке Прингла под лестницей первого этажа. Там было полутемно, только через щели в двери падали полосы света из холла. Вокруг громоздились швабры, поставленные одно на другое ведра, ящики с брусками мыла и побелкой, а за дверью носились, поднимая страшный гвалт, первокурсники — шла большая перемена. Я пытался уйти, потому что обещанные Томом "каких-нибудь десять минут" давно прошли, а мне хотелось успеть на обед. Но в этот раз Риддл перешел уже все пределы. Он просто блокировал мои попытки выйти. Отбрасывал от двери, как котенка.
— Нет! Я сказал — нет! Ты выйдешь отсюда, когда тебе удастся легилименция, или никак!
Я не мог говорить. Я так устал, что каждое слово давалось страшным трудом. Да что ему от меня надо? Пускай найдет себе другую подопытную крысу! Попытался врезать ему кулаком в лицо, раз, другой, третий, но эта сволочь, смеясь, уклонялась, и плевать ему было, что вокруг с грохотом падают швабры — все равно за гвалтом из коридора ничего не было слышно.
Я хотел только одного — чтоб он сдох. Если б мог, я бы убил его. Наверное, так матери, измученные бессонными ночами, душат младенца подушкой, чтобы потом, наконец, лечь на пол рядом с кроваткой и спать, спать, спать. Но Том был сильнее меня и опытнее в драках, и я не мог не то что задушить его, а даже просто как следует толкнуть.
Вот тогда-то, дойдя до крайней степени отчаяния, я поднял палочку и сказал: "Legilimens"...
Кто ищет, тот найдет.

Класс с поцарапанными партами, оглушительные вопли детей. Кто-то переворачивает над партой чернильницу и убегает, а блестящее, словно живое, пятно чернил растекается по книге. Усатый человек в магловском пиджаке орет: "Риддл, ты испортил учебник, после уроков зайдешь к директору!". Хихикающие мальчишки на задней парте, записка — "Так тебе и надо, приютское дерьмо". Ослепительно яркое солнце, бьющее в незанавешенное окно директорского кабинета. Если смотреть в окно, видно, как девчонки внизу играют в классики, нарисованные мелом на брусчатке школьного двора. За спиной взвизгивает выдвигаемый ящик стола, директор на минуту замирает над ним в сомнениях — выбрать линейку или узкий кожаный ремень. Внизу, во дворе, один из давешних обидчиков выходит на крыльцо. Потом "картинка" странно дергается, будто прыгает. Мальчишка внизу спотыкается, хватается за перила в поисках опоры — и падает вниз головой, так быстро, что его приятель застывает с разинутым ртом. Звук падения, словно кто-то рассыпал горох. Девчонки прекращают игру и пялятся, а мальчишка поднимается, шатаясь, как пьяный, проходит пару шагов, и его выворачивает на брусчатку. "Картинка" плывет и смазывается окончательно. Штукатурка на подоконнике вся в трещинах, а у директора пальцы в мелу...

...Земля, сухая и комковатая. Привядшая трава, сложенная кучками, пружинит под ногами, едкий сок пачкает руки. Ряды морковки кажутся бесконечными, горизонт дрожит легкой дымкой. Пегая кобыла, неторопливо ступая, везет бочку с водой. На соседнем ряду переговариваются две девчонки в белых косынках — через час работа закончится, за каждый прополотый ряд платят по пол-пенса. Чуть поодаль высокий белобрысый парень хвастается, что жена фермера подарила ему кролика. "Если только кое-кто его не стырит, как мою губную гармошку", — громко говорит он, глядя на Риддла. "Мне плевать на твою гармошку, сунь ее себе в...!". "Да все знают, кто у нас главный ворюга!". Том выпрямляется и запускает в парня комком спекшейся сухой земли, тот угрожающе замахивается тяпкой. Ряды морковки подпрыгивают — маленькое землетрясение; отдаленные холмы вздрагивают, словно кто-то смял рисунок. Вечером Том чистит картошку в кухне, толстая повариха что-то мешает в котле, в саду под навесом девочки накрывают на стол. Мимо идет тот самый парень с охапкой травы и парой яблок, направляясь к загончику из проволочной сетки в дальнем конце сада. Через минуту слышится его крик. Том опускает голову, рассматривая нож — тот уже совсем истерся посередине, ручка перемотана клейкой лентой. В саду визжат девчонки. Том вырезает из картофелины пирамидку и бросает ее в кастрюлю....

***
Я даже не сразу понял, что мне удалось, — так быстро все произошло. Понял только, когда несущиеся со скоростью дилижанса картинки остановились, и я опять увидел свалку швабр.
Том пристально смотрел на меня.
— Видишь? Получилось.
Вот теперь, если он не даст мне уйти, я его убью.
Но Том не двинулся с места, а я даже пошевелиться не мог. Легилименция, оказывается, отнимает так много сил... Так что я просто сел на перевернутое ведро и закрыл лицо руками.
"Ушастого не встречали?!" — проорал кто-то за тонкой стенкой. "Он на квиддичный стадион вроде пошел", — отозвался другой голос.
— Что? — спросил Том сквозь зубы. — Не понравилось то, что увидел?
— Отвали. Голова болит.
— Извини, — тихо сказал Том. — Мне нужно было тебя вывести... Да, я сволочь.
Я даже отвечать не стал.
— Когда? — вдруг коротко спросил Том.
Понятно было без дальнейших пояснений, о чем он спрашивает.
— Откуда ты знаешь? Увидел?
— Нет. У меня пока не получается, ты же в курсе. Просто понял. По мелким деталям.
— А... Примерно через две недели.
Мне мешала профессор Синистра, которая не оставляла меня на башне одного. Но ей на тот момент уже порядком надоело сопровождать меня по ночам. В конце концов, я не первокурсник, справлюсь и сам. Так что я предполагал, что совсем скоро останусь без надзора. А и не останусь — плевать. Можно и днем. Тогда не выйдет похоже на несчастный случай, но мне уже было все равно.
— Хорошо, — просто ответил Том.
Не стал меня отговаривать. И на том спасибо.
— Если ты кому-то скажешь, это будет самый дерьмовый поступок в твоей жизни.
— Не скажу.
Мне стало полегче. Наверное, мне повезло, что именно Риддл догадался. Пожалуй, он единственный, кто не станет мне мешать или сдавать меня учителям.
— Все, я не хочу больше об этом, — я сел ровно и закурил. Даже захотелось в кои-то веки поговорить. — А что случилось с кроликом?
— Повесился.
— В смысле — ты его?..
— Нет. Сам.
— Как?!
— Стихийная магия. Ты же знаешь.
— Я бы так стихийкой ни за что не сумел.
— Я бы — сейчас — тоже.
От сигареты стало полегче, головная боль постепенно отпускала.
— А какая стихийка у нормальных детей? — спросил Том.
— Ну, какая-какая... Обычная, я не знаю. Просто чего-то сильно хочешь, и оно случается. Например, бах! — учебник математики превращается в ворону и улетает. Только это все равно бесполезно — его тут же вернут и превратят обратно.
— Да нет, я не о том. Что ты при этом чувствуешь?
— Чтоб я так помнил... Кажется, ничего. Ну, как бывает, когда во сне вертишься, вертишься, и падаешь с кровати. Только что спал — и уже лежишь на полу вместе с одеялом, и сам не можешь понять, как это случилось.
— У меня было совсем иначе... Как будто, знаешь, есть, например, наш мир, в котором Вилли Стаббз называет меня ворюгой — и есть другой мир, почти такой же, как наш, но в котором кролик Вилли Стаббза повесился на перекладине. А я просто перехожу из этого мира в тот. Я это в детстве называл "сделать шаг в сторону". Не совсем так, но лучше объяснить не могу.
— Забавно.
— Да. Это не всегда получалось, конечно. Сейчас совсем не получается. Наверное, из-за того, что я привык колдовать с палочкой. Ты никогда не замечал, что палочка мешает?
— Нет.
— А мне да. Но так ведь положено, значит... Хм, смешно. Я сам уже забыл, что когда-то умел такие вещи. А теперь вот вспомнил.
— И часто ты делал этот "шаг в сторону"?
— Да нет... Но мне иногда кажется, что мир, в котором я жил с самого начала, был вообще без волшебников и без Хогвартса. А потом я перепрыгивал, перепрыгивал — и добрался вот сюда.
— Ты бы поаккуратней, а то однажды черт знает куда попадешь, — только и смог сказать я.
Когда Тома вот так заносило и он начинал болтать всякую чушь, это был верный признак, что ему нужно срочно съесть что-то или поспать. Он и сам это знал, и даже носил всегда в кармане какую-нибудь еду на такой случай — кусок хлеба, оставшийся от завтрака, или конфету-тянучку из Хогсмида.
Но только через четверть часа мне удалось убедить его пойти на обед.

***
Прошло меньше двух недель — кажется, дней десять, — и однажды за завтраком Том протянул мне позаимствованный у кого-то "Пророк". Заголовок маленькой заметки на шестой странице гласил: "Арестован главарь бандитов".
В заметке сообщалось, что накануне в баре "Черный принц" в магическом районе Лондона произошло столкновение между двумя "преступными группировками", в результате которого два человека погибли и еще шесть получили серьезные ранения. Патруль прибыл раньше, чем участники драки успели аппарировать, так что почти все они были арестованы, включая лидера одной из банд, некоего Роберта Крэйна, более известного в соответствующих кругах как Бобби "Ныряльщик". Последнее прозвище ему дали из-за привычки спускать своих жертв на дно Темзы, привязав груз к ногам.
Я долго молчал, потом спросил:
— Это очередной твой "шаг в сторону"?
— Видимо, да. Не уверен. Или боюсь быть уверен, так точнее.
— Если бы все было так просто, как ты рассказываешь...
Но я это говорил, лишь бы сказать что-нибудь. Мне было так странно — и легко, и в то же время не по себе. Может быть, потому, что я уже приготовился умереть... Даже обидно было бросать теперь эту затею.
Да нет, глупость, конечно.
— Как знать, может, он еще выйдет.
— Ты почитай, сколько на нем всего висит. Хватит на пожизненный Азкабан. Даже если выйдет, ему будет не до тебя.
Я кивнул и посмотрел в окно. Небо над Хогвартсом было ясное и синее-синее. Как в детстве.

Надо сказать, что Том оказался прав лишь отчасти. Бобби действительно получил пожизненное, но в 1958 году вышел по амнистии. Из Азкабана он вернулся почти развалиной; все его старые дружки были или в тюрьме, или в могиле, оставшиеся после его ареста деньги семья почти растратила, и Бобби открыл паб, чтобы хоть так заработать кнат-другой.
Пару лет спустя нам потребовалось провести операцию в Ночном переулке — некоторые люди там не хотели делиться контролем над прибыльным бизнесом и вообще не намерены были воспринимать организацию всерьез. С этим следовало что-то делать. При составлении списка тех, кем следовало заняться в первую очередь, Темный Лорд вдруг кое-что вспомнил:
— Рэй, а хочешь, мы включим сюда Крэйна? У тебя скоро день рождения — я хочу сделать тебе подарок.
— Да нет, спасибо, милорд. Он уже старый человек, давно не в бизнесе... Зачем?
— Как знаешь. Тогда я сделаю подарок себе. Я не люблю, когда обижают моих людей, а еще у меня хорошая память.
Предстоящая операция, как обычно в таких случаях, была "многослойной", словно пирог. Следовало провести доразведку на основе агентурных данных, спланировать собственно ликвидацию, ювелирным образом рассчитать и отработать действия боевой группы — тем более сложные, что нужно было почти одновременно, в течение двух часов, убрать около дюжины человек. Одновременно предстояло обеспечить боевке алиби и "чистое жилье", где они могли бы укрыться, если что-то пойдет не так, позаботиться о юридическом сопровождении, если кто-то будет арестован, а после операции — провести быстрый перехват управления и денежных потоков в интересующем нас бизнесе. Неудивительно, что работы у всех было по горло, и я вспомнил о нашем разговоре лишь месяца три спустя.
Когда я спросил, что с Крэйном, Темный Лорд некоторое время непонимающе смотрел на меня, потом кивнул:
— Ах да, Крэйн... Кажется, он в фундаменте строящегося дома, или что-то в таком роде. Тебе дать адрес?
— Нет, — сказал я и улыбнулся. — Нет, спасибо, милорд.

Дата добавления: 2015-09-01