Каникулы. Огромной опасностью для клириков бывают каникулы, особенно в те времена

Огромной опасностью для клириков бывают каникулы, особенно в те времена, когда они длились четыре с половиной месяца. Я занимал время чтением, письмом, но, еще не умея извлечь пользу из моих дней, многие бесплодно терял. Я старался убить время какой-нибудь механической работой. Вытачивал на токарном станке веретёна, колышки, волчки, шары или мячи; шил одежду, кроил и тачал сапоги; работал по железу, по дереву. У меня дома в Мориальдо по сей день хранятся «шедевры» моих каникул: письменный стол и обеденный стол с несколькими стульями. Я также занимался тем, что косил траву на лугах, жал пшеницу на поле; очищал от листьев лозу, удалял свечной нагар, собирал виноград, давил и разливал вино и т.п.

Я занимался, как всегда, с молодёжью, но такая возможность была только по выходным. Однако я весьма утешался, преподавая катехизис многим моим товарищам, абсолютно не сведущим в истинах веры в возрасте шестнадцати и даже семнадцати лет. Я также весьма успешно начал обучать некоторых чтению и письму, поскольку желание, точнее, жажда знаний привлекала ко мне ребят всех возрастов. Занятия были бесплатными, но при условии настойчивости, внимания и ежемесячной исповеди. Поначалу некоторые, чтобы не подчиняться этим условиям, прекращали учиться. Что послужило хорошим примером и ободрением для других.

Также я начал проповедовать и произносить речи с разрешения и при поддержке моего настоятеля. Я проповедовал о святом Розарии в поселке Альфиано, на каникулах после физики[40]; о святом апостоле Варфоломее после первого года изучения богословия в Кастельнуово-д’Асти; о Рождестве Девы Марии в Каприльо. Не знаю, каков был плод. Однако повсеместно мне аплодировали, а поскольку мною руководило тщеславие, то, как и следует, я был посрамлён. Однажды после упомянутой проповеди о Рождестве Девы Марии я спросил слушателя, показавшегося мне одним из самых умных, о проповеди, которую тот чрезмерно превозносил, и услышал в ответ: «Ваша проповедь была о несчастных душах в чистилище». А я говорил о славе Девы Марии. В Альфиано я пожелал узнать мнение настоятеля, человека немалой набожности и учёности, по имени Пеллато Джузеппе, и попросил его высказать мне своё суждение о моей проповеди.

– Ваша проповедь, – ответил он, – весьма красивая, аккуратная, изложена хорошим языком, с мыслями из Писаний; продолжая так, можете преуспеть в этом деле.

– А народ понял?

– Мало. Поняли мой брат-священник, я и ещё несколько человек.

– Как же столь простые вещи оказались непонятными?

– Вам они кажутся простыми, но для народа они слишком возвышенные. Сливки священной истории, полёт мысли над тканью фактов церковной истории – всего этого народ не понимает.

– Что же вы мне посоветуете?

– Оставить язык и схемы классиков, говорить по возможности на народном диалекте или пусть на итальянском языке, но доходчиво, доходчиво, доходчиво. И вместо рассуждений прибегайте к примерам, сравнениям, простой и практичной апологии. Но всегда помните, что народ понимает мало и что истины веры не были в достаточной степени ему разъяснены.

Этот отцовский совет стал для меня нормой на всю жизнь. До сих пор, чтобы себя устыдить, храню те речи, в которых теперь не нахожу ничего, кроме тщеславия и вычурности. Милосердный Бог рассудил, чтобы я получил этот урок – плодотворный урок для проповедей, для катехизации, наставлений и сочинений; с тех пор я всегда его применял.

Дата добавления: 2015-07-20