|
Декабрь 2006г.
Окурок описал крутую дугу и злобно зашипел в грязной луже, я его уже не слушал, входя в здание суда. Вестибюлю больше подходило название «предбанник», и публика его заполняла весьма разношерстная, большей частью отмеченная недельного возраста растительностью на лице и разной степенью травмированности конечностей, обмотанных не первой свежести бинтами. Ясно, суточники. Среди них выделялась какая-то бабка, сидевшая в углу в окружении четырех объемистых сумок с домашним скарбом, как и зачем она их сюда притащила – загадка.
Разгадывать загадки у меня не было настроения, на душе муторно и нервы расшалились, я прислонился к стене и постарался принять равнодушный вид. Моя бывшая благоверная в это время оживленно щебетала со своей спутницей, пристроившись у противоположной стены, я невольно восхитился ее самообладанием. Пожалуй, и на моей физиономии нельзя было ничего прочитать, но вот так беззаботно щебетать я, конечно, не смог бы.
Суточников по одному вызывали в зал заседаний, судья, по-видимому, не утруждал себя излишним проникновением в детали дел, через пару минут осужденный возвращались назад, весело хвастаясь размерами штрафов и сроками лишения водительских прав. Прикинув количество административных правонарушителей – процедура затянется – я вышел на крыльцо и снова достал «Приму». «Ручонки трясутся, нервы стали ни к черту», - отметил машинально, прикуривая, сильно затянулся, пытаясь отогнать воспоминания.
Ноябрь 1998г.
Снега в тот год навалило в изоблии, уже к середине ноября в лесу его было выше колена, нагрянувшая оттепель еще сильней осложнила работу. К концу рабочего дня мы все были мокрыми до нитки, но заготовили больше сотни кубометров леса, штабель рос на глазах.
- А ведь могем еще, мужики! – сверкнул золотым зубом Петруха, брезгливо стаскивая с рук мокрые рукавицы.
- Ишшо куды могем, - буркнул я, выросший штабель радовал глаз, зарплата должна быть приличной, однако смутное беспокойство мучило весь день и не хотело уходить.
Домой возвращались молча, усталость, незаметная во время работы, наваливается к концу дня, каждая кость норовит напомнить о своем существовании ноющей болью, а мокрая одежда липнет к телу, стесняет движения и натирает кожу в самых неприятных местах. Сумерки сменились полной темнотой, заморосил мелкий дождь пополам со снегом.
- Ну, ладно, пока, - махнул рукой Петруха и скрылся в своем дворе.
- Пока, - я поправил на плече рюкзак и одиноко побрел домой, чувство голода соперничало с усталостью уже на равных. «Сейчас поужинаю – и на печку», - от этой мысли ноги сами ускоряли шаг.
Света в окнах не было. «Что за черт, куда они подевались?» - вновь зашевелилось беспокойство. Дверь оказалась заперта, ключ висел на гвозде в обычном месте, я открыл дверь и вошел в дом. Внутри было не намного теплее, чем на улице, печь нетоплена. На вешалках нет верхней одежды жены и детей, на полках в шкафу тряпья тоже заметно поубавилось.
«Уехала, стерва», - это понимание навалилось вдруг на плечи непосильной тяжестью, я опустился на табурет, сбросил с плеча рюкзак. В голове возникла тупая ноющая боль, по всему телу волнами прокатывалась мелкая дрожь, и унять ее не было никакой возможности.
«А я не верил старым классикам, когда они писали про нервную лихорадку», - подумалось как-то отстраненно.
Со двора донеслось голодное мычанье коровы. Сидеть некогда, уже седьмой час. Первое дело – затопить печь. Я быстро переоделся в сухое, развесил вокруг печи мокрую одежду, принес дров и растопил плиту, поставил вариться комбикорм для свиней. Теперь – подоить и накормить корову, потом – овцы, свиньи, собака, куры. Между делом заглянул в портмоне – так и есть, не оставила ни копейки. Стараясь не обращать внимания на разламывающую головную боль и лихорадочную дрожь, я принес еще охапку дров и принялся за работу.
Декабрь 2006г.
Второй окурок аккуратно приземлился рядом с первым. В вестибюле стало заметно просторнее, благоверная по-прежнему заливисто тараторила о чем-то своем, лишь изредка позволяя своей собеседнице, бывшей, скорее, слушательницей, вставлять короткие реплики. Собеседницей была моя двоюродная тетка, сестра матери, знавшая меня с раннего детства, теперь же считающая садистом, извергом, алкоголиком с поехавшей крышей. Что это, глупость или женская солидарность? Впрочем, моя лапочка способна запудрить мозги даже тем, у кого они есть.
Наконец очередь дошла и до нас, секретарь пригласила в зал заседаний и быстро записала анкетные данные.
- Встать, суд идет!
Судья, упитанный круглолицый шатен лет тридцати пяти, скучным голосом зачитывал исковое заявление.
- Рассматривается дело о взыскании алиментов на содержание троих несовершеннолетних детей…
Чтение не заняло много времени, судья поднял взгляд от бумаг:
- Истица, Вы поддерживаете свое требование?
- Да, конечно, поддерживаю, как я могу не поддерживать, у меня трое детей, - затараторила мое солнышко, - мне их надо кормить, одевать…
- Достаточно, - оборвал судья. – Ответчик, Вы признаете требования истицы?
- Нет, не признаю.
- Так, понятно. Приступаем прениям сторон. Истица, что Вы имеете изложить по существу дела?
Ну, сейчас зальется соловьем, попала в свою стихию. И уши не заткнешь, придется еще раз выслушать, каким негодяем и подонком я являюсь. Что ж, лишний раз услышать о себе правду никому не вредно, буду мотать на ус.
И мое золотце не обманула ожиданий. Начав с того, что я принадлежу к категории хронических алиментщиков, долгое время выплачивал алименты первой жене, отрывая при этом последние крохи у ее, золотца, детей, она плавно перешла к характеристике моего морального облика. Перед изумленным судом предстала красочная картина полной нравственной деградации, был тут и хронический алкоголизм, и зверские издевательства над женой и детьми, и их полуголодное существование, так как я отбирал у нее – инвалидки – жалкую мизерную пенсию и не давал ни копейки. Я слушал и поражался, как еще земля не разверзлась под моими ногами, господнему долготерпению должен быть предел, и я этот предел, кажется, давно перешагнул. Судья и секретарь смотрели на меня с откровенным отвращением, и я их вполне понимал, я и сам себе становился все более отвратителен.
Моя лапушка тем временем перешла к описанию нищенского существования несчастной семьи, вынужденной бежать от изверга-отца и укрываться под крылом бабушки, не получая от «кормильца» - в это слово она мастерски вложила убийственно-едкий сарказм – никакой материальной поддержки. Перед моим затуманенным взором предстали три пары тонких детских ручонок, молящих о куске хлеба, судья с секретарем, должно быть, видели ту же картину.
После такой филиппики в исходе судебного заседания мог сомневаться лишь полный олигофрен. Моя радость с самодовольным видом оглядела слушателей, поправила идеальную прическу. Новенькая дубленка с оторочкой из меха песца, модные светлые брючки с какими-то узорами, новые меховые сапожки, - все это, пожалуй, несколько снижало эффект от ее выступления, но тоже было вполне объяснимо: женщина есть женщина, она и в нищете постарается выглядеть достойно.
В голосе судьи ощущалась плохо скрытая неприязнь:
- Ответчик, у вас есть вопросы к истице?
- Нет, Ваша честь, какие вопросы…
- Имеете что-то изложить по существу дела?
- Да, Ваша честь. В первую очередь, хочу отметить, что речь истицы от начала до конца лжива, некоторые элементы правды лишь усиливают ее лживость. Даже в исковом заявлении она не удержалась от лжи, написав, что брак между нами не был расторгнут. В действительности наш брак расторгнут еще в 1998 году. Тогда она тайком от меня собрав вещи, взяла детей и уехала к своей матери, оставив меня без копейки денег, но с полным хлевом домашнего скота. Тогда у меня был сильнейший стресс, неделю держалась высокая температура, сильные головные боли, слабость, но потом оправился, даже на работе ни дня не пропустил. После этого был развод, а еще через месяц эта… милая женщина вернулась назад, и я ее опять впустил в дом, и терпел в доме только ради детей.
- Кто подавал заявление на развод?
- Она.
- Вы получали копию решения суда?
- Да, но она давно затерялась. В деле есть выписка из решения суда.
Судья начал рыться в своих бумагах, найдя нужную, внимательно ее прочитал. Когда он вновь поднял глаза, в них читалась некоторая озадаченность.
- Решением суда от 2.XII.98г. с ответчика в пользу истицы должны были взыскиваться алименты в размере ½ части заработка. Истица, Вы получали решение суда?
- Нет, никакого решения я не получала, мы продолжали жить совместно и брак не был расторгнут.
- А алименты Вы получали?
- Получала несколько месяцев, но потом я от них отказалась. Он все деньги держал при себе, мы с детьми не видели ни копейки, жили впроголодь…
- Прошу только отвечать на вопросы, - судью, видимо, начали уже утомлять эти потоки красноречия. Он задумчиво повертел в руках бумажку:
- Вот здесь ясно сказано, что брак был расторгнут. Вы знали об этом?
- Нет, он мне никогда об этом не говорил, мы продолжали проживать совместно, значит, брак был не до конца расторгнут, мы жили одной семьей…
- Достаточно. Ответчик, имеете что-нибудь добавить?
- Да, Ваша честь. Я хочу отметить, что в словах истицы не просматривается логики. Она не видела ни копейки – и вдруг отказывается от алиментов. Все семейные деньги у нас всегда лежали открыто, в портмоне на книжной полке, туда я ложил все заработанные деньги. Она же нигде не работала, но регулярно воровала из портмоне по 2-3 тысячи. Кроме того, когда стала получать пенсию, утаивала из нее каждый месяц от 500 до 1 тыс. рублей, создавала таким образом личные сбережения. Я всю жизнь работаю, но никаких личных сбережений у меня нет, все шло в семейный бюджет.
Что касается расторжения брака, она отлично об этом знала. И брак, на мой взгляд, не может быть расторгнут не до конца, это как беременность, или есть – или нет. И, наконец, главное. В настоящее время я подаю исковое заявление о лишении моей бывшей жены родительских прав, в деле есть копия моего заявления. На этом основании прошу отложить решение о взыскании алиментов до решения суда о лишении родительских прав.
Судья вновь начал перебирать бумаги, пробежал глазами заявление и скучным голосом произнес:
- Ваше исковое заявление не зарегистрировано в суде и, таким образом, не может служить основанием для перенесения рассмотрения данного дела на более поздний срок.
Я понял, что первый раунд проигран. Впрочем, особой надежды на победу у меня и не было. Парадокс: все говорят о том, что женщины лживы, и в то же время суды почему-то верят женщине больше, чем мужчине.
Судья уже нудно перечислял подшитые к делу бумажки, потом дал заключительное слово истице. Та уже начала выдавать очередную порцию словесной диареи, но судья нетерпеливо прервал:
- Поддерживаете ли Вы свои требования?
На лице моей рыбки сквозь обильную косметику проступило недоумение, затем напряженная работа мысли. Наконец, она поняла, о чем ее спрашивают, и вновь обрела уверенность:
- Да, конечно, поддерживаю.
После этого мне пришлось еще раз повторить, что требований истицы я не признаю, и суд удалился в совещательную комнату, мы же вышли в вестибюль ожидать решения. Ждать пришлось недолго, через пять минут нас вновь пригласили в зал заседаний.
Судья монотонно зачитал решение суда, согласно которому с ответчика, то есть с меня, должны взыскиваться алименты в размере ½ заработка и госпошлина в размере 100 рублей. Решение может быть обжаловано в районном суде в десятидневный срок.
Услышав решение, моя ласточка засияла счастливой улыбкой и затараторила:
- Ну, вот, правда все-таки восторжествовала, для этого и существует суд, в суде всегда должна торжествовать правда…
От столь бурных изъявлений чувств судья брезгливо скривился и поспешил закрыть заседание, выпроводив нас на улицу. Моя ласточка тут же принялась взахлеб пересказывать поджидавшей ее спутнице подробности процесса, я закурил и под моросящим дождем направился к своему потрепанному «москвичонку». Старичок послушно заурчал двигателем, давая ему прогреться, я обдумывал дальнейшие действия. Моя кошечка возрадовалась рановато, еще не вечер, впереди, как минимум, три раунда, и каждый из них будет доставлять ей все меньше радости, и под конец, надеюсь, польются горючие слезы, хоть и крокодильи.
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 13 | | | Глава 15 |