Глава 5 4 страница. — Вы совершенно правы, — сказал Сергей

— Вы совершенно правы, — сказал Сергей. — И мы так думаем. Вам случайно никогда не хотелось бросить Москву и уехать куда-нибудь в тихое место или в страну, где все любят друг друга и стенок во взаимоотношениях не строят?

— Я думала об этом. Мне кажется, что ездить ни­куда не нужно и каждый человек находится на своём месте. Нужно искать в себе. Если обрести покой внут­ренний, то суета большого города проходит мимо. Но тот покой, о котором я говорю, следует отличать от спокойствия. Здесь все так устали, издёргались, изнервничались, что хотят одного — чтобы их оста вили в покое. То есть они ищут внешнего спокой­ствия. Они хотят избавиться от мыслей, от чувств, от забот. Это же невозможно, нужно пребывать в покое и воспринимать всё существующее в мире, пребывая в равновесии. Так будет правильно. А о такой стра­не, где все любят друг друга, я всегда мечтала, только мне кажется, что когда я добиваюсь равновесия, я там и нахожусь. Она — во мне, а не где-то там, за тридевять земель.

— Вот это да, — сказал Иван, — а вы случайно не знаете, что вы там делаете?

— Ну, во-первых, я не хочу выглядеть в ваших глазах больной, хотя в данном случае мой опыт явля­ется субъективно-объективным. Но вы — психолог, для вас это может показаться отклонением.

— Ничего подобного. Это навязанное мнение со­здало своего рода непробиваемую броню. Смотрите, вы ведь тогда тоже недостаточно верите, если бои­тесь прослыть больной, — ответил Иван.

— Пожалуй, вы правы. Я ведь верю себе и своего мнения никому не навязываю. Я рассказываю вам это потому, что вы меня спросили. Сейчас я поду­маю и спрошу своё сердце, подождите.

Прошло две или три минуты.

— Вы знаете, я попыталась понять и представить себе, честна ли я перед Богом. Так вот я не нашла в себе и тени сомнения и знаю точно, что я не лгу. Это чистейшая правда. Так вот, я вижу иногда, как работаю вроде в какой-то лаборатории. Но это так мимолётно. Это даже не лаборатория, а больше по­хоже на храм. Там всё живое. И моя задача — отде­лять вещество хорошее от непригодного для даль­нейшей работы. Из хорошего вещества потом полу­чается свет.

Татьяна Андреевна смущённо замолчала.

— В этом ничего удивительного нет. Я вполне принимаю ваши объяснения. У вас открытое сердце, и вы постигаете мир, который недоступен дру­гим. А вы кому-нибудь рассказывали об этом?

— Нет, не считаю нужным. Меня не поймут. Да и потом — зачем? Я привыкла ставить всегда конкрет­ную цель и отвечать на вопрос «зачем». Чтобы по­хвастаться перед другими? Нет, мне это не нужно. Чтобы почувствовать собственную значимость? Нет, я себя так не ощущаю. Я уже давно всё меряю одной мерой — как это выглядит в глазах Бога? Лжи во мне нет. Если Ему это необходимо, я буду продол­жать там работать. Все свои действия и мысли я по­свящаю Богу. Это для меня стало необходимостью.

— Ну, Татьяна Андреевна, диву даюсь, — говорил Сергей. — Как это вы смогли в Москве себя в такой чистоте сохранить?

— Так вы мне верите? Вы знаете, я всё время про­сила, чтобы Бог послал мне кого-то, кто бы мог по­нять меня. И вот: по вере вашей да будет вам. Я ве­рила, что встречу такого человека. А он не один, их двое оказалось. Вот радость!

Они приехали в Новый Иерусалим утром и ещё застали службу. Место это было удивительное, с большой любовью строившееся когда-то Патриар­хом Никоном. Внизу, в подземной церкви, они все ушли в правый придел, к источнику, и там, оказав­шись совершенно одни, погрузились каждый в свои мысли.

Все рыцари собрались в Храме. Малое служение про­водилось для всех, и в приделы Святого Места, кото­рое как будто расширяло свои границы, входили всё но­вые воины Христовы. Это было многочисленное собра­ние небесной гвардии, защищавшее ничего не подозре­вавшее человечество от страшных сил зла.

— Разверните знамёна! — донёсся неслышимый Го­лос до каждого сердца. И над сводом засверкали вспо­лохи всех цветов, непередаваемыми красками осве тив Храм. Все созерцали сияние пространства и слу­шали Голос:

— Взгляни на друга. Он — это ты.

— Люби всех. Ты — в каждом.

— Любовь и справедливость! Свет непобедим!

Но каждый воин переводил токи слов Господних в понятный ему смысл и мог сказать всё это по-другому: любить человечество и помогать человечеству, сто­ять за справедливость и истину, сражаться во славу Света. Братья Света были непобедимы и в бою всегда стояли спиной друг к другу, образуя круг. Это значит, что каждый знал, что спина его прикрыта и защищена от врага. Он не думал о том, что сзади окажется не­приятель, — его там не могло быть. Потому это и было истинное Братство рыцарей Господних.

— Как чудесно, — вдруг сказала Татьяна Андре­евна, — у меня перед глазами красные, зелёные и белые знамёна, как на иконах. Я прямо будто бы среди воинов была.

Иван с Сергеем уставились на неё.

— Татьяна Андреевна, да вы чудо какое-то, — ска­зал Сергей. — А что вы ещё видели?

— Да ничего. Я просто знаю, что нужно любить и не поддаваться ни на какие соблазны. Сейчас иску­шений много, и так легко соврать, обидеть, пройти мимо. Нужно не допускать себя до низости ни при каких обстоятельствах и руководствоваться закона­ми чести и справедливости. В общем, нужно быть рыцарем, независимо от пола и возраста.

— Правильно, — подтвердил Иван.

Они шли по обширным монастырским угодьям.

— Совершенно из сознания человеческого вы­ветрилось понятие чести и совести. Все приспо­сабливаются, подменяя справедливость жизненной необходимостью, и валят вину на обстоятельства жизни.

— Да, да, я много раз это замечала. Я в несколько обществ заходила. Они себя последователями Рери­хов считают, ну и показывают прекрасные слайды, рассказывают много о широте взглядов, сознания. Как я поняла, это один из постулатов Учения — рас­ширение сознания. Кроме того, они все говорят о единстве и служении Высшему. Ну просто прекрас­но. Мне очень понравилось. Как-то во время переры­ва я сидела, журнал листала. Вдруг' около меня голос громкий раздаётся: «Вы что это читаете? Это же вред­но!» Я опешила. «Что вредно?» — «Журнал этот!» — «Простите, что именно? В журнале много статей раз­ных авторов». — «Безобразие, это возмутительно, все рериховцы знают, что этот журнал читать нельзя». — «Скажите, а кто может вообще запретить человеку что-то читать?» — «Внутренний устав. Мы почитаем Иерархию. Наше руководство говорит: это читать за­прещено, потому что вредно!» Я отвечаю: «Для меня Иерархия — понятие божественное. На вершине ле­стницы — Господь Бог. Вы, простите, Его человеком подменили?» Тут я смотрю, что народ в замешатель­стве стоит. Я и спрашиваю: «Вы журнал этот чита­ли?» — «Нет». — «А как вы можете судить о том, чего не знаете? Не судите и да не судимы будете. Куда же делось ваше широкое сознание, и где служение Выс­шему? Вы его подменили на служение человеку, а себя рериховцами называете. Рерихи всегда поступа­ли по совести. Они никогда не судили о том, чего не знали. Да и как могла Елена Ивановна, которая, как вы считаете, была Марией Магдалиной, судить кого-то, когда на себе испытала, что такое суд человечес­кий? Её Христос не осудил, и любимой ученицей она была у Господа. Он ей блудить запретил, и она пере­стала, потому что в Его глазах увидела сострадание и понимание. А вы что судите? Статьи, журнал, чужие взгляды? Где ваше понимание, где уважение к ближ­нему и к его пути? Вы Учение Рерихов превратили в Уголовный кодекс, чтобы, зачитывая шлоки, приго­варивать человека к трём-пяти годам отлучения от вашего общества. Да кому нужно такое общество, где любовь отсутствует, но есть запреты и директивы иерарха? Ваш иерарх когда-то, в прежних воплоще­ниях Елены Ивановны, наверное, ключницей у неё был. Он амбары да кладовые охранял и знал одно слово: «не пущать». Это в нём по сей день и сидит: «Не подпущу и близко никого! Чур меня!» Может, ему и бесы мерещатся, как служанке княгини из «Двух жизней» козлы всюду виделись, её преследующие? Человек должен быть бесстрашным и открытым, если в нём любовь есть, и о милосердии Христовом к той же Марии Магдалине помнить. А если он что-то зап­рещает, значит, боится. Воин Света не боится тьмы. Он с ней честно сражается. А ваши иерархические запреты — это, говорю, от бесов. Я свободный чело­век. Моя жизнь принадлежит Христу, Богу милосер­дному и сострадательному. Учение Рерихов — пре­красно, но вы, пожалуйста, не называйте себя рериховцем, потому что вам, с вашим блошиным мышле­нием и сознанием замшелого мухомора, до Рерихов так же далеко, как до Луны».

— Ну и как народ отреагировал? — спросил улы­бающийся Иван.

— Вы знаете, там что-то произошло. Я их заде­ла. Но, видит Бог, во мне была ясность и твёрдая уверенность, что я говорю правду. Это и было прав­дой, и они это почувствовали. Ведь существует та­кое понятие, как божественное вдохновение. Ну вот у меня было как раз такое вдохновение. Кто-то попытался что-то сказать, но большинство пристыженно молчали и разошлись быстро. А ведь, знае­те, я поняла, что они выслужиться хотят, чтобы иерарх мухоморный заприметил их, конфетку по­дарил или булочкой угостил. Не знаю, если он имеет право у них запрещать и отлучать — журнал-то ведь

отлучен, — значит, может и награждать за верную псиную службу.

— Да, они скорее напоминают цепных псов, — ска­зал Иван. — У них мнения своего нет. Спустили их с цепи — бросились, приказали — покусали, запрети­ли — близко не подходят. Ну и где совесть, честь, прав­да? Где заповедь «Возлюби ближнего своего, как само­го себя»? Они её не выполняют и от Христа отрекают­ся, а завтра скажут, что единство касается только тех, кто в их иерарха уверовал. И при чём здесь Рерихи? Я прекрасно знаю их Учение и принимаю всё, что там говорится, но некоторые люди пытаются присвоить то, что дано для всех, и кричат: или пустим, или не пус­тим. Они-то какое имеют к этому отношение? Может, они думают, что за свет сражаются? От таких рьяных служителей свет только померкнуть может. Вы вдумай­тесь! Кто-то выносит вердикт, заключение суда, будто обер-прокурор Синода вещает: «Вредно! Запрещено!» А другие этому подчиняются. Они что, осуждёнными себя считают? Кто они, осуждённые на то, чтобы не читать и не прикасаться к журналу?

— Оставьте эти рассуждения. Каждый сам слагает свою судьбу. Людям за всё отвечать придётся, — го­ворил Сергей. — Вы лучше, Татьяна Андреевна, ещё что-нибудь про себя расскажите.

— Нет, что это я всё о своём. Теперь ваша оче­редь. Вы люди необычные. От всех отличаетесь, кого я до сих пор встречала.

Иван с Сергеем коротко рассказали ей о себе, но это явно не удовлетворило Татьяну Андреевну.

— Нет, это всё внешнее, за этим что-то ещё сто­ит. Я ведь почему по всем религиозным центрам да обществам ходить стала? Я искала. Не знаю, что, но искала. Неужели вы только работой своей заняты? Вы ничего не искали?

— Ох, если бы знали вы меня десять лет назад, — сказал Иван.— Я полстраны в поисках исходил, лю дей искал, страну заветную, любовь, дружбу. Нашёл Сергея. А может, это он нашёл меня. И ещё двоих других, и ещё многих, с которыми могу общаться, не видя их годами.

— Я это прекрасно понимаю. У меня тоже есть невидимые друзья, и порой они мне ближе реаль­ных. Они надёжные очень. Не продадут, не осудят. Они любят. Вам Господь, Иван, встречу послал. Ну и мне теперь грех жаловаться. Так всё же, чем вы в
вашей внутренней жизни занимаетесь?

Да, непроста была Татьяна Андреевна. Говорила обычными словами, но очень точно ставила вопро­сы, которые исключали двусмысленные ответы.

— Знаете, Татьяна Андреевна, — решился Сер­гей, — если честно, то мы — рыцари. Мы хотим возродить традиции рыцарства на Земле и будем принимать в свой рыцарский клан тех, кто стоит за честь и справедливость. Действенная помощь бу­дет основным условием. Различий в поле и возрас­те не существует.

— Да здравствует рыцарство! — засмеялась Татья­на Андреевна. — Примите меня. Я так поняла, что общество открытое.

— Вы станете первым рыцарем Москвы. Правом, данным мне, я посвящаю вас в рыцари Земли, — тор­жественно произнёс Сергей. — И хоть общество наше открытое, не всякий в него войдёт.

— Но вас мы принимаем со всей душой. Сердцем чистым и любящим я посвящаю вас в рыцари, — до­бавил Иван.

Тут Татьяна Андреевна неожиданно прослезилась.

— Да что это творится такое! Вроде всё со сме­хом, но меня это трогает, и самое интересное — для меня это правда. Вы не шутите?

— Нисколько, — хором ответили два друга.

Для Татьяны Андреевны это оказалось большим внутренним переживанием и подействовало на её сердце. Она разболелась и пролежала два дня дома. Она сама не могла понять, почему этот шуточный экспромт так сильно повлиял на неё, но когда она вспоминала о сем действе, она вдруг понимала, что это не было шуткой. Сердце говорило ей, что всё — истинная правда, а сердцу она привыкла доверять.

Ивану пришлось навестить её и полечить своими методами, которые её поразили. Но когда на следую­щий день она и думать забыла о своей болезни, то уверовала в чудодейственную силу Ивана сразу и бе­зоговорочно.

Когда Иван с Сергеем обсуждали поездку в Но­вый Иерусалим, то они и сами диву давались, как события развернулись.

— Ты знаешь, я привык управлять обстоятельства­ми, но вдруг увидел её в храме, на малом служении,
и сразу понял, какой великий дух живёт в теле этой женщины. Я счастлив, что мы её встретили. Но она и ведать не ведает о всех наших незримых делах, по­ этому её следует готовить постепенно и воспитывать.
Думаю, она усвоит всё быстро, у неё данных для этого много. Ты помнишь, как она про ключницу сказала? Ну ведь в точку попала. Это истинная правда. Она сердцем знает и совершенно ему верит. А что ещё нужно рыцарю?

— Любви, — ответил Иван, — но её любви на всех хватит. Она-то у неё как раз настоящая, лишённая
слезливой сентиментальности и излишней эмоцио­нальности. Наша Татьяна Андреевна — просто клад.

Глава 3

Татьяна Андреевна с небольшим рюкзачком сто­яла на перроне и оглядывалась по сторонам.

— Здравствуйте! — неожиданно для неё раздался
голос рядом. — Меня зовут Фёдор. Пойдёмте, Тать­яна Андреевна. Я здесь уже три часа околачиваюсь.

А они всё объявляют, что поезд будет то через трид­цать минут, то через час.

— Я бы вас в толпе и не приметила. Нет, всё же приметила бы. Вы спокойны и уверенны, как Иван и Сергей. Я так рада встрече с вами.

— Я тоже. Теперь вижу, почему они вас в рыцари посвятили. Вы, конечно, экземпляр редкий. Не оби­жаетесь?

— Нисколько. Но для меня это всё равно как сон. Я столько за это время нового узнала! Даже удивля­юсь, как раньше без знаний таких жила. Если бы не мои друзья, что бы я делала? Моя жизнь была бы прожита зря.

— Господь с вами. Ни одна жизнь зря не прожи­та. Опыт вы извлекаете из любой. Другое дело, что для Вечности вы ничего не делаете. С этой точки зрения она прожита зря. Но вы-то, Татьяна Андреев­на, в любом случае Вечности уже послужили серд­цем своим добрым. Это счастье, что вы не стали плес­неветь, как многие, и интересовались всем, оставляя своё сознание открытым. Очень многие люди в ва­шем возрасте говорят: «Хватит, поздно меняться, мне мало осталось, поэтому я хочу сделать за короткое время вот эту работу». Они очерчивают себе рамки, и за них — ни на шаг. Это ужасно. С этого момента они остановились в своём духовном развитии, хоть, наверное, и могут написать какую-то книгу. Потом, откуда им знать, сколько им осталось? Можно про­жить ещё двадцать или тридцать лет, а это — гигант­ский срок. Ешё полжизни. Но они вводят себе огра­ничения, за которые не желают переступать. Это и есть духовная смерть. А сколько ещё могли бы сде­лать для Вечности! — говорил Фёдор.

Они шли дворами небольшого посёлка и вышли на дорогу. Грузовик подбросил их ещё на три кило­метра в сторону. Там стояло несколько домов, при­лепившись прямо к лесу.

— Вот мы и дома. Располагайтесь. Я здесь редко бываю. За хозяйством соседка присматривает, а те­перь мы вместе заниматься им будем. У меня корова есть и куры. Вы корову доить умеете?

— Да что вы? Откуда? Я всю жизнь в городе про­жила, — сказала Татьяна Андреевна.

— Придётся учиться. Домашнее хозяйство будет на вас. Моё дело — лес. У меня пасека есть. Отсюда недалеко — дня два ходу. Я скоро туда пойду, а вы здесь останетесь. Травы нужно посмотреть, пока ещё время не вышло. За деревьями приглядеть. Вот та маленькая комнатка будет вашей. У неё отдельный выход. Не страшно прямо в лесу жить?

— Ну, вообще-то жутковато. Но ведь мне в лю­бом случае надо привыкать?

— Вы спрашиваете или утверждаете? Если не хоти­те, можете не привыкать. Это целиком зависит от вашего желания. Делайте, как хотите.

Вообще-то Татьяна Андреевна этого не ожидала. Когда Иван и Сергей сказали, что ей бы следовало получиться духовной науке в действии, она конечно же согласилась. Но она, как и всякий человек, по­строила себе некое представление об этом обуче­нии. А тут — хозяйством заниматься, корову доить. Хозяйством она и в Москве была сыта, правда без коров. Молоко там было покупное.

— И долго мне здесь оставаться нужно?

— А сколько хотите. Хотите — месяц, хотите — год, — ответил Фёдор.

Это уж совсем не укладывалось в представление Татьяны Андреевны, но она пока решила посмотреть, что же будет дальше, и поэтому промолчала.

Она быстро освоилась, несколько раз ходила с Фёдором в лес, познакомилась с соседями, которые оказались простыми жителями заброшенных посёл­ков, которых полно на Руси, училась доить корову. С курами ей было попроще, а вот за коровой нужен был уход. Вставать приходилось в 5 утра и целый день крутиться по дому, хотя и непонятно почему. Вроде двое их, с коровой трое, а дел — хоть отбавляй. Через десять дней Фёдор ей сказал, что уходит недели на три, тут ей и вовсе жутко сделалось. Но виду не по­дала, только сразу же дни стала считать, когда же он вернётся. Когда Фёдор вернулся, Татьяна Андреевна ещё веры в своё обучение не потеряла — всё-таки стойкий у неё характер был, но за это время она ста­ла заправской дояркой, пильщиком и рубщиком дров. Она, по примеру соседей, запасалась ягодами, кото­рые как раз пошли, и обрабатывала небольшой ого­род. Фёдор побыл недельку и снова уехал дней на десять. Но через неделю он не появился, а на деся­тый день проезжий шофёр передал ей от него вес­точку, чтобы раньше чем через месяц его не ждала. Совсем приуныла Татьяна Андреевна. Всё складыва­лось не так, как она ожидала. Что она возится здесь, в лесу, окружённая неразвитыми людьми, коровами и курами? Где обещанное обучение, где действие? Нельзя сказать, чтобы ей там не нравилось. Место — сказочное, воздух — пьянящий, кедры, сосны, берё­зы — где такую красоту в городе найдёшь? Это было похоже на летний отдых: позабавились на дачах — и хватит. А дальше-то что? Снова городская суета? Стала она по вечерам думать об Иване и Сергее. А они как же? Они ведь в тайге жили, вообще одни. Что же они делали? Тут Татьяна Андреевна впервые задум&тась: может быть, она что-то не так понимает? Стала она вспоминать рассказы друзей своих, сопоставлять раз­розненные куски биографий их, в памяти всплыли дед Кузьма и бабка Дарья. «Здесь что-то не то, — решила она. — Нужно всерьёз поразмышлять».

И началась её великая работа по осознаванию и своей жизни вообще, и того, чем она была занята сейчас. От всего того, что Татьяна Андреевна увиде­ла, она пришла в ужас. Всё было не так, как должно

было быть. Она правильно мыслила и даже правиль­но поступала. Но это было из области рассуждений о правильности и чистоте. В жизни всего этого не было. Она думала, что жила, но на самом деле действова­ла по привычке. Всё было привычкой, даже совесть и правда были привычкой, а ей хотелось уже другого — сознательности всех своих действий.

«Сколько я здесь, а соседей по-настоящему не знаю, — вдруг подумалось ей, и стало стыдно. — Так чего же я жду? Любви и обучения добрых тётей и дядей, которые придут сюда за мной? Сама-то что я для этого сделала?»

Она твёрдо решила изменить своё прежнее житьё-бытьё и начать немедленно. Утром она прошлась по деревеньке, поговорила со всеми и выяснила, что у людей обычные заботы и проблемы, со здоровьем неполадки, по хозяйству помощь нужна. Татьяна Андреевна помнила, как Иван её лечил когда-то, ка­кими травами, и стала применять то, что вспомина­ла. К ней туг же стали прибегать за советами. Вспом­нила и лучшие сроки для посева и сбора урожая, если руководствоваться фазами Луны, да ещё столько зна­ний стала из себя вытаскивать, о которых и думать забыла. Ещё она поняла, что людям не столько по­мощь нужна, сколько участие и понимание, и стала выслушивать их жалобы и сетования. Жизнь Татья­ны Андреевны изменилась круто. Раньше она хозяй­ством целый день занималась, теперь управлялась за три часа, а остальное время посвящала людям и по­мощи им.

«Я, наверное, ленилась, — думала она. — Это как в школе. На занятия времени не хватает, но если появляются дополнительные уроки, то успеваешь ещё и на них бегать. Получается, чем больше на­грузка, тем больше времени свободного появляется, которого вдруг начинает хватать на огромное коли­чество дел».

Она крутилась как белка в колесе, и когда вернул­ся Фёдор, то и думать забыла о каком-то обучении.

— Вы простите меня, — говорила она, — я не злилась, нет, но была в недоумении, зачем я здесь. А потом поняла. Вот это и есть наука — с людьми по-настоящему общаться. Может, я и хорошая была, только я свою эту хорошесть и вспоминать не хочу. Одна гордыня. И это так больно, когда ты понима­ешь, что ты из себя представляешь на самом деле. Господи, мы себя не знаем, мы только думаем, что знаем, мы погрязли в своих мыслях и думаем, что чего-то достигли. А чего? Изнуряем себя в городе, а жизнь мимо проходит. Я здесь поняла, что значит по-настоящему помогать другим.

— Вы не только поняли, вы помолодели лет на десять. Вас бы родные не узнали. Вот теперь я вижу, что вы готовы обучаться. А до этого, вы правы, гор­дыни было много. И это — у вас, у лучшего предста­вителя огромной массы! Мы здесь пробудем до кон­ца лета, а потом уйдём в другие места.

— Ой, а как же корова? И дома ничего не зна­ют, — сказала Татьяна Андреевна.

— Вы сначала скажите, хотите ли вы, а там решим.

— Конечно хочу. Я теперь останавливаться не имею права.

— Ну, за коровой присмотрит Валентина, а домой я уже сообщил, что вы будете не скоро.

Теперь уже более понимающая всё Татьяна Анд­реевна воспринимала жизнь совершенно иначе. Она вся устремилась к цели, стараясь не строить никаких представлений о том, что её ждёт впереди. Она уже была научена прежним опытом и больше не хотела ошибаться. Два месяца пролетели очень быс­тро, а в конце августа они отправились в дорогу.

— Мы в основном будем идти пешком, горами.
Вас хозяйство закалило, так что будет намного лег­че, — объяснял ей Фёдор.

Казалось, что Фёдор знал всё на свете. Он умуд­рялся из ничего складывать костёр, выискивать тёп­лые места для ночлега. Было уже довольно холодно, но Татьяна Андреевна не помнила, чтобы хоть один раз замёрзла ночью. Конечно, длинная дорога изну­ряла её, но она не жаловалась, а терпеливо сносила все лишения. Очень часто они спускались в пещеры и шли. долго по тоннелям, в которых бы любой чело­век заблудился в считанные секунды, но Фёдор мог идти и в темноте, ориентируясь по одному ему по­нятным знакам. Так прошёл почти месяц, пока од­нажды им не встретился человек, говорящий на не­понятном языке. Фёдор объяснил ему, что они ис­следуют растения. Они стали изредка встречать лю­дей, всегда очень доброжелательных, приветливых и любопытных. Как-то утром они увидели внизу де­ревню. Понятие «внизу» было относительным, по­скольку их окружали горы. Когда они спустились, жители высыпали навстречу, радостно улыбаясь. Фё­дор легко с ними объяснялся, и после небольшого отдыха их провели в местный храм. При храме были жилые постройки, коровы. В общем — хозяйство. Татьяна Андреевна ничего не понимала, но делала всё то, что и Фёдор. Вечером Фёдор объяснил ей:

— Татьяна Андреевна, мы в Индии. Здесь почита­ют Шиву, но это совершенно не значит, что они не принимают других богов. Для них любой бог — это путь вверх. Они будут почитать любого бога, но свой им как-то понятнее. Поэтому о вере и религии не думайте. В их сердцах нет разделения.

Татьяна Андреевна остолбенела:

— Ну при чём здесь религия? Вы о чём говорите? Какая Индия? У меня паспорта нет. Как мы здесь
оказались?

— Шли, шли и пришли. Что я могу поделать, если это — Индия? Вам будет очень полезно здесь
побыть немного, язык выучить. А о паспорте не бес покойтесь. Здесь гостиниц нет и спрашивать вас о нём никто не будет. Мы остановимся в доме брами­на. Поскольку мы белые люди, они нас почитают особыми гостями.

Татьяна Андреевна освоилась очень быстро. Хо­зяйство было теперь для неё делом привычным, и ей доверили всё, удивляясь лишь неприхотливости и уме­нию белой женщины. Коровы её потрясли — они были худыми и измождёнными. Ими никто не занимался, поскольку у местного населения понятия были очень простыми: животное — это животное, мы его не тро­гаем, потому что корова — священна. Молока эти ко­ровы почти не давали. Татьяна Андреевна быстро на­вела порядок: доение, кормление, пастбище. Местные ребятишки с радостью помогали, потому что сроду не занимались таким необычным делом, как пастьба ко­ров. Через месяц это были уже не тощие непонятного племени животные, а раздобревшие коровы, дававшие много молока. Ещё Татьяна Андреевна научила сосе­дей делать сыр, простоквашу и сметану. Язык, несмотря на внешнюю сложность, оказался прост, и она уже могла изъясняться на местном наречии. Особо её за­интересовал местный астролог. Все его вычисления были очень необычны и базировались на древнейших знаниях. Система никогда не менялась, потому что добавить новое было равносильно святотатству. Мож­но было с уверенностью сказать, что так было здесь и пять, и шесть тысяч лет назад. Если местный брамин говорил, что его дед был брамином в этом храме, он имел в виду деда тысячелетней давности. Семья не сходила с места, и разрушившийся дом или храм стро­или на том же самом месте. Астролог говорил, кому можно жениться, а кому нет. При этом он был бес­страстен, основываясь исключительно на своих таб­лицах. В них не было ничего похожего на созвездия и знаки Зодиака, а существовала своя особая система, причём очень ясная и точная.

Фёдор помогал всем, немного лечил. Часто ухо­дил в горы собирать травы, забирая с собой двух маль­чишек. Он их обучал своей нехитрой науке, говоря, что, когда он уйдёт, ребята его заменят. Однажды, вернувшись, Фёдор сказал, что им пора собираться. Через несколько дней они распрощались со всеми. В их честь был устроен даже небольшой праздник, и все местные боги благословили их в дальнейший путь.

Вновь они шли несколько дней на довольно боль­шой высоте, пока однажды не увидели скачущего в их сторону всадника.

Когда он подъехал ближе, Фёдор склонился в при­ветствии. Татьяна Андреевна не могла объяснить, что с ней произошло, но ей тоже захотелось покло­ниться, что она и сделала с величайшим почтением. Всадник посмотрел на них внимательно, но Татьяну Андреевну будто током пронзило, и она окаменела. Бросив несколько слов и подняв руку в прощаль­ном приветствии, он умчался.

— Что это со мной? — говорила Татьяна Андреев­на. — Я пошевелиться не могу. Сейчас, погодите, я приду в себя.

— Да не спешите, — сказал Фёдор. — Он пришлёт провожатого. Нам нужно ждать.

Татьяна Андреевна села и прикрыла глаза.

— Миру нужна ваша помощь. Человечеству нужен пример истинного рыцарства. Оно так же тоскует по нему, как и по Любви. Вы и только вы можете явить мужество, верность, любовь и истину. Во Славу Граа­ля, во имя Истины, в помощь униженным и обездолен­ным вы посылаетесь на Землю служить Мне. Справед­ливость восторжествует на планете, и зло будет унич­тожено. Сегодня, в день праздника Весак, Я, Христос, славлю Владыку Будду, Бога Грядущего. Вы знаете Тай­ну. Сохранив Тайну, откройте её. Вас поймут те, кто принадлежит Вечности. С миром, верные рыцари Хри стовы. Да будет Любовь вечно пребывать в сердце ва­шем! Аминь.

Дата добавления: 2015-07-25