Что такое медитация

При рассмотрении достаточно обширной литературы по медитации выясняется, что описать эту технику можно самыми разными способами. Вот несколько определений, которые встре­тились мне при написании данного эссе.

«Медитация — это метод, с помощью которого человек все глубже и глубже сосредоточивается на все меньшем и меньшем. Цель заключается в полном опустошении мысли, которая оста­ется при этом, как ни парадоксально, бодрствующей» (1).

«Концепция медитации относится к набору техник, которые являются продуктом психологии другого типа, нацеленной скорее

на личностные, а не интеллектуальные знания. Как таковые, эти упражнения направлены на изменение в сознании, переключение его с активного, ориентированного вовне, линейного режима на рецептивный, статический режим и, как правило, переход сосре­доточения внимания с внешнего фокуса на внутренний» (2).

«Медитация — это процедура, позволяющая исследовать про­цесс собственного сознания и восприятия и открыть более фундаментальные, основные качества существования в качестве внутренней реальности» (3).

«Медитация... это намеренное "выключение" внешних сти­мулов, которые подготавливают нервную систему для боя или для бегства, и прислушивание к подсознательным стимулам, которые до этого были сведены к минимуму процессом индивидуального селективного сознания» (4).

«По сути медитация может быть описана как любая дисципли­на, направленная на усиление сознательного наблюдения посред­ством сознательного направления внимания» (5).

Из приведенных выше определений очевидно, что медита­ция — сложный феномен, который можно рассматривать под различными углами. Каждое определение раскрывает какието моменты и затемняет другие. В конечном счете, медитация пред­стает в качестве трудного для понимания, даже таинственного процесса.

Если возможно осмысленно рассуждать о медитации подобно тому, как мы рассуждаем о любви или самой жизни, то все же приходится медитировать, жить и любить, чтобы понастоящему понять, что же это такое. В данном случае я буду говорить о меди­тации, основываясь, вопервых, на священной литературе индуиз­ма, а вовторых, на собственном опыте. В частности, я обращусь к «Ригведе», некоторым упанишадам, «Бхагавадгите», «Йогасутре» и некоторым рукописям хатхайоги.

Начнем с приемов медитации, описанных в древних Ведах более трех тысяч лет назад. Как показала британская исследова­тельница вед Дженин Миллер, барды (риши), которые составили ведические гимны, были не просто вдохновенными поэтами, но и пророками. Они утверждали, что видели гимны (6), а затем лишь воспели то, что открылось им в видениях. Таким образом, ве­дические гимны были преимущественно хвалебными песнями, звучавшими при различных ритуалах.

*&>< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ:$&>'

Видения пророковбардов назывались дхи. Это слово имеет тот же корень, что и дхиана — самый употребительный санскрит­ский термин, обозначающий медитацию.

Риши условно называли свою медитативную деятельность словом брахман, произведенным от корня глагола брих (расти, расширяться). В древнем ведическом смысле брахман — магичес­кий акт «вытягивания, вызывания» священной силы души. Это, как пояснила Миллер, повторение самого космического процесса. Пророческий брахман психологически дублирует генезис Все­ленной, возникающей из трансцендентальной Реальности, кото­рая есть ни бытие, ни небытие.

В медитативном состоянии происходят красочные видения (дхи). Посредством брахмана, всегда «богоданного» (девадатта), происходит проявление «Солнца». Иными словами, медитация являет блистательный свет трансцендентальной Реальности, из­лучающей свет Сверхсознания, которое позже назвали чит. Ве­дические пророки знали, что сияние звезд и сверкание, которое следует найти в сердце,— две стороны одного принципа. Миллер различает три типа брахманамедитации: 1) мантрическая меди­тация, или погружение сознания в звук и через звук (мантра),

2) визуальная медитация, или генерирование озаренной мысли (дхи), во время чего происходит призыв определенного божества,

3) погружение в мысль и сердце, или углубление медитации через все более пристальное исследование озаренного прозрения (дхи или маниша).

Сами ведические пророки знали также о «четвертом брах­мане», который Миллер определяет как экстатическое состояние, выходящее за пределы медитации. Именно в четвертом брахмане пророки ощущали великую радость, свободу от страха и бессмер­тие (амрита).

Ведическое понятие медитации связано с рядом других ключевых концепций, а именно хирд (сердце), тапас (сила огня), крату (творящая воля), рита (истина, или космический порядок). Сердце означает направленность вовнутрь, внутреннюю жизнь, сконцентрированную в способности к высшим чувствам, что в древности ассоциировали с физическим сердцем. Представ­ление о сердце как о «пещере», в которой можно отыскать спря­танные сокровища, является практически универсальной идеей религиозных традиций мира.

Тапас, опятьтаки, принято переводить как «аскетизм», однако данное слово имеет гораздо более глубокое значение. Вопервых и в главных, это внутренний жар и сила, достигаемые через крайнюю степень самодисциплины, что соответствует самоог­раничению, явленному первичным Бытием в процессе творения многоуровенной Вселенной. Иными словами, аскетическое та­пас — точная эмуляция исходного акта самопожертвования Твор­ца, в результате которого возник Космос.

Самодисциплина заключается не столько в отрицании, сколько в креативном направлении первичных энергий. Это представле­ние выражено в слове крату, которое часто переводится как «воля». Крату — это психологическая сила, стоящая за невероятным тру­дом тапас. Это воля проявить изначально невидимое в видимом царстве, чтобы оно, изначально невидимое, могло быть понято. Видения ведических риши представляют собой плод их внутрен­ней решимости творить.

Подобное творение всегда совершается в соответствии со вселенскими законами, а пришедшие в результате видения отра­жают космический порядок (рита). Отвечая невидимому порядку Вселенной, они делают божественную истину осязаемой. Таким образом, риши являются претворителями истины, идеальной гар­монии, лежащей в основе всей видимости. Из одного этого ясна огромная полнота духовного понимания жизни ведическими провидцами.

Немалое богатство их религиозных и мистических идей было пополнено последующими веками. Начиная со второго тысячеле­тия до н. э. индусские мудрецы составляли упанишады, представ­лявшие собой не только эзотерическое объяснение и изложение ведического учения, но во многом и новое направление. Как отра­жение произошедшей перемены, медитацию с того же момента стали называть дхиана. В упанишадах мы встречаем также древ­нейшее упоминание о традиции йоги, которая постепенно сложилась в шестиэтапный (шаданга), а затем восьмиэтапный (аштаанга) путь.

Более того, ведическое слово брахман приобретает теперь новый смысл. С этого момента и далее оно перестало обозначать состояние медитации, а начало относиться к Богу или самой ультимативной Реальности, отражая понятие великого, испол­ненного силы протяжения священного. Та же самая Реальность

'<я><: Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ ^»

в качестве стержня души или мысли стала обозначаться «Я» (атман).

В одной из древнейших упанишад, «Чхандогьяупанишаде» (7.6.1), содержится очень интересный отрывок, дающий важный ключ к медитации. Он гласит:

«Медитация (дхиана), конечно, больше, чем мысль. Земля меди­тирует, как была (ива). Воздух медитирует, как был. Небеса меди­тируют, как были. Воды медитируют, как были. Горы медитируют, как были. Боги и люди медитируют, как были. Отсюда те средь людей, кто стяжал величие, есть, как были, часть состояния меди­тации. Те же, кто низок, спорщики, клеветники, злословники. Те, кто превосходны, есть, как были, часть состояния медитации. [Потому] прими медитацию».

Что это значит? Прежде всего нам говорится, что медитация больше, чем мысль. Санскритский текст употребляет слово читта, которое, как сообщает предыдущий отрывок, больше, чем наме­рение (самкальпа), а последнее, в свою очередь, больше, чем рассуждение (манас). Следовательно, читта, скорее всего, обозна­чает обыденное сознание. Таким образом, медитация больше, чем среднее, типичное сознание. Фактически это высшая форма сознания.

Но почему же анонимный автор заявляет, что «земля меди­тирует, как была»? Что «горы медитируют, как были»? Выражение «как были» (ива) поясняет ту мысль автора, что горы не занима­ются намеренным упражнением, но все же вовлечены в нечто, напоминающее медитацию. Если предпринять неспешную пешую прогулку гденибудь за городом, не загружая мысль никакими за­ботами, а просто воспринимая холмы, деревья и ручьи, нас, вне всяких сомнений, поразит их покой, их высшая простота. Они просто пребывают, без всяких забот или проблем. Именно это и есть состояние медитации. Медитация — просто присутствие в настоящем в том же роде, в каком присутствуют холмы, деревья и ручьи.

Медитация — пребывание, abiding. Старое слово abide (пре­бывать, обитать) происходит от англосаксонского bidan (ждать). Медитация действительно представляет собой сорт ожидания, но не того полубессознательного, нервного ожидания, которое

обычно наступает на автобусной остановке или в приемной сто­матолога. Медитативное ожидание — отдых в настоящем без обычного полета мысли. Это, согласно дзенбуддистам, «просто сидение». Таким образом, медитация есть форма концентрации, включающая отрыв от мельницы мысли и отдых в сердце.

Мудрецы упанишад сохранили много ведических духовных мотивов. Так, «Я» они помещали в сердце. Одно из санскритских обозначений сердца — хридайя. В «Чхандогьяупанишаде» (8.33) это понятие, т. е. «Я», причудливо раскрыто выражением «то, что в сердце» (хриди айям).

Практикуя «возжжение» через медитацию, можно узреть «бли­стающее божество» (дэва), скрытое в сердце,— гласит «Шветашва тараупанишада» (1.14). В этой практике тело представляет собой нижнюю палочку для трения, а звук Ом — верхнюю палочку. Через совместное трение двух палочек возжигается духовный огонь. Данное воззрение возвращает нас к ведическому тапаса, также включающему элемент напряжения, или трения. Посредством «жара», или тапас, аскеты заряжают свое тело трансформативной энергией, которая в итоге дает желаемое медитативное видение Божества.

Примерно в V или IV веке до н. э. была составлена «Бхагавад гита». Этот дивный манускрипт считается самой почитаемой упанишадой. В нем много раз встречаются слова дхиана и йога. Собственно говоря, вся шестая глава озаглавлена как дхианайога, а стихи с 10 по 15 излагают медитативный подход, преподанный богочеловеком Кришной.

В стихе 12.12. снова повторяется, что дхиана лучше, чем муд­рость (джнана), поскольку дает отречение от плода действия и мир.

В «Гите» богочеловек Кришна требует от своего ученика Арджуны наложить ярмо на высшую мысль (буддхи) путем уст­ремления последней к нему, Кришне. Благодаря этому становится сосредоточенным вся мысльтело. Кришна говорит о тех, кто от­реклись в нем от любых действий и сосредоточились лишь на нем одном, почитая его поклонением через практику йоги. Это раннее изложение практики гуруйоги, при которой фокусом меди­тативной и посвященной жизни учеников является адептгуру. В основе лежит идея, что осознавший «Я» мастер открывает во­рота к Божеству.

13 Глубинное измерение йоги

<»<: Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ Ј^fc'

В «Майтрайянияупанишаде» (6.18), датируемой II или III ве­ком до н. э., мы впервые встречаем формулировку пути йога как процесса, который состоит из четко разграниченных стадий, названных «членами» (анга). В этом манускрипте они перечис­лены в следующей последовательности: владение дыханием (пранаяма), подавление чувств (пратиахара), медитация (дхиана), сосредоточение (дхарана), оценка (тарка) и экстаз (самадхи). Та­ким образом, медитация выступает в качестве третьего из шести «членов». Неясно, почему сосредоточение следует за медитацией, а не предшествует ей, хотя, быть может, здесь содержится намек на то, что медитация и сосредоточение представляют собой тесно связанные внутренние процессы.

Практика тарка, переведенная здесь как «оценка», в «Майт­райянияупанишаде» не поясняется. Однако, скорее всего, она относится к упражнению по тщательному исследованию каче­ства и влияния личной медитации. Без самокритики видения и настроения, порожденные медитацией, могут превратиться в препятствия на пути духовного процесса. Люди, занимающи­еся йогой, вообще должны применять способность анализиро­вать жизнь в целом, но особенно — проявления собственной психики. Как говорил современный мудрецфилософ Поль Брайтон:

«Медитация должна сопровождаться постоянным усилием в на­правлении честной самопроверки. Должны быть преодолены все мысли и чувства, действующие как барьер между личностью и ее Конечной Целью. Это требует острого самонаблюдения и внут­реннего очищения....Следует остерегаться фальсификаций, раци­онализации и заблуждений, бессознательно практикуемых эго человека, когда упражнения по самоанализу становятся неудоб­ными, унизительными или мучительными. Нельзя позволить себе пасть в яму жалости к себе» (7).

Определения, подобные собранным в «Майтрайанияупани шаде», подготовили появление классического восьмиэтапного пу­ти Патанджали, жившего, вероятно, во II веке н. э. В школе Патанд жали медитация фигурирует в качестве седьмого «члена». Непосредственно перед ней стоит практика сосредоточения, а за ней — экстаз. Сам факт наличия этих этапов напоминает нам, что

медитация еще не конец. Это просто средство осознания «Я» через медитативную практику экстатической трансценденции «я».

Очень важно понимать, что медитация является интегральной частью духовного пути. Это означает невозможность успешных занятий ею без других «членов». Более того: дхиана не есть само­достаточное состояние, она подталкивает нас к трансценденции ее, т. е. к экстазу, или самадхи. Вне контекста просветления, или духовного освобождения, дхиана не имеет смысла.

Как же объяснял дхиану Патанджали? В афоризме 3.2 он го­ворит, что «медитация представляет собой однонаправленный по­ток (экатаната) идей в отношении [объекта медитации]». Понять это довольнотаки техническое определение вне связи с прочими афоризмами невозможно. Оно отсылает обратно к сосредоточе­нию. Собственно говоря, полностью понять медитативный про­цесс по Патанджали никак нельзя без возврата еще далее, а именно к практике позы (асана). Понастоящему медитация начинается именно здесь, поскольку поза включает высокую степень релакса­ции и, как выразился Патанджали в афоризме 2.47, «совпадение [человека] с бесконечным [пространством сознания]».

Эта практика охватывает определенную нечувствительность к внешним стимулам и, таким образом, естественным образом приводит к практике подавления чувств (пратиахара), сопровож­даемой сосредоточением и медитацией.

В афоризме 2.11, который часто повторяется читателями «Йогасутры», Патанджали сообщает о медитации другую очень важную вещь, а именно: «Посредством медитации должны быть преодолены флуктуации [причины страдания, или клеша]». Иными словами, скорее не экстаз, а медитация является средством транс­ценденции вечных флуктуации мысли (вритти). Флуктуации эти опятьтаки просто одно из проявлений причин страдания (клеша), т. е. духовного невежества, чувства индивидуальности, страстной приверженности к существам и предметам, антипатии, жажды жиз­ни. Другой, более тонкий аспект причины страдания состоит в осо­бых мысленных актах (праджна), связанных с низшими стадиями экстаза, которые отличаются от обычных мыслей. В любом случае, экстатическое состояние не может наступить, пока вритти не будут взяты под контроль посредством медитации.

Особая задача различных форм сознательного экстаза (сам праджнатасамадхи), которые составляют низший уровень экстаза,

'&<^ Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ ^fc'

заключается в овладении присутствующими идеями (пратиайя). Это спонтанные мыслеформы и высшие типы озарения (прадж на), появляющиеся в экстатическом состоянии. Необходимо возвыситься над ними, чтобы наступило состояние сверхсоз­нательного экстаза (асампраджнатасамадхи), порога к освобож­дению.

Можно отметить, что для Патанджали один очаг или пункт со­средоточения (деша) ничем не хуже другого в плане фокусировки мысли и достижения состояния медитации. Такой широкий подход открыл путь для последующего развития медитативных техник. Например, много позже была разработана типичная медитационная практика хатхайоги, представляющая собой сложную технику визуализации. Насколько сложна эта техника иллюстрирует отрывок из «Герандасамхиты» (6.2—8), относя­щейся к XVII веку:

«[Пусть йог] представит, что в его сердце огромное море нектара; что посреди этого моря есть остров драгоценных камней, песок которого [состоит] из алмазной пыли; что по всем берегам этого острова растут деревья нипа, усыпанные прекрасными цветами; что позади этих деревьев высятся, как вал, цветущие деревья мала ти, маллика, джати, кесара, кампака, париджата и падма и что аро­мат их цветков плывет повсюду и во всех направлениях. В середи­не этого сада пусть йог представит прекрасное дерево кальпа с четырьмя ветвями, символизирующими четыре Веды, которое усыпано цветами и плодами. Здесь жужжат пчелы и поют кукуш­ки. Под деревом пусть йог представит огромную платформу из драгоценных камней. Пусть представит он далее, что в центре ее стоит прекрасный трон, усыпанный драгоценностями. На троне же пусть представит то божество (девата), в соответствующей форме, украшениях и повозке, о котором поведал учитель. Знай, что постоянное представление подобной формы есть грубая медитация (стхуладхиана)».

Медитация (особенно часто ее визуализирующие варианты) входила также в западные религиозные и эзотерические тради­ции. Часто эта практика принимала вид сочетания молитвы и ви­зуализации, как в «сердечной молитве» Восточной Церкви. Хрис­тианские монахи тоже применяли в своей практике (exercitium)

мантры, например «Славься, Мария». Эти усилия, правда, не при­вели к созданию столь сложной медитативной системы, которую мы встречаем в индуизме и буддизме. Однако люди, которые прак­тикуют восточные техники медитации, могут почерпнуть немало полезного, изучая христианский подход. Равным образом и духовные искатели, принявшие христианские формы молитвы и медитации, вполне могут обогатить свою практику присталь­ным изучением восточных методов.

Сегодня Западом начаты научные исследования медитации. Интерес к этому вопросу возник преимущественно благодаря практикам трансцендентальной медитации (ТМ) — системы, ко­торую принес на Запад Махариши Махеш Йоги (8). Повидимому, следует кратко прокомментировать этот подход. Вопреки окружа­ющей ее тайне ТМ на деле представляет собой форму мантра йоги, т. е., в принципе, самого легкого типа йоги. Посвящаемым дается (обычно за существенную сумму и с требованием соблюде­ния строжайшего секрета) личная мантра, как правило, взятая из набора «слов силы», ограниченного ом, рам или бам. Далее от посвященного требуется сосредоточивать свое внимание на свя­щенном звуке, используя его при каждой медитации.

По поводу ТМ сделано много заявлений с описаниями как простых психологических эффектов, так и экстраординарных парапсихологических явлений. Наиболее интересные, хотя и противоречивые, высказывания касаются «полевого эффекта» медитации. Говорят, что ТМ — действенное средство улучшения психической среды мира, способное предотвратить войну и по­добные бедствия. Как способен подтвердить любой медитатор, медитативное состояние не только оказывает благоприятное вли­яние на внутреннюю среду человека, но и может влиять на других людей, которые оказались в зоне непосредственного окружения спокойно сидящего медитатора. Насколько далеко распространя­ется подобное влияние и каков механизм его действия, еще толь­ко предстоит выяснить.

Психологам удалось составить достаточно четкую картину того, что происходит во время медитации на физиологическом и психологическом уровнях. Они показали, что медитация явля­ется хотя и необычным, но по большому счету благоприятным состоянием. Кроме того, психологи снабдили нас всевозможными операционными фактами, касающимися корреляции между

*т>< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ:~V»'

определенными уровнями медитативных переживаний и мозговы­ми волнами. Фактически это открытие привело к появлению насто­ящей волны новых технологий с целью способствовать выработке мозговых волн, характерных для релаксации и медитации.

Как бы ни были полезны эти технологии, следует осознать, что они никогда не смогут заменить духовное созревание. Можно обмануть нервную систему, заставив ее функционировать опреде­ленным образом путем подключения к сложным приборам, но это не сократит путь к просветлению. То же самое относится к приему «изменяющих мышление» наркотических средств или лекарств. В конечном счете, медитация, чтобы действительно стать орудием поиска личностной целостности, должна выступать совместно со здоровой духовной ориентацией, подкрепленной всесторонней дисциплиной. Истинная медитативная практика всегда развер­тывается в контексте встречи со священным измерением, что не­избежно включает трансценденцию эго или, говоря постарому, самоподчинение.

Дата добавления: 2015-07-20