Путь возвышающего «я» действия

В целом ряде философских или духовных вопросов, которые мы можем себе задать, выделяются два главных, на которые рано или поздно придется найти ответ. Первый вопрос: «Почему я здесь?». Он встречается также в форме «Кто я?» или «Что все это значит?». Второй, тесно связанный с первым, вопрос: «Что я должен делать?» или «Как жить?» Он и служит предметом данного эссе.

Светская культура Запада дает массу ответов на эти вопросы, что, в частности, является одной из причин наблюдаемой сегодня моральной неразберихи. Вторая причина заключена в неадекват­ности предлагаемых ответов, изображающих жизнь человека пре­имущественно как ряд биологических и социальных событий, за которыми ничего нет. Смерть клеточной машины человече­ского мыслитела означает конец истории. Подобные воззрения позволяют считать не слишком важным то, что мы творим с соб­ственной жизнью и нашей планетой.

Священные традиции мира предлагают совершенно иную картину, не только более полную, но и гораздо более вдохновляю­щую. Так, согласно йоге, мы по сути являемся СознаниемЭнерги­ей (читшакти), тогда как физическое тело — просто внешняя оболочка, ограниченное проявление СознанияЭнергии. Помимо знакомых материальных процессов происходит гораздо большее. Предлагаемая картина дает нам возможность переживаний, выхо­дящих далеко за рамки обыденного круговорота из еды, питья, секса, работы, игры и общественных дел. Йог открывает такие измерения существования, о которых мы едва подозреваем. Но прежде всего человек, занимающийся йогой, начинает совсем подругому относиться к привычной, повседневной деятельности, которую, фактически, трансформирует. Йог превращает повсед­невные занятия в нечто экстраординарное.

Не каждый способен глубоко, последовательно и регулярно медитировать, но каждый может практиковать то, что в Индии на­зывают кармайогой (буквально, «йогой действия»). Эта йога за­ключается в священной работе по преобразованию повседневных занятий человека. Первым ее наставником был богочеловек Кришна, просветленный учитель принца Арджуны. Он наставлял его накануне одной из величайших битв древней Индии. Учение Кришны сохранено в «Бхагавадгите» («Божественной песне»), на­иболее знаменитой йогической рукописи. В третьей главе этой песни Кришна наставляет Арджуну (и нас) в том, что называется «умелым действием».

Кришна доказывает, что деятельность неотделима от конечно­го существования. Ничто из существующего в царстве Природы при окончательном анализе не является бездеятельным. Космос (пракрити), состоящий из трех типов первичных качеств (гун), представляет собой вечный двигатель. Если он остановится хоть на мгновение, произойдет коллапс. Этот взгляд совпадает с откры­тиями современной физики, показавшей нам, что Вселенная постоянно вибрирует. Таким образом, заключает Кришна, нет особого смысла в желании воздержаться от действия. Простое бездействие не дает ответа на проблемы существования. Пре­красно отречься от мира и посвятить жизнь созерцанию Божест­ва при условии, если человек действительно способен сделать это. Однако немногие обладают достаточной силой духа и мужеством, чтобы вынести суровость такого отшельничества. Кроме того,

*»ri Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ

убеждает Кришна, есть лучший путь осознания «Я» (или Бога), чем отречение. И заключается он в том, чтобы продолжать действо­вать, но действовать свободным от эгоистических привязанно­стей. Этот путь обеспечивает продолжение человеческой жизни и одновременно эта жизнь трансформируется возвышающим «я» отношением.

Таким образом, проповедь действия Кришны не рекомендует нам вести себя, как обычно. Да, конечно, кармайог продолжает вставать по утрам, пользоваться ванной, завтракать, ходить на работу, общаться с людьми в течение дня, возвращаться домой, ужинать, проводить время с семьей, читать, слушать музыку, зани­маться сексом и спать. Однако он прилагает усилия, шаг за шагом, делать все это с малозаметной, но существенной разницей: все его занятия проникнуты духом самоподчинения. Иными словами, все они предоставляют возможность выйти за пределы обычных эго­истических предпочтений и привязанностей и развить вместо них спокойную созерцательность и общение с Богом.

Важный аспект практики кармайоги — отсутствие заинтере­сованности в том, что Кришна называет «плодом» (фала) дей­ствия. Обычно наши действия управляются так называемыми скрытыми мотивами: теми, как правило, тайными ожиданиями на­грады за наши поступки. Например, задерживаясь на час на рабо­те, мы тайно или в открытую надеемся произвести впечатление на начальника. Беря детей на субботний матч, мы надеемся, что они разделят наши эмоции, а посылая их в медицинский колледж, ста­раемся воплотить собственные мечты через их жизнь. Переводя старого или слепого человека через улицу, мы ожидаем, почти подсознательно, благодарности и, следовательно, эмоциональ­ной награды. Или, более тонко, мы можем действовать из чувства долга, но без участия сердца. В этом случае наши действия остают­ся такими же эгоистическими, как и прежде. Суровая решимость не заменит самосовершенствования духа.

Разумеется, кармайога требует изрядной дозы самопознания, поскольку для того, чтобы основывать действия на самосовершен­ствовании, а не на эгоистическом интересе или самооправдании, необходимо сперва понять, каким образом проявляется в нашем случае эго. Мы должны знать черты собственной эгоистической личности. К счастью, нам не нужно откладывать занятия карма йогой до момента полного самопознания. Можно начать, прямо

сию секунду, с разбора скрытых мотивов собственных действий. Понимание себя будет углубляться шаг за шагом, как и способ­ность возвышенного преобразования эгоистических мотивов.

Ко всему сказанному Кришна добавляет еще одно важное за­мечание. Он доказывает, что следует не только действовать без эгоистических привязанностей, но и выбирать правильные по­ступки. Для Кришны, жившего более двух тысяч лет тому назад, это означало в основном действовать в соответствии с общественной и духовной мудростью тех дней. Довольно глупо пытаться перено­сить эту мудрость для применения в современной, гораздо более сложной обстановке, хотя никто не мешает учиться на ее примере. Мы сами должны понять, что правильно, а что ошибочно в каждом конкретном случае. Например, если для человека, практикующего кармайогу, вполне допустимо зарабатывать себе на жизнь, ему не годится работать на оружейной фабрике, бойне или в нервной об­становке. В этом вопросе следует прибегнуть к различению.

В любом случае, работа для кармайога не просто средство эко­номического выживания или душевного удовольствия, а, прежде всего, служение (сева). И это определенным образом справедливо для всех его (или ее) поступков, как на рабочем месте, так и дома. Кармайог служит физическому, ментальному и духовному благо­получию других, в том числе не только людей. «Бхагавадгита» го­ворит о таком служении как идеале локасамграха, что буквально значит «собирание мира», а именно защиту и воспитание всех существ на этой планете и где угодно. Махатма Ганди воплотил этот идеал в совершенстве. Неудивительно, что в его автобиогра­фии мы читаем: уже в ранней юности он проникся духом «Гиты», которую пытался заучить наизусть. Вот собственные слова Ганди:

«...для меня "Гита" стала безупречным справочником поведения. Она стала ежедневным словарем. Подобно тому, как я обращался к английскому словарю за толкованием английских слов, кото­рых я не понимал, я обращался к этому словарю поведения за го­товым ответом на все сомнения и задачи. Меня захватили слова, подобные апариграха (нестяжательство) и самабхава (уравнове­шенность)... Учение "Гиты" о нестяжательстве я понял в том смыс­ле, что желающий искупления должен вести себя как доверенный управитель, который, обладая властью над огромным имущест­вом, не считал своим ни малейшей его части» (1).

r jfec Георг Фойерштеин

При ближайшем рассмотрении становится ясно, что умелое действие, т. е. правильный поступок, совершенный без эгоистиче­ских привязанностей, неразрывно связано с любовью. Развенчав эго, которое думает о себе как о «владельце» предметов, существ, идей и переживаний, мы перестаем распространять на них свою волю. Взамен мы, как правило, начинаем обращаться с другими, в том числе и с кажущимися неодушевленными вещами, с уваже­нием и добротой. Мы видим во всем проявления великой Жизни. Подобное «видение самости» (самадаршана) лежит в основе ис­ключительно важной позиции не причинения вреда (ахимсы), ко­торую являл в личной и политической жизни Ганди. Он писал:

«Чтобы узреть универсальный, всепроникающий Дух или Истину, нужно уметь любить самое малое из созданий как самого себя. И человек, стремящийся к этому, уже не сможет отойти ни от од­ной стороны жизни. Именно поэтому моя преданность истине привела меня на поле политической деятельности. Я могу сказать со всей скромностью и без малейшего колебания: те, кто утверж­дает, что религия не имеет никакого отношения к политике, не знают, что такое религия» (2).

Ганди продолжает:

«Отождествление себя со всем живущим невозможно без само­очищения. Без очищения себя соблюдение закона Ахимсы обре­чено оставаться пустой мечтой. Не может познать Бога тот, кто нечист сердцем» (3).

Таким образом, возвышающее «я» действие предполагает любовь (бхакти) и различие (джнана) между реальным и не­реальным. Это неизбежно превращает кармайогу в путь, тре­бующий духовной ориентации и осознания «Я». Однако он, пови­димому, вполне отвечает активной западной позиции и потому наиболее пригоден из всех прочих йог в качестве исходной точки для всех, кто серьезно готов применять древнюю мудрость йоги в современной жизни.

Соблюдая принципы кармайоги, мы вполне можем обна­ружить, как отмечает Шри Ауробиндо, что внешне наши действия не меняются. Истинный труд, предстоящий нам, касается внутрен

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ Sufc'

ней жизни (4). Однако наше новое отношение будет неизбежно просматриваться сквозь любые поступки. Пусть мы продолжим, к примеру, мыть тарелки, однако движения и осанка станут спо­койными и гармоничными.

Собственно говоря, следует ожидать небольшой, но значимой перемены в любом человеке, который действительно пережил внутреннее возрождение. Эта перемена относится к блеску, в той или иной степени, Духа, или «Я» в наших мысляхтелах и поступ­ках. Когда это происходит, жизнь становится простой и испол­ненной спокойной силы. Мы становимся понятны себе, понимаем других, а наше внутреннее сияние спонтанно зажигает духовное пламя в остальных людях.

59. Бхактийога: «Поклоняйся мне с любовью»

«Вам нужна только любовв...» «Битлз» и «дети цветов» 1960х гг, знали: любовь — это окружающий мир. Не мир конкуренции, апартеида, социальных проблем, шпионажа, саботажа, экономи­ческого прогресса и войн, а суть мира. Чтобы принять этот факт, нужно скинуть обыденную кожу, как сделали, до определенной степени, «отказавшиеся» двадцатьтридцать лет тому назад.

Разумеется, они были неисправимыми романтиками, протес­товавшими против «застегнутого на все пуговицы» менталитета старшего поколения. Но жаль, что их время и песни миновали, по­тому что нашей эпохе необходимы послания любви. Я не имею в виду пылкую увлеченность первокурсников, внезапный взрыв чувств, приторное добрососедство и даже идеалистическую лю­бовь между так называемыми духовными супругами «Нью Эйдж». Скорее, нам нужна любовь как выражение великой Реальности, принадлежащей нам всем без различия по праву рождения.

Освобождаясь от привычного представления о себе как об эго в оболочке плоти, прорубаясь через примитивный страх (бхайя), мы соприкасаемся с силой любви. Йога говорит, что неотъем­лемая суть нашей природы — блаженство (Ананда) или счастье, синоним любви. Однако любовь предполагает более активное участие, чем блаженство или счастье. Быть может, справедливо сказать, что любовь — практика счастья.

'&><. Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ

В индусской традиции бхактийоги подобная любовь на­зывается либо бхакти, либо преман. Она исходит не из уст и не из головы. Она берется из сердца, средоточия всего тела. Любовь струится из анахатачакры, центра сердца, в котором йог слышит «взлетающий» (анахата) звук, гул вечности, бессмертный резо­нанс Ом (1).

Любовь, или блаженство,— лучистая сила, которая бурлит и в присущей ей неизбывной полноте выплескивается из нас. Ког­да мы когото любим, наша любовь брызжет на все и на всех, а не ограничивается только любимым человеком. Мы обнимаем все, и эти любовные объятья заразительны. Любовь экстатична и по­рождает любовь. В этом заключен великий урок, однако мы редко усваиваем его, поскольку, разлюбив любимого, перестаем любить все и вся, даже себя. Жизнь снова выглядит тусклой или, по край­ней мере, не столь необычной, когда любовь или бьющее через край счастье наполняла ее живым трепетом, сообщавшим ей та­кую привлекательность.

Мало' кому в нашем обществе ведома такая любовь. Она тре­бует огромной глубины чувств, а чувства в современном стре­мительном, патриархальном мире часто поставлены вне закона. Чувства отличаются от эмоциональности. Чувство — практически расширенная форма ощущения прикосновения. Эмоции же суть местные нарушения в физическом теле,— это гнев, печаль, страх, горе, возбуждение, зависть, ревность, страсть и даже такие кажу­щиеся позитивными эмоции, как удовольствие, довольство собой, теплое отношение. Чувство превосходит их все подобно тому, как превосходит наш эгоцентризм и телесный образ. В чувстве мы выходим за пределы воображаемых стен мыслитела.

Чувство (свободное чувство) — колесница для силы любви. Та­ким образом, бхактийога представляет собой дисциплину возвы­шающего «я» чувства, сопричастности к миру в целом. Неслучайно санскритское слово «бхакти» происходит от глагольного корня «бхай», означающего участвовать. Через любовь и с любовью мы участвуем в великой Жизни, которую учителя бхактийоги назы­вали Божественной Личностью. Эта трансцендентальная Лич­ность, пурушауттама, есть универсальная душа, порождающая все живое.

Быть может, «дети цветов» интуитивно улавливали коечто из этого. Однако их «йога» была бессознательной. Ей недоставало

самопознания, дисциплины и отречение от того, что чистый взгляд определяет как нереальное, или ложное, в себе. Без позна­ния себя, самодисциплины и отречения не может быть йоги. Так, бхактийога содержит элементы джнанайоги (пути проводящей различия мудрости), кармайоги (пути возвышающего «я» дей­ствия) и саньясайоги (пути отречения).

В начале «Бхактисутры» («Афоризмов Любви») легендарный мудрец Нарада замечает, что бхакти — не форма вожделения, поскольку заповедует дух отречения (ниродха) (2). Отречение он толкует как посвящение всех поступков человека, как мирских, так и религиозных, Божественной Личности. Через^этот акт жертвен­ного отречения достигается состояние единения с Божеством.

Подобная полная мысленная сосредоточенность на посвя­щении себя лучше всего иллюстрируется духовной страстью пас­тушек к богочеловеку Кришне. Согласно легенде, пастушки (гопи), некоторые из которых были замужем, исполнялись великого желания, когда Кришна играл на своей флейте (3). Подобно Пест­рому Флейтисту, он завлекал их, отрывая от повседневных обязан­ностей, и притягивал к себе. И когда пастушки окончательно влюблялись в него, их сердца пребывали с богочеловеком даже в его отсутствие. История о Радхе, самой любимой пастушке Кришны, повествует, как она прилепилась к нему, словно девушка в любовном недуге, а он подогревал ее страсть долгими отсутстви­ями. История эта представляет собой прекрасную аллегорию игры души и высшей Реальности, которая опять и опять являет себя во всем своем блеске, заставляя нас томиться все большим желанием божественного слияния. Любовные мистики средневе­кового христианства, а именно святой Бернар из Клерво, святая Тереза Авильская, святой Иоанн, оставили нам захватывающие описания этой дивной работы, совершаемой в глубинах челове­ческой души.

Таким образом, любовь — не просто временный взлет, ощуще­ние подъема. Ее необходимо культивировать в качестве по­стоянного духовного настроя. Мы должны любить, даже когда чувствуем себя ущемленными, уязвленными, сердитыми, скучаю­щими или угнетенными,— особенно в эти моменты. Бхактийога есть постоянное приложение нашей способности чувствовать ко всем жизненным ситуациям. Даже в худшие мгновения мы обяза­ны проявлять любовь, или глубокое уважение, ко всем прочим.

*&>< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ Z^isfc'

Пусть жизнь состоит из взлетов и падений, горных пиков и глубоких ущелий — мы должны постоянно стремиться к тому, что открывается на краткий миг с вершины.

От нас не требуется постоянно и повсюду ходить «радост­ными», по крайней мере, не в тот период, когда мы еще не до­стигли просветления. Собственно говоря, даже просветленные могут испытывать печаль, хотя им под этим чувством всегда до­ступен мощный поток блаженства. Точнее, он постоянно с ними вне зависимости от мгновенных состояний, в число которых, как следует из классических и современных описаний, могут входить раздражение, гнев, горе.

Традиционно бхактийога укрепляет энергию чувств человека таким образом, что все его (или ее) порывы восходят прямо к Богу. Для многих из нас, воспитанных в крикливой светской культуре, это трудно понять, а тем более выполнить. Нам гораздо легче любить конкретные создания, чем некого абстрактного Бога. Кроме того, в прошлом очень часто одни люди пренебрегали или плохо обходились с другими людьми во имя ложного поклонения Богу. Нельзя достичь Бога, ступая по покалеченным телам, гони­мым мыслям или разбитым сердцам своих собратьев. Стремление к просветлению, к познанию Бога, не должно также быть эгоис­тичным, предпринимаемым только ради себя действием. Практи­ка любви обязана быть универсальной. Мы непременно должны любить, причем не слепо, а со всей доступной глубиной.

Однако в обращении любви на других ограниченных условно­стями существ заключена некоторая опасность: мы можем спутать любовь и духовность с «деланием добра» или проявлением обыч­ной социальной моральности. Если наша любовь к другим истин­на, мы должны видеть в них и откликаться на то, что реально и вечно, светло и блаженно. Как наставлял своих учеников мудрец Яджнавалкья более трех тысяч лет тому назад, мы любим других не за богатство, личные качества или красоту, а ради трансценден­тального «Я» (атмана), которое одинаково во всех нас.

Что входит в практику бхакти? Прежде всего она ни в коем слу­чае не подразумевает абстрактной любви к другим людям. Лю­бовь — не просто дивное чувство, которое мы испытываем по от­ношению к другим. Это не просто доброта или благожелательные мысли. Мы имеем полное право не доверять человеку, который по­стоянно заверяет нас в своей любви, однако, как правило, ничем

не проявляет ее по отношению к нам или к другим. Однако недо­верие не означает, что этого человека нужно отвергнуть или иным образом проявить нашу нелюбовь.

Любовь демонстрируется действием. Однако она не столько де­монстрация действием, сколько само действие. Можно всю жизнь сидеть в комнате и с любовью размышлять о других людях, но нам никогда не проявить любовь к ним. Если мы не делились активно любовью, мы не любили. Дух бхактийоги ярко светил в матери Те­резе из Калькутты. Каждый день своей жизни она активно делилась любовью с мужчинами, женщинами и детьми, отвергнутыми ши­роким обществом. Разумеется, нам необязательно ехать в Калькут­ту или ухаживать за прокаженными, однако, если мы хотим стать бхактами, практикующими любовь, совершенно необходимо впи­тать нечто от того духа, которому мать Тереза посвятила жизнь.

Дело в том, что мы не столько неспособны, сколько боимся любить. Больше всего мы страшимся, что нас не полюбят в отве* или совершенно отвергнут. Конечно, никто не гарантирует, что самоотдача в любви вызовет.ответное чувство в других, хотя лю­бовь заразительна.

Чтобы любовь не угасла под натиском окружающего нас отсут­ствия любви, она должна быть очень сильной и присутствовать постоянно. Кто станет отрицать отсутствие любви в том, что нас окружает? Это проявляется в необдуманных замечаниях, мол­чании невпопад, безвкусных шутках, агрессивных движениях, без­различии к чужой боли, неумении слушать понастоящему, погоне за оргазмом в ущерб ласкам,— в любых способах, которыми мы бессознательно раним друг друга изза невежества, невнимания или острого нежелания вести себя породственному

Необходимо попытаться понять те бездушные способы, каки­ми мы преграждаем путь любви. Нужно ощутить собственную привычную бесчувственность, чтобы любовь смогла занять свое место в нашей жизни в качестве притягательной силы. Если вам кажется, что вы уже любите, исследуйте свою жизнь более тща­тельно. Просто невероятно, насколько мало, оказывается, мы дей­ствительно любим, если проанализировать все наши действия и отношения. Однако без осознания недостаточности любви нельзя выйти за рамки этого состояния.

Мы должны любить конкретно, так сказать, отдавать свою любовь определенным людям. И начать вполне можно с дома,

ю Глубинное измерение йоги

Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ:^&>'

с собственного супруга, детей и, не в последнюю очередь, ро­дителей. Оказывается, что иногда их любить очень просто, а иногда практически невозможно. Настоящая любовь — великая дисциплина, поскольку мы должны любить стабильно, постоян­но, невзирая на то, отвечают нам любовью или нет. Другими сло­вами, мы должны любить вопреки собственным пристрастиям, т. е. вопреки эго. Мы должны просто позволить любви занять свое место в нашей жизни в качестве преображающей силы. Ключевое слово здесь «позволить». В этом состоит дисциплина бхактийоги.

Если мы действительно любим, то обнаруживаем, что наша любовь конкретна, но не ограничена определенными людьми. Нельзя путать духовную любовь с чувством влечения, дружбы, сексуальностью или милым поведением. Настоящая любовь не знает довольства и границ. Пожалуй, справедливо сказать, что мы способны любить либо всех, либо никого. Бхакти охватывает все. Она сияет сквозь нас и без всякого различия изливается на дру­гих. Ее реальный «объект» — сам Бог, который является и ее ис­точником. Таким образом, любовь безусловна. Это интимное объ­ятие всего и вся во всей полноте. Как комментировал психолог Джон Уилвуд:

«Когда наше сердце открывается к другому человеку, мы испыты­ваем мгновение безусловной любви. Обычно люди воображают, что безусловная любовь — высокий или далекий идеал, который невозможно или, во всяком случае, сложно осуществить. Однако, хотя этот идеал сложно применить к повседневной практике, его природа проста и ординарна: открытие другому человеку и ответ его чувствам без всяких оговорок» (4).

Любовь не является чемто, что можно «делать». Выражение «заниматься любовью» бессмысленно, поскольку взаимоисключа­юще. Мы лишь «занимаемся» стискиванием тел и доведением нервной системы до пылающего состояния. Однако любовь в этом может участвовать, а может и нет. Это состояние, которое в нас либо истинно, либо не истинно. Если оно истинно, мы мо­жем лишь любить всех и каждого, вне зависимости от того, отвеча­ют ли нам благодарностью, дружбой или сексуальным поведени­ем. Истинная любовь ничего не просит в ответ, хотя всегда

стремится повториться в других. Таким образом, величайшая на­града для человека, практикующего дисциплину любви,— это дру­гой человек, загоревшийся той же любовью и понесший этот дар дальше, остальным.

Любовь, как я уже говорил, имеет мало общего с тем, чтобы быть приятным и милым. Скорее, любовь является как сияющая сила, выходящая за рамки меньшего «я» и достигающая туда, где кончаются меньшие «я» других. Когда это сияние в нас истинно, мы можем испытать побуждение к действиям, которые, согласно обыденным стандартам, никак не могут считаться приятными. Как писал французский эссеист Мишель Монтены «Тот любит мало, кто любит по правилам». Ему вторит святой Августин, ска­завший: «Люби и делай, что хочешь».

Пребывать в любви не означает, например, невозможность расстроиться изза когото, хотя даже в гневе нам не захочется забыть другого, отомстить или иным образом выразить себя. Христиане вспомнят предание из Нового Завета, когда Иисус су­рово обошелся с менялами в иерусалимском храме. Буддисты тут же приведут в пример предание об известном тибетском учите­ле Марпе, который был скор на гнев, хотя и достиг просветления. Эти два факта кажутся несовместимыми, если не знать, что гнев Марпы был направлен на благо учеников, ради их просветления. Он так сурово обращался с Миларепой и другими учениками лишь потому, что любил их и хотел наставить на путь открытия ультимативной Реальности. Так, Миларепа сегодня знаменит как величайший йог Тибета.

Любовь учителя к ученику является особой формой любви, которую просветленный адепт испытывает ко всем людям. Долг учителя выполнен, когда ученик пробуждается к той же ин­тенсивности любви. Однако вне зависимости от того, направ­ляется наша духовная практика живым гуру или нет, мы всегда сталкиваемся с одним и тем же «невыполнимым» требованием: пребывать в любви при любых обстоятельствах. Очень долго мы будем лишь сознавать собственную невозможность от­вечать этому требованию. Но это не должно лишать нас муже­ства, потому что каждое мгновение открывает новые возмож­ности проявлять любовь. Нужно превратиться в глупцов, пробующих снова и снова обнять Бога в форме отдельных людей и вещей.

*<а>< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ S&>'

Дата добавления: 2015-07-20