Глава 5. Назавтра, едва я вернулся с работы, жена с сыном молча собрались и ушли

21 июня 2006 года

Назавтра, едва я вернулся с работы, жена с сыном молча собрались и ушли, судя по экипировке, подались в райцентр, не иначе, в милицию. Ну-ну, помогай вам бог. Я выпил кружку чаю и завалился спать. Проснулся около полудня от девичьих голосов, опять что-то не поделили, шельмы! Я встал, прошёл на кухню. Дочери варили суп и не могли достигнуть консенсуса в вопросе «какую сыпать крупу», младшая настаивала на рисе, в то время как старшая была убеждена в преимуществах гречки. Приняв соломоново решение, я высыпал в кастрюлю полпачки вермишели, чем сразу примирил враждующие стороны.

Вскоре суп был готов, мы с девочками пообедали и отправились строить беседку. Работать с дочерьми было сущим удовольствием, они на лету ухватывали, что от них требуется, усвоив плотницкую терминологию, со знанием дела, растолковывали друг другу, что такое шип, паз, пояс, а отобрать у них уровень просто не было никакой возможности. Дело спорилось, мы уже начали прилаживать стропила, когда к дому подъехала милицейская «Нива», из неё вышел участковый и направился к нам, минуя рвущуюся с цепи собаку.

- Надо ехать к дознавателю,- как-то смущённо проговорил капитан, подойдя к нам. Неужто начал сомневаться, что правильно усадил меня на нары? Плохо дело, сомневающийся мент – это уже и не мент вовсе, а какой-то Спиноза в «канарейке».

- Что ж, надо так надо,- я отложил инструмент. – Девки, приберите здесь всё, ничего не теряйте.

Я направился к дому:

- Сейчас переоденусь. Да, ты же меня назад не привезёшь?

- Нет, не привезу. Налогоплательщик не поймёт, если я стану заниматься извозом,- усмехнулся участковый, - Ну, он для того и существует, чтобы ничего не понимать. Давай тогда я поеду на своей, а то потом назад не доберёшься.

- Лады. Я поехал, а ты подъезжай следом,- капитан зашагал к своей «Ниве».

-Пап, а меня возьмёшь?- тут же заканючила младшая дочка, старшая застыла в ожидании ответа. Я секунду подумал.

- Убирайте инструмент, потом пять минут на сборы - и в машину. Дверь не забудьте закрыть на замок.

Переодевшись за пару минут, я завёл «Москвича», выгнал его из гаража, дочери уже забрались в машину. Младшая по-хозяйски заняла переднее сиденье и ковырялась в кассетах, выбирая свою любимую бардовскую. Едва я тронулся с места, как из магнитофона понеслись звуки гитар; слова девчонки знали наизусть и старательно подпевали:

Нам дела нет до бабы бестолковой

Пусть к ней гуляет Вася-участковый

Пусть Вася вместе с ней не одобряет

Когда собачка травку удобряет.

Дорога до райцентра пролетела незаметно. Подъехав к отделению милиции, я оставил дочек в машине, а сам пошёл искать участкового. Тот провёл меня в кабинет дознавателя, оказавшегося высокой бледноватой блондинкой лет тридцати, судя по виду, не хватающей звёзд с неба, но старательной, уж эта, если возьмётся, доведёт дело до суда.

Усадив меня на стул, дознавательница начала задавать вопросы: как я ударил сына, сколько раз ударил, что при этом говорил? Я добросовестно отвечал, она записывала мои ответы, и картина преступления вырисовывалась довольно неприглядная: без всякой причины набросился на сына, избил его, отобрал и сжёг телефон – просто изверг и самодур с неадекватными реакциями. Сын в своём заявлении написал, что я бил его головой о стену, душил, неоднократно избивал и раньше, и он просит изолировать отца от семьи, которая постоянно живёт в страхе. Павлик Морозов хренов! Что же за подонка я вырастил на свою голову?

- Это всё ложь,- только и смог ответить дознавательнице.

- против Вас говорят показания жены и сына, обвинения достаточно серьёзные, чем Вы можете их опровергнуть?

Я лишь понурил голову. Действительно, чем? Двое в один голос меня обвиняют, а я один, к тому же преступник – ясно, к чьим словам стоит прислушиваться.

Старательная дознавательница закончила писать протокол допроса, я просмотрел её записи и расписался.

- Могу быть свободен?

- Пока можете. Я Вас ещё вызову через несколько дней.

Подойдя к машине, я отправил дочерей за мороженым, сам сел за руль и погрузился в мрачные думы, пытаясь вспомнить, когда же произошёл окончательный разрыв в моей семье. Да, видимо это случилось после моей поездки в санаторий...

Март 2006 года.

Снег сверкал на солнце самыми невообразимыми цветами, слепил глаза, а голубизна неба заставила бы позеленеть от зависти Борю Моисеева. Я возвращался из отпуска, две недели провёл в санатории, подлечил суставы, отдохнул и чувствовал себя прекрасно. Попутный «Жигулёнок» довёз до самого дома, я расплатился с водителем, закинул на плечо сумку и направился к калитке. Во дворе, вроде бы, всё в порядке, дом на месте, однако настроение по мере приближения к крыльцу резко ухудшалось. Опять будет вечно недовольное косое рыло жены, блудливый взгляд и кривые усмешки сына, атмосфера неприязни. Может быть, действительно, бросить всё и уехать, куда глаза глядят? Много раз мне приходила эта мысль, всё более заманчивая, но всегда останавливали дочери. Как я могу их бросить, оставить этой твари, которой, я знаю, нет до них никакого дела, она всегда думала только о себе? Не могу. И оградить их от её влияния тоже не могу, пацана уже окончательно изуродовала. А что будет с девчонками? Неужели и они превратятся в её подобие, и я ничем не смогу помешать? Давно известно, дурное воспринимается значительно легче, чем хорошее, оно не требует никаких усилий, добро же всегда сопряжено с затратой духовных и физических сил, с отказом от удовольствий, борьбой со своими пороками. Пока эта тварь в доме, шансы на воспитание дочерей сводятся к минимуму, если не к нулю. И всё равно бросить их – выше моих сил, придётся мучиться дальше.

С этими невесёлыми мыслями я вошёл в дом. Девчонки бросились ко мне, начались шумные расспросы, их весёлые лица заставили меня на время забыть о грустном. Я раздал дочкам сувениры, они ревниво начали сравнивать, у кого лучше, не обошлось без перепалки – хоть и маленькие, а уже бабьи манеры, они, видимо, с этим рождаются.

Сын лежал на кровати в своей комнате, заходить нему я не стал, всякое общение между нами прекратилось уже давно. Жена по случаю моего приезда нацепила на физиономию слащавую улыбку, без интереса задавала какие-то дежурные вопросы, лишь подчёркивающие полное отчуждение.

- Папа, а мы фотографии получили,- младшая дочь принесла пачку снимков.- Показать?

- Конечно, показывай,- я привлёк её к себе, и мы начали рассматривать фото, сделанные месяц назад. Мы перебирали снимки, дочери наперебой хвастались, как они хорошо получились, и действительно, фотографии вышли на редкость удачно, разряженные девочки выглядели принцессами, я даже почувствовал некоторую гордость. Однако следующий снимок сразу сбил эйфорию. Господи, а это что такое? Неужели это мой сын?

Со снимка на меня глядел законченный подонок. Сын был сфотографирован в парадном костюме, в полный рост, плечи неестественно сверх нормы отведены назад, голова задрана вверх, так что от носа остались лишь ноздри. Но особенно поражали глаза, превратившиеся в узкие щёлочки, их презрительный прищур ясно говорил: «Вертел я вас всех...» Пожалуй, уже полгода я не видел его глаз, и вот, наконец, сподобился.

- Ах, какой красавец,- жена, оказывается, через моё плечо тоже рассматривала фото. – Совсем взрослый, настоящий мужик.

Я недоумённо оглянулся. Нет, кажется, не притворяется. Впрочем, по ней не всегда и поймёшь.

- Это не мужик, это законченное дерьмо,- с расстановкой произнёс я.

Жена возмущённо фыркнула, вырвала у меня фото и ушла в зал, но вскоре вернулась. На лице уже наигранное умиротворение, напевает популярную песенку: «Я знаю, что скоро тебя потеряю». То ли больше ничего не запомнила, то ли умышленно непрестанно повторяла лишь эту строчку, впрочем, бросаемые при этом в мою сторону злорадные взгляды не оставляли сомнений. Да, баба, похоже, почувствовала себя совершенно самостоятельной, непонятно лишь, на чём эта самостоятельность основана. Я постарался сделать вид, что не понимаю её вокальных упражнений.

- Сколько у тебя осталось денег? На мой вопрос жена с готовностью полезла в сумочку, достала кошелёк и высыпала содержимое его на стол. Я посчитал – восемьсот рублей с мелочью. Неплохо покутила.

- Я ведь тебе оставлял четырнадцать тысяч. Где остальные?

Её физиономия после некоторых метаморфоз приняла выражение оскорблённой добродетели:

- Мне детей надо было кормить! Это ты там катаешься по санаториям, а дети есть хотят...

В таком духе она могла бы испражняться долго, но я перебил:

- Ты их чёрной икрой кормила? Девки, вы ели чёрную икру?

Дочки, ничего не ответив, ушли в свою комнату, жена с непроницаемым видом уставилась в стенку, теперь уж из неё слова не вытянешь. Некоторое время я молча смотрел на неё, сдерживая раздражение, потом чертыхнулся и ушёл в зал, погрузившись в свои невесёлые размышления. Зарплаты не будет в этом месяце, я ведь был в отпуске, придётся на эти восемьсот рублей как-то жить полтора месяца. Хорошо, что у меня осталось от поездки две тысячи, но этого всё равно не хватит. Теперь мне было ясно, откуда у неё такая самоуверенность. Уже не первый раз из портмоне пропадали деньги, но только сейчас я понял, что она таким способом готовит себе материальную базу, вернее, уже приготовила, судя по её поведению. Сколько она могла наворовать? Наверное, тысяч пятнадцать. Ещё пятнадцать лежат у нас на сберкнижке, книжка на её имя, так что уже получается тридцать. Все последние годы она утаивала от меня какую-то часть своей пенсии, трудно сказать – сколько, но в сумме могло набраться ещё тысяч двадцать-тридцать. Что ж, база солидная, пожалуй, полгода она сможет прожить в автономном режиме, при экономии – даже год, а дальше - то на что она рассчитывает? Нет, определённо баба сошла с ума.

Дата добавления: 2015-08-10