Глава 3. Договорные аспекты электронной коммерции 8 страница

--------------------------------

<1> Solum L. Legal Personhood for Artificial Intelligences // North Carolina Law Review. N 70. 1992. P. 1231.

<2> Wein L. The Responsibility of Intelligent Artifacts: Toward an Automated Jurisprudence // Harvard Journal of Law & Technology. N 6. 1992. P. 103 and ff.

<3> Правда, на вопросы о том, кто именно должен страховать ответственность, готовы ли страховые компании ее страховать и что делать в отсутствие такой страховки, ответа ими не дается.

<4> Tom Allen, Robin Widdison. Op. cit. P. 42.

Оценивая данный подход с позиций российского права и современного развития уровня техники, испытываешь смешанные чувства. С одной стороны, сложно избавиться от чувства некоторой бредовости всех эти рассуждений: признать то, что традиционно считается объектом права, в качестве субъекта права весьма непросто. С другой стороны, когда-то и рабы рассматривались в качестве объектов прав, а юридические лица и вовсе являются фикцией, что не препятствует признанию их правосубъектности. А главное, развитие технологий происходит такими темпами, что мысли об искусственном интеллекте не выглядят такими уж искусственными, о чем свидетельствует и факт появления специальных юридических исследований на сей счет <1>. Так что нельзя исключать возможность возникновения через некоторое время реальной необходимости определения правового статуса устройств, оснащенных искусственным интеллектом. Однако в таком случае все равно придется решать вопрос об имущественной обособленности таких субъектов, без которой гражданско-правовой статус субъекта утрачивает какой-либо смысл.

--------------------------------

<1> См., например: Pagallo U. The Laws of Robots: Crimes, Contracts and Torts. Springer-Verlag. Berlin, 2013.

3. Наибольший интерес представляет собой третий подход, заключающийся в применении к отношениям, связанным с использованием электронных агентов, теории доверия к внешним фактам <1>. Ее суть можно свести к следующему. Участники оборота не могут всегда видеть истинные права и полномочия, особенно когда оборот приобрел уже безличные формы. Участники оборота находятся в опасности, поскольку, поверив видимому положению, проявленному во внешней, фактической ситуации, могут ошибиться относительно действительных прав, по своей природе невидимых, равно как и недоступных иным органам чувств. Для третьих лиц недостаток права часто бывает нераспознаваем, в связи с чем безопасность оборота требует доверия к внешним проявлениям наличия права. Как отмечал Рене Демог, "тот, кто заключил договор с лицом, имеющим полную видимость права, не должен быть обманут. Разумная видимость права должна в отношениях с третьими лицами производить тот же эффект, что и само право" <2>. И.А. Покровский еще в начале XX в. писал, что "при современных условиях на участников делового оборота не может быть возложена обязанность проверять наличность всех необходимых условий юридической сделки" <3>.

--------------------------------

<1> Yves Poullet. Conclude a Contract Through Electronic Agents? 1999.

<2> Demogue R. Notions fondamentales du droit prive. Paris, 1911. P. 67.

<3> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2003. С. 201.

Теория доверия к внешним фактам имеет много различных проявлений <1>. В контексте обязательственного права она означает, что лицо может оказаться связанным обязательством даже в отсутствие своей воли на то, если другое лицо добросовестно полагало, что такая воля имеет место быть. Данный подход находит свое отражение, например, во французском <2>, голландском <3>, английском <4>, американском договорном праве <5>. Наиболее универсальным примером является подход к инкорпорированию стандартных условий в договор, при котором факта подписи другой стороны достаточно для того, чтобы они стали частью договора, даже если фактического ознакомления с текстом таких условий не происходило <6>.

--------------------------------

<1> Одним из наиболее известных ее проявлений является объяснение концепции добросовестного приобретения права собственности от неуполномоченного лица. См., подробнее: Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуполномоченного отчуждателя. М., 2001.

<2> Nicholas B. The French Law of Contract, Clarendon Press Oxford. 2ed. 1992. P. 178.

<3> Harkamp A., Tillema M., Contract Law in the Netherlands. Kluwer Law International, 1995. P. 35, 61 and 76.

<4> McKendrick E. Op. cit. P. 23 - 50.

<5> Farnsworth on Contracts. ed. Aspen Publishers. N.Y. P. 115.

<6> О регулировании стандартных условий договора и защите слабой стороны см. подробнее: Клочков А.А. Стандартные (общие) условия договоров в коммерческом обороте: правовое регулирование в России и зарубежных странах: Дис.... канд. юрид. наук. М., 2002; Савельев А.И. Договор присоединения в российском гражданском праве // Вестник гражданского права. 2010. N 5; Карапетов А.Г., Савельев А.И. Свобода договора и ее пределы: В 2 т. М., 2012. Т. 2: Пределы свободы определения условий договора в зарубежном и российском праве.

В контексте электронных сделок она будет применяться приблизительно следующим образом. В случае если интернет-магазин использует электронных агентов, которые осуществляют оформление заказа и такой заказ был принят, то договор должен быть признан заключенным безотносительно к тому, что в программе-роботе имели место ошибки, которые могли повлиять на факт заключения договора или его условия (например, указание старой цены на товар либо принятие заказа в отсутствие его на складе). В данном случае интернет-магазин несет полную ответственность за ту видимость факта заключения договора, которая возникла в результате его деятельности.

Данная теория удобна тем, что она предоставляет суду определенное пространство для маневра, позволяя учитывать обстоятельства процесса заключения договора при решении вопроса о наличии последнего. Однако вряд ли данная теория способна стать универсальным средством для решения вопросов о влиянии деятельности электронных агентов на права и обязанности их сторон. Непонятно, как ее применять в случае контрактования по схеме "электронный агент - электронный агент". В таких случаях обе стороны находятся в равном положении, в равной степени создав видимость права друг для друга. Как разрешать возникшие конфликты в таких случаях, неясно. Но так или иначе, такая теория может стать неплохим вариантом на переходный период, пока использование электронных агентов и уровень развития искусственного интеллекта не обусловили необходимость выработки полноценного регулирования sui generis в отношении их.

В российских условиях теория доверия к внешним фактам в контексте договорного права может быть рассмотрена через призму долгих споров о том, что имеет приоритет: воля или волеизъявление. Любое решение законодателя в пользу или воли, или волеизъявления по самой сущности своей представляет способ защиты соответствующей стороны в договоре - либо той, чья воля порочна, либо ее контрагента и тем самым оборота <1>. Российскому праву известны случаи приоритета волеизъявления над волей. Так, например, согласно ст. 173 ГК РФ сделка, совершенная за пределами правоспособности юридического лица, может быть признана недействительной, только если другая сторона знала или должна была знать о таких ограничениях. Налицо классический пример действия доверия к внешним фактам: одно лицо действовало, как если бы оно имело право (подписало договор), другое лицо добросовестно (т.е. при извинительном незнании о наличии порока в реализации права) положилось на действия такого лица. Примеров, в том числе и из сферы вещного права (например, правила о виндикационном иске, ст. 302 ГК РФ), можно приводить много. Главное в другом: использование применительно к ошибкам электронных агентов теории доверия к внешним фактам не деформирует российскую правовую систему, не трансплантирует в нее инородные элементы, а позволяет оценить ситуацию "по существу", с учетом всех обстоятельств (наличия или отсутствия предпринимательского или потребительского статуса у сторон, характер очевидности ошибки для разумного участника оборота и т.д.) и вынести решение в отсутствие специальных норм об электронных агентах в российском праве, без привлечения при этом конструкций вроде электронного представительства.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Монография М.И. Брагинского, В.В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (3-е издание, стереотипное).

<1> Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Общие положения. М., 2003. С. 172.

В перспективе имеет смысл внести ясность в правовой статус электронных агентов и рассмотреть возможность заимствования зарубежного и международного опыта в данной области.

§ 7. Динамика заключенного договора: особенности

одностороннего изменения и прекращения договора

в сфере электронной коммерции

Электронной коммерции, как и иным процессам, происходящим в сети Интернет, присущ динамический характер. Появление новых технологий, бизнес-моделей, правовых норм и прочих обстоятельств, влияющих на осуществление предпринимательской деятельности в сети Интернет, обусловливает необходимость оперативного внесения изменений в договоры, заключаемые в сфере электронной коммерции.

Само по себе изменение договора не является экстраординарным явлением: существуют специальные положения, посвященные порядку изменения договора (ст. ст. 450 - 453 ГК РФ). Другое дело, что данные положения были выработаны еще в "доисторические" времена и не учитывают современные реалии и динамическую природу электронной коммерции. В связи с этим следование данным положениям нередко делает процесс изменения договора сложнее, чем его заключение.

Типичный пример. Пользователь заключает click-wrap- соглашение, по которому предоставляется право на использование компьютерной программы или информационного сервиса, которое носит длящийся характер. Как правило, правообладатель (сервис-провайдер) не несет каких-либо специфических затрат на заключение такого рода договоров с контрагентами: весь процесс является автоматизированным, последующее получение доступа к благу или его использование невозможно без выражения согласия с такими условиями. В случае же с последующим изменением условий такого договора не так все просто. Поскольку изменение договора представляет собой отдельный договор, обе стороны должны выразить свое согласие по поводу его <1>. Инициатор изменений должен предпринять усилия по доведению условий таких изменений до сведения контрагента. В контексте электронной коммерции это означает, что необходимо обеспечить учет всех лиц, которые вступили в договорные отношения (заключили click-wrap- соглашения), получить их контактные данные, обеспечить возможность поддержания их в актуальном состоянии, осуществить впоследствии адресную рассылку изменений, вносимых в договор, и надеяться, что соответствующее уведомление успешно дошло до адресата. Очевидно, что это уже совсем иные транзакционные издержки со стороны владельца электронного бизнеса, особенно при большом количестве пользователей (клиентов). Отсюда предпринимаемые попытки сделать одностороннее изменение договора столь же простым, как и заключение первоначального договора: соответствующие изменения публикуются на веб-сайте, а инициативу по ознакомлению с ними должен проявлять пользователь, подобно тому как это происходит при заключении им первоначального договора.

--------------------------------

<1> См.: п. 1 ст. 420 ГК РФ: "Договором признается соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей".

Подобная практика одностороннего изменения условий договоров, заключенных в сети Интернет, стала весьма распространенной. Однако распространенность не означает легитимность: идея о том, что в договор могут быть внесены изменения без ведома другой стороны, является достаточно "дикой" с точки зрения классического договорного права. В связи с этим хотелось бы остановиться на вопросе о том, как регламентируется вопрос об одностороннем изменении договора по российскому праву, и оценить легитимность сложившихся в сети Интернет бизнес-практик изменения договора.

Общее регулирование вопросов оснований и пределов допустимости одностороннего изменения условий договора содержится в ст. ст. 310 и 450 ГК РФ. В соответствии со ст. 310 ГК РФ "Односторонний отказ от исполнения обязательства и одностороннее изменение его условий не допускаются, за исключением случаев, предусмотренных законом. Односторонний отказ от исполнения обязательства, связанного с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности, и одностороннее изменение условий такого обязательства допускаются также в случаях, предусмотренных договором, если иное не вытекает из закона или существа обязательства". Положения п. 3 ст. 450 ГК РФ предусматривают, что "в случае одностороннего отказа от исполнения договора полностью или частично, когда такой отказ допускается законом или соглашением сторон, договор считается соответственно расторгнутым или измененным".

Как видно, указанные положения находятся в некотором противоречии между собой: ст. 310 ГК РФ допускает установление в договоре оснований для его одностороннего изменения лишь в предпринимательских договорах, в то время как п. 3 ст. 450 ГК РФ не делает такой оговорки, формально допуская указание оснований для его одностороннего изменения в любом договоре, в том числе и потребительском.

Вопрос о соотношении данных норм является одним из наиболее обсуждаемых в дискуссии об основаниях и пределах допустимости одностороннего изменения договоров с участием потребителей, поэтому на нем имеет смысл остановиться в первую очередь.

Существуют различные подходы к разрешению данной коллизии.

1. Отдать приоритет положениям п. 3 ст. 450 ГК РФ как специальной норме, посвященной договорным обязательствам, по сравнению с общей нормой ст. 310, посвященной обязательствам в целом (п. 3 ст. 420 ГК РФ). Данный подход разделяется некоторыми судами <1>. Несмотря на всю кажущуюся простоту данного толкования, оно является уязвимым с формальной точки зрения. В соответствии с п. 3 ст. 420 ГК РФ "к обязательствам, возникшим из договора, применяются общие положения об обязательствах (статьи 307 - 419), если иное не предусмотрено правилами настоящей главы и правилами об отдельных видах договоров, содержащимися в настоящем Кодексе". Данное положение содержится в гл. 27 ГК РФ, а ст. 450 ГК РФ входит в гл. 29 ГК РФ, поэтому п. 3 ст. 420 ГК РФ может быть использован в качестве обоснования приоритета положений ст. 450 ГК РФ над ст. 310 ГК РФ <2>.

--------------------------------

<1> Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 15 февраля 2000 г. по делу N Ф08-204/2000: "Применительно к договорным обязательствам в пункте 3 статьи 450 Гражданского кодекса не содержится ограничения, предусмотренного статьей 310 Гражданского кодекса, из чего следует, что закон допускает включение условия о праве на односторонний отказ и в договоры, не связанные с предпринимательской деятельностью"; Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 23 мая 2008 г. N А29-3799/2007: "условие о праве абонента на одностороннее изменение объема потребляемой энергии включено в договор, и, соответственно, п. 3 ст. 450 ГК РФ применяется приоритетно по отношению к общим положениям об обязательствах (к числу которых относится и статья 310 ГК РФ)".

<2> См.: Соменков С.А. Расторжение договора в гражданском обороте: теория и практика. М., 2005. С. 95.

2. Признать п. 3 ст. 450 ГК РФ тем самым "законом", о котором говорится в ст. 310 ГК РФ, в качестве основания для легитимизации одностороннего изменения условий потребительского договора. При всей кажущейся изящности данного подхода нетрудно заметить, что подобное толкование, как, впрочем, и предыдущее, практически полностью перечеркивает значение ст. 310 ГК РФ, поскольку она окажется неприменимой к самой многочисленной разновидности обязательств - договорам. В то же время, по утверждениям разработчиков ГК РФ, именно договоры имелись в виду при включении данной нормы. Как отмечает А.Л. Маковский, хотя ст. 310 ГК РФ и находится в подразделе, посвященном общим положениям об обязательствах, но прямо говорит о том, что соответствующее условие не может быть включено именно в договор <1>.

--------------------------------

<1> Маковский А.Л. Общие правила об обязательствах в Гражданском кодексе // Вестник ВАС РФ. 1995. N 9. С. 96.

Об ошибочности рассматриваемого подхода свидетельствует и правовая позиция Конституционного Суда РФ, высказанная им в одном из постановлений, где предметом рассмотрения было схожее толкование положений закона <1>. Данное Постановление примечательно тем, что оно напрямую касается вопросов толкования понятия "в случаях, предусмотренных законом" для целей конкретизации положений, касающихся правомерности одностороннего изменения условий договора с гражданином экономически более сильной стороной. Суд указал, что "только федеральным законом, а не договором должно определяться, возможно ли (а если возможно, то в каких случаях) снижение банками в одностороннем порядке процентных ставок, с тем чтобы исключалось произвольное ухудшение условий договора для гражданина-вкладчика в отсутствие каких-либо объективных предпосылок. Таким образом, без дополнительного правового регулирования, конкретизирующего основания и пределы необходимых ограничений, по существу отсылочное положение ч. 2 ст. 29 Федерального закона "О банках и банковской деятельности" <2> (далее - Закон о банках и банковской деятельности) применяться не может. Иное его истолкование правоприменителем не согласуется с Конституцией РФ".

--------------------------------

<1> См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 23 февраля 1999 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 г. "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазоренко" // Вестник Конституционного Суда РФ. 1999. N 3.

<2> Согласно ч. 2 ст. 29 Закона о банках и банковской деятельности кредитная организация не имеет права в одностороннем порядке изменять процентные ставки по кредитам, вкладам (депозитам), комиссионное вознаграждение и сроки действия этих договоров с клиентами, за исключением случаев, предусмотренных федеральным законом или договором с клиентом. В ст. 838 ГК РФ прямо установлено, что размер процентной ставки по договору срочного банковского вклада с гражданином не может быть односторонне уменьшен банком, если иное не предусмотрено законом. Таким образом, ГК РФ в отличие от ч. 2 ст. 29 Закона о банках и банковской деятельности не допускает включения в договор срочного банковского вклада с гражданином условия о возможности одностороннего изменения банком процентных ставок в случаях, когда это предусмотрено только договором. Между тем на практике при наличии указанной коллизии норм продолжалось применение оспариваемого положения ч. 2 ст. 29 Закона о банках и банковской деятельности, которое толковалось банками в качестве закона, который устанавливает "иное" по сравнению с положениями ст. 838 ГК РФ. Данный случай аналогичен рассматриваемой нами коллизии между ст. 310 и п. 3 ст. 450 ГК РФ.

Изложенная позиция может иметь непосредственно значение с точки зрения толкования гражданско-правовых норм. Как отмечается, правовые позиции, высказанные в решениях Конституционного Суда РФ, носят общеобязательный характер: "императивность правовых позиций предопределяется тем, что в силу ст. 6 Закона о Конституционном Суде общеобязательным является решение Конституционного Суда РФ в целом, а не только его резолютивная часть. Закрепление правовых позиций как нормативно-интерпретационных установлений в решениях Конституционного Суда РФ в единстве с нормативными предписаниями резолютивной части и придает этим решениям качество не индивидуального, правоприменительного, а нормативно-интерпретационного акта" <1>.

--------------------------------

<1> Лазарев Л.В. Правовые позиции Конституционного Суда России. М., 2003. С. 75; Гаджиев Г.А. Ratio decidendi в постановлениях Конституционного Суда России // Конституционное правосудие. Вестник конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Вып. 2(4). Ереван, 1999. С. 7.

Формальное толкование положений ст. 310 ГК РФ с учетом разъяснений Конституционного Суда РФ и экономического неравенства, существующего в потребительских договорах, приводит к выводу о том, что наиболее корректным является следующий вариант.

3. Отдать приоритет положениям ст. 310 ГК РФ и признать недопустимым одностороннее изменение условий договора с участием потребителя в отсутствие оснований, указанных в законе <1>. Данный подход в большинстве своем и разделяется отечественной судебной практикой. В одном из решений прямо указано, что "только законом, а не договором определяется возможность изменения банками в одностороннем порядке условий договора для гражданина-потребителя... одностороннее изменение условий договора возможно только в случае заключения между банком и гражданином, не являющимся предпринимателем, соответствующего дополнительного соглашения" <2>.

--------------------------------

<1> Постановления ФАС Поволжского округа от 6 декабря 2010 г. по делу N А12-10892/2010; Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 22 июля 2013 г. N 15АП-8131/2013 по делу N А53-36813/2012; Первого арбитражного апелляционного суда от 22 июля 2013 г. по делу N А43-5251/2013.

<2> Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 23 января 2013 г. по делу N А27-13416/2012. См. также: Постановление Четырнадцатого арбитражного апелляционного суда от 14 мая 2013 г. по делу N А13-12661/2012.

Таким образом, указание в договоре с потребителем права коммерческой организации в одностороннем порядке об изменении его условия будет противоречить ст. 310 ГК РФ и являться ничтожным условием в соответствии с п. 1 ст. 16 Закона РФ о защите прав потребителей, запрещающим ухудшение положения потребителя по сравнению с правилами, установленными законами или иными правовыми актами Российской Федерации. В связи с этим вопрос о допустимости одностороннего изменения условий договора путем публикации таких изменений на веб-сайте без уведомления о таких изменениях потребителя в большинстве случаев отпадает сам собой: такие изменения не будут иметь юридической силы, если только сам закон не санкционирует такое изменение.

Данный вывод был поддержан судами в ряде споров с участием операторов связи, которые нередко используют практику одностороннего изменения тарифов и иных условий договора на оказание услуг связи абоненту-потребителю.

В одном из решений уведомление потребителя об изменениях путем размещения их на официальном сайте оператора связи было прямо признано не соответствующим законодательству <1>. Размещение информации в сети Интернет на официальном сайте компании не позволяет, по мнению судов, "безусловным образом довести до абонента информацию, отвечающую требованиям необходимости, достоверности, наглядности, доступности и, следовательно, обеспечить надлежащее волеизъявление абонента в отношении адресованного ему оператором предложения (изменений)" <2>. Молчание потребителя (отсутствие поступивших возражений или отказа от договора с его стороны в течение определенного периода времени) не может приравниваться к согласию с изменениями, так как молчание не является конклюдентным действием <3>.

--------------------------------

<1> Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 8 февраля 2011 г. по делу N А28-14037/2009.

<2> Постановления: ФАС Волго-Вятского округа от 8 февраля 2011 г. по делу N А28-14037/2009; ФАС Дальневосточного округа от 7 февраля 2012 г. N Ф03-6661/2011.

<3> Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 8 февраля 2011 г. по делу N А28-14037/2009.

Таким образом, с точки зрения российского права одностороннее изменение договора с участием потребителя возможно при соблюдении следующих условий:

1) наличие в законе или подзаконном акте, принятие которого санкционировано законом, права коммерческой организации (индивидуального предпринимателя) на изменение определенного условия договора в одностороннем порядке;

2) надлежащее доведение произведенных изменений до сведения потребителя. Простое размещение их на официальном веб-сайте компании является недостаточным. Необходимо адресное уведомление о таком изменении.

Указанные положения российского законодательства нельзя обойти путем выбора в качестве применимого иностранного права, которое более гибко подходит к вопросам допустимости одностороннего изменения условий договора. Как отмечалось ранее, ст. 1212 ГК РФ хотя и допускает возможность выбора применимого права к потребительскому договору, осложненному иностранным элементом, но такой выбор "не может повлечь за собой лишение такого физического лица (потребителя) защиты его прав, предоставляемой императивными нормами права страны места жительства потребителя", если заключению договора предшествовала оферта или реклама, доступные в России, и действия потребителя по заключению договора были совершены также в России. Несмотря на то что интерпретация существующих формулировок ст. 1212 ГК РФ в контексте электронной коммерции может столкнуться с затруднениями, о которых уже говорилось ранее, есть основания полагать, что среднестатистический российский суд не будет вдаваться в доктринальные дебри и применит данные положения к онлайн-договорам с участием потребителя. Поэтому применение иностранного права к договору не может предоставить надежную защиту от нежелательных положений российского потребительского законодательства.

Как видно, российское законодательство является достаточно жестким в вопросах одностороннего изменения условий договора с потребителем, причем суды достаточно последовательно приводят его в жизнь. Тем не менее многие типовые договоры на оказание услуг связи, банковские договоры и иные договоры, которые фактически заключаются по модели договора присоединения, все же содержат подобные условия. В чем причина данного парадокса? Представляется, что основной причиной является тот факт, что в существующих условиях включение таких условий в договор не несет в себе рисков, которые превышают возможную выгоду от их включения. В подавляющем большинстве случаев потребитель не пойдет в суд оспаривать произведенное в одностороннем порядке изменение договора в силу различных причин (незнание своих прав, нежелание связываться с российскими судами общей юрисдикции, незначительная "цена вопроса" по сравнению с возможными временными и материальными затратами на такое оспаривание, нежелание ссориться с контрагентом и пр.). Таким образом, в большинстве случаев такие условия будут восприняты потребителями как своего рода "неизбежное зло", и тем самым их реализация коммерческой организацией сможет привести к желаемому правовому эффекту: взаимоотношения сторон будут регулироваться по-новому. Существующие же публично-правовые механизмы, которые по идее и должны выполнять основную превентивную роль, стимулируя экономически более сильную сторону к добросовестности при формулировании условий договора, не работают. Основным публично-правовым последствием включения в договор условий, ущемляющих права потребителя, является ч. 2 ст. 14.8 КоАП РФ, санкция которой предусматривает штраф в отношении юридических лиц в размере от 10000 до 20000 руб. Как видно, это далеко не самая большая "плата" за те преимущества, которые такие условия представляют собой для коммерческих организаций. В итоге получается ситуация, при которой одностороннее изменение условий договора с потребителем является формально запрещенным, но вполне реализуемым на практике с незначительными издержками.

Справедливости ради надо отметить, что нередко возможно достигнуть того же результата, что и посредством одностороннего изменения договора, и без нарушения закона. Просто необходимо несколько изменить структуру возникающих в связи с этим отношений и их квалификацию. Одностороннее изменение характеризуется возможностью изменения условий ранее заключенного договора без согласия другой стороны. В связи с этим оно может быть охарактеризовано как односторонняя сделка. В то же время зачастую ничто не мешает заключить новое соглашение, на новых условиях. В таком случае будет иметь место уже изменение договора по соглашению сторон, а к данным случаям рассмотренные ранее ограничения ст. 310 ГК РФ и законодательства о защите прав потребителей не применяются. В связи с этим в случаях, когда речь идет о предоставлении некоего онлайн-сервиса, условия которого регламентируются предварительно принятым click-wrap- соглашением, ничто не препятствует "попросить" пользователя принять такое соглашение еще раз, когда в нем появятся изменения. Данный подход позволяет уйти от скользких вопросов, связанных с допустимостью односторонних изменений условий договора и порядком доведения таких изменений до сведения другой стороны. Однако сфера возможного применения данного подхода ограничена онлайн-сервисами длящегося характера.

Дата добавления: 2015-08-02