Глава 5 7 страница

— Нет смысла встречаться с ней, чтобы понять, что она из себя представляет. Прекрасная и очарова­тельная авантюристка. Я думаю, что она многим вскружит здесь голову.

«А князь проницателен, — думал Фридрих. — Так быстро ухватил суть взаимоотношений в округе». Но вслух он сказал:

— Говорят, она из знатного рода, но обедневше­го. Гершель, вы мне нравитесь, и я доверю вам свои
тайны.

«У тебя все тайны на лице написаны, — подумал князь. — Все твои недалёкие мысли мне надоели до смерти, но нужно терпеть».

— Я влюблён, да, я влюблён в Сегильду, но похо­же, что она попала в руки мошенника. Она находит­ся под сильным влиянием Жака, но скрывает это, потому что не теряет надежды выйти за него замуж.
Сам Жак из древнего французского рода, очень бо­гатого. Но он ведёт странную скитальческую жизнь.
Я тоже могу сделать её счастливой, но сначала нуж­но вырвать её из лап злодея.

Гершель усиленно размышлял, пока Фридрих за­нимался душеизлияниями. Можно начать превозно­сить эту невесть откуда взявшуюся Сегильду и подо­греть ещё больше чувства Фридриха. Можно натра­вить его на Жака, спровоцировав прямой конфликт. Гершель в любом случае будет в стороне, поскольку Фридрих импульсивен и его неуравновешенность известна всем, а о князе мало кто знает в округе.

Гершель стремился подобраться поближе к Жаку, потому что тот был главной мишенью его хозяина. Жак мешал в исполнении дальновидных планов, и сколько они ни пытались добраться до него, всё было напрасным. Он ускользал, будто предупреждаемый некой сверхъестественной силой, и долго готовящее­ся нападение проваливалось. Лишь однажды его хозя­ин лично вступил в схватку с Жаком, но его спас граф.

— Ах этот граф! — Гершель заскрипел зубами. — Ничего, и до тебя я доберусь!

У него был личный повод недолюбливать графа, который выставил его посмешищем на одном собрании в Германии, а в Венеции Гершель чуть не уто­нул, пытаясь догнать графа на лодке.

— Вы слушаете меня? — Фридрих поднял глаза.

— Конечно, мой друг. Я весь внимание. У вас прекрасная речь, и слова льются, будто песня, — от­ветил князь.

— Как вы думаете, стоит ли мне вызвать Жака на дуэль?

— Нет, у вас нет серьёзного повода. А ревностно защищая Сегильду, вы подставляете её под насмеш­ки. Хоть она и авантюристка, но, судя по всему, не заслужила плохого отношения. Вам следует полнос­тью изменить своё поведение и сыграть роль мелан­холичного влюблённого.

У Гершеля уже созрел план. Фридрих настолько слабоволен и подвержен чужому влиянию, что будет несложно управлять им. Но его можно использовать и дальше, потому что из таких людей получаются прекрасные исполнители чужой воли. Он станет ору­дием борьбы с графом, и стоит подумать о том, что­бы использовать его не один раз.

— У меня такое впечатление, что ваша Сегильда не отдаёт себе отчёта, как и все женщины, о том по­ложении, в каком оказалась. На что она будет суще­ствовать, если Жак не женится на ней? Она втайне
рассчитывает на замужество, на любое, потому и ве­дёт себя так вызывающе. Иначе бы на неё никто не
обратил внимания — она слишком стара. Кому из местных аристократов захочется вводить в дом ни­
щенку неизвестно из какого рода? Слухи подтвер­дить невозможно, да и как их проверить? А руковод­ствоваться сплетнями и подслушанными разговора­ми — неблагоразумно. Я попробую навести о ней
справки, а вы пока измените своё отношение к этой особе да и к Жаку. Его можно игнорировать, но к ней будьте почтительны и играйте роль безнадёжно влюблённого.

Они ещё недолго поговорили, и князь уехал к себе.

«Какой умный человек! — подумал Фридрих. — А ведь он прав. Любовь любовью, но стоит подумать и о будущем. Как мне не пришло в голову разузнать о ней побольше? А вдруг она на самом деле авантю­ристка? Очень даже похоже. Ведёт себя так, будто умнее никого вокруг нет. Она не замечает моих тон­ких намёков, благоговейное отношение к ней, игно­рирует меня. Скорее всего, это дальновидная игра, и она мечтает поймать меня в свои сети».

Фридрих даже не отдавал себе отчёта в том, что его «тонкие намёки» напоминали рёв водопада, а «благо­говейное отношение» было похоже на поступь слона, продирающегося через джунгли. Он не мог и не умел смотреть на себя со стороны, как, впрочем, и все мня­щие себя слишком умными. В собственных глазах он был непревзойдён, а теперь в ловко расставленные сети лести мгновенно попался как добыча.

Как же некоторые люди высоко ценят себя! Как восхищаются собой! Но почему они недооценивают окружающих, почему отказывают им в праве быть лучше, чище, умнее и выше? Вся беда в их гордыне, в самомнении. Именно из-за этого они проигрывали битвы, рушили храмы, казнили великих. Такие люди недооценивали врагов, считая их глупыми и недаль­новидными, становились предателями, считая, что выполняют великую миссию и спасают заблудших, не видели и не хотели распознавать в рядом идущих тех, кто намного превосходил их во всех внутренних качествах. Но чтобы признать это, нужно было на­ступить на собственное Я — многоголовое чудовище! Где взять силы на поступок, что позволит главу увен­чать венком посвященных?! Задумайтесь, почему высшие силы обходят вас стороною? Они не могут подступиться к вам из-за непомерно раздутой само­сти, которая делает вас смешным в глазах всех окружающих, но не в собственных. И даже если вы ощущаете себя «ведомым», то отдайте себе отчёт в той милости, которая оказана вам, может быть и не­заслуженно, но для вас она шанс, последний шанс исправить ваше отношение к миру. Не отвергайте руку, протянутую вам, но и подумайте, что она явля­ется помощью, а не признанием ваших заслуг перед Высшим, путь к которому вам застилает гордыня.

Шарлотта чувствовала себя прекрасно в роли мо­лодой мамы. Ей никогда и в голову не приходило, что нянчиться с ребёнком — огромное удовольствие, потому что детство её пролетело быстро и незаметно, юность была скучна и невыразительна, а в более зре­лом возрасте она погрузилась в себя, в свои чувства и ощущения.

Маленький Титурель доставлял ей большую ра­дость. Он начал ходить и говорить, и Шарлотта, вы­езжая в свет, часто брала его с собой. Она забыла о скуке и одиночестве, и беспокойство за Жака уже больше не тревожило её ежеминутно, хотя мысленно она часто была рядом с ним. Шарлотта не имела ве­стей от него очень давно, но знала, что с Жаком всё в порядке, потому что доверяла своему сердцу, а сер­дце подсказывало ей, что он жив и здоров. Каково же было её удивление, когда она получила весть от Аушенбаха и Луизы, а в ней и приписку от Жака! Они собирались к ней, и ждать их можно было уже через месяц! Шарлотта срочно начала наводить по­рядок в замке, готовя его для приезда столь дорогих гостей. Она решила отдать им всю правую половину дворца, а сама занять левую. Это требовало от неё ежедневных бесед со слугами и рабочими, хлопот по дому, а вечера она посвящала Титурелю — гуляла с ним и рассказывала ему всевозможные истории. Ти­турель смотрел на неё умными глазками и всё пони­мал. Особенно ему нравились рассказы про рыца­рей, которые он слушал с большим вниманием, но иногда начинал капризничать и протестовать неиз­вестно отчего. Шарлотта, наблюдая за ним, думала: «Наверное, я сочиняю не очень правдоподобные ис­тории, и ему это не нравится».

Так оно и было. Стоило Шарлотте немножко при­врать, описывая сражение, как Титурель начинал воз­мущённо сопеть. «Какая я глупая! — думала марки­за. — Он ведь всё это знает не из сказок. Для него сражение — жизнь, а любой рыцарь — Брат, а я ему сказочки сочиняю с приторными концами». А Ти­турель действительно помнил. Память о прошлом сохраняется у детей, и они спокойно перемещаются из мира предыдущего в нынешний, поражаясь не­соответствию образов, имеющихся у них в сердце. Всё, что нужно детям в первые годы жизни, — это любовь и понимание, а не бесконечные наставле­ния и обучение правилам поведения. После трёх лет они уже более уверенно чувствуют себя в теле, освоившись со своей новой одеждой, а к семи годам дети становятся земными людьми, оставляя тонень­кую связующую нить с прошлым, о котором посте­пенно забывают. Шарлотта очень радовалась, что у Титуреля теперь будет мужская компания, а она с Луизой тоже найдёт себе дело, потому что кончилось то время, когда она днями сидела у огня, предаваясь мечтам и грустным мыслям.

В замке барона все заметили перемену в поведе­нии Фридриха. Он перестал суетиться и неожиданно возникать там, где его не ждали.

— Что с ним произошло? — говорила Сегильда Ромудду. — Его характер не изменился, но он стал сдержанным. Это значит, что им завладела какая-то мысль. Я хорошо знаю такой тип человека — он что-то задумал.

— Пусть себе задумывает. Мы скоро уедем, а он будет развлекать своими выходками местное общество.

— А я бы не относилась к нему столь пренебре­жительно, — вдруг сказала Луиза. Самая молодая из всех, она, казалось, обладала большей рассудитель­ностью. — Мне приходилось встречать таких типов в доме старого маркиза. Они беспечны и глупы, но если им в голову придёт какая-то мысль, они уже от неё не отступятся, потому что упрямы и в любых обстоятельствах и даже словах видят только ущем­ление своей чести. Им кажется, что их недооцени­вают и унижают, поэтому они любыми способами будут доказывать окружающим, что умны, благород­ны и горды.

— Ты правильно это подметила, Луиза, — похва­лил её барон. — Он не так безобиден, как кажется. Да вспомните его дуэль с вами, Сегильда. Сначала он решил посмеяться над вами, а потом ещё и драть­ся с женщиной. Это уже о многом говорит. Что вы думаете об этом, Жак?

Жак стоял погрузившись в глубокое раздумье.

Маленький отряд шёл по небесному своду. Его окру­жали мягким светом мерцающие звёзды.

— Смотри, какой необычный цвет у той плане­ты, — сказал Фаль. — Может, спустимся к ней?

Фоль и Один приблизились к зовущему свету, но, полюбовавшись на него издали, пошли дальше, догоняя отряд.

Спуститься на планету означало войти в её жизнь, слившись с её токами и закружившись в вихре вра­щения сфер. Но ни Один, ни Фаль не имели на это разрешения.

— Мне хочется узнать, как живут люди вон на той звезде, — Один указал на блистающую изумрудным све­том красавицу. ~ Можно ли попасть на неё?

— Только если тебе позволит Учитель. Мы не мо­жем просто из любопытства посещать другие миры. Твоё желание должно быть обосновано, или же ты должен получить особое задание, потому что любое вхож­дение в сферы планеты требует больших энергетичес­ких затрат, — ответил Фаль.

— Неужели у нас не хватит энергии? — удивился Один.

— Речь идёт о другом её виде: о творческой созида­тельной силе, а вот она — золотой запас Вселенной. И потом, разве тебе мало воплощений на любимой пла­нете? Тебе ещё рождаться и умирать, пока однажды твой дух не обретёт такой мощи в теле, что вырвет­ся за пределы планетных сфер, развив эту творчески-созидательную силу внутри себя.

— Значит, я буду рождаться до тех пор, пока сила духа не превысит силу притяжения планетных сфер и не прорвёт планетное кольцо?

— Конечно. Мы все так живём, развивая дух и по­степенно обретая память. Молодой дух помнит мало, зрелый дух уже может свободно жить в двух мирах, сознательно участвуя в работе здесь и там. Ты на Земле едва знаешь себя, но даже незначительные проблески памяти заставляют тебя действовать по зову сердца. Что тебе говорит твоё земное сердце?

— Оно советует быть осторожным и бдитель­ным, — ответил Один.

— Прислушайся к нему. Сердце знает всё и мно­гое — наперёд.

— Фридрих что-то задумал, — проговорил Жак. — У него на хитрости ума не хватит, а значит, он дей­ствует по чьим-то советам. Не будем давать ему по­водов для ссоры, а сами побыстрее приготовимся к отъезду. Всё зависит от вас, барон, от состояния ваших дел.

— Мне нужна неделя, чтобы запустить ещё одно предприятие, а потом я готов ехать. Что же касается ссор, то Фридрих, завидев вас, превращается в още­тинившуюся кошку. У него усы — дыбом, шерсть —

дыбом, так что вы сами будьте поосторожнее и не провоцируйте его.

— Интересно, чем это я перед ним провинил­ся? — спросил Жак.

— Как?! Вы не догадались, что он ревнует вас к Сегильде?

— С чего бы это вдруг?

Они не знали о сплетнях, разносимых всё тем же недалёким Фридрихом, который жаловался на зло­стного негодяя, совратившего прекрасную Сегильду, всем и каждому. Но тут снова в разговор вступи­ла Луиза:

— По-моему, он считает, что у вас тайная связь, и хочет спасти Сегильду от рук злодея. Но в таком слу­чае ему бы следовало прибегнуть к помощи брата, призвав его защитить честь сестры. Подождём — уви­дим. Он не сможет долго сдерживаться и выдаст себя при первой же буре, поднявшейся в его хаотическом сознании.

Фридрих, предвкушая важные известия и весь дрожа от нетерпения, мчался к Гершелю. У него не хватило сил на обычные вежливые приветствия.

«Надо же, сколько прыти! Как у зайца, — поду­мал Гершель. — Весь во власти эмоций. Совершенно не умеет владеть собой, но тем лучше».

— Я рад видеть вас, мой дорогой друг! — прогово­рил Гершель, выдавливая радостную улыбку. — Вы сразу откликнулись на мой зов.

— Ещё бы! Вам наверняка есть чем поделиться, — ответил Фридрих.

Они шагали по обширному парку.

— Как я и предполагал, всё не так-то просто, — начал беседу Гершель. — Но я ошибался, назвав Се­гильду авантюристкой. Просто она вынуждена быть на виду, как и все женщины, попавшие в переплёт, мечтающие выйти замуж. Мои друзья навели справки о ней. Она действительно очень знатного рода, и Ромулд — не её родной брат, а сводный. У них одна мать и разные отцы.

Князь рассказывал историю, сочинённую им са­мим, потому что ему было недосуг посылать кого-то в столицу, да ещё и тратиться на добывание сведе­ний о Сегильде. Он сам был неплохим сочинителем и мог сплести историю не хуже настоящей, да ещё отвечающую всем его требованиям.

— Ромулду далеко до знатности сестры, но он ста­рается быть поближе к ней, потакая всем её прихо­тям, потому что ей светит...

— Наследство! — воскликнул Фридрих, не давая договорить Гершелю.

— Вашей проницательности позавидует любой, — сказал князь, недовольный тем, что его перебили, а Фридрих в то же самое время раздулся от похвалы.

— Так вот, князь, Сегильда из рода обедневшего, но у неё есть, вернее был дальний родственник её отца — какой-то дядя, который не оставил наслед­ников, но очень любил Сегильду, когда она в детстве гостила у него. Он завещал ей всё своё баснословное состояние только в том случае, если она выйдет за­муж за человека королевской крови.

— Теперь многое становится на свои места, — задумчиво проговорил Фридрих. — Ромулд желает поживиться богатством, которое может получить се­стра. Сама Сегильда не нашла никого, кто принад­лежал бы к столь знатному роду и желал бы женить­ся на ней.

— Напротив, она нашла Жака! — воскликнул Гершель. — Как вы не поняли: он обманул её, прознав о завещании и желая получить наследство. Он не учёл одного: нужно предъявить серьёзные доказательства своего происхождения, а таких бумаг у него не ока­залось. Жак достаточно умён и навёл все справки перед тем, как официально объявить о своей женитьбе. Но он понял, что не сможет получить ничего, а зачем ему родовитая нищенка?

- Какой негодяй! — лицо Фридриха меняло вы­ражение ежесекундно. — Подумать только, соблаз­нить такую прекрасную даму, а потом ещё и начать водить её за нос. Я не удивлюсь, если он вступит в сговор с Ромулдом.

— Так оно и есть. Вы опять проявили удиви­тельную прозорливость, — сказал, усмехаясь, Гершель. — Жак надеялся при помощи Ромулда устра­нить некоторые бумажные препятствия, но им это не удалось. Но вы же понимаете, что отказаться от богатства, которое находится у тебя буквально под носом, а взять его ты не можешь, никому не по си­лам. Сейчас они наверняка строят какие-то планы.

— Мне всё понятно! Вся их игра сводится к тому, чтобы найти Сегильде мужа королевской крови и стать причастными к наследству! Ничего у них не полу­чится! Они не знают, с кем столкнулись — с великим и благородным Фридрихом! Я защищу честь Сегильды и не позволю двум злодеям смеяться над ней.

— Сегильда — игрушка в их руках. Она всего лишь женщина, а все женщины — люди ума недалёкого. Конечно, она хочет стать богатой и выйти замуж, но они искусно руководят ею, а Сегильда им доверяет. Какое разочарование ждёт бедную женщину, когда она прозреет!

— Этого не будет! Я сумею постоять за неё, даже если брат её предал! — вновь вскричал Фридрих. — А вы знаете, князь, что я родственник императора и в моих жилах течёт королевская кровь?

— Я мог только догадываться об этом, наблюдая за вашим поведением. Вы благородны и даже ни разу не обмолвились о своём родстве. Другие бы только этим и пробивали себе дорогу в свете, вы же — чело­век совершенно другого сорта, — поклонился Фридриху князь.

— Но почему же они тогда не попробовали втя­нуть меня в свою игру? — вдруг произнёс Фрид­рих. — Вы подумайте, я ведь удобен для них со всех точек зрения.

— А кто вам сказал, что они этого не делают? Дело в том, что сначала они ничего не знали о вас и поэто­му вели себя безрассудно, а когда выяснились ваши связи да и родство, им пришлось поразмыслить, как по-другому подойти к вам. Помните, что Сегильда — пешка в игре. Они используют её, боясь выпустить из рук. Конечно же всё планирует Жак. Он понял, что может потерять Сегильду, потому что вы очень при­влекательны. К тому же Сегильда узнала о вашем про­исхождении, но где уверенность, что вы женитесь на ней? Они умело дают всем понять, что Сегильда — знатная дама, а Жак пытается возбудить вашу ревность и тем самым заставить вас быть ближе к Сегильде. Про себя он знает, что любая женщина привязывает­ся к мужчине, находясь с ним столько времени вмес­те, и уверен, что она никогда не оставит его своей милостью. Вот вам человеческая натура! Нет чтобы быть благородным, честным! Но на это не хватает со­вести, поэтому люди втягиваются в интриги — и всё из-за денег! Подумать только, какая низость!

— Вы думаете, Жак хочет спровоцировать меня на женитьбу, но и самому остаться рядом с Сегиль-дой?! Ну уж этого у него не выйдет!

— Кто знает — Жак хитёр. Может быть, он снача­ла поссорит вас с Ромулдом, а потом и защитит вас. Вы будете чувствовать себя обязанным ему и станете его другом. Он ведь и так в последнее время изменил своё поведение: стал более мягким и вежливым с вами.

не правда ли?

— Точно, он очень обходителен и вежлив, чего я не замечал за ним раньше. Подумать только,
сколько интриг! Зачем?! Всё можно было решить очень просто.

— Это так кажется вашему благородному сердцу. Вокруг же вас — негодяи, алчущие денег. Они от сво­его не откажутся! — уверенно проговорил Гершель.

— Я спасу Сегильду. Я женюсь на ней, получу всё её наследство и не дам этим негодяям ни единой монеты!

— Вы совершите достойный поступок. Но если вы попытаетесь всё рассказать Сегильде — она вам не поверит. Не забывайте: она много лет во власти этих бессовестных сеньоров. Её нужно изолировать от них, но как это сделать — я пока не знаю.

— Зато я знаю! — вновь закричал Фридрих. — Я выкраду Сегильду и спрячу, а тем временем рас­правлюсь с Жаком.

— Может быть, так и нужно сделать, но снача­ла следует подумать и спланировать все свои дей­ствия, — предостерёг Гершель. — Вы же отличае­тесь редкой предусмотрительностью, поэтому не совершите никаких безрассудных поступков. Ве­дите себя так, чтобы никто ни о чём не догадался.

— Конечно. Завтра я буду у Аушенбаха, и никто
не заметит, что мне известно абсолютно всё, — про­говорил на прощание Фридрих.

Князья расстались, довольные друг другом. Фрид­рих радовался, что заручился поддержкой такого ум­ного человека, Гершель поражался глупости и само­любию Фридриха.

«Любование собой застилает ему взгляд на весь окружающий мир. Он смотрит на всё сквозь призму обуревающих его чувств и совершенно теряет голову. если с него спадёт спесь, то он может резко поум­неть. Нужно подогревать в нём эту любовь к себе: она превращает его в очень удобное орудие, — думал Гершель, возвращаясь в замок».

Барон решил никому не рассказывать о своём отъезде. Лучше говорить о кратковременном отсут­ствии, потому что людей удивит то, что он, только

наладив производство, бросает его. Это вызовет кри­вотолки и повлияет на дело. Поэтому все собирались в путь, но до самого отъезда решили устраивать при­ёмы и принимать визиты. Появившийся вечером Фридрих вёл себя на редкость прилично, но на лице его блуждала многозначительная улыбка. Он был предупредителен к Сегильде и даже несколько со­чувственно к ней настроен. «Что у него на уме? — думала Сегильда, глядя на князя. — Бродящие в нём хаотические мысли подавлены чьей-то более силь­ной волей».

— А что вы делали вчера, князь? — спросила Се­гильда.

— Я ездил на охоту, а потом заехал к своему другу на часок.

— Ваш друг здесь?

— Нет, он не выезжает в свет. Предпочитает си­деть в поместье. К тому же кроме меня у него нет здесь знакомых.

— Но вы же могли пригласить его сюда.

— Он не любитель развлекаться. Я слышал, барон собирается уехать ненадолго? — сменил Фридрих тему.

— Да, он поедет по делам.

— А сколько вы ещё пробудете с нами?

— Это зависит от состояния дел барона да и на­ших собственных. Впрочем, может быть, мы с бра­том тоже поедем с Аушенбахом.

Выражение лица Фридриха уже поменялось не­сколько раз, обнаруживая усиленную работу мысли.

— Они вас утянут с собой, — вдруг прошипел он, но, быстро взяв себя в руки, вымученно улыб­нулся. — Я боготворю вас, Сегильда, и не хочу с вами расставаться. Я хотел подождать более благо­приятного момента, но придётся сказать вам сей­час: выходите за меня замуж.

— Фридрих, вы же знаете, что я не стремлюсь к замужеству.

Лицо князя опять начало меняться, предвещая бурю, и Сегильда поспешила добавить:

— Я подумаю. Вы очень добры и оказываете мне честь, обратив внимание на безродную женщину.

— Это вы недооцениваете себя! — вскричал Фрид­рих, уловив в словах Сегильды обнадёживающие нотки.

В это время к ним подошёл Ромулд, наблюдав­ший уж слишком сильно затянувшийся разговор Се­гильды с князем.

— Я сделал вашей сестре предложение и хочу, что­ бы вы знали об этом, — вызывающе начал Фридрих.

Ромулд улыбнулся:

— Я рад. Надеюсь, что сестра поразмыслит и в скором времени даст вам ответ.

«Рыбка клюнула, — подумал Фридрих. — Ведь ему это и нужно. Сейчас он попытается завоевать мою дружбу, потому что Сегильда всё равно выйдет за меня замуж, но брат её должен удостовериться, что деньги не пройдут мимо него».

Ромулд с Сегильдой обменялись незаметным взглядом. Они твёрдо знали, что Фридриха лучше не

раздражать.

— Не хотите пройтись со мной по саду? — пред­ложил Ромулд, стараясь увести князя от Сегильды.

«Вот, началось», — подумал Фридрих и сразу же согласился.

Все слова Ромулда, направленные на то, чтобы успокоить князя, все его попытки объяснить ему дела Аушенбаха и дружелюбие Жака Фридрих восприни­мал только как попытку заручиться его поддержкой.

«Придётся дать ему такой шанс. Тогда брат нач­нёт уговаривать Сегильду, и их будет двое против Жака. Но у Жака тоже нет другого выхода. Он станет подбирать ко мне ключи и захочет быть моим дру­гом. Если только в нём не возобладает ревность».

Князь всё мерил по себе, по своим чувствам. Все свои внутренние качества он приписывал другим,

даже не предполагая, что кто-то может думать иначе. Он совершенно не слушал Ромулда, хотя до него ис­правно доносились все его слова. Но они искажа­лись его сознанием и теряли свой смысл, который Ромулд тщетно пытался донести до князя. Было по­хоже, что дуэт исполнял совершенно различные про­изведения, и было забавно наблюдать за Фридрихом, вокруг которого обстановка всё более накалялась.

«Я скоро обрету способности Молчуна, — поду­мал Жак, издали наблюдая за разгуливающими вмес­те князем и Ромулд ом. — Похоже, что я даже вижу облако, собирающееся вокруг головы Фридриха, и оно приобретает красно-коричневый оттенок».

На следующий день, обсуждая поведение Фридри­ха, все пришли к одному выводу: князь ведёт игру, яв­ляясь игрушкой чужой воли. Он ничего не слышит и не видит, потерял способность здраво рассуждать и го­тов на любые гадости, как только ему будет дан сигнал.

— Я усматриваю здесь чью-то злую руку, — гово­рил Жак. — Хотя я далёк от интриг и сплетен, но у меня внутри звучит предостерегающий сигнал.

— Фридрих ничего не соображает. Он потерял возможность управлять собой, — сказал Ромулд. — Мне знакома такая ситуация. Дело в том, что вокруг нас сгущаются тучи, только я пока не могу опреде­лить, кто является главной мишенью в войне, кото­рую нам навязывают. Они не выступают открыто, а прячутся за спины других, недалёких и слабоволь­ных людей.

— А когда зло выступало открыто? Оно маскиру­ется и только использует чужие руки, чтобы трудно было найти основного врага, — сказала Сегильда. — Я всегда сталкивалась лишь с исполнителями чужой воли, но никогда не видела своего противника.

«Будь осторожен, Один. Конрад не оставит тебя. Честный бой не для него — он предпочтёт удар из-за угла» — явственно прозвучали слова в сердце Жака.

— Я знаю, кто стоит за Фридрихом, и знаю, про­тив кого направлен удар. Впрочем, все мы ему как
кость в горле, — сказал Жак. — Я впервые посмот­рел на ситуацию другими глазами. Мы вроде бы не
хотели неприятностей и потому решили ехать, но разве от них убежишь? Мы неправильно рассужда­ли, желая не ввязываться во взаимоотношения с князем, а нам следует в корне поменять наш внут­ренний настрой. Провести своего рода алхимичес­кое превращение. Мы должны подумать о Фридри­хе и спасать не себя, а его от всех напастей, которые его ожидают. Это совершенно не значит, что мы не

должны ехать.

— Должны, но с другим отношением к нашему отъезду, правильно? — спросил Аушенбах.

— Да, именно так, барон. Мысленно нужно ограждать Фридриха от всех неприятностей, что ему угрожают. Его стоит пожалеть. Он будет преследо­вать нас и способен предать, а что может быть страш­нее кармы предателя и гонителя рыцарей? Мы долж­ны по возможности уберечь его от совершения опас­ных поступков и не дать ему пасть так низко, чтобы он потом вовек не поднялся. Давайте позаботимся о его душе — ведь мы сильнее.

— А что это значит в жизни? — спросила Луиза.

— Нам следует уклоняться от его нападок, всё время думая о том, чтобы он не совершил дурного. Пусть считает нас трусами и ничтожными создания­ми. Прочь собственную гордыню — давайте спасать его, — ответил ей Жак.

— Почему это вы вдруг так озаботились Фридри­хом? — спросила Сегильда.

— Потому что я видел ту бездну, куда он покатил­ся, и понял, что если не сейчас, то в будущем всё равно протяну ему руку помощи. Внутренняя сущ­ность его недурна, но он слабоволен и чувствителен. Отсюда и вся его беда.

Фридрихом владела одна мысль: «они уезжают». Он внутренне запаниковал, путаясь в рассуждениях.

Целый день он строил то один, то другой план. Он представлял, как женится на Сегильде, потом он видел, как крадёт её, потом он вступал в сговор с Ромулдом и ехал оформлять бумаги на сказочное на­следство. Что только не проносилось в буйной фан­тазии Фридриха, но под конец дня он всё же не вы­держал и поехал к Гершелю. Князь ждал его. Трудно было представить, что Фридрих не примчится, что­бы поделиться впечатлениями.

Он сидел в приёмном зале и уже целый час в мель­чайших подробностях рассказывал о вчерашнем ве­чере. Но большую часть времени он отводил себе и своим чувствам. В конце концов он договорился до того, что Сегильда призналась ему в любви и они решили тайно сбежать от Ромулда и Жака.

— Она вам так и сказала, что любит вас? — пере­спросил князь.

— Не прямо, но всё поведение её говорило об этом.

— Понятно, — сказал Гершель.

Ему было понятно и то, что Фридрих путает ре­альное с мечтами, не видя разницы между события­ми и своим восприятием этих событий.

Гершель на минутку задумался, прикинув истин­ное положение вещей, а потом сказал:

— Ну что ж, не так плохо идут дела. Нам следует точно выяснить день их отъезда, а до этого времени будьте в доме столько, сколько позволяют приличия. И постарайтесь не докучать Сегильде своими беско­нечными объяснениями в любви, а, наоборот, поста­райтесь показать ей своё мучение от длительного ожи­дания ответа, но в то же время мужество и стойкость.

— Вы правы, — покорно ответил Фридрих.

Ему вдруг не понравились своя покорность и то, что князь командует, объясняя ему, словно мальчиш­ке, как себя вести, но он ничего не мог с собой поделать. Какая-то чужая сильная воля сковала его, слов­но обруч, и мешала даже мыслить так, как ему хоте­лось. Князя потянуло в сон, и он, распрощавшись с Гершелем, поспешил удалиться.

Но на следующий день Фридрих был в замке ба­рона, уже несколько досадуя на то, что к его жела­ниям присоединились и указания Гершеля. Одно дело, когда Фридрих сам исполнял свои капризы, а другое — когда точно такими же капризами обладал и другой, а он должен был следовать чужим словам. Это задевало самолюбие Фридриха, и он злился, сам

Дата добавления: 2015-07-25