Проблема

Жанр П. использовался писателями 19 в. (А.С.Пушкин, М.Ю Лермонтов, НА.Некрасов, А.Н.Майков, Л.Н.Толстой). В 20 в. в форме притчи стали создаваться не только расска­зы (Ф.Кафка, В.Борхерт), но и пьесы (Б.Брехт, Ж.П.Сартр), и романы («Чума», 1947, А.Камю). По-прежнему П. исполь­зуется как вставное повествование в эпических произведе­ниях (романы М.Павича, Ч.Айтматова и др.).

Лит.: Древнерусские притчи / Сост. и предисл. Н.И. Прокофье­
ва. М, 1991. О.В.Гладкова

ПРИЧИТАНИЕ (причет ь, причет, плач) — архаичный жанр фольклора, генетически связанный с похоронным обрядом. Свидетельства о П. содержат древнеегипетские папирусы, «Махабхарата», «Илиада», «Эдда», памятники древнерусской литературы (плач Ярославны в «Слове о полку Игореве»). В русском фоль­клоре выделяются П., связанные с семейными обрядами (погребальные, свадебные, рекрутские); окказиональные П., которые могли исполняться по поводу несчастного случая (пожара, голода, болезни) и пародийные П., вклю­чавшиеся в поэзию народных календарных обрядов при пародийных «погребениях» (Масленицы, Костромы, тро­ицкой березки). В славянской традиции, как у большин­ства народов, П. исполняли женщины (соло, поперемен­но или соло с хором «подголосниц»). Из народной среды издавна выделялись особенные знатоки П. — вопленицы (также «плакальщицы», «плачеи», «причетницы»), испол­нение П. иногда становилось их профессией. Первое со­брание русских П. во многом состояло из репертуара зна­менитой вопленицы Заонежья И.А.Федосовой (Причи­тания Северного края, собранные Е.В.Барсовым. М., 1872. Ч. 1: Плачи похоронные, надгробные и надмогильные. М., 1882. Ч. 2: Плачи завоенные, рекрутские и солдат­ские. М., 1885. Ч. 3: Плачи свадебные, заручные, гости­ные, баенные и предвенечные. Переизд.: СПб., 1997). Русские П. записывались и в 20 в.

Объект изображения П. — трагическое в жизни, по­этому в них сильно лирическое начало. Эмоциональная напряженность определяла особенности поэтики: обилие восклицательно-вопросительных конструкций, восклица­тельных частиц, синонимических повторов, нанизывание сходных синтаксических структур, единоначатия, эксп­рессивные словообразования. Мелодия в П. выражена слабо, зато большую роль играли всхлипывания, оха­нье, поклоны и проч. П. создавались от имени того, кому посвящен обряд (невесты, рекрута), или от имени его родственников. По форме они представляли монолог или лирическое обращение. В центральной и южной Рос­сии П. имели лирический характер и были невелики по объему, исполнялись речитативом. Северные П. испол­нялись напевно, протяжно и отличались лиро-эпичнос-тью; в них была развита описательность, подробный рассказ о происходящем. Структура П. была открытой, содержала возможность наращивания строк. В основе способа исполнения П. лежала импровизация, т.к. каж­дый раз П. было обращено к определенному человеку и должно было в своем содержании раскрывать конк­ретные черты его жизни. Композиция П. формировалась по ходу обряда. П. функционировали как разовые тек­сты, при каждом исполнении создаваемые вновь, однако в них активно использовались накопленные традицией словесные формулы, отдельные строки или группы строк. Содержание П. могло заключать в себе просьбу, на­каз, укор, заклинание, благодарение, сетование. Особен-

но важна роль сетований, помогавших излить чувство горя. В художественном мире П. наряду с образами ре­альных участников обряда возникали олицетворения (болезни, смерти, горя), символы, поэтические сравне­ния. П. склонны разворачивать систему сравнений, на­гнетая вызываемое ими эмоциональное впечатление. Ар­хаичной чертой является система метафорических за­мен. Напр., умершего хозяина дома вдова называла «же­ланной семеюшкой», «законной державушкой», «ладой милыим». В П. использовались эпитеты, гиперболы, слова с уменьшительными суффиксами, разнообразная поэтическая тавтология.

Русские писатели вводили в свои произведения ли­тературно обработанные тексты П. или их имитацию («Сказка о медведихе», 1830, А.С.Пушкина; «Кому на Руси жить хорошо», 1863-77, Н.А.Некрасова; «В лесах», 1875, П.И.Мельникова-Печерского).

Лит.: Чистов КВ. Ирина Андреевна Федосова: Историко-куль­
турный очерк. Петрозаводск, 1988. Т.В.Зуева

ПРОБЛЕМА (греч. problema — преграда, задача) — качество литературного произведения, его содержания и образного мира, выделение какого-то аспекта, акцент на нем, интерес, во многом определяющий тип читательс­кого восприятия, разрешающийся по мере развертывания произведения. П. есть также особенность творческого про­цесса писателя, решающего в своей работе определенные задачи. А.С.Пушкин в январе 1826 писал А.А.Бестуже­ву о «Горе от ума» А.С.Грибоедова: «Цель его — харак­теры и резкая картина нравов». Здесь под словом «цель» имеется в виду то, что сейчас называется проблемати­кой. Для художника вовсе не обязательно основной ин­терес должны представлять характеры и нравы. Еще Аристотель утверждал, что «цель <трагедии — изобра-зить> какое-то действие, а не качество, между тем как характеры придают людям именно качества, а счастли­выми и несчастливыми они бывают <только> в резуль­тате действия. Итак, <в трагедии> не для того ведется действие, чтобы подражать характерам, а <наоборот>, характеры затрагиваются <лишь> через посредство дей­ствий; таким образом, цель трагедии составляют собы­тия, сказание, а цель важнее всего» (Поэтика. 1450а 18-23). В Новое время разрешение поставленной перед собой художественной задачи обычно не бывает изна­чально ясным для писателя. В письме А.С.Суворину 27 октября 1888 А.П.Чехов отмечал: «Художник на­блюдает, выбирает, догадывается, компонует — одни эти действия предполагают в своем начале вопрос; если с самого начала не задал себе вопроса, то не о чем дога­дываться и нечего выбирать».

Т.наз. «высокую», «серьезную» (в т.ч. и смешную, комическую) литературу иногда именуют еще и «про­блемной». Бывает и проблемная беллетристика — когда писателю есть что сказать, но он не обладает необхо­димой для высокого искусства творческой, синтетичес­кой способностью. В.Г.Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» противопоставлял И.А.Гончарова, автора «Обыкновенной истории», как истинного «поэта» и Искандера (А.И.Герцена), автора публицистического романа «Кто виноват?», в котором главное достоинство — мысль (Герцен — «философ по преимуществу, а между тем немножко и поэт»). В пуб­лицистике второй половины 19 в. П. обозначались как «вопросы» (безусловно, общественные); в такой по-

ПРОЗА

становке к ним скептически относились и Л.Н.Толстой, и Чехов. Беспроблемная же беллетристика может обла­дать значительным эстетическим качеством, не мень­шим, чем высокая литература.

Вследствие исторических причин проблемности не было в архаической словестности, прежде всего в ран­нем мифологическом и героическом эпосе. Героическое состояние мира — неподвижное и самодостаточное; в нем все навсегда установлено и заранее известно. Проблемность возникает, когда есть возможность вы­бора, различного толкования одно и того же предмета. М.М.Бахтин, связывавший трансформацию традиционных жанров с влиянием «незавершенного» жанра романа, са­мым главным в процессе их «романизации» называл то, что «роман вносит в них проблемность, специфическую смысловую незавершенность и живой контакт с негото­вой, становящейся современностью (незавершенным на­стоящим)» (Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.C.451).

Лит.: Роднянская И. О беллетристике и «строгом» искусстве// Новый
мир. 1962. № 4; Кожинов В. О беллетристике и моде в литературе //
Он же. Статьи о современной литературе. М., 1990. С. И. Кормилов

ПРОЗА (лат. prosa, от prosa oratio — прямо направ­ленная, простая речь) — антоним стиха и поэзии, фор­мально — обычная речь, не разделенная на обособленные соизмеримые ритмические отрезки — стихи, в эмоцио­нально-смысловом плане — нечто приземленное, обык­новенное, заурядное; фактически же доминирующая форма в европейских литературах начиная с 18 в. (в отно­шении распространенности беллетристики даже с 17 в.); в русской — со второй трети 19 в., хотя на протяжении всего 19 в. художественную словесность, включая про­заическую, продолжали называть поэзией. В 19-20 вв. П. — безусловно преобладающая форма эпоса и дра­матургии, гораздо реже встречаются прозаические лирические произведения {«стихотворения в прозе»). В разговорной речи 20 в., проникшей и в нестрогий язык истории литературы и критики, теоретически чет­кая триада «эпос — лирика — драма» практически вы­теснена триадой «П. — поэзия — драматургия». В лите­ратурном смысле прозаическим формам предшествует поэзия.

В античности П., в отличие от поэзии, регулиро­вавшейся правилами поэтики, регулировалась прави­лами риторики. Как и поэтическая стихотворная речь, она определенным образом украшалась, но приемы этого украшения были иными, чем в поэзии. Запад­ноевропейское Средневековье продолжало относить к поэзии только стихи, но расширение читательской аудитории повлекло за собой распространение более безыскусственной П.: с середины 13 в. начинается про­заическая обработка стихотворных романов, поющие-ся стихи перемежаются с П. в повести первой трети 13 в. «Окассен и Николет», затем в «Новой жизни» (1292) Данте прозаическая автобиография включает в себя созданную автором в 1283-90 стихотворную лирику с комментарием. Эпоха Возрождения ознаменована расцветом новеллы, прежде всего это — «Декамерон» (1350—53) Дж.Боккаччо. Среди наиболее выдающих­ся произведений ренессансной литературы — смехо-вая эпопея Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533-64), но она близка к неофициальной народной карнавальной культуре, не входит в иерархию тради-

ционных жанров и лишь условно именуется романом. Далеким предвестием будущего торжества романно­го жанра явился «Дон Кихот» (1605-1615) М.Серван­теса. В главе XLVII ч.1 священник, порицая рыцарс­кие романы, все же высоко оценивает возможности их формы (здесь в косвенной речи Сервантес факти­чески утверждает форму своего собственного произ­ведения как достойную признания современной ему те­орией литературы).

П. постепенно отвоевывала позиции у стиха. В шек­спировской трагедии, тем более комедии, их смешение было нормой, хотя П. использовалась преимущественно в «низких» эпизодах. В 17 в. активно создавался испанс­кий плутовской роман, аналоги которого появлялись и в других странах. Несмотря на то, что классицизм по-прежнему числил П. по ведомству риторики и призна­вал ее лишь в философском диалоге, историческом пове­ствовании или описании, публицистике, исповеди, роман же допускал как жанр периферийный, развлекательный, лишенный моральной цели и адресованный неискушен­ному читателю — даже во Франции, законодательнице классицистических норм и вкусов, П. проникала в различ­ные жанры. Еще в 16 в. появились первая французская оригинальная комедия в П. («Соперники» Ж.де Ла Тайя, 1573), трагикомедия («Люсель» Л.Лежара, 1676). На рубеже 16-17 вв. девять прозаических комедий написал П.де Лариве. Строгий теоретик классицизма Ж.Шаплен высказался за «свободную» речь в драме и считал аб­сурдным рифмованный текст на сцене, ссылаясь на об­разцы итальянских пьес в П. Мольер создал в П. несколь­ко лучших своих комедий, включая «Дон Жуана» (1665), «Скупого» (1668), «Мещанина во дворянстве» (1670), что было высоко оценено некоторыми современника­ми, однако на практике долгое время не получало про­должения. В споре о «древних» и «новых», начавшемся в 1684, последние защищали права П. Английскую П. конца 17 — начала 18 в. представляли переводной «ге­роический» и краткий новеллистический (А.Бен, У.Кон-грив) роман, историко-легендарное повествование (Р.Бойль), в Германии 17 в. господствовал поверхност­ный галантно-приключенческий роман о любовных ис­ториях в придворной среде, обращенный к читателям, которые к ней не принадлежали.

18 в. — время утверждения П. в развитых европейских литературах. В Англии это сатира Дж.Свифта, «комичес­кие эпопеи» Г.Фиддинга и других писателей, сентименталь­ный и готический романы, в Германии — произведения И.В. Гёте, во Франции — творчество Ш.Л.Монтескье, А.Ф.Прево д'Экзиль, Вольтера, Ж.Ж.Руссо и др. Иног­да жанровые границы поэзии и П. намеренно стира­лись: Монтескье, объявив в «Персидских письмах» (1721) стихотворца смешной и гротескной фигурой, создал две поэмы в П., А.де Ла Мотт.Удар написал оду в П. Аббат Прево в 1735 заявил, что рифма порочит саму идею поэзии, разрушает поэтический дар. Но защитни­ки стиха были сильнее. Самым значительным из них оказался прозаик Вольтер, явно относивший свои фи­лософские повести более к философии, чем к литерату­ре. В «Храме вкуса» (1731) он высмеял теорию поэмы в П., на что Ламотт-Удар безуспешно возражал. Вплоть до начала 19 в. господствовавшие теории не признавали П. Даже И.Ф.Шиллер в 1797 не одобрил «Года учения Вильгельма Мейстера» (1795-96) Гёте; последний согласился с ним и в «Максимах и рефлек-

ПРОЗА

сиях» назвал роман «субъективной эпопеей, в которой автор испрашивает дозволения на свой лад перетолко­вывать мир» (Собр. соч.: В Ют.М, 1980. Т. 10. С. 424), что имело у Гёте четкую антиромантическую направ­ленность.

Тем не менее 18 в. — век решительного наступле­ния П. и более снисходительного отношения теории к роману. Для своего времени принципиальное значе­ние имел аллегорический философско-политический ро­ман Ф.Фенелона «Приключения Телемака» (1693-94), а также произведение шотландского автора 17 в., пи­савшего по-латыни, Дж.Барклая (Баркли) «Аргенида» (1621). В послепетровской России, где еще долго пред­стояло совершенствовать стих в ущерб художественной прозе, то и другое привлекло внимание В.К.Тредиаков-ского. Роман Фенелона он переложил гекзаметрами, но «Аргениду» перевел в 1751 П., а ранее в «Новом и крат­ком способе к сложению российских стихов...» (1735) сообщал: «Эпических остроумных, удивительных, а иног­да Гомера и Вергилия превосходящих вымышлений прозою написанных, не надеюсь, чтоб больше было на другом каком языке, нежели сколько их есть на фран­цузском, которые у них романами называются. Однако все таковые романы насилу могут ли перевесить хоро-шеством одну Барклаиеву Аргениду». Наличие подоб­ных образцов сделало возможным появление в России таких ориентированных явно не на «низового читате­ля» произведений, как масонские романы М.М.Херас­кова (60-90-е 18 в.). Но высшие достижения русской П. 18 столетия до Н.М.Карамзина приналежат к области сатиры в разных родах (комедии Д.И.Фонвизина, по­весть И.А.Крылова «Каиб», 1792, и беллетризированная публицистика «Путешествие из Петербурга в Москву», 1790, А.Н.Радищева). Карамзин своими сентиментальны­ми повестями 1790-х впервые ввел П. в высокую литера­туру. Ранее П. считалась несопоставимой с поэзией, хотя читателей у нее было больше (особой популярностью пользовались переводные, а с 1763, когда появились пер­вые произведения Ф.А.Эмина, и отечественные романы); карамзинская П. была признана наиболее образованным и искушенным, а в то же время довольно широким чита­телем.

Западноевропейский романтизм принес известное равновесие стихов и П.: хотя сильнейшее эмоциональ­ное воздействие оказывала поэзия, самым популярным в Европе и России писателем был В.Скотт как истори­ческий романист. Впоследствии авторитет П. поддер­живали позднеромантические произведения В.Гюго, Ж.Санд. Среди русских романтиков сравнительно не­долгой славой пользовался беллетрист А.А.Бестужев (Марлинский), однако высшие достижения романтизма в России — поэтические. В 1830-е, несколько позже; чем на Западе, происходит эпохальный перелом: А.С.Пушкин пишет больше П., чем стихов, появляется проза Н.В.Го-голя, в 1840 — первый русский социально-психологи­ческий и философский роман «Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова. В дальнейшем возникает плеяда ве­ликих прозаиков, среди которых Л.Н.Толстой и Ф.М.До­стоевский. Как и на Западе, господство П. в России стало безоговорочным, за исключением начала 20 в., когда до­стижения поэзии в целом были выше, хотя и П., особен­но модернистская, принципиально обновилась. В конце 20 в. поэзия практически во всем мире уходит на пери­ферию литературы, становится достоянием сравнитель-

но немногих любителей и даже внешне подражает П.: во многих странах почти вся она создается свободным стихом.

У П. есть свои структурные преимущества. Гораздо менее способная, чем стих, воздействовать на читателя с помощью специфических ритмико-мелодических при­емов, функции которых раскрыл Ю.Н.Тынянов в книге «Проблема стихотворного языка» (1924), П. более сво­бодна в выборе смысловых нюансов, оттенков речи, в передаче «голосов» разных людей. «Разноречие», по М.М.Бахтину, присуще П. гораздо больше, чем стихам. Ученый выделял следующие «типы прозаического сло­ва» (точнее, всякого повествовательного, но преимуще­ственно прозаического). Первый — прямое непосред­ственно направленное на свой предмет слово, обычное обозначение, называние чего-либо. Второй тип — объект­ное слово, слово изображенного лица, отличное от автор­ского, передающее социальную, национальную, культур­ную, возрастную и прочую специфику речи персонажей, которая в традиционалистских литературах была пред­ставлена мало или вовсе не представлена. Третий тип, по Бахтину, — слово «двуголосое», с установкой на чужое слово; «двуголосое» слово бывает и авторским, и словом персонажа. Здесь три разновидности. Первая — оценоч­но «однонаправленное» двуголосое слово: стилизация, рассказ рассказчика, необъектное слово героя — носите­ля авторских замыслов, повествование от первого лица. «Слово» говорящего, персонажа, не отрицательного для автора, более или менее сливается с авторским «сло­вом». Если же говорящий (пишущий) не одобряется или высмеивается посредством якобы его же собственной речи, возникает «разнонаправленное», преимуществен­но пародийное, двуголосое слово. Третья разновидность двуголосого слова определяется Бахтиным как «актив­ный тип», или отраженное чужое слово. По репликам одного участника диалога можно догадываться о содер­жании и эмоциональной окраске реплик другого. В том же ряду — скрытая внутренняя полемика (персонаж что-то себе доказывает, споря с самим собой), полеми­чески окрашенная автобиография и исповедь, скрытый диалог и вообще всякое слово с «оглядкой» на чужое слово (с разными собеседниками разговор ведется нео­динаково). «Активный тип» более всего характерен для Достоевского, которого объектное слово (второй тип) интересует меньше: индивидуальные или социальные признаки речи не так значимы, как смысловая полеми­ка персонажей с собой и другими; по Бахтину, автор участвует в борьбе точек зрения — в плане организа­ции повествовалия, а не общей идеи произведения — на равных с персонажами, ничего им догматически не навязывая. П. имеет собственный ритм, отличный от стихотворного, а иногда и метр, превращаясь в мет­ризованную П.

Лит.: Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М, 1975; Он
же. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд: М., 1979 (раздел «Типы
прозаического слова. Слово у Достоевского»); Гиршман М.М. Ритм
художественной прозы. М., 1982; Русский и западноевропейский клас­
сицизм: Проза / Отв. ред. А.С.Курилов. М., 1982; Гаспаров МЛ. Оп­
позиция «стих — проза» и становление русского литературного сти­
ха// Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. М., 1985;
Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе: Очерки истории
и теории. Воронеж, 1991; Гаспаров М.Л. Поэзия и проза — поэтика и
риторика // Он же. Избр. труды. М., 1997. Т. 1; Невзглядова £. Об
интонационной природе стиха: (Оппозиция: стих — проза) // Она же.
Звук и смысл. СПб., 1998. С.И.Кормшов

---

Дата добавления: 2015-08-20