Глава VIII. Трапеза с издателем превзошла все ожидания

Трапеза с издателем превзошла все ожидания. Начиная с мартини, она струилась, как бриз. Именно такие трапезы за­печатлеваются на пленке памяти, когда с нее стерся даже вчерашний день.

Джеф, как все мы, нередко сомневался в том, что чело­век — венец мироздания. На эту мысль его наводили немец­кие солдаты и консьерж в его доме. Однако сейчас, глядя на Клаттербака, он понимал, что заблуждался. Род человече­ский, в сущности, неплох. Если он произвел на свет это дивное создание, он вправе похлопать себя по груди и лихо на­деть шляпу набок.

Да, ничего не скажешь, телесно этот ангел не достиг идеа­ла. Обычно издатели тощают от общения с авторами, он же — раздался во все стороны и благодаря круглому лицу, круглым глазам и круглым очкам походил на сову, отдавшую должное полевкам. Ближних он превосходил не внешно­стью, а речью.

Поначалу, надо признаться, и здесь он ничем не блистал, ибо за коктейлями говорил о том, как хорошо без жены в Париже. Конечно, заверил он, она — лучшая из женщин, но не всегда его понимает. Скажем, трудно внушить ей, что че­ловек умственного труда должен время от времени развле­каться, иначе у него будет язва. Примерно это слышал Джеф и от Честера Тодда.

Предупредив, что он ни в малой мере не сидит на диете, Клаттербак заказал внушительный ланч и развил свою тему, выражая признательность Промыслу, подсунувшему люби­мой супруге простейшую корь. Однако когда официант при­вез бифштекс с жареной картошкой, он перешел к делу, представ перед Джефом во всем своем очаровании.

— Так вот, эта ваша книжка,— сказал Клаттербак, впива­ясь в мясо вилкой и зубами.— Поразительно! Где вы научи­лись так писать по-английски? И не подумаешь, что фран­цуз.

— Я наполовину американец. Оба языка мне родные.

— И про Америку пишете, как будто там долго жили.

— А я и жил. Отец женился, мы с мачехой не ладили, и я туда уехал на несколько лет. Чего я только ни делал! И водой торговал, и на ранчо вкалывал, и бродил с другом по пусты­не... Ну, всякое бывало. К началу войны я служил официан­том в нью-йоркском отеле.

— В каком?

— «Бербадж».

— Бывал там, бывал. Кормят хорошо, но мало. А потом вы проливали кровь за Францию?

— Именно. Вообще-то я немного пролил. Мог и больше.

— Не были в этих, как их, маки?

— Был.

— Тяжело, а?

— Нелегко.

— Кормят плохо, я думаю.

— Да, не особенно.

— Ах, как я вас понимаю! Вот, посудите. У меня домик в та­ком Бенсонбурге, на Лонг-Айленде. Сидим мы как-то в вос­кресенье, пьем коктейль, тут заходит кухарка и сообщает, что соседский дог съел баранье жаркое, когда она отвернулась. Представляете? Мясная лавка — в Уэстхемптоне, это шесть миль, и вообще закрыта по воскресеньям. Пришлось обойтись яйцами. Я съел штук пять, ну, шесть, с беконом, закусил сы­ром, пирогом... Ничего, выжил, но не дай Бог опять так влип­нуть! Эй, гарсон! Анкор[125] картошки фри. Да, боец Сопротивле­ния, это вам не кот начхал. Очень хорошо для суперобложки.

Джеф подавился. На Клаттербека он смотрел так, как месье Легондю — на светящуюся фигуру, посоветовавшую ударить топором месье де ла Урмери.

— Простите, вы не скажете это еще раз? — спросил он.

— Про картошку?

— Нет, про суперобложку. Вы ведь о ней говорили?

— Говорил.

— Значит, вы хотите издать мою книгу?

— Естественно,— отвечал Клаттербак, совершенно упо­добляясь сияющей фигуре.— Именно такие книги я люблю. Веселая — раз. Забавная — два. Смелая — три, но, заметьте, не переходит предела. Напоминает Ивлина Во. А главное, нормальные люди, которых видишь каждый день, а не эти чертовы издольщики, которых терзают в Алабаме, что ли. Ес­ли бы вы знали,— прибавил издатель, печально подкладывая себе картошки,— сколько мне приходится про них читать!

— Страдают, да?

— Как нанятые. А не крестьяне, так дети-калеки. Вот, по­слушайте, такой сюжет, читал в самолете. Незаконный ребе­нок — калека, естественно — живет у злого отчима. Тот ше­стнадцать страниц его лупцует, а потом убивает мамашу. Не свою, этого типуса. Типус сходит с ума и умирает в поле. От­чим вешается, настоящий отец стреляется. Сколько трупов?

— Вроде четыре.

— Неужели так мало? Ну, вам видней. Одна девица обожг­ла лицо, а ребенок — не тот, уже другой, попал под автобус, обе ноги отрезали. Любой аппетит отобьет! — вскричал Клаттербак, кромсая бифштекс, как сэр Галахад кромсал врагов.— А тут ваша книжка. Кстати, вы ее мне прямо при­слали, значит, у вас нет агента. Это хорошо.— Тут он отвлек­ся, сравнив этих субъектов с покойным Джесси Джеймсом[126] и особо описав одного из них, чьи нравственные правила не­приятно удивили бы команду пиратского корабля. — Навер­ное, вы думали, чего мы так долго молчим. Дело в том, что я встречался с теми-семи.

— С теми-семи?

— Ну, журналы там, студии, карманные серии. Очень за­интересовались. Да уж, сразу взяли на заметку. Когда я ска­зал, что мы надеемся продать 100 000...

Зал завертелся и взлетел, как Нижинский[127]. Когда он вер­нулся на пол, Джеф переспросил:

— Вы им сказали, что надеетесь продать 100 000?

— Мы всегда так говорим,— пояснил Клаттербак, вводя его в тайны издательского дела.

Сердечно попрощавшись, Джеф расстался с издателем в 7 часов утра. Конечно, ланч не занял столько времени, но он перешел в обед, продолжился ночным обзором Монмартра и завершился на рынке миской лукового супа. Словом, Джеф вышел из машины в начале одиннадцатого и пошел к себе отоспаться.

Почти сразу после этого из отеля вышла Кейт. Несмотря на соду, она не очень хорошо себя чувствовала и решила по­дышать морским воздухом. Записку для Фредди она остави­ла у портье и направилась по Promenade des Anglais.

Утро стояло прекрасное, дул ветерок, сияло солнце, и Ро­виль был в лучшем виде. Толстые мужчины плескались у бе­рега или лежали на пляже, намазанные маслом, обретавшим мерзкий бурый оттенок. Кейт быстро полегчало. Через час, вернувшись в номер, она и чувствовала себя, и выглядела лучше, а потому весело окликнула сестру:

— Терри!

— Да?

— Я отдала записку портье. Мистер Карпентер получит ее после ланча. Он играет в гольф.— Она заглянула в дверь.— Что ты делаешь?

— Складываю вещи.

— Вещи?

— Мы улетаем следующим рейсом. Я, во всяком случае. j Кейт засопела.

— И я, конечно! С большим удовольствием. Хватит с ме­ня этой Европы. А вот ты... Не слишком ли ты спешишь?

— Спешу, это да,— отвечала Терри.

— Как же мистер Карпентер? — спросила Кейт.

— А что с ним?

— Он не удивится?

— Нет, я ему написала.

— Еще одну записку?

— Да. Пойду мимо портье,.оставлю. Кейт фыркнула.

— Ты прямо министерство иностранных дел! Только и шлешь ноты. А что там сказано?

— Что я за него не выйду. Подумала, знаешь, и решила — нет, не могу.

Кейт и засопела, и фыркнула. Ее особенно раздражали люди, которые вечно передумывают. Кто-кто, а она реше­ний не меняла.

— Ну, что это! — сказала она.— Вчера ты отвергла предло­жение. Потом написала, что принимаешь. Теперь пишешь, что нет. Честное слово, мне его жалко. Он совсем запутается.

Запутался и Честер Тодд. Примерно в час он сидел у кази­но, хрупкий, слабый. Ему всегда было плохо после кутежей, а тут он кутил два вечера, позавчера — с одними американ­цами. Теперь он удивлялся, с какой стати пригласил позав­тракать тетку, тогда как надо было предаться одиночеству и покою.

Миссис Пеглер тоже не сверкала. Она только что беседо­вала по телефону с Бюиссонадом (вчера он скрывался из-за глаза) и узнала о провале. Мало того, он был с ней довольно груб.

Тем самым, беседа шла вяло. После затянувшегося молча­ния Честер воскликнул:

— Вот это да! — И схватился за голову, чтобы не лопну­ла.— Какая девица!

Речь шла о Терри. Чтобы зарезервировать авиабилет, на­до, если ты в Ровиле, пойти в офис, а чтобы в него пойти — пересечь террасу. Следуя за взглядом племянника, миссис Пеглер всмотрелась в предмет его интереса.

— Если,— заметила она,— тебе нравятся конфетные ба­рышни...

— Ну, ты скажешь! — возмутился Честер.— Конфетная, ха-ха! Красота в чистом виде. Кто ж это такая? Вроде бы ее видел...

— Некая мисс Трент,— отвечала тетя.

— Ты с ней знакома?

— Немного. Фредерик ее видел в Сэн-Роке.

— Я тоже видел в Сэн-Роке девицу по фамилии Трент. Как-то мы ужинали с ней, Джейн и Фредди. Наверное, род­ственница.

— По-моему, у этой родственников нет. Только сестра в Америке.

— Странно. Я ее несомненно видел. Где же?

— Неужели это важно?

— Да нет... — вяло согласился племянник, и беседа угасла. Миссис Пеглер враждебно размышляла о месье Бюиссонаде, Честер Тодд думал о том, как вынесет этот мерзкий ланч. Увидев через несколько минут свою сестру Мэвис в сопро­вождении Фредди, он испытал чувства, которые испытыва­ют после кораблекрушения, заметив парус. Фредди он вооб­ще любил, но сейчас ему особенно радовался и приветство­вал с таким восторгом, что измученная голова чуть не отле­тела.

— Мяч! — возликовал он.

— Хо-хо! — откликнулся Фредди.

— Как сыграл?

— Лихо.

— Я захватил твою почту.

— Молодец.

— Так и знал, что тебя увижу. Закусим, а?

— Мы с Мэвис собирались пойти в «Мирамар».

— Чушь какая! — твердо сказал Честер, готовый втащить Друга в ресторан, только бы не завтракать с тетей.— «Мира­мар», скажешь тоже! Здесь и сейчас.

— Ну, если ты хочешь,— согласился добрый Фредди.— Вы не против, дорогая?

— Конечно, нет! — отвечала привыкшая к немногосло­вию Мэвис.

Однако за столом Честер порядком разочаровался. Он по­лагал, что Фредди заметно оживит общество хотя бы расска­зами о гольфе; но тот почему-то молчал, возлагая бремя бе­седы на несчастного друга, которому хотелось откинуться в кресле и размышлять.

Вдруг все изменилось. Миссис Пеглер, вернувшись к жизни, осудила суету и гонку. Возьмем, к примеру, ее добро­го приятеля, сэра Перси Бента. Уж как она его уговаривала провести здесь остаток отпуска — но нет, куда-то едет на ма­шине. Хочет, видите ли, посмотреть страну!

Тут Фредди, отрешенно крошивший хлеб, внезапно встрепенулся:

— Уехал он?

— Да. Вчера, после завтрака.

— А... — Фредди закашлялся, словно что-то попало ему в горло.— Он ничего не говорил?

— В каком смысле?

— Ну, про меня?

— С чего ему о тебе говорить?

— Да так, случайно.

— Он тут провел один день и тебя не видел. Странно, что ты им интересуешься.

— Кто ж его не знает! — вскричал Фредди и, заметно из­менившись, стал подробно и красочно описывать свою игру.

Уже подали кофе, и Честер, понимая, что хозяин не впра­ве оставлять гостей, все-таки решился встать и уйти, очень уж эти гости разгулялись. Предлог у него был такой: надо ку­пить «Нью-Йорк Геролд Трибьюн», парижский выпуск, что там пишут про концерт.

Не успел он скрыться, Фредди снова закашлялся.

— Э-э, миссис Пеглер,— проговорил он, бросая отчаян­ный взгляд на Мэвис, но та осталась верна своим траппистским навыкам.

— Э-э, миссис Пеглер,— продолжал Фредди,— не удели­те ли минутку?

— Да, Фредерик?

Отхлебнув бренди, страдалец собрался с мыслями.

— Вы, часом, не знаете пятнадцатую лунку?

— Я не играю в гольф.

— Да? Ну, такая лунка, очень обманчивая. Ведешь пря­мо — ничего, а скользнешь — все, конец, скатится вправо, там всякие заросли. Ну, я провел чин-чином, а Мэвис угоди­ла в эти заросли. Стали мы искать ее шар, сами понимаете, то-се, беседуем, и я... Под сосной, верно?

— Да, Фредди,— признала Мэвис.

— Значит, под сосной,— тут Фредди покраснел,— я сде­лал предложение. Ну, Мэвис, то-се... в общем, согласилась.

Он помолчал, и не без значения. Робкий по природе, он не был уверен, что миссис Пеглер хочет для племянницы жениха, который, конечно, не последний человек в футболе, но в сборную не вошел. Однако, к его удивлению и радости, она не наставила на него лорнет, а расплылась в улыбках.

— Надеюсь, вы не огорчены? — предположил он.

— Ну, что вы!

Он все же решил напомнить о хорошей стороне дела.

— Вот, вы теряете племянницу, но получаете племянника.

— И точно такого, как хотела!

— Нет, правда?

— Еще бы!

— Это хорошо. Что там, это очень хорошо. Это просто за­мечательно. А то я боялся, при таком дяде Мэвис себя про­дешевила. Я ведь кто?

— Вы прекрасный человек, дорогой Фредди! Мэвис будет с вами очень и очень счастлива.

— Да, тетя,— согласилась Мэвис.

Миссис Пеглер поцеловала Фредди, который испугался, конечно, но сохранил похвальную стойкость.

— Я так на это надеялась! — пояснила она.— Сегодня — счастливый день. Пойду-ка брошу кости. Вы не обидитесь, что я вас оставляю?

— Нет, тетя,— сказала Мэвис.

— Нет, что вы! — вскричал Фредди с неподдельной радо­стью.— Идите, обдерите этих лягушек.

Чтобы ободрать лягушек, надо запастись припасами. Миссис Пеглер пошла в caisse[128] и поменяла чек на 500 000 франков. Засовывая деньги в сумку, она заметила у самого локтя своего племянника.

— Честер,— сообщила она,— какая новость! Мэвис выхо­дит замуж.

— Правда? — откликнулся Честер.— Какое совпадение! И Фредди тоже.

— Ну, конечно.

Честер рассердился. У него еще болела голова.

— Почему «конечно»? Нет, почему «конечно»? Совпаде­ние. А кто этот субъект?

Миссис Пеглер решила, что он шутит, и натужно улыбну­лась, ибо, как и мудрецы, считала: «Смейся слабым шуткам, хорошие и сами управятся».

— Какой ты глупый, Честер! — сказала она.— Фредерик, кто ж еще.

Честер покачал головой, что было глупо, она едва не рас­кололась.

— Прости,— возразил он, когда стало полегче,— но и ты не так уж умна. Фредди женится на мисс Трент, которую мы видели на террасе. Вот, в газете.— Он тыкнул пальцем в пер­вую страницу.— Посмотри сама.

Дата добавления: 2015-08-27