Глава 17. Возвращаясь домой после несостоявшегося суда, я сошел с поезда в городе

Июнь 2007г.

Возвращаясь домой после несостоявшегося суда, я сошел с поезда в городе, где жила учительница, и не устоял против желания ее навестить. Как и следовало ожидать, возобновились ее приезды ко мне на выходные, с окончанием учебного года эти визиты стали более продолжительными, часто к выходным добавлялись и рабочие дни, так как в школе теперь лишь имитировались работа – впрочем, в излишнем усердии моего педагога нельзя было упрекнуть и во время учебного года.

Отношения у нас стали более сдержанными, я уже не выворачивал перед ней всю душу, тщательно обдумывал, о чем стоит рассказывать, а что лучше держать при себе. С ее стороны в этом отношении ничего не изменилось, так как чрезмерной откровенностью она никогда не грешила, однако участились внезапные вспышки гнева, на мой взгляд, совершенно немотивированные, она могла вцепиться мертвой хваткой в самую незначительную мою фразу, тщательно ее развить по одной ей ведомой логике и устроить яростную сцену со слезами и обвинениями черт знает в чем; мне оставалось лишь удивленно выслушивать бредовую галиматью и называть ее в ответ «псих-самовзод».

В этот раз она приехала одна, оставив сына на попечение подруги, снова принялась баловать меня кулинарными изысками, отдавая предпочтение рыбным блюдам как более полезным для ливера, который в наши дни требует к себе особого внимания.

После сытного и вкусного обеда мы повалялись часок в постели, что при наличии такой сверхактивной партнерши никак нельзя было назвать послеобеденным отдыхом, и теперь пили чай в столовой, разговор вновь вернулся к моим непрекращающимся проблемам.

- Сколько же будет тянуться эта твоя судебная тяжба? – с тоской в голосе спросила училка.

Я ответил не сразу:

- Не хотел тебе говорить… В общем, все закончилось, вчера я получил решение суда.

- Вот как? И что же решили? – вскинулась собеседница.

- Ничего хорошего. В иске мне отказали, дети остаются с этой тварью. Да, собственно говоря, после беседы с судьей я ничего другого и не ожидал. Удивило меня только то, что по решению суда я должен еще и оплатить услуги ее адвокатов, этот нюанс в моей головенке никак не укладывается. Хорошо еще, что она не наняла Резника или Падву, а то бы совсем без штанов оставили.

Подруга погрузилась в одной ей ведомые размышления, потом спросила:

- И что ты теперь собираешься делать? Можно ведь подать кассационную жалобу, или как там называется?

- Можно, конечно. Только что я напишу в этой жалобе? Что я, бомж, не имеющий ни жилья, ни прописки, прошу отдать мне детей? Вряд ли наш гуманный суд способен оценить столь изощренный юмор.

Училка презрительно скривила губы:

- Значит, сдаешься. Слабоват ты оказался, мужичонка. Все вы только хорохоритесь, строите из себя хозяев жизни, а как доходит до дела – ни к чему вы непригодны.

Я смотрел на нее с интересом, забавляясь ее торжеством, потом нехотя заговорил:

- Знаешь, на востоке утверждают, что поверженного льва способна пнуть и ослица. Ты бы лучше посоветовала, что можно сделать, если видишь выход. Я, кажется, перебрал уже все варианты – и не вижу ни единого шанса.

Подруга немного успокоилась, приняла учительски-деловитый вид:

- Надо срочно оформлять документы на дом и получать прописку. Ты ходил к этой своей алкоголичке?

- Да я уже башмаки стоптал, за ней ходивши. В апреле вышла из запоя, недели две приходила в себя, я уж обрадовался, собрался везти ее оформлять наследство – а она снова запила и исчезла из виду.

- А найти ее не пробовал?

- Пробовал, и даже однажды нашел в одном притоне, да что толку? С бабой и с трезвой-то нельзя ни о чем договориться, а уж с пьяной…

Училка снова начала распаляться, в глазах засверкали яростные огоньки:

- Ну, конечно, опять тебе бабы виноваты. Ты на себя посмотри, чего ты добился в жизни со всем твоим умом и московским образованием? Денег у тебя нет, жилья нет, прописки нет, дети тебя бросили…

- Ну, жилье у меня пока что есть.

- Да твоя бывшая жена тебя в любой момент отсюда может вышвырнуть на улицу, она-то здесь прописана, а ты – бомж! Да ты вообще никто, пустое место! Ты вот все время говоришь, что она дура, а как эта дура сумела все просчитать, продумать каждый шаг, и в результате – кинула тебя по полной программе, у нее теперь все, а у тебя – ничего. Так кто остался в дураках? И ты еще будешь говорить, что бабы дуры? Да вам до женского ума, как до Пекина раком!

На лице училки сияла торжествующая улыбка, она откровенно гордилась своей принадлежностью к лучшей половине человечества. Если до этого момента я лишь смутно догадывался о низменных чертах ее натуры, то сейчас она раскрылась во всей красе. Слова ее нисколько меня не задевали, мне она уже была безразлична, и вопрос мой прозвучал спокойно:

- Значит, по-твоему, это и есть ум?

- А что же еще? – откровенно удивилась училка. Я смотрел на нее и грустно думал, чему могут научиться дети у такого педагога. Стоит ли пытаться что-то ей объяснять?

- Видишь ли, золотко, чтобы кинуть нормального честного человека, не надо никакого ума, достаточно желания да подлости и низости в необходимом количестве. Человек ведь ни о чем не подозревает, ты не объявляешь ему: «Иду на вы», а проделываешь свои комбинации тихой сапой. Много ли надо ума, чтобы огреть из-за угла дубинкой мирно идущего человека?

Собеседница стерла с лица победную улыбку, но напора не убавила:

- Ты сам виноват во всех своих неприятностях. Ведь ты же, как истинный лох, просто провоцируешь на то, чтобы тебя кинули, и надо быть лохом, чтобы не воспользоваться такой удобной возможностью.

Я не смог удержаться от смеха:

- Это ты хорошо сказала! Значит, незащищенная спина – это для вас уже провокация, и дубинка поднимается сама собой. Превосходно! Ладно, давай теперь серьезно. Сейчас я окончательно понял, что у нас тобой нет и не может быть ничего общего, и наши отношения нужно прекратить. Думаю, ты и сама это понимаешь.

Взгляд подруги стал растерянным, она лишь сдавленно произнесла:

- Почему?

- Ты слишком напоминаешь мне мою бывшую жену.

Чтобы избежать душераздирающих сцен, отработанных до тонкости многолетними тренировками, я оделся и отправился в магазин за пивом, уж оно-то не обманет и не кинет.

Вечер прошел на удивление спокойно, подруга, судя по всему, осознала неизбежность окончательного разрыва и ко мне больше не цеплялась, развалилась на постели и с чрезмерным вниманием смотрела на кривляющихся с телеэкрана комиков. Меня такой расклад вполне устраивал, расположившись в столовой, я слушал «Маяк» и добросовестно накачивался пивом, когда же почувствовал, что достиг предела своих возможностей – удалился в детскую комнату и заснул в блаженном одиночестве.

Наступившее утро оказалось не столь безмятежным. Я уже допивал третью кружку чая, когда появилась подруга, уже в полной экипировке и боевой раскраске, на лице – твердая решимость, слегка подпорченная злостью в глазах. Она сразу начала заранее заготовленный монолог:

- Я уезжаю, больше ты меня не увидишь, но на прощанье хочу сказать тебе несколько слов. Ты все кичишься своим умом и честностью, а посмотри, на кого ты похож! Как ты одеваешься! Штаны с пузырями на коленях, ботинки дырявые, куртка с короткими рукавами. Да бомж выглядит приличней тебя! Помнишь, как тебя в магазине стали обыскивать охранники, приняв за воришку? Ничего удивительного! Ты же совсем опустился…

Добрых полчаса я выслушивал «несколько слов» училки, узнав за это время, что дом мой – халупа, мебели приличной нет, машина – развалюха, а сам я – старая развалина, годная лишь на свалку. Она вытаскивала на свет все мельчайшие подробности, припомнила дословно мои откровенные рассказы о своей жизни, использовала любую возможность, чтобы задеть меня побольнее. Мне же было совершенно безразлично, я пил чай, слушал ее монолог и старался не рассмеяться. У баб существует болезненная потребность оставить за собой последнее слово, к чему лишать ее этой маленькой радости.

На протяжении всей обличительной речи она стояла передо мной с гордо выпрямленной спиной, высоко подняв подбородок, отчего на шее обозначились дряблые складки – предвестники старости, вызвавшие во мне непрошенную жалость. В сущности, подумалось мне, женщина – всего лишь жалкое несчастно существо, не имеющее твердых устоев, приноравливающееся к обстоятельствам, использующее любые средства, чтобы выжить в этом сумасшедшем мире, и чтобы «все было как у людей».

Училка наконец закончила выступление трагическим «Прощай навсегда!», взяла свою объемистую сумку и шагнула за порог, я бросил ей вдогонку «Счастливо!» и облегченно вздохнул. Чай в кружке закончился, я вышел на кухню, включил чайник и заметил, что из двух купленных накануне пачек чая одна исчезла. Понятно, взяла как сувенир на память. После беглого осмотра кухни выяснилось, что вместе с пачкой чая исчезли два куска мыла, тюбик зубной пасты, баночка витаминов и тапочки, подруга благородно прихватила лишь то, что у меня было в двух экземплярах, последнее не забирала. Заглянув в портмоне, я выяснил, что там стало на одну тысячную купюру меньше – и на том спасибо, могло быть хуже.

Часа через два, решив позвонить знакомым, я обнаружил, что телефон не работает. Сразу поняв, чьих рук это дело, я осмотрел провода и нашел место, где они были перерезаны ножом. «Видимо, еще не все ее козни проявились», думал я, скручивая провода. Телефон заработал, я открыл записную книжку – и тут по-настоящему расстроился. Все телефонные номера и адреса были густо зачерканы авторучкой, прочитать что-либо не представлялось возможным, а запоминать номера я никогда не пытался, так как звонил довольно редко; вымарав телефонные номера, она оборвала для меня последние связи.

Ну, что ж, поделом мне, впуская в свою жизнь бабу, следует быть готовым к ее мелочной подлой мстительности, утешала лишь мысль, что теперь все это закончено и новые крысиные укусы мне не грозят.

На улице вовсю сияло солнце, погода прекрасная, и я решил отметить свое освобождение поездкой на реку, побросал в пакет полотенце, плавки, завел «Москвича» и постарался отогнать мрачные мысли, следя за дорогой. Однако настроиться на благодушный лад никак не удавалось, сознание снова и снова возвращало меня к безвыходной ситуации, в которой я оказался. Итог почти полувековой жизни представился более чем плачевным, по выражению одного литературного персонажа, «жизнь промчалась мимо, обдав грязью».

Я вставил в магнитофон кассету Высоцкого, надеясь отвлечься, но Владимир Семенович, как нарочно, пел словно обо мне.

Рвусь из сил, из всех сухожилий

Но сегодня – опять, как вчера, -

Обложили меня. Обложили!

Гонят весело на номера!

Перед глазами довольно живо предстала картина охоты, за ближайшей вековой елью притаились жена с сыном, старательно целясь в меня из кривой двустволки; следователь с перебитым носом маячил чуть поодаль, сжимая в руках два нагана и изготовясь к стрельбе «по-македонски»; судейша с прокуроршей прятались за соседними деревьями, довольно профессионально передергивая затворы карабинов; «специалист II класса» мощной тушей выглядывала из-за кочки, изготовясь для стрельбы лежа. Фемида с белесыми бельмами на глазах старательно трубила в рог, руководя охотой, азартно размахивая весами, чтобы указать загонщицам направление. Свора пьяных милиционеров в расхристанной парадной форме служила загонщиками, они с дикими матерными криками ломились через кусты, бесшабашно стреляя в воздух из табельного оружия. В качестве флажков использовались развешенные на деревьях страницы кодексов, которые Фемида предварительно обмакивала в кровь своих невинных жертв. Действия охотников отличались слаженностью и точностью, профессионалы занимались привычным делом, и намеченная жертва шансов на спасение не имела.

Я из повиновения вышел!

За флажки – жажда жизни сильней!

Только сзади я радостно слышал

Удивленные крики людей –

пел Владимир Семенович, и я вдруг подумал: действительно, какого черта я пытаюсь играть по их правилам? Ведь эти правила они установили специально для меня, сами же действуют без всяких правил и всегда оказываются в выигрыше. Пора уже понять, что это не «отдельные кое-где имеющие место недостатки», это система, которой нет дела до людей, для нее существует лишь незыблемая мертвая буква. В конце концов, неважно, будешь ты следовать их правилам или нет, система тебя раздавит в любом случае, но вырваться за флажки стоит хотя бы ради того, чтобы плюнуть в эти свиные самодовольные рыла, олицетворяющие закон и порядок.

Резко затормозив, я остановил «Москвич» у обочины и прислушался к себе. Смогу ли я это сделать, хватит ли решимости? Ненависть, утихшая за последнее время, накатила тяжелой волной, овладела всем телом, заставив мышцы судорожно сжаться, пальцы на руке побелели от напряжения, и я понял – смогу. Круто развернув машину, я погнал ее домой, не обращая внимания на ухабы.

Дата добавления: 2015-08-10