Детство – самая трудная пора жизни 9 страница

У них была дочка - годовалая Катя, и я иногда приезжала поиграть с ней. Своих детей у меня в ту пору ещё не было. Помню, мы с Катей уронили на пол соску, и я пошла на кухню - ополоснуть её. Когда я вернулась с чистой соской и дала её Кате, Света, оторвавшись от телевизора, спросила:

– Ты что, помыла соску?

– Да, кипячёной водой.

Она подскочила к дочке, выдернула из Катиного рта соску, бросила на пол, наступила на соску ногой в пыльном тапочке, потопталась по соске хорошенько, после чего опять сунула Кате в рот...

Я на какое-то время лишилась дара речи. Видя мой столбняк, Света весело расхохоталась. А потом строго сказала:

– Не смей больше никогда мыть Катькину соску! Мы же укрепляем её иммунитет! Ничего не моем. Всё даём с полу. А ты тут со своими интеллигентскими привычками! В старые времена ничего не мыли, всё было проще – и дети росли здоровыми!

Я уходила от них в полном смятении... Топтание соски – чтобы выработался иммунитет?! В добрые старые времена все дети росли здоровыми?! Ну, да: рожала женщина каждый год, десять-двенадцать детей... В живых оставались трое-пятеро. Вот такая была «утруска». Но те, кто выживал, - да, эти были здоровее тех, кто не выживал...

Бедная Катя с пыльной соской во рту до сих пор стоит у меня перед глазами.

* * *

– А мы уже два года на грудном вскармливании! – с гордостью сказала Ирка, демонстрируя упитанного, покрытого красными пятнами диатеза, Бориску.

Я выложила на стол пакет с фруктами.

– Ну, фрукты ты ведь ему даёшь?

– А зачем? Он ведь и так их получит с моим молочком!

...Ирка с аппетитом уминала банан, в который раз объясняя мне, неразумной, теорию грудного вскармливания:

– Нам на курсах сказали: кормите, пока будет молочко! Так кормили в старину. Это же очень удобно: еда ребёнка всегда при мне. Я не трачу времени на все эти готовки... Я горжусь, между прочим, мне это приятно, что я так долго кормлю грудью своего ребёнка!

Бориска при этом жалобно хныкал и пытался вырвать из рук матери банан.

– Ну на, на, откуси кусочек! – Ирка дала ему разок откусить желанного плода. – Ты же всё равно получишь этот банан с моим молочком, дурачок!

Остаток банана отправился в Иркин рот, а малыш, проследив за ним обиженным взглядом, залился слезами... Наверное, у маленького Бориски были свои мысли по поводу теории грудного вскармливания. Но кто ж его спрашивал?..

* * *

А другой ребёнок вплоть до школы спал в одной кровати с родителями. (И в этой семье я слышала про традиции и про «добрую старину»).

И вырос мальчик невротиком, полностью зависимым от мамы-папы. «Когда же он начнёт проявлять инициативу?» – возмущаются родители.

Да, может, и никогда...

* * *

Я знала пятилетнюю девочку, которую дрессировал по математике доктор наук – родители были поклонниками теории раннего развития. После этой дрессуры у девочки развилось глубокое равнодушие к учёбе, апатия и хроническая усталость.

А другие родители дрессировали дочку с помощью карточек. Они тоже были поклонниками раннего обучения. Бессчётно раз на дню они тыкали дочке в нос карточки с информацией, по самым разным областям знаний, искусств... Информация была рассчитана не на малого ребёнка, а скорее на студента колледжа, или вуза. Но родители были убеждены, что их четырехлетняя Наташа всё с лёгкостью усваивает.

Даже если так... Как говорит секретарша из фильма «Служебный роман»: «И зайца можно научить курить!»

Даже если девственно чистый мозг ребёнка всё это записывал, но делал это чисто механически. Да, наверное, можно сделать из ребёнка ходячий компьютер с кучей информацией внутри... НО – ЗАЧЕМ???

Зачем ребёнку эти груды информации? Разве ребёнок стал от этого счастливее?.. Умнее?

У девочки с детства мозг забит цифрами, датами, именами... Забит взрослыми штампами и клише... В её мозгу не осталось места для собственных мыслей, для детского удивления, не осталось места для ЖАЖДЫ знаний.

Витамины – полезная штука. Но если их есть, без всякого разбора, мешками – то будет вред, а не польза.

Ребёнок по-настоящему усваивает только тогда, когда он ХОЧЕТ ЗНАТЬ. Когда в нём горит огонь любопытства. Когда он задаёт вопросы, много вопросов!

Но если ответы преподносятся ребёнку раньше, чем прозвучали его вопросы, – то здесь нарушается очень важная причинно-следственная связь. Любопытство, любознательность убиваются в зародыше.

Да, надо, надо рассказывать ребёнку о мире! Именно рассказывать, образно, весело, метафорично – на уровне сказки, вместе с ребёнком переживать удивления и открытия, всячески обыгрывать... Чем больше игры – тем ребёнку будет веселее и полезнее.

Любую информацию можно преподнести в игровой форме.

Но только не грузите детский мозг сухой, взрослой информацией! Родители, пощадите своего ребёнка! Оставьте ему способность удивляться и задавать вопросы!

* * *

А эти родители были приверженцами очень строго воспитания. Их на это надоумил знакомый священник. Родители полагали: главное, что должен знать их сынишка, это слово «НЕЛЬЗЯ!» «Нельзя» звучало в их доме так часто, что малыш совершенно запутался... И всё равно, будучи любознательным, нарушал запреты: влезал в шкафы, ворошил одежду, вываливал кастрюли на пол... Играл в умывальнике водой... И совершал много другого – совершенно безвредного, чисто детского – ему же всё было интересно!

Родители устали, как попугаи, повторять своё «нельзя».

И тогда они нашли выход из положения: вместо слова «нельзя» они решили использовать замки! Они закрыли от своего любознательного малыша все комнаты, ванную и кухню. Ему можно было находиться только в крошечной детской комнате. Но и там все шкафы были на замках. Маленькому Саше можно было играть только теми игрушками, которые ему выдавали родители.

Вскоре у Саши начались приступы сильной головной боли. Мама сетовала на тяжёлые роды и на плохих врачей.

Когда я однажды приехала к ним в гости, то ещё за дверью услышала Сашин крик...

Саша валялся на полу в своей комнатке, кричал, плакал и бился головой об пол...

– Это у нас обычная картина, – флегматично сказала его мама. – Не знаю, что ему надо. Бесится целыми днями. Наверное, надо с ним построже...

Этот бедный Саша уже вырос. Но головные боли так и преследуют его всю жизнь, с детства. Он их снимает алкоголем...

* * *

Я знаю малышку, которая всегда ходила дома голенькая. Наигравшись, она засыпала, голенькая, на голом полу... Её родители были поклонниками теории естественной закалки.

Теперь они много лет лечат её хронический гайморит...

А однажды я повстречала синего младенца – в апреле...

ОДНАЖДЫ В АПРЕЛЕ

Я поднялась по стоптанным, щербатым ступенькам из полуподвала, в котором находилась переплётная мастерская, и вышла во двор. В сумке, перекинутой через плечо, лежали три "фолианта" в синем, ещё пахнущем свежим клеем, переплёте, – моя дипломная работа! Всё, сынок, ещё два месяца – и мы с тобой вольные птицы! Ни зачётов, ни контрольных, ни экзаменов! Всему этому конец. Неужели наступит такая сказочная жизнь? Читаю – что хочу. Думаю – про что хочу. Гуляю с тобой – сколько хочу! Только сейчас, взяв в руки свою дипломную работу в таком завершённом, сияющем виде, я в полной мере ощутила, как она близка – свобода!

Хотя мы с тобой всегда жили чудесно. Но, сколько бы с тобой ни общалась, мне всегда было мало.

Я выхожу во двор. Под мерзкий мелкий дождик. Под низкое, тусклое небо. Старый московский проходной двор, истоптанный сотнями ног. Серые глыбы домов обступили его со всех сторон. Под стенами домов – ошмётки чёрных сугробов, усеянные мириадами окурков. Мрачно, холодно. Но всё равно – весна, апрель! И впереди – лето. И в сумке – три синие, вкусно хрустящие новеньким переплётом книги. А дома меня ждёт сынок, сладко посапывая в подушку...

Неподалёку от двери, из которой я вышла, стояла детская коляска. В ней хныкал ребёнок. Я заглянула в коляску... и обомлела. На голой клеёнке лежал голенький, посиневший от холода мальчик. Верх коляски был опущен, дождик с каждой минутой припускал всё сильнее, а на малыше, кроме распашонки, ничего не было. На вид мальчику было месяцев шесть-семь. Худенькое тельце, и даже лицо, было покрыто гусиной кожей. Хныкал он совсем тихонько.

– Господи, что же это такое?

Я быстренько подняла у коляски верх. Под клеёнкой обнаружила старое байковое одеяло, вытащила его и завернула в него мальчика.

– Ну, что, малыш, теперь теплее?

Мальчик никак не реагировал ни на мой голос, ни на улыбку. Он словно бы не видел меня и не слышал. Его напряжённый взгляд был устремлён в серое пространство низко нависшего над двориком неба.

– Агу, малыш, агу! — я слегка покачала коляску.

Нет, не откликается. Но хныкать перестал: значит, согрелся. Что же мне с ним делать, люди?..

В подворотню вошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Она направлялась к подъезду в глубине двора.

– Простите, вы не знаете, чей это ребёнок? Не из вашего дома?

Она подошла и заглянула в коляску.

– Нет, не из нашего. А что случилось?

– Да вот... подкидыш, наверное. Лежал голенький на голой клеёнке, плакал...

Женщина ахнула и тихонько запричитала. Тем временем во двор вошла другая, мы обратились к ней с тем же вопросом — и услышали тот же ответ.

Через несколько минут вокруг коляски образовалась небольшая толпа. Все ахали, возмущались, чихвостили "мамашу", совещались: куда везти малыша? Обсуждались три варианта: милиция, больница, дом малютки.

А во мне стремительно вызревало, обдавая меня лёгким холодком, решение... Ведь мы с тобой мечтали о маленьком, сынок? Будет у тебя братец. Словно кто-то подслушал наше желание – и послал нам этого мальчика... Зачем дом малютки? Разве ему будет там лучше – чем в нашем с тобой доме, где тепло и уютно, где в часах кукует кукушка, где цветёт на окне белоснежный цикламен... Хорошо, что я не отдала никому твои маленькие одёжки – вот и сгодятся...

Я сама поразилась, как быстро решилась на это. Как будто давно была готова к такому решению.

В это время из полуподвала мастерской вышла молодая женщина и решительно устремилась в нашу сторону. Она протиснулась к коляске и, окинув всех недовольным взглядом, спросила:

– Кто его закутал?

– Дождь, холодно, он плакал, – сказала я.

– Ему не холодно, – сказала она.

И стала разворачивать одеяло...

– Что вы делаете?! – я невольно схватила её за руку.

– Да это же мой ребёнок! – сказала женщина. – Он у меня закалённый.

– Сама-то накуталась! А над ребёнком издеваешься! Мать называется! – возмущённо загалдела толпа.

Действительно: на женщине была тёплая куртка и толстая вязаная шапка.

– Да, накуталась, – сказала она. – Потому что мне холодно. А ему тепло. Я его с первых дней закаляю. По системе. Ни разу ещё не болел!

Она уложила малыша опять на клеёнку и, окинув насмешливым взглядом растерянных, недоумевающих, возмущённых женщин, поехала со двора.

Женщины, сплочённые на несколько минут вокруг детской коляски общим переживанием, не в силах были вот так сразу разойтись. Они продолжали бурно обсуждать только что происшедшее. А я тихонько вышла на улицу и пошла в сторону Красных Ворот. Я знала, ты уже проснулся и, играя на ковре, прислушиваешься к гудению лифта...

Через минуту я догнала женщину с синей коляской. Не помню уже, то ли она меня остановила какой-то фразой, или я не смогла пробежать мимо. Мы пошли рядом. Она оказалась разговорчивой. И, пока мы шли до метро, она успела рассказать мне о своём первом ребёнке, девочке, с которой страшно намучилась: "Всё кутала. А из болезней не вылазили". Когда появился Серёжа, они с мужем решили: хватит! Съездили в подмосковный посёлок, где живёт знаменитое на всю страну семейство, посмотрели на их семерых ребят, бегающих босиком по снегу, и поняли наконец, как нужно обращаться с детьми. "Никаких пелёнок-ползунков! Сделает лужу — подотру, а и не подотру — тоже ничего страшного. Уделается — я его под кран. Под холодный, конечно. Никаких кашлей, соплей у нас ещё не было. И вот что главное: он мне совершенно не мешает жить. С Наташкой я как чумная была: ни в парикмахерскую сбегать, ни книжку почитать, на мужа и вовсе рукой махнула. Теперь — совсем другое дело. Ребёнок мешать родителям не должен!" – произнесла она, как заклинание, как девиз.

У меня от её слов мурашки побежали...

– Чему не должен мешать? – спросила я.

– Жить полноценной жизнью, – ответила она, удивляясь моему вопросу. – Вчера вот под сильный дождь попали. Другой бы тут же раскис. И съел бы две недели, а то и месяц родительской жизни. А мой – сознательный! – она засмеялась. – Приехали домой – чихает! Я его тут же под кран! Держала под водой, пока чихать не перестал...

Все время, пока мы шли, и она выкладывала мне свою концепцию воспитания и закалки (главное – чтобы не мешал!), маленький Серёжа всё так же напряжённо смотрел в одну точку.

Изредка он пошевеливал синими ручками и ножками. Мать трогала его за пятки и удовлетворённо говорила:

– Холодные. Это хорошо. Пятки у ребёнка всегда должны быть холодными!

...Я вспомнила твой чудесный тёплый запах: запах июльской травки, птичьих горячих пёрышков, парного молока и цветочной пыльцы... Так пахнет жизнь…

– Скажите, а вам не жалко своего мальчика? – спросила я.

Она недоумённо воззрилась на меня.

– Почему мне должно быть его жалко?

– Что-то он невесёлый у вас... Ему шесть?

– Нам девять! – с гордостью сказала женщина. – Девять месяцев без простуд – это что-то да значит!

– Это, конечно, прекрасно... Но он совершенно не улыбается.

– Значит, у него такой темперамент. У меня муж человек мрачный. Может, Серёга в него.

Я вспомнила тебя в девять месяцев. Твой упоительный смех (ты рано научился понимать и ценить шутку), вспомнила милые твои гримаски, твой непрестанный лепет... Твои глаза горели любопытством: ты хотел видеть, знать, трогать, щупать, осязать... Ты отзывался на каждое слово, обращённое к тебе, на каждую улыбку – сиял ответной улыбкой! Ты познавал мир всем своим существом...

У этого малыша была другая задача – выжить. Я подумала, что если бы его бросили в лесу, ему с этой задачей справиться было бы легче. Он бы зарылся куда-нибудь в ворох сухой листвы, надышал бы себе, согрелся – и, может быть, улыбнулся бы чему-то своему...

Мы попрощались. Мне нужно было в метро, а женщина с синей коляской пошагала дальше. Она шла уверенная в себе, не знающая сомнений. А мальчик в коляске напряжённо смотрел в никуда. Он пока не догадывался, что на свете существуют тепло и ласка, но уже хорошо знал, что в этом мире холодно и неуютно. И не было в его маленьком обиталище даже вороха сухой листвы...

Глава 7. ЛЕГКО ЛИ ЖИТЬ, КОГДА ТЕБЯ ЗАКЛЕЙМИЛИ?

Как часты жалобы родителей: "Умный, талантливый, рисует, на флейте играет, но характер – кошмар!.. "

Вы не из этих страдальцев-родителей?

Вы спрашиваете грустно: и что же вам делать?

Мне кажется, главное – не отожествлять своего ребёнка с его дурными (как вам кажется) поступками. И даже (как это ни странно прозвучит) с его трудным характером.

Ему и самому тяжело от своего характера. Ему с самим собой ещё тяжелее, чем нам с ним. Ведь мы – взрослые, опытные, мы понимаем, или, по крайней мере, догадываемся, что с ним происходит. А он, маленький, ещё такой неопытный, ещё совсем не боец на поле духовного сражения! Ему порой не просто тяжело, ему – безысходно! И когда ему, нашему ребёнку, трудно, когда усталость и капризы на него наседают, и он терпит поражение, мы не спешим ему на помощь, о нет! Мы начинаем атаковать его с тыла и бить уже лежачего. И ставим на него позорное клеймо.

Ведь как бывает:

солгал – "лжец!"

ударил – "драчун!"

взял без спроса – "вор!"

испугался чего-то – "трус!"

* * *

Сценка в поликлинике: "Ах ты, врунишка! Ты всегда, всегда маму обманываешь!"

Пока ребёнок ещё мал, это ласковое "врунишка" звучит вроде бы безобидно. Но по сути – уже клеймо. Хотя и ставится как будто безболезненно, с анестезией улыбки.

Повторяя это: «ты всегда, всегда маму обманываешь", – мать тем самым приучает и себя, и своего сынишку к мысли, что он действительно врунишка. И если называть вещи своими именами до конца, то это – преступление перед ребёнком.

Надо ли говорить о том, что двухлетний ещё не умеет лгать?

Он – просто ИГРАЕТ! Шутит, шалит, разыгрывает...

* * *

Но если что-то утаил пятилетний, и молчит, и не отдаёт? Неужели – лжец?

Конечно же, нет!

Но как всё-таки поступать нам, родителям, в подобных ситуациях?

Надо помочь ребёнку понять, что его поступок произошёл не по его воле, а потому, что его воля ещё не очень крепка.

Рассказать ребёнку какой-нибудь случай из своего детства. Поделиться с ним собственными переживаниями. Рассказать, как вы тренировали свою волю. Каждый случай можно обернуть во благо – на пользу растущему ребёнку.

* * *

Звонок старого приятеля:

– Скажи, твой Антон когда-нибудь воровал?

– Думаю, что нет. А что произошло?

– Представляешь, мой сын – вор!

– Не верю.

– Вот ты не веришь, а он украл!

Выясняется: Лёвка взял из ящика папиного стола шоколадку.

Конфликты из-за сладкого весьма часты в семьях. И эта история – копия многих и многих других историй, рассказанных другими возмущёнными родителями. Вечно родители прячут в своих столах что-то вкусненькое, соблазнительное для детей.

– Наверное, думал, что шоколадка для него, вот и взял, – говорю я.

– Но ведь я его предупреждал: не бери, это не для тебя, а для Коли, мы идём к нему завтра в гости. Я ему показал и сказал: не бери. И он обещал мне. И – взял! Боже мой, с восьми лет нечист на руку! Так ведь ещё и врал! Говорит: не брал!

– Может, и в самом деле не брал?

– Ну, не я же её съел! И не бабушка!

– Наверное, боится признаться...

– Скажи, мудрая женщина, что бы ты делала в подобной ситуации?

– Прежде всего: не искушала бы. Спрятала бы эту шоколадку куда-подальше и не сказала бы о ней.

– Но ведь мы вместе с ним покупали!

– Всё равно спрятала бы.

– Он бы где-угодно нашёл... – тяжко вздыхает Марк. И сурово добавляет: – Я ему сказал, как это называется, и что я о нём теперь думаю.

– А что говорит он?

– Ничего. Дуется, молчит. Но я к нему первый не подойду!

– Но ты хочешь совета?

– Хочу.

– Подойди к Лёвке, обними его, поцелуй и скажи, что ты его очень любишь.

– ЧТО?!! – возмущённо рычит трубка Марковым голосом. – Ну, нет! я этого делать не буду!

Но я продолжаю, несмотря на фырчание трубки:

–...что ты его очень любишь. И когда он радостно взглянет на тебя, и ты убедишься, что внутренняя связь между вами восстановлена...

– Да она и так не прерывалась! Он знает, что я его, негодника, люблю! – сердито буркнул Марк.

– Нет, не знает. Пока ты твердишь: «Какой ужас, мой сын – вор!» – никакой связи нет. Ты – возвышаешься над ним: ты – чистый, он – замаранный. Вы – на разных планетах! Он – отверженный, до тех пор, пока ты не погладил его по головке... И, пожалуйста, не искушай его больше! По этому поводу вспоминается отвратительный рассказ Льва Толстого "Сливы". Да, ты – не ослышался: отвратительный! Наверное, ты помнишь его нехитрый сюжет... Там – были сливы, у вас – шоколадка... А суть одна.

Давайте не будем искушать наших детей ни шоколадками, ни сливами! Давайте не будем называть страшным словом «воровство» детскую слабость. Ну, не удержался ребёнок и съел что-то. Так посочувствуй ему! Он ведь боролся с собой, ему было страшно нарушить родительский запрет.

Но... ребёнок ещё слаб. Его воля ещё слаба. Но это – не преступление. За которое надо клеймить, наказывать и лишать ребёнка своей любви.

ОБНЯТЬ И ПРИЖАТЬ ПОКРЕПЧЕ К СЕРДЦУ

Если спокойно и внимательно присмотреться к нашей жизни с ребёнком и к конфликтам, которые возникают почти на каждом шагу, то можно увидеть, что мы, родители, валим в кучу вещи важные и второстепенные, нравственные и бытовые. То, что надо отстаивать, и то, на что можно закрыть глаза, или отнестись к этому с доброй улыбкой.

Например, когда наш шестнадцатилетний сын Антон смастерил себе костюм из мешковины и в таком экзотическом виде разъезжал по городу, ну что нам оставалось делать? Мы посмеялись. Хотя я и высказала опасение, что его могут забрать в милицию – как бомжа. Но Антон меня успокоил, сказав, что в метро никто не обратил на него внимания.

Но когда один из знакомых Антона позвал его с собой "аскать" (попросту говоря – попрошайничать), – это уже стало предметом серьёзного разговора. И не одного...

Но в любом случае, комичном или драматичном, надо постараться понять ребёнка. В любом случае не навешивать на ребёнка ярлыков. В любом случае поискать причину детского, или подросткового вызывающего поведения – прежде всего, в нас самих, в нашем поведении, в наших, подчас ложных, установках.

ПУСТЬ ВЫЗЫВАЮЩЕЕ ПОВЕДЕНИЕ НАШИХ ДЕТЕЙ ВЫЗЫВАЕТ НАС НА РАЗМЫШЛЕНИЯ.

МОЖНО ЛИ БИТЬ РЕБЁНКА ЗА ЕГО ОПЛОШНОСТИ И ПРОСТУПКИ?

Шлепки, которыми увлекаются некоторые мамы, доказывая их абсолютную безвредность, тем не менее, вредны: они унижают, они держат в страхе. И, что ещё ужаснее, – происходит привыкание. Если это случается редко – ребёнок пугается. Если часто – привыкает. Неизвестно, что хуже.

И всё же это ужасно – подымать руку на маленького ребёнка, который не может ответить вам тем же. Он так горько плачет от этих шлепков...

А если не плачет – то это ещё страшнее. Значит, уже привык. Значит, считает, что это НОРМАЛЬНО. И в этом – самое негативное последствие шлепков.

Красный след от вашей пятерни на его нежной попке, – он-то исчезнет быстро. Но след в душе – не исчезнет никогда. Униженный, обозлённый, затаивший обиду, – когда-нибудь он вам всё припомнит...

Если вы отшлёпали ребёнка сгоряча, или от собственного бессилия, – не ищите себе оправдания, не надо. И не подводите под это «теоретическую базу». С базой или без базы – всё равно это безнравственно. Лучше попросить у ребёнка прощения.

А есть и такой способ наказания ребёнка. Ему предлагается САМОМУ выбрать, как быть наказанным: или его отлупят, или с ним не будут разговаривать. Например, неделю. Ребёнок в ужасе перед неделей молчания родителей. И – просит, умоляет, чтобы его лучше поскорее отлупили!

«Но он же сам выбрал», – говорят родители.

Всё это – натуральное издевательство над ребёнком. Безнравственный шантаж.

К воспитанию это не имеет никакого отношения...

ИСКУШАЕМЫ ЛИ ДЕТИ ТЁМНОЙ СИЛОЙ?

Я думаю, что точно так же, как и мы, взрослые.

Лишь только приходит человек на эту грешную землю, – тут же за его душу начинается сражение. Борьба сил света и сил тьмы. Независимо от того, осознают это окружающие или нет.

Он сам, разумеется, не осознает, ведь он ещё слишком мал и неопытен. Откуда ему знать?

Откуда ему знать, что это раздирает его на две части? Что это за сила такая заставляет его делать все наоборот, наперекор здравому смыслу и даже ЕГО СОБСТВЕННЫМ ЖЕЛАНИЯМ? Отчего так чешутся кулаки, отчего язык норовит сболтнуть грубое слово, отчего хочется плюнуть в тарелку сестры, почему хочется спутать бабушкин клубок, почему так сладко дергать за хвост орущего от боли котенка?

Что это колобродит в тебе такое? Что за вихрь, что за смерчь?

Вот ты гуляешь во дворе с младшим братом, который всего на год младше тебя, тебе восемь ему семь, у вас уже такая долгая дружба, понимание с полуслова, и вдруг...

Да, это происходит именно ВДРУГ. Неожиданно и для тебя, и для брата, и для вашей матери, которая с нежностью смотрит на вас с лавочки. ВДРУГ ты бьёшь ногой брата в лицо!

Брат заходится в страшном плаче... Ведь ты в тяжёлых осенних ботинках, и этим грязным ботинком с рифлёной подошвой ты норовил угодить брату именно в глаз!

– За что?!.. – вопит брат.

Мать, прижимая его к себе, тоже едва не плачет: "Кирилл, ведь ты мог оставить брата без глаза! ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ ты его ударил?!"

– Не знаю, – отвечаешь ты.

– Ах, не знаешь?! – голос матери дрожит от возмущения.

– Я, правда, не знаю... – ты пожимаешь плечами. – Я не хотел.

– НЕ ХОТЕЛ? ТОГДА – ЗАЧЕМ?!

– НЕ ЗНАЮ!!!

Ты плачешь...

– Он ещё и плачет! – возмущается мать.

Тебе стыдно, тебе жалко брата... Тебе страшно – оттого, что ты не знаешь, что это на тебя НАШЛО.

Боже мой, но ведь он действительно не знает! И он действительно не хотел! Он говорит совершенно искренне.

Не спешите припечатывать ребёнка страшными словами, не спешите ставить на него клеймо: «Не ребёнок – а исчадие ада!»

Он – ваш ребёнок. Но с ним случилась беда. И с тем, кому чуть не выбили глаз – беда. И с этим, который ударил, – тоже беда. Ещё пострашнее.

Взрослый в подобной ситуации ответил бы: "Лукавый попутал". И это было бы единственно верное объяснение тому, что произошло.

Независимо от того, верующие мы или атеисты, христиане, буддисты или мусульмане, мы все подвержены влиянию сил света и тьмы. Так же, как влиянию солнца, луны, дождей и ветров. И чем не стандартнее личность, чем одарённее натура, тем яростнее за неё сражение.

Будьте в подобной ситуации ВМЕСТЕ с ребёнком, НА СТОРОНЕ ребёнка. Не отвергайте его. Помогите ему справиться с этим ударом. Объясните ему, что произошло. Дайте ему почувствовать в вас – нравственную опору и надёжного друга.

Глава 8. УШИБЛЕННЫЕ ДЕТИ.
ПОЧЕМУ ОН ТАКОЙ РОБКИЙ И ВСЕГО БОИТСЯ?

Чаще всего мы сами же и вкладываем в ребёнка этот страх, программируем его на робость.

Ребёнок растёт и слышит, в основном, обывательские разговоры, и в этих разговорах много страшного. К бабушке зашла соседка и – понеслось: "Какой ужас! опять банкира убили! Какой кошмар! опять самолёт разбился! Какой ужас, когда же кончатся эти разборки? Опять черномазые друг друга перестреляли! Какой кошмар, девочку пятилетнюю изнасиловали..."

А внучка – тут же, рядом, играет со своей куклой, всё слышит, пропитываясь ужасом. Потом у неё возможна истерика на "пустом месте", как скажет мама.

Девочка отказывается идти гулять, ей страшно, она отшвыривает одежду... "Господи, какой непослушный, несносный ребёнок! Ну, какая тебя муха укусила?!"

Двухлетняя малышка прибегает еженощно к маме и будит её, просит включить свет, её мучают кошмары, но она не может это выразить, она только жмётся к маме...

Родители раздражены этими регулярными побудками среди ночи. Отец каждое утро уходит на работу не выспавшийся и злой. Мама жалуется потом по телефону бабушке, что дочь истерзала всю семью, что она, мать, скоро умрёт от постоянного недосыпа. Она говорит, что читала в журнале о последних исследованиях: да, действительно, от недосыпа можно умереть.

На следующую ночь всё повторяется. Но подключаются слёзы. Причина для родителей неясна. "Ну, что, что тебе от меня нужно!? Сухая, накормленная, купаная, что тебе надо?!"

А ей надо, чтобы мама с папой поздно ночью не смотрели ужастики. Хоть телевизор работает потихоньку, но малышка всё равно слышит: и приглушённые выстрелы, и вопли, и страшную музыку... Спит – а всё равно слышит...

ОНИ ПРОПИТЫВАЮТСЯ НАШЕЙ БЕЗЫСХОДНОСТЬЮ

Разговоры о деньгах, о болезнях, о том, что жизнь полна опасностей, об убийствах и ограблениях, – всё это действует на ребёнка угнетающе, ранит и может покалечить его.

Невроз обеспечен, это уж точно! Кусание ногтей, ночное недержание мочи, заикание, взрывы агрессии, истерики... Всё это мы провоцируем сами, не задумываясь об этом.

Как рано они начинают понимать разговоры взрослых? Практически с пелёнок!

* * *

Разговоры о бедности, о нехватке денег.

Надо ли их вести в присутствии ребёнка? Убеждена, что нет. Это – НАШИ проблемы: как его накормить и как дать ему всё для развития, что мы должны дать.

Но разговоры эти в присутствии ребёнка ведутся. Практически они и ведутся. Мама с папой, мама с бабушкой, мама с подружкой – по телефону, на прогулке, на песочнице...

Только об этом ребёнок и слышит. С утра до вечера – сплошной негатив.

Бедный ребёнок!..

* * *

Причины детской агрессии

«Черномазые понаехали!» «Сваливать отсюда пора!» «Всё надоело!» «В этой стране могут жить только дураки!»

И это – в присутствии детей. Дети – вот они, рядом, копошатся в песочке... сидят в колясках... но слышат, слышат – пропитываются...

А потом они подрастут – и...

Психологи, социологи размышляют:

«Где причина детской и подростковой агрессии?»

Дата добавления: 2015-08-02