Глава 4. Русская ментальность, отголоски холодной войны, формы глобализации, опасности глобализации 3 страница

Руками (официальных) правительств, а также СМИ (пропаганда и дезинформация вместо новостей), глобалисты, эта модернизированная часть человечества, медленно, но верно вершат свою политику террора, сея раздор между странами или между определенными группами внутри отдельной страны, приводя национальную экономику в упадок путем изъятия и перераспределения ресурсов и производимого богатства, внедряя безнравственную криминальную культуру (китч), поощряя разъедающую национальное государство коррупцию в эшелонах власти, девальвируя необходимые скрепы социальной конструкции и осуществляя переход собственности различных стран в свои руки. Стрелять уже не надо, нет необходимости оккупировать территорию, кидать в бой батальоны солдат; сейчас война ведется другими, более мягкими способами. Стоит говорить о завуалированных формах и методах агрессии, об информационном (радиотелевизионном) неоколониализме, создающем послушного индивида и послушное общество, не идентифицирующего себя с конкретной национальностью, родом и племенем (движимые только потребительским инстинктом неокочевники, составляющие биомассу). Такая война разрушает личность и общество, нивелирует их интеллектуальный и моральный облик, но оставляет целыми необходимые для захватчиков ресурсы – заводы, предприятия, леса, поля, воды, ископаемые. При осуществлении такой экспансии происходит эрзац-глобализация (в сравнении с глобализацией естественного типа), характеризующая себя крайне неравномерным распределением ресурсов и целенаправленным обреканием всей цивилизации на новое рабство, на новый мировой порядок. Так история превращается в заговор…

Глобальная система будущего невозможна без периферии, без рабов-чернорабочих, также как капитализму необходимы рынки сбыта и дешевая рабочая сила, а античному полису – варвары. Основной план мирового правительства – оставленный в живых один миллиард человек разделить по принципу 20% и 80%, где 20% - властители мира, а 80% - рабы. И никакого среднего класса (сравните такую же тенденцию ликвидации среднего класса в РФ). Кстати, капитализм, уничтожив СССР как серьезный оплот некапиталистического сектора и тем самым устранив большую преграду, не подвел ли сам себя к неминуемому краху? Свойственная капитализму внешняя экспансия капитала завершилась, так как он охватил почти всю планету. Может быть, завершение капитализма – это хороший способ мировым «хозяевам» сохранить власть, богатство и привилегии перед вызовом среднего класса и прочих сил капиталистической системы[313]. Считается, что именно средний класс способен оказывать давление на власть, однако эта идея не всегда верна. Все-таки низы (преимущественно интеллигенция), которым нечего терять, но и которые достаточно образованы для понимания реальности, не массированны, представляют для власти большую опасность.

Несмотря на большую идеологическую силу мифа, согласно которому капитализм – венец гуманной цивилизации, гуманизмом уклад европейских стран не пахнет. В середине XVIII века только из Индии Англия извлекала ежегодно доход в размере 2 миллионов фунтов стерлингов; за счет колоний поддерживался уровень жизни англичан. Лишь незначительная часть чернокожих рабов, которых везли в Америку, смогла пережить дорогу, большая участь умерла в пути. «Прогрессивный» Запад, в отличие от «отставших» стран, построил себя из материала колоний, которые жестко эксплуатировал. Это разве не паразитизм? Это высшее проявление построения своего счастья на несчастье других. Хоть Запад и призывает другие страны идти по его пути развития, этот путь по сути является тупиковым. Если даже мы отбросим в сторону моральный и правовой аспекты данной проблемы, то убедимся в том, что распространение потребительского стиля жизни западоидов на все человечество с неизбежностью натолкнется на экологические препятствия – ресурсов планеты на глобальное потребительство просто не хватит. Да и призывы следовать путем Запада противоречат реальной политической линии самого Запада, так как Европа целенаправленно разрушала островки капитализма, возникавшие в незападных странах. Все светлые мифы Запада о его свободе, быстром прогрессе экономики, культуры и цивилизации и т.д. лишь выглядят правдоподобными. Запад получил доступ к ресурсам огромной части планеты – тех ресурсов, на которые он не имеет никакого права и которые он отбирал насильственными способами. И сейчас он продолжает получать ресурсы с пространств, которыми не обладает, но именно потому, что продажные национальные правительства этому потворствуют. Нет никакого эквивалентного обмена, о чем свидетельствует постоянно возрастающая неэквивалентность отношений между метрополией и колонией. Третий мир выдает все больше и больше сырья, и при этом не богатеет, а нищает. Соотношение доходов 20% самой богатой части населения планеты к 20% самой бедной в 1960 году было 30:1, в 1980 – 45:1, а в 1989 – 59:1[314]. Причем страны Запада потребляют около 75% всех ресурсов планеты и выбрасывают в окружающую среду примерно такой же процент отходов. Разрыв в доходах между бедными и богатыми странами продолжает расти. Богатые страны вбирают в себя всего лишь около 17% населения, а бедные – все остальное; тенденция сокращения рождаемости в обеспеченных странах и ее роста в бедных продолжается. Учитывая сверхвысокий процент потребления ресурсов и загрязнения атмосферы «первым миром», учитывая основной причиной планетарного кризиса не столько перенаселенность, сколько техногенные нагрузки, связанные с научно-техническим прогрессом, целесообразно сделать следующий вывод. Именно странами «золотого миллиарда», а не огромным населением бедных стран, перенаселена планета. Давление на планету последних просто несопоставимо с давлением, оказываемым населением богатых и процветающих стран.

Ранее декларировавшийся неотъемлемый суверенитет народов над их естественными и природными богатствами сохраняется с точностью до наоборот. Ни другой человек, ни национальная или этническая группа не рассматриваются сторонниками теории золотого миллиарда как субъекты права; более того, мировой истеблишмент склонен в соответствии с принципом методологического индивидуализма представлять тот или иной этнос в качестве врага, а его суверенность (как саму по себе, так и над ресурсами и территорией) – в качестве опасности.

В постмарксистском дискурсе находим идею, согласно которой эксплуататоры ради сохранения своей эксплуатирующей роли заинтересованы не в ликвидации среднего класса, приводящей к разделению общества на два класса – буржуазию и пролетариат, – а, наоборот, в разделении пролетариата на несколько классов, чтобы, соответственно, подорвать некогда целостный классовый революционный дух. Единое угнетаемое большинство, таким образом, превращается в несколько классов, которых уже не может сплачивать единое классовое сознание, а потому они уже не являются большинством – то же самое следование принципу «разделяй и властвуй». Однако, на мой взгляд, сегодня, когда коллективные проявления массового (народного, классового) сознания снизошли на нет, когда таковой коллективизм вспоминается как атрибут дня вчерашнего, когда благодаря потребительству и прочим тенденциям наступил культ индивидуализма в его негативной форме, такая стратегия поведения несколько устарела, отдав эстафетную палочку своей противоположности. Обращая внимание не на мировую ситуацию, а на сугубо российскую, едва ли мы найдем какие-нибудь проявления коллективного духа и народного (или классового) сознания, вместо которых видим повальную конформизацию и массовизацию, поэтому проблема сплочения народа и масс в единое целое, оппонирующее эксплуатации, в наше время не является настоящей проблемой как для национальных правительств, так и тех, кто пытается их контролировать.

Естественно, народные массы едва ли склонны осмысливать такие глобальные явления. Но понимают ли это наши правители? Я думаю, они, как никто другой, осознают глобалистские и гиперимпериалистские тенденции, направленные, в том числе, на экспроприацию России со всеми ее ресурсами и природными богатствами. Однако – в чем и заключается парадокс и главная загвоздка – правительство не спешит им противостоять, так как, видимо, на самом верху есть люди, играющие с потенциальными захватчиками в одну игру.

В прошлом мощь России (Советского Союза) была настолько сильна, что она заслуженно считалась одной из самых великих мировых империй, способной противостоять США. Следует заметить интересную диалектичность советской политики, исключая из рассмотрения период Горбачева. С одной стороны, Советский Союз характеризовался полным бесправием людей и террором различного уровня и масштаба, но с другой – он не шел ни на какие компромиссы с потребительской Америкой и Западом, что являлось огромным плюсом в контексте недопущения негативного внешнего влияния на советский народ. Индивидуальные права и достоинства нарушались повсеместно, но национальная гордость возвышалась над всем миром. Вообще, тоталитарный или авторитарный гегемон, обнесенный железным занавесом, типа Советского Союза или КНР, является для мирового истеблишмента костью в горле; на него очень сложно оказывать влияние. Поэтому, ратуя за либерализацию, необходимо одновременно с этим подходить к данной либерализации с осторожностью; не стоит менять одно рабство на другое – еще более ужасное. Но либерализация, которой свойственна полная прозрачность правительственной администрации, не позволит правительству без народного согласия отдать страну в руки мировому закулисью. Однако авторитарный режим, не обнесенный никакой стеной, а открытый для внешнего влияния, представляется наименее защищенным от мирового истеблишмента; с одной стороны, на него можно воздействовать извне, а с другой, его авторитаризм позволяет скрывать действия национального правительства от народа – в том числе действия по передачи национальных богатств. Именно таким является путинский режим.

Теперь же, после крушения Советского Союза, когда наша армия почти разрушена, экономика терпит серьезный кризис, массовое сознание отравлено безнравственностью китча, а образование потеряло свой традиционный (действительно образовательный) потенциал, Россия не имеет особой силы – ни военной, ни экономической, ни культурно-интеллектуальной, – что позволяет глобалистам более легким способом получить «лакомый кусок», который на протяжении всей своей истории ни перед кем не преклонил колени. Народ, у которого не осталось целостной системы моральных координат, становится внушаемым и расположенным к манипуляциям. У него отсутствует необходимый фильтр, с помощью которого возможно различения понятий добра и зла. У него преобладает небрезгливость к дурному и уродливому. Неприятие безобразного – важное условие как эволюции человека, так и поддержания здоровья общества. Массовое потребление аморальности С. Кара-Мурза представляет как особый срез общества потребления[315], с чем трудно не согласиться; консъюмеризм и аморализм – вещи очень близкие. В эту эпоху аморальными становятся не только потребители, но и сами СМИ, которые навязывают потребительский вкус. Неважно, что является хорошим и плохим в действительности, а важно, что средства информации представляют как хорошее и что – как плохое. Такие качества, как порядочность, доброта и альтруизм, для потребительства являются псевдокачествами, с помощью которых счастья и успеха не добиться. И когда новоявленная культура проповедует соответствующие идеалы, о порядочности, добре и альтруизме не просто забывают, а их даже подвергают осмеянию. Об обществе, где на смену этим качествам пришли их противоположности, смело можно говорить как о больном.

«В России были созданы условия, несовместимые с воспроизводством жизни, – пишет С.А. Батчиков. – Эти условия парализовали общество и блокировали его способность к сопротивлению планам глобализации»[316]. По справедливому замечанию Батчикова, оставленное в нашей стране на голодном энергетическом пайке хозяйство при постоянном расширении экспорта энергоносителей указывает на опасность сговора правительства с мировой финансовой элитой, о совместной эксплуатации природных ресурсов России и об учреждении в этой сфере «транснациональной корпорации-государства». Вообще, в соответствии с глобальной политикой, рост экономики ведущих стран достигается не при помощи развития производства, а при помощи перераспределения богатства путем резкого ослабления национального государства (например, долговая ловушка), приватизации и скупки ресурсов. И несмотря на то, что ресурсы в нашей стране есть, живем мы по-прежнему бедно, а национальному богатству никакой рост и не светит. Правительство РФ больше думает о своих карманах, чем о развитии производственного сектора; газ продается, нефть продается, лес вырубается и продается – в этом заключается «нормальный» русский бизнес. Сейчас в России усовершенствуется не производство и технологии, а активная распродажа собственных ресурсов. Наша страна продает ресурсы за деньги покупающей страны; если бы мы продавали ресурсы за рубли (и не в таком масштабе), то, возможно, наше экономическое положение улучшилось бы. И, несомненно, оно улучшилось бы, если бы государственная политика действительно сориентировалась бы на рост ВВП, а не на его снижение. В России почти не осталось своих технологий и своего производства. Производство высокотехнологической продукции – не наше достоинство, так как технологическая инфраструктура совершенно не обновляется. В России из-за ее географических и почвенно-климатических условий прибавочный продукт отличался низким уровнем; эти условия требовали огромных затрат, связанных прежде всего с отоплением и транспортировкой. Да и ресурсы скоро закончатся, что приведет наших потомков к еще большей нищете. Пока у нас есть природные ресурсы, есть смысл нас эксплуатировать. Когда же они закончатся, Россия станет страной, которую не имеет смысла эксплуатировать, а ее население получит статус избыточного (оно уже, можно сказать, его получило). Настоящее должно быть ответственным перед будущим, но оно не хочет нести этой ответственности, руководствуясь сиюминутными слабостями. Сырьевая модель экономического развития – средство уничтожения будущего, поскольку она не дает выдерживать паритет со многими другими странами в области ВВП. Делая экономику сырьевой, выжимая из нее все соки, правительство доказывает свое предпочтение господства над падающей экономикой, чем выбор доли господства над экономикой развивающейся.

Таким образом, национальное государство, находясь под давлением международных финансовых институтов, становится инструментом глобализации, а не ее противником. Некоторые исследователи вполне допускают возможность того, что правительство куплено, а предательство им народа и продажа национальных интересов – естественное и почти обязательное следствие масштабной коррупции в высших эшелонах власти[317]. А учитывая огромную волну коррупции, захлестнувшую российскую верхушку, кроме как о предательстве, сопряженном со стремлением набить итак уже распухающие от денег личные карманы, более ни о чем говорить не приходится. Коррумпированное государство не может быть сильным и не способно эффективно отвечать на стремления внешних врагов разобрать страну по частям и сократить коренное население. Если завтра нам дадут приказ «Умрите!», правительство вряд ли спасет свой народ; оно это не сделает не только из-за нехватки возможностей, а скорее из-за отсутствия заинтересованности в национальном спасении.

Если обратить внимание на некоторые описанные тенденции, а также на то, сколько предприятий и земель с периода перестройки и до настоящего времени было продано иностранцам (в первую очередь, американцам), то имеет смысл задуматься о том, что действия нашего правительства вполне могут быть связаны с планами глобалистов. Многие явления нынешней действительности косвенно на это указывают.

Например, система образования целенаправленно выхолащивается и переводится на западные стандарты. Она становится не более прогрессивной, как вещают с высоких трибун всякие реформаторы, а наоборот, более регрессивной, не способной рождать интеллектуалов, специалистов широкого профиля. Русский интеллектуал всегда был Интеллектуалом с большой буквы, а потому являлся костью в горле у недружественных по отношению к России мировых элит. Сейчас он стал костью в горле российской политической элиты. Не исключен вариант того, что в скором времени образование станет лоскутно-мозаичным и принципиально бессистемным, а наука перейдет в руки класса господ, и тем самым станет жреческой монополией. Недаром мировые фонды выделяют средства на изучение каких-то малоактуальных проблем, но обходят стороной, к примеру, проблему инициаторов искусственной глобализации и вообще проблемы глобальных мировых процессов. О достойном будущем России не может быть и речи, пока интеллектуальная сфера ее бытия ограничена и выхолощена западными стандартами, не обогащающими, а наоборот, еще более выбраковывающими некогда великую вузовскую систему. Власть и знание хитро переплетаются...

Да и вообще, современное образование трудно назвать по-настоящему современным (modern), так как в постиндустриальном мире идет такое стремительное развитие технологий и расширение информационной матрицы, что содержательные характеристики прежней образовательной модели с неизбежностью устаревают все больше и больше. Все, что написано сейчас, может устареть уже в момент публикации. Образование должно идти в ногу со временем, а не быть догматичным и ригидным, обращенным во вчерашний день, каковым оно является до сих пор. Его главная цель – умело схватывать полезные нововведения, использовать их и обучать им, а не, отрицая новшества, гордо поднимать голову, изрекая из себя пафосные (и теперь уже бессмысленные) слова типа «у нас классическое образование, и оно должно оставаться таковым!». Оставаясь таковым, оно указывает на свою неадекватность современному миру. С его помощью не только невозможно решить актуальные проблемы, но зачастую оно не позволяет даже их увидеть. Образование должно не только фактуально нагружать голову студента, но и учить его мыслить, предоставлять не только факты (многие из них действительно бесполезные), но и методологию. Кроме того, в глобализирующемся мире почти каждому человеку целесообразно, с одной стороны, идти в ногу со временем (например, знать английский язык), а с другой – не забывать о своих национальных корнях (а значит, и о языке).

Возникает вопрос: на что рассчитан Болонский процесс – на улучшение качества образования, на его мобильность, на его осовременивание или же на создание пропасти между малочисленной элитой, достойной обучения, и многочисленными социальными низами, в образованности которых вершители сего процесса не особо заинтересованы? В этом же ключе достойно внимания новое изобретение – ЕГЭ, тесты которого не способны актуализировать творческое мышление выпускника, но лишь проверяют его память, оставаясь малообъективным средством для оценки знаний. Да и ориентация на Америку в образовании, мягко говоря, вряд ли оптимальна и современна, так как Америка с ее пониженными требованиями к студенту и образовательным техницизмом – не авторитет. Известно, что интеллектуальный уровень среднего американского выпускника вуза кое-как дотягивает до интеллектуального уровня среднего российского выпускника колледжа или техникума, что говорит о близости понятий американизации и олигофренизации. Я не вижу ничего прогрессивного в переходе от нашей самобытной модели специалитета к модели бакалавриата-магистратуры, и многие ученые со мной согласятся. Вместе с тем, после введения этой «облегченной» (очень мягко выражаясь) модели образования, начнут сокращаться рабочие места профессоров, которые, вооружившись серьезными требованиями к студентам, действительно хотят дать своим подопечным полноценное образование; до примитивизма простые требования системы и справедливо-высокие индивидуальные требования окажутся несовместимыми, а система всегда побеждает проявления персонализма.

О многом говорит засилье низового уровня массовой культуры (китча), который характеризуется духовной импотенцией, безнравственностью, примитивизмом, (часто) культом насилия, потребительством, принципом «казаться, а не быть» и вообще возбуждением низших потребностей. Конечно, можно считать китч неотъемлемой частью массовой культуры, развитой в условиях постиндустриального общества, и в качестве причин его распространения выделять сугубо внутренние явления социума, в котором китч имеет место быть. Однако – и на это указывают некоторые исследователи[318] – есть основания полагать, что культура потребительства в целях идеологической диверсии насаждается целенаправленно Америкой для растления нашей молодежи. Вспомним перестроечное и постперестроечное время, когда американские блокбастеры наводнили почти все телевизионное пространство нашей страны, а идеалами молодежи выступали герои Шварценеггера и Ван Дамма. Нельзя сказать, что все они пропагандировали культ насилия, но можно однозначно заявить, что он красной нитью пронизывал большую часть кинематографического рынка. Кроме того, персонажи этих фильмов выступали максимально редуцированными личностями, когнитивная простота которых подчеркивалась накачанными мускулами, бедностью реплик и шаблонностью действий. Кинематографические образы становились образцами для подражания.

Сейчас и в России снимаются такие фильмы, как «Бригада», где в лице обаятельного бандита романтизируется преступность и образ жизни «братков». То же самое можно сказать про музыку (или скорее псевдомузыку), именуемую шансоном, тексты которого изобилуют тюремным романтизмом, в котором здоровое общество явно не нуждается. Вообще, в соответствующей кинематографии главными героями выступают бесчестные люди; их аморализм позволяет им достигать верхов на социальной лестнице, в то время как честные рабочие показаны в виде бедных и неудачливых персонажей, достойных только осмеяния. Конечно, нельзя сказать так про все фильмы, снимаемые в последние десятилетия, но, как правило, произведения, где поднимаются темы любви к родине, чести, духовности, в меньшей степени рекламируются и получают меньшую популярность, существуя скорее только для поддержания принципа разнообразия. Проблема бескультуризации коренится не только в кино и музыке, но и находит свое воплощение в ток-шоу, литературе и т.д. Так, широко распространенное телевизионное явление «Дом», «Дом 2», по-моему, призвано не только добавлять в жизнь зрителя на время просмотра изюминку отдыха и развлечения, но и разрушать семейные ценности. Трансляция подноготной звезд, их сексуальных похождений, грязи чьей-то личной жизни, основанных на подобной грязи и пошлости ток-шоу – это своего рода взгляд в замочную скважину. Пожалуй, имеет смысл говорить об особом жанре порнографии.

В общем, примеров может быть масса, и не стоит перечислять их все. Главное – то, что американское воздействие на нашу культуру – и без того терпевшую эстетический и аксиологический крах – вряд ли носило чисто коммерческий характер, ограничивающийся нахождением нового рынка сбыта в лице России без «железного занавеса». Многие их кинематографические «произведения», которые скорее стоит относить к культурным эрзацам, не только нашли своих искушенных зрителей, но и закрутили маховик, создали отличный фундамент для появления исконно русского «искусства» подобного типа, который разрушает культуру народа уже не извне, а изнутри. Дети включают телевизор и видят совсем не то, что можно смотреть детям. А что делает государство? Ничего. Китч не запрещается, а специально тиражируется; запрещается только детская порнография и критика действий правительства.

Церковников едва ли пустили во власть «просто так» (вообще, наделение РПЦ властными полномочиями противоречит Конституции). В школы хотели ввести богословие, которое должно преподаваться за счет сокращения программ многих других – действительно важных – предметов, в первую очередь русского языка. У нас итак вследствие американизации языка (а не только всей бытности), а также понижения культуры чтения языковая грамотность среднестатистического русского человека оставляет желать лучшего. Это ли не космополитизм в его крайне негативном аспекте, это ли не выхолащивание исконно русской культуры, это ли не одна из попыток похоронить богатое национальное наследие, на место которого претендует совершенно чуждая идеология – в данном случае религиозная? В конечном счете, не воспитание ли это послушания, которое так необходимо не только богу (согласно библии), но и тем, кто стоит у руля страны? К тому же, попытка в поликонфессиональной стране внедрить в систему обучения одну лишь православную доктрину приведет не к моноконфессиональности, а, наоборот, к социально-религиозному расколу. Я не думаю, что язычникам, мусульманам, атеистам и другим понравится такое нововведение. И оно им не понравилось, о чем говорят многочисленные дискуссии вокруг проекта «обогословливания школы». Не лучше ли вместо религии внедрить в школьное обучение уроки гражданственности, как это предлагает профессор Ж.Т. Тощенко[319]? И не за счет других предметов. Да и вообще, церковь – особенно православная – должна знать свое внеполитическое место, ей следует быть отделенной от власти, а она, наоборот, все больше и больше наделяется властными полномочиями. И эти полномочия передаются только РПЦ, но не другим религиозным организациям, что говорит об особом привилегированном статусе РПЦ как религиозной организации и православия как религиозной ветви. Приоритет, отдаваемый РПЦ, можно трактовать как нарушение конституционного положения о светском характере РФ.

Взаимосвязь правительства и РПЦ – вообще отдельная тема разговора. Церковь в своем преимуществе, сращиваясь с властью, становится такой же коррумпированной, как и чиновничество; по сути, она превращается в институт власти. Сейчас разрабатывается закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности», который вызвал критический отклик со стороны некоторых ученых, так как он допускает изъятие из музеев предметов религиозного назначения, что вступает в противоречие с законом о музейном фонде, декларирующем неотчуждаемость и неприкосновенность национального достояния. В законе говорится, что его действие «не распространяется на имущество религиозного назначения, относящееся к музейным предметам и коллекциям, входящим в состав Музейного фонда Российской Федерации», но такая формулировка сама по себе ошибочна, так как музейные предметы являются памятниками истории и культуры, а не имуществом. Признак здоровой культуры – это пополнение музеев как институтов культурной памяти, как мест ее закрепления, а не их разрушение. Музеи, будучи доступными каждому хранителями общекультурного наследия, являются точками сближения представителей различных культур, местом их диалога. И в каких целях будет использоваться это имущество? Куда оно денется, не будет ли оно распродано? В свете тех масштабов, в которых продолжают распродаваться многие ресурсы, нисколько не претенциозно предположить, что такая же участь постигнет и предметы национального достояния.

Данный закон предполагает не только демузеефикацию, но и абсолютно непонятную отчуждаемость имущества, о чем говорит абстрактность фразы «имущество, не имеющее религиозного назначения, предназначенное для обслуживания имущества религиозного назначения». Сюда можно отнести все, что угодно – площади, леса, реки. В законе находим следующее определение: «Имущество религиозного назначения – недвижимое имущество (здания, строения, сооружения), включая объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации, монастырские, храмовые и иные культовые комплексы». Что значит здесь слово «включая»? Думается, правильней было бы вместо него использовать слово «исключая», относящееся к объектам культурного наследия народов РФ. Согласно другой двойственной формулировке, объектами передачи будут «здания для временного проживания паломников, помещения в не относящихся к имуществу религиозного назначения зданиях, строениях, сооружениях, предназначенные либо предназначавшиеся для совершения и обеспечения указанных видов деятельности религиозных организаций». Такая формулировка позволяет практически все подряд умещать в свое лоно. Если нет четкого определения понятия «имущество религиозного назначения», то и толкование его может быть предельно широким; почему бы все, что произросло на почве веры за всю историю, не объявить достоянием церкви и не противопоставить светской культуре?[320] В общем, согласно этому и ему подобным законам, церкви следует передать далеко не только предметы имущества религиозного назначения…

Ярким примером космополитизации служит начавший обороты процесс переписывания нашей истории на новый лад, ее очернения и фальсификации[321]; скоро выяснится, что Вторую Мировую выиграли американцы, а Советский Союз вообще не приложил к достижению победы никаких усилий – американские школьники и студенты давно уже убеждены в таковой «истине». Советская культура, история, идеология (хоть они и не были идеальны в смысле любви и уважения к народу), очерняются с особым рвением. Те, кто стоит за этими процессами, пытаются с помощью идеологического оружия под названием «русофобия» вызвать у русского люда комплекс вины и чувство исторической неполноценности за совершенные перед своим и другими народами преступления – за насаждение «красной чумы», за лагеря ГУЛАГа и прочее; эти деятели стремятся представить русскую историю в виде сплошной полосы внутреннего и внешнего насилия, где не было ни единого просвета человечности. Причем таковой деятельностью не гнушаются и наши с вами соотечественники, активно пропагандирующие культ беспросветного советского произвола. В последние годы актуализируются дискуссии по поводу так называемой альтернативной истории, авторы которой представляют на суд публики различные версии исторических событий. Среди них много тех, которые можно смело отнести к русофобским. Так, во взрыве Успенского собора в 1941 году сейчас вместо немцев обвиняют «красных», что явно противоречит действительности. Но если неизвестны виновные в тех или иных исторических событиях типа массового убийства польских офицеров в Катынском лесу (возможно, здесь действительно виновно НКВД), ничто не дает право категоричным образом обвинять в них кого-то конкретного. Но этим категоризмом любят пользоваться те, кому интересна не истина, а дискредитация истории России.

Дата добавления: 2015-08-17