Глава 11. Репетиционная неделя 2 страница

Что ж, заявление это громкое, но едва ли правдивое, и, конечно, Барнштейн произносила эти фразы, в первую очередь, для того, чтобы снова себя самовозвысить и блеснуть в глазах коллег редкостным профессионалом. Понятно, что даже про нас она вряд ли могла бы сказать что-нибудь секретное или сугубо личное, - что уж говорить о Бандзарте?! И всё же все мы чувствовали, что Барнштейн владеет той информацией о Феликсе, которую нам – обычным купчинским школьникам – знать никак нельзя, и эти чувство и внутренняя уверенность – надо признать – явно нас перед ней принижали. Но вот она – социальная стратификация, против которой мы пока бессильны.

До субботы осталось совсем немного дней, и мы обязаны переключиться на тему праздника. В среду состоялась наша первая репетиция.

План выступления у Кости уже был готов. Вообще, им заведовала также и Даша, но она больше занималась костюмами и декорациями. А так, помимо них двоих, я напомню, в нашу десятку артистов входили: Арман, Саня, Карина, Лёха, Юля, Сергей, Катя и я. Отмечу, что Бранько изначально не понравился факт ответственности Кости и Даши за выступление – он всегда относился к ним с презрением и считал, что «они слишком много на себя берут» - но понятно, что на самом деле Сергей просто завидовал их активности. Думаю, он понимал, что на их фоне он выглядит вечно отстающим. Кстати, раз уж я заговорил о Сергее, то должен отметить и тот факт, что Бранько всегда резко отрицательно относился к Компании. И не только потому, что её создал Костя. Сергей считает, что «Компания – это на редкость глупейшая затея, основанная на больном воображении, ненормальной фантазии и недостатке у Константина игр в детском возрасте». Читатель наверняка захочет спросить меня, откуда мне известно его мнение, но я сразу скажу, что всё это слухи, образовавшиеся из-за чрезмерного общения Сергея с нашими девушками; впрочем, слухи весьма правдоподобные. Что же касается самой фразы, то я не испытываю особого желания комментировать её; скажу лишь, что в прежние годы Таганов и Бранько не раз спорили между собой на эту тему, и Костя, как мог, пытался доказать Сергею правильность тех базовых принципов, что заложены в идеологии Компании. Он говорил ему о вечной дружбе, позитивном настрое, оптимизме и добре – тех категориях, что делают Компанию одной большой сплочённой командой, - и заявлял, что именно они позволяют самым разным людям свободно общаться между собой и объединяться для совместного времяпрепровождения. Он пытался объяснить ему всю пользу диалога между седьмыми классами и десятым, одиннадцатыми и шестыми, восьмыми и девятыми. Он употреблял термин «миниглобализация», перечислял все духовные прелести данного процесса. Бранько, конечно, всё это слушал, видимо, не желая показать себя бестактным собеседником, но…

Но никогда Костю не понимал. У него были свои понятия о дружбе, сплочённости и любви, и нередко они становились причинами жгучей ненависти, коренной неприязни и даже внутриклассовых конфликтов. Несколько раз спор между Костей и Сергеем доходил даже до драки, причём особенно жёсткий бой вышел в восьмом классе, когда Сергей впервые во всеуслышание заявил, что, мол, «Костя пропагандирует в нашем классе крайне ложную и опасную идеологию, пытаясь за словами “дружба” и “команда” скрыть своё истинное отвращение ко всем окружающим его людям! Он пытается устроить псевдообъединение, чтобы, в действительности, установить торжество диктатуры, тоталитаризма и единальства!» Вот такие ужасные слова произнёс тогда Сергей, после чего у возмущённого до предела Кости уже не было выбора… Важно сказать, что и после того мордобоя, когда Бранько некоторое время ходил побитым и, строго говоря, униженным, он продолжал делать выпады и заявлять, дескать, что «вот он пример диктатуры! Вот, что будет с теми, кто не захочет подчиняться его идее!», однако Костя на это уже махал рукой и лишь приговаривал, что «он вполне готов перейти к мирным переговорам с Сергеем и попробовать обуздать в нём чересчур взбесившегося дьявола.»

Дьявол со временем утих, но не совсем, и всё же теперь Косте и Сергею предстояло оказаться вдвоём на одной сцене. И пусть их роли различны, но ради достойного выступления на празднике им предстояло как-то прийти к консенсусу. На кону – честь класса.

Теперь настало время рассказать Читателю о плане Таганова относительно нашей постановки, которая, как уже говорилось, называется «Один день из жизни школьного учителя».

Итак, по сюжету, главная роль, то есть роль учителя, принадлежит Лёхе – после некоторых переговоров и размышлений выбор пал именно на него. В плане не написано, какой именно предмет ведёт Лёха, но, по-видимому, это и не так важно. Пусть будет русский язык. Роль строгого, требовательного и придирчивого к учителям директора – у Армана. Коллегой Лёхи, по плану, является Юля. Все остальные – это обычные ученики, с которыми приходится сталкиваться учителю в этот – а, может, и не только в этот – день. Как Читатель понимает, роль учеников у меня, Даши, Кости, Сергея, Карины, Сани и Кати.

Сам сюжет весьма прост. Главный герой, учитель Александр Степанович, коего играет Лёха, как обычно, рано утром приходит в школу и … тут же понимает, что его ждёт очередной тяжёлый – кошмарный! – день. С самого начала ничего у него не ладится: он, промокший под дождём, с трудом успел прийти к началу рабочего дня, впереди ещё шесть уроков плюс репетиторство, надо также зайти к строгому директору, ни в коем случае нельзя забыть и про классный час, на котором нужно обсудить вопрос предстоящей экскурсии, и про проверку массы тетрадей и самостоятельных работ, - а желания и сил работать нет никаких! Всё буквально валится из рук! Настроение плохое, Александр Степанович хочет спать, он выглядит измученным… - в общем, всё это состояние должен будет показать на сцене наш Лёха.

Начинается урок – русский язык. Мы порешили, что зритель увидит лишь краткие отрывки из урочного процесса, но зато и комичные, и курьёзные, и серьёзные. Всё это по времени занимает всего несколько минут, а потом наступает перемена. И тут…

…Происходит первый кошмар. Ученики со всех сторон подбегают к Александру Степановичу, облепляют его, теребят… Он, погрязший в делах и обязанностях, потерян, не знает, что ему делать и как отвечать на все их требования и вопросы. И хорошо ещё, если только вопросы.

Так проходят все шесть уроков, от перемены до перемены. Наступает время классного часа, и на нём – во имя демократии! – сами ученики должны принять решение, на какую экскурсию и куда они поедут. Разумеется, начинается галдёж, базар-вокзал – самое непременное проявление демократии – и после очень долгих споров, когда у Александра Степановича уже нет сил всё это слушать, принимается-таки решение ехать в Выборг.

Александр Степанович отпускает своих подопечных и решает заглянуть к строгому директору, которого, напомню, играет наш Арман, чтобы рассказать о прошедшем классном часе и о принятом решении. Но тот – сразу при входе несчастного Александра Степановича – встречает его криками, и критикой, и недовольством. Впрочем, потом разрешает-таки присесть – правда, затем лишь, чтобы по уши нагрузить его работой, да ещё напоследок выразить недоверие, и сомнение, и поугрожать выговором, и даже увольнением!.. С чувством огромной ненависти к такой жизни Александр Степанович выходит из кабинета директора, крестится, радуясь, что пока его ещё не уволили, но теперь начинает горько думать, как же ему со всеми своими проблемами справиться, и чесать лоб, и теребить волосы от волнения, хотя…

…Не успевает и подумать, как к нему подходит коллега, Елизавета Львовна, препротивнейшая русичка, требующая от него назавтра замещения двух уроков, так как, мол, «больше некому», а у неё – дела… Неизвестно, правда, какие… Но наш герой, конечно, не смеет ответить этой даме отказом.

Итак, финальная сцена. Показан кабинет, в котором, за столом, сидит наш бедный Александр Степанович – сидит и держится за голову, пытаясь осмыслить всё, что на него свалилось, и придумать, как бы весь этот груз свалить на кого-нибудь другого. Но ведь так свалить, чтобы ещё ему не досталось, а то … и уволят!.. Эх, ничего не идёт в голову Александра Степановича! Все идеи – одна хуже другой. «Что ж, видно, раз всё так хреново, остаётся два варианта: либо совершить невозможное, либо … уволиться прямо сейчас…» - понимает он. Но тут, внезапно, заходит в его кабинет школяр Ваня (его играет Костя) – и, кажется, он тоже уже что-то готов потребовать, ещё даже не поздоровавшись, готов его «достать», однако … видит, что его учитель сидит, склонив голову на стол, и закрыв лицо ладонями, и ничего не отвечая, и … Ваня понимает, что тот не в духе, не в форме, что Александра Степановича надо подбодрить, необходимо как-то … развеселить его! Такое заключение приводит его и всю сцену к временному молчанию, но потом Александр Степанович отрывает голову от стола, замечает Ваню и … удивляется, что тот не пристаёт к нему со всевозможными расспросами! Момент настолько удивительный, что в это время на сцене даже выключается свет! Проходит две секунды, сцена снова озаряется лучами софитов, - и Александр Степанович уже стоит в центре кабинета, а Ваня – то есть Костя – подходит к нему с гитарой в руках и начинает наигрывать премилую мелодию – дальше – песню, посвящённую учителям. Первый куплет исполняет один Лёха, далее Костя начинает подпевать ему, ну, а на третий куплет выходят уже все остальные участники спектакля, и пение приобретает дектетный характер. На том заканчивается наше выступление.

Естественно, что в среду, на первой репетиции, после того, как Костя озвучил план так же подробно, как его только что описал я, у всех возник один главный вопрос: «Как мы всё это будем ставить?» Нашлись и такие, кому не понравились декорации; например, возмущалась Юля:

- Это ж надо – показывать кабинеты! А поинтересней ничего придумать нельзя?

- Что же ты предлагаешь? – жёстко спросила у неё Даша.

Юля задумалась, но так и не смогла ответить на этот вопрос.

Разумеется, некоторые люди были недовольны своей ролью:

- Вот почему я, - Сергей особенно выделил это местоимение, - простой ученик? А нельзя ли меня сделать директором? Или императором?

- А, по-твоему, в школе есть императоры? – спросил Костя.

- Да и ничего страшного, что нет! Мы же фантазируем…

- Но не до такой степени…

- И что?! По-моему, император школе бы не помешал! – всерьёз заявлял Сергей.

- На что же? Хочешь подчинения? – догадался Костя, на что Сергей без всяких раздумий ответил:

- Да! – причём ответил гордо и надменно.

- А я всегда чувствовал твои монархические замашки… - заметил Костя, - но ты это оставь. А то с твоим нравом тебе будут подчиняться разве что бомжи с ближайшей помойки, - когда ты присоединишься к ним.

Тут, конечно, многие рассмеялись. Но Сергея это только разозлило, он не унимался:

- И всё-таки это несправедливо! Я требую пересмотра ролей!

- А что? Серёжа прав. – вмешалась Юля. – Как мне кажется, он уже давно заслужил главную и по-настоящему стоящую роль!

- А Серёжа у нас – что? – великий артист? – возмутилась её словами Даша.

- Я считаю, что у него огромный талант! – заявила Юля.

Вряд ли кому её слова могли так понравиться, как Сергею, и Бранько – очевидно, в знак благодарности – подошёл к Юле и крепко поцеловал её. Костя, поневоле ставший свидетелем данного действа, в момент поцелуя полуотвернулся от этой парочки и скривил для нас такую противно-забавную физиономию, что я, равно как и остальные, завидев её, просто никак не смог сдержать в себе внезапно нахлынувший поток смеха. Даша же обернулась на все 180 градусов, чтобы не видеть ни Сергея, ни Юлю.

Когда столь противный эпизод остался позади, мы, наконец, начали репетировать. Но… Буквально тут же выяснилось, что у нас не хватает реквизита для сцены. Пришлось бежать за стульями в кабинет физики (из актового зала стулья мы взять не могли – они были сцеплены между собой по тройкам и нам не подходили). Итак, когда проблема с мебелью была решена, на сцену всё же вышел Лёха. Как и следует из плана, ему предстояло открывать наше представление. Слова Лёха уже более-менее знал, однако выглядел пока ещё как малоуверенный и не совсем вжившийся в роль актёр, - поэтому Костя и Даша, наблюдавшие за его действиями из зала, наверняка были не совсем довольны его действиями. После двух дублей между ними, как и следовало ожидать, начался разговор на тему «Что не так?»

А в это время мы – пока не задействованные напрямую в репетиции актёры – собрались у пианино. Так как никто, кроме Лёхи, нормально играть на этом инструменте не умел, начался тоже вполне ожидаемый «бомбёж» по клавишам. Особенно рьяно веселился Саня, впрочем, не отставали от него и Арман с Кариной.

Поначалу эта «игра» была ещё хоть чуть-чуть терпимой, потому как шла на mezzo forte, но потом, когда дело дошло уже до fortissimo, стало понятно, что проводить репетицию в таких условиях и дальше просто не представляется возможным.

Даша, поняв это быстрее всех остальных, подошла к кучке «пианистов» и начала просить о тишине. Те отреагировали и вроде как успокоились. Но, как оказалось, ненадолго. Снова начали доноситься громкие секунды, и терции, и кварты, и квинты, и раздражающие слух тритоны!.. А потом ещё Саня достал свой mini-disk player и стал слушать музыку на всю катушку!.. Более того, в противоположном углу Сергей с Юлей, неизвестно где нашедшие мяч, стали играть друг с другом в «минус пять», то есть пинать снаряд по очереди в определённую зону стены. Очевидно, у них сегодня тоже было футбольное настроение, и это можно считать приятным фактом, но звуки от каждой новой встречи мяча со стенкой были настолько громкими, что даже заглушали шум клавиш вместе с музыкой из саниного устройства, - и, в общем, от всего этого количества децибелов создавался такой огромный диссонанс, что проведение репетиции вконец стало невозможным, и Костя понял, что теперь вмешаться придётся ему. Он отправился в закулисье, порылся там и вышел на центр сцены уже с большущей палкой, очень сильно похожей на посох Деда Мороза, после чего незамедлительно начал стучать ею по полу – так, что тот аж весь затрясся, и показалось даже, что что-то там где-то на сцене сейчас вот-вот возьмёт, да и обрушится! Тут же Костя прекратил это действие, да больше оно, впрочем, и не требовалось, ибо шумящий народ от стуков тоже всколыхнулся и отошёл от своих поистине громких дел.

- Поимейте совесть, господа! До выступления три дня, а у нас ещё и конь не валялся! – во всю мощь крикнул Таганов и стал продолжать уже на простое forte: - Мы же так ни х..ра не успеем! Заканчивайте этот бомбёж – только инструмент бедный портите. А людям – таким, как Лёха – на нём ещё играть и играть! И футбол прекратить, Сергей! – обратился он к Бранько. – Что за битьё ты тут устроил! Чем впустую стену обижать – так лучше бы на стадион сегодня пошёл … с нами. – чуть тихо добавил Костя. – И вообще: все слушаем Лёху. После него, кстати, ваша очередь.

На том речь закончилась. Ничего не скажешь, Костя может обуздать сошедший с рельс спокойствия коллектив, ибо – действительно! – после его слов в зале стало заметно тише. Да, многие ещё разговаривали между собой, но ни стуков мяча, ни громыхания клавиш не было слышно, да и разговоры были столь тихими, что никак не могли повлиять на ход репетиции.

Впрочем, та всё равно получилось откровенно провальной. Только мы добрались до середины постановки, то есть до разговора Александра Степановича с директором, как вдруг в этот момент необычайно бодро прозвучал звонок, и…

- Да… Даже до конца не довели… - огорчённо заключил Костя и обратился далее ко всем: - Что делать-то будем? Когда устроим следующую репетицию?

- Завтра, разумеется. – ответила Даша. – Причём потратить на неё придётся, как я думаю, целых два урока. А то опять всё так растянем, что даже полный прогон не сумеем сделать.

- Да, это верно. – согласился Костя.

- Дальше всё будет легко. По декорациям проблем не возникнет. С костюмами всё тоже OK – для выступления нужна обычная школьная форма, и никаких джинсов и футболок!

В этот момент многие справедливо засмеялись, так как на Даше сегодня были именно джинсы и футболка; да и причёска её явно соответствовала молодёжному стилю. Впрочем, она очень часто именно так и одевалась.

Тем не менее, по костюмам и репетициям народ полностью согласился, особенно оценили мы будущий пропуск двух уроков. Вот когда радуешься репетициям! Вот когда понимаешь, что в душе каждого из нас живёт прогульщик, который так любит регулировать нашу урочную ответственность!

- Теперь давайте подумаем, на каких уроках состоится репетиция. – сказал Костя и после нескольких секунд тишины заметил: - Господа, почему я не слышу мнений. Что ж вы не кричите?

Раззадорить, возбудить коллектив он тоже всегда умел. Поэтому совсем не удивительно, что после его слов начался горячий спор: люди стали предлагать в качестве вариантов самые различные уроки, от первого до шестого…

…Однако тут нужен был анализ, самый банальный анализ. Ведь изначально было понятно, что с алгебры и русского нас не отпустят – здесь впереди ЕГЭ. Самый реальный вариант – физкультура: во-первых, Долганов только обрадуется, когда узнает, что вместо урока с нами он может просто сорок пять минут преспокойно посидеть в своём любимом кабинетике – отдохнуть, а, во-вторых, раз он сам взвалил на нас всю ответственность за выступление, то пусть не удивляется, что мы собираемся пожертвовать его уроком ради такого важного дела, как этот праздник.

Биологию, в принципе, возможно было бы пропустить, но только не вторую подряд, - так что не вариант.

А вот завтрашний английский не только можно, но и нужно было ликвидировать – по крайней мере, если руководствоваться правилом «Чем страшнее урок, тем дороже возможности для его прогула!» К тому же, сразу семь человек из нашей творческой десятки входят в группу Гареевой, это: я Костя, Арман, Лёха Даша, Катя и Саня. Поэтому, уже исходя из одной ненависти к Гареевой и её урокам, упустить такой реальный шанс прогула нельзя. Никак нельзя!

Историю же пропускать мы и сами не хотели – уж больно интересными являются уроки Ставицкого.

Итак, несмотря на горячий спор, после данного анализа уже всем стало очевидно, что выбор, конечно, должен пасть на английский и физ-ру. Он так и упал, и Костя сразу после этого решения побежал к Щепкиной, чтобы окончательно с ней обо всём договориться – он очень хорошо знал, с кем лучше всего обсуждать такие вопросы.

Вряд ли кто-то, в том числе и мой Читатель, мог сомневаться в том, что Щепкина даст добро на завтрашние репетиции. Но всё же, когда возникают подобные ситуации, всегда поневоле испытываешь некое чувство возможного провала. Провала идеи, плана, мысли… Но, впрочем, сейчас вероятность неудачи практически равнялась нулю, да и сама идея не представляла из себя что-то глобально-невыполнимое. Речь шла всего лишь о пропуске двух уроков, отнюдь не самых для народа важных, причём больше нас интересовала последующая реакция Гареевой (о Долганове я всё уже сказал). Но Щепкина заверила Костю, что с её реакцией всё будет в порядке, более того, она распорядится отменить некоторые другие репетиции младших классов, запланированные на то же время, чтобы нас никто не мог отвлечь от работы. Да, что и говорить – наш класс она действительно любила!

Костя передал нам ответ Щепкиной без особой эйфории – скорее, она наступила у нас. Что ж, оно и понятно – теперь нам не нужно было готовить на завтра перевод большущего текста про английское кино и выполнять пять заданий, соответствующих ему. Но… Как же жаль нам стало в этот момент Мишу, которому завтра на третьем уроке придётся едва ли не в одиночку отдуваться за всех нас – актёров. А с его-то английским… Да, надо было ему тогда тоже примыкать к нашей команде!

После репетиции мы скорёхонько разошлись домой, договорившись предварительно встретиться у школы в 15.40 – надеюсь, Читатель ещё не забыл о наших планах на футбол. Увы, как ни обидно мне было, но сегодня, в столь прекрасный день, я мог позволить себе поиграть лишь час – потом мне надо было бежать на курсы.

Итак, мы встретились (кстати, на этот раз, к счастью, обошлось без опозданий – да, впрочем, это было бы просто преступлением перед футболом и прекрасной погодой) и пошли по направлению к находившемуся между улицей Димитрова и Альпийским переулком стадиону. Там, разумеется, уже был народ, и, в частности, наш друг Кирилл, который, кстати, учился именно в той школе, к которой прилегал сей стадион. О том, что Кирилл был прекрасным футболистом, я, может, ранее и говорил, но, если – нет, то теперь Читатель точно об этом знает.

Разумеется, на стадионе игра шла уже полным ходом, и мы это сразу поняли по доносившимся с поля голосам, которые были полны традиционного футбольного азарта и задора. Сам стадион находится на небольшой низине, поэтому для того, чтобы увидеть всех игроков, в том числе тех, кто сидит на скамейке запасных, нужно подойти к нему совсем близко.

Кирилл при встрече проявил себя по-настоящему своим. Он быстро, но горячо поздоровался с нами, побежал о чём-то договариваться со своими товарищами, и вскоре мы уже все были включены в команды. Кстати, забыл сказать, что нас – пришедших – всего было восемь: Лёха, Костя, Саня, Миша, Арман, Джахон, Павел и я. Потом подошёл ещё Ярослав Туманов из 11а.

Игра увлекла нас всех с первых минут. Мяч, пинаемый всеми двадцатью людьми, метался по полю и по воздуху как ошпаренный. В командах было по десять человек, но по бокам стояло ещё так много людей, ждавших своей очереди, что каждое действие каждого игрока на поле невольно приобретало крайне нервный, напряжённый и очень важный характер. Играть жаждали все, но каждый матч шёл так быстро (семь минут «грязного» игрового времени до двух голов, или до одного, если время уже завершилось, или серия пенальти до первого промаха), что на поле с колоссальной быстротой появлялись всё новые и новые люди. Так, спустя всего пятнадцать минут, очередь дошла и до некоторых из нас, и как же здорово, что до этого Кирилл вовремя позаботился о том, чтобы мы как можно быстрее были при игре и при командах! А то бы ждать пришлось чуть дольше... Но вот кто-то из наших – кажется, Павел и Арман – уже выходит на поле. А потом и я, и Костя… Всё! Мы в игре!

Правила игры я уже коротко обозначил, и пусть Читатель не удивляется тому, что мы не играли каждый матч все девяносто минут – понятно, что при таком времени нервы у игроков скамейки просто бы не выдержали, и правила через то или иное время наверняка бы изменили. Замечу ещё, что играли мы на выбывание: победившая команда остаётся на поле на следующий матч, проигравшая – уходит и становится соответственно в конец очереди, начальная команда которой идёт на поле давать бой победившей команде. Команд вокруг, повторюсь, было так много, что я даже не стал считать их количество – видел лишь, что практически все готовящиеся к матчам игроки разминались, или играли в теннисбол, или тренировали дриблинг, или улучшали технику чеканки, или просто «чертили» квадраты своими весьма точными, ещё немного – и испанскими, пасами.

Так получилось, что я, вместе с Арманом, Сашей и Костей, попал в достаточно сильную команду. Да ещё с нами играл Кирилл!.. – так что состав был впечатляющим, едва ли не dream-team. Ну а сама игра…

…А про саму игру нечего и говорить. Вообще, описывать наше любимое футбольное действо мне не хочется, ибо тот, кто играл хоть раз в футбол, и играл против достойных соперников, - тот знает, что это такое. Знает, каково это – стоять на воротах, чувствуя на себе невероятную ответственность за исход всего, что происходит на поле, бежать из нападения в защиту и из защиты в нападение, успевая и караулить форвардов соперников, и подключаться в атаку, бросаться на фланге в яростный подкат, как заправский крайний защитник, вступать в ожесточённую борьбу за право завладеть мячом, ощущать себя диспетчером, то есть определяющим игроком команды на поле, раздавать ювелирные пасы на выход один на один, вести верховую борьбу на угловых, подсказывать своим партнёрам при самых напряжённых ситуациях, отбиваться в меньшинстве, как армия, которую решили сломить количеством… - эх, всего и не перечислишь… Но поэтому и считается, что в каждом матче игрок проживает своего рода жизнь – небольшую, правда, но полную таких же неоднозначных моментов, и спадов, и падений, коими полна и наша обычная – внефутбольная – жизнь. А чего стоит хотя бы динамизм происходящего, когда, находясь на поле, ты совершенно забываешь о времени игры!.. А оно, в свою очередь, катится так быстро и незаметно, что не успеваешь и войти во вкус – как уже надо прощаться со смаком. И вот уже и счёт на табло, и рукопожатия, и мгновенный анализ случившегося, и усталость, и как будто ты вовсе не наигрался… Не то же ли самое происходит вечно и в нашей жизни, когда миллионы людей умирают в состоянии ещё полной готовности играть, и побеждать, и радоваться, и готовиться к новым победам, но… Ничего удивительного, потому как если кто и говорит, что жизнь и игра – понятия разные, то пусть посмотрит на их диалектику и поймёт, что мы, живя, поневоле подчиняемся правилам игры, пусть и таким суровым и жестоким, но – подчиняемся каждому правилу этой одной большой Игры!

А время на футболе действительно летит. Пока блистали Костя с Кириллом, забивавшие один гол за другим, и наша dream-team неизменно побеждала, минуты моего будущего опоздания скопились в таком количестве, что я, взглянув на часы, чуть не обалдел. Мне уже давно пора было сидеть в вагоне метро, а я … всё ещё находился здесь, словно прикованный к любимой игре. Что ж, пришлось быстро-быстро со всеми попрощаться и бежать к метро, чтобы успеть хоть на половину занятия.

Разумеется, путь к метро «Купчино» я выбрал самый короткий – через дворы. Я знал его уже очень давно – более того, великолепно помнил каждую нужную тропинку, каждую петельку, каждую арку… И порой даже засматривался подолгу на такой знакомый мне маршрут…

Но сейчас я дико спешил и воспроизводил маршрут, тупо двигая ногами, на чистом автомате. Я почти не оглядывался на людей, на детские площадки, на окна, на деревья… - кажется, я уже издали видел впереди только метро. Но вдруг…

Проходя по тропинке в одном из дворов, я услышал, как кто-то громко крикнул моё имя. Я подумал, что кто-то меня зовёт, и, несмотря на сумасшедшую спешку, решил обернуться.

Обернувшись, я увидел, что недалеко от меня, у дерева, стоит какая-то кучка тинейджеров, которые крайне активно что-то обсуждают, и – не знаю, почему, - но я вдруг сразу почувствовал, что среди них есть тот, кто кричал моё имя. Неизвестно, что за помутнение возникло у меня в голове – то ли от внутренних чувств, то ли от спешки, - но уже потом, добегая последние свои метры до метро, я вдруг понял, что тем человеком, кто кричал, был… Болт.

Да, я так его перед собой и увидел! Сейчас. А тогда просто не узнал, или не успел разглядеть, потому, наверно, что слишком быстро бежал. Так бежал, как он сам тогда улепётывал из кино. Но сейчас… Я ещё раз перепроверил свою память… - да, действительно, на 99% это был Болт. Да никто это больше и не мог быть! Я даже сразу вспомнил его чёрно-синюю куртку, тёмно-зелёную кепку, которую он любил одевать и зимой… В общем, вспомнил всего его!

Но удивительно, с какой же прытью я должен был тогда мчаться, чтобы вот так вот не остановиться перед знакомым человеком. Да ещё таким знакомым! Да ещё в такой момент!! Фантастика!!! Тут же я вспомнил и разговор с Саней, состоявшийся 20 сентября, и последнюю фразу, в которой говорилось о том, что Болта надо непременно найти, и что он мысленно где-то около меня… Невероятно, какими же меткими иногда бывают некоторые фразы! Они будто в точку попадают! Ведь сегодня Болт был, возможно, не только мысленно, но и географически около меня! Но я…

Я как последний дурак умудрился упустить шанс пообщаться с ним, спросить, как его дела, как складываются отношения с родителями… Человек, являющийся лучшим другом лидера Компании, так бездарно просрал возможность по-братски поговорить с человеком, воспитанным компанией!.. Эх, а ведь как был бы рад нашему разговору Саня!.. Саня, который как никто другой переживает за судьбу Болта. И плевать на эти курсы, плевать на это обществознание, которое я собираюсь сдавать!.. – да, в эти минуты я понял, как бездарно поступил… Но Саня! Саня! Мог так обрадовать человека, мог возбудить в нём счастье!.. Ведь разве можно сомневаться в том, что Саня был бы бесконечно благодарен мне за любую информацию о своём закадычном, но временно потерянном друге?! И вот теперь… Что я ему скажу? Как упустил шанс, как бездарно пробежал?.. Как я проявил себя диким эгоистом?.. Как потом, уже в метро, стал сожалеть об этом?.. …

Но стоп! Позвольте! А если … если это был не Болт? Вот не он! Просто это был не Болт, а мне, значит, показалось?.. Привиделась такая психологическая галлюцинация, основанная на стремлении выдать желаемое за действительное. Хм, да и кто сказал, кроме меня, что это был Болт? Точно Болт. Кто это подтвердит? Ведь я очень быстро бежал – так, как, возможно, ещё никогда не бегал в своей жизни! – и сначала вообще не распознал того подростка в зелёной кепке, что кричал моё имя. Только потом, добежав до метро, я вспомнил…

Но почему же тогда у меня возникли мысли именно о Болте? Почему я подумал, что увидел его? Вроде ответ очевиден: одежда! Хорошо… Но сколько ещё людей в нашем районе носят чёрно-синюю куртку, дополняя её тёмно-зелёной кепкой? Кто одевается хотя бы схоже? – Да много кто! Тем более, в среде молодёжи. Так что … утверждать, судя по одной одежде, что я видел Болта, - это по меньшей мере глупо. Глупо и бессмысленно. К тому же, … я не видел его лица. Вот! А ведь лицо идентифицирует индивида! Следовательно, получается, что я предположил, что видел Болта, но даже не провёл при этом мимолётную идентификацию. И после этого так уверен…

Дата добавления: 2015-08-02