Глава 5 5 страница

— Фёдор, вы не знаете, что такое праздник Весак?

— Знаю, а почему вы спрашиваете?

— Да так просто. Я всё больше понимаю, что зна­чит истинное единство. Я как никогда чувствую, что мир — это единое целое.

— Праздник Весак — это день единения с Влады­кой Буддой. Люди нуждаются в датах, потому они и существуют. В Вечности дат нет — там есть свет. А все эти градации и даты — это когда уже ближе к Земле, чтобы понятней было. А иначе ведь всё перепутается. Они и так путают, не понимая смысла начала и кон­ца. Они считают, что конец — это когда ничего боль­ше нет. Но ведь так не бывает. Им подбросили эту мыслишку, а они и рады с ней носиться. На все лады её крутят, обсуждают. Чего непонятного? Символ Айдо-Хведо существовал вообще в доисторические времена. Ну неужели люди тогда умнее были?

— Нет, не умнее, но, наверное, сердечнее. Или ду­ховнее, — сказала Татьяна Андреевна. — Теперь все рассуждают, сопоставляют, вместо того чтобы про­сто сердцем послушать. А ведь этого никто не уме­ет. Все соскакивают на умственные рассуждения, не умея сказать по существу вопроса. А ещё вы замеча­ли, как у нас не умеют говорить конкретно? Вместо обсуждения книги начинают рассказывать об авто­ре. Я часто просила: «Давайте по существу, по смыс­лу, по содержанию». А меня не слышат и давай лич­ности перемалывать. Это ведь просто сплетни, го­ворящиеся громко. По-моему, ещё и гордятся этим. Они даже не понимают, что говорят вслух, но ведь за спиной. Оппонента рядом нет. Ну всё перепута­ли. Позором своим — гордятся. Из сплетен делают знамёна. Прикрываются громкими фразами, а за ними — пустота.

- Вы правы. Я хоть сейчас и далеко от города живу, но мне много ездить приходится. Я горы хоро­шо знаю, а где они у нас остались? На юго-востоке. В горах весть разлетается мгновенно, потому что не останавливается городской мысленной тучей. Поэтому я у себя всё знаю, что в других местах творится. Знаю тех, кто громко о себе заявляет, прикрываясь тем, что стоит за правду. А зачем об этом кричать? Дело делайте. Но и действия свои эти ревнители истины и справедливости стараются сделать громкими, чтобы все слышали, какие они, правдоискатели и борцы за справедливость, честные и верные. Я часто слышу об экспедициях в горы, которые способствуют едине­нию. Так ведь знаете, что придумали? Они за экспе­диции деньги берут, то есть за единение, но ведь вроде бы неудобно со своих-то, объяснить нужно, почему. Отвечают, на благое дело — восстановление храма. Год берут деньги, другой, третий. Людей уже много — они вроде в святом деле участвуют. Денег — куча. Никто только про храм не удосужился спросить. А я пошёл сам да проверил. Уж очень меня заинтересо­вал этот способ единения и борьбы за справедливость. Ну и что вы думаете? Правильно думаете. Противно и мерзко и объяснять не хочется. А лозунгов, знае­те, сколько? «Да мы, да я!» А там это Я такое ог­ромное, больше гор алтайских стало.

— Смотрите! — сказала Татьяна Андреевна.

Рядом с ними как из-под земли вырос смуглый человек с широкой, радушной улыбкой. Он покло­нился и жестом велел следовать за ним. Все шли молча и часа через три, перевалив за невысокую гряду, ока­зались в неописуемой красоты долине.

— А вон домики я уже вижу! — сказала Татьяна Андреевна.

— Ну и зрение у вас. Знаете, этих домиков, пожа­луй, никто кроме вас и не заметил бы.

— Это почему же? Вы же их видите?

— Я — да, — ответил Фёдор. — Но посмотрите вниз, вправо. Вы сразу ведь не приметили ту де­ревню?

— Нет, и вправду, не заметила, — ответила Татья­на Андреевна.

— Так вот жители этой деревни о существовании той, что перед вами, понятия не имеют.

— Как же так? Они ведь недалеко друг от друга?

— Да, но жители нижней деревни приходят вот к этому храму, который они знают, чтобы просить помощи у монахов, их здесь несколько человек живёт. И другие издалека сюда со своими болезня­ми и прочими проблемами тянутся, но деревни верхней не видят.

— Она что, невидимая, что ли?

— Татьяна Андреевна, вы удивительно догадли­вы, — засмеялся Фёдор.

Татьяна Андреевна вдруг разозлилась. Вообще-то она никогда не злилась, но такое откровенное на­смехательство её задело.

— Знаете, Фёдор, я привыкла вам доверять, но совершенно не давала вам повода для насмешки.

Проводник молча вслушивался в их перебранку, как будто всё понимая.

— Татьяна Андреевна, чтобы вновь поднять себя
в ваших глазах, я прошу, посмотрите на деревню.

Сколько Татьяна Андреевна ни вглядывалась, де­ревни не было. Она исчезла.

— Куда она подевалась? Что происходит? — спра­шивала она.

— Нам придётся остановиться и ждать. Вот и про­водник наш советует идти к храму. Переночуем у монахов.

— Но ведь можно было и до деревни дойти? — Татьяна Андреевна уже не знала, как реагировать.

— Дошли бы, если бы вы не разозлились. Те­перь, пока не уляжется этот астральный вихрь, ни-

куда идти не можем. Вот и Танга говорит, что два дня отдохнуть надо. Деревня эта и видима, и неви­дима. Кто достиг определённой степени духовного развития, тот её видит. Но помимо этого нужны яс­ность мысли и равновесие. Пока вы были спокойны, вы всё видели, а как астрал разбушевался — всё про­пало. И потом люди, что там живут, обладают удиви­тельно тонким сознанием. Мы ведь не зря сидели и ждали. Они внимательно нас изучали, наши мысли, наши желания. Они знают о нас абсолютно всё, от них ничего не скрыто, — объяснял Фёдор.

— Как, они слышали нас? И наши мысли? И всё то, что вы говорили, им тоже стало известно? Я о стольких людях думала. Это что же, всё как на ладони?

— Да, но не оттого, что вы сейчас о них думали. Обо всех людях, так или иначе связанных с нами и находящихся в поле нашего зрения они знают боль­ше, чем те сами о себе знают. Все мысли, действия и помыслы людей — для них открытая книга. Но это — здесь, в горах. В других местах есть другие деревни, там свой круг общения. И так по всей Земле. А по­том всё это в одном месте собирается и просматри­вается, как кино. Неприглядная картинка получает­ся, я вам скажу.

— Какой кошмар, — сказала Татьяна Андреев­на. — Я туда не пойду. Я там буду голой.

— А чего вам стыдиться? Они и так всё знают о вас. Получается, стыд ложный, перед собой совест­но. Вы думайте хорошо, мыслите честно, и ничего вам не будет страшно. Впрочем, никогда бы вы сюда не попали, если бы не ваше чистое сердце.

— Да, действительно, я что-то всё не то думаю и делаю. Как жаль, что я не сумела всё принять сразу. Но я буду стараться. Почему Танга смеётся? Он что, понимает?

— Конечно. Он мысли ваши читает, а языка не знает, — сказал Фёдор.

— Боже мой, я теперь обо всём сразу должна ду­мать и всё контролировать.

— Да нет, просто будьте спокойны. А остальное придёт постепенно.

Не успели они оглянуться, как стояли уже перед храмом. Он был явно буддийский. Четыре монаха в красных одеждах приветствовали их и провели в ма­ленькую комнатку для гостей.

— И они мысли читают? — безнадёжно спросила Татьяна Андреевна.

— Все, все без исключения. А вам не кажется, что нужно жить, будучи уверенным, что весь ты как на ладони? Со всеми своими недостатками? И виден каждому человеку? Может быть, мир чище бы стал?

Хоть Татьяна Андреевна и устала, но сидеть не могла, потому что хотела отвлечься от дум. Чем боль­ше она не хотела думать, тем больше ей в голову лезла всякая несуразица. Она встала и пошла искать, чем бы заняться по хозяйству. Но, проинспектировав всё. что было возможно, она пришла к выводу, что хозяй­ство находится в образцовом порядке. Быстро насту­пила ночь, а рано утром она была разбужена голоса­ми. Пришли три человека из нижней деревни. Один из них был в очень тяжёлом состоянии. Сначала его увели в особую комнату, а потом и Татьяне Андреевне позволили смотреть на весь процесс лечения. Ему уже было намного лучше, но всё же для полного излече­ния нужен был курс очищения в двенадцать дней. Ну а пока начался второй этап: человека положили на ровную скамью, и один из монахов водил по нему руками, иногда останавливаясь на каких-то участках тела. Трое остальных что-то читали негромким голо­сом. Это длилось минут двадцать. Когда началась служ­ба, все пришедшие присутствовали на ней, и ничего не говорило о том, что один из них был почти смер­тельно болен два часа назад. Служба тоже была по­священа очищению. На этот раз использовались музыкальные инструменты. Всё это просто поразило Татьяну Андреевну. Единственное, что она могла спро­сить, так это используют ли монахи травы.

— Конечно, но у нас особые способы сбора, заго­товки и приготовления. Практически всё превраща­ется в порошки и крошечные гранулы.

Разговор длился минут пятнадцать, пока Татьяна Андреевна вдруг не поняла, что разговаривает молча. Что она спрашивает и выслушивает ответы, но все это в полной тишине. Тут ей совсем стало не по себе.

— Ну почему вы удивляетесь? — спрашивал Фё­дор. — Вы же всё это знаете.

— Как почему? Одно дело — теория, а другое — когда с тобой происходит. Это же одни сплошные чудеса.

— Какие же чудеса, когда вы сами это умеете? Вы же признаёте, что участвовали в беседе? Значит, не вы видели чудо, а сами его создавали. Куда более удивительно это выглядит для тех, кто наблюдал за вами. Вы об этом не подумали?

— Да, действительно.

Она оглянулась. Три человека стояли и остолбе­нело глядели на неё. Похоже, что для них Татьяна Андреевна была если не богиней, то уж посланцем неба — это точно.

— Ну вот видите. Вы сами от страха непонятного замираете, а они просто парализованы, — смеялся

Фёдор.

День прошёл быстро. На эту ночь они вновь оста­лись при храме, а рано утром, когда Татьяна Андре­евна вышла из комнатки, она увидела цветущую до­лину, а на краю её — деревню.

— Вон же она! — закричала Татьяна Андреевна. — вижу её.

Танга стоял рядом и улыбался.

— Пойдём днём, — сказал он, и опять Татьяна Андреевна всё поняла.

Как ни училась Татьяна Андреевна, но всё равно строила представления о том, что увидит в деревне. Образы навязчиво следовали за ней, и она рисовала себе храм, одежду тибетцев и индийцев, но все её представления не уходили далее уже виденного ею. Просто они были чище, яснее, солнечнее. Но то, что она увидела, представить было невозможно.

Это была настоящая русская деревня с неболь­шой часовенкой в центре. И жители в ней были рус­скими. Во всяком случае, говорили по-русски. Когда Татьяна Андреевна увидела всё это, она просто рас­плакалась, а потом спохватилась:

— А если вдруг сейчас всё пропадёт? Где я ока­жусь?

— Да никуда ничего не денется. Вы об этом не думайте, — успокаивал её Фёдор.

Она расположилась в доме Дарьи Ивановны, ко­торая ей смутно напомнила одну знакомую из дач­ного посёлка, куда она с мужем ездила отдыхать лет двадцать назад. Всё в доме было аккуратненькое и чистое, как и любила Татьяна Андреевна. В огоро­де, помимо овощей и зелени, полным полно цветов. Это вообще сразило её напрочь. Но больше всего её поразил душ, который она не видела уже очень дав­но. Два дня Татьяна Андреевна приходила в себя, а на третий Дарья Ивановна сказала, что её зовут на собрание. Собрание, конечно, громко сказано, пото­му что в соседнем доме её ждали несколько человек, в том числе и Фёдор. Тот, кто как будто управлял всеми, объяснил Татьяне Андреевне, чем она будет заниматься.

— Здесь пригодятся ваши математические знания и журналистские. Вы будете отслеживать всё, что происходит в мире, с точки зрения математических новостей. Любые открытия, статьи, незаметные лю­бительские доклады, робкие шаги молодых учёных.
Вы же знаете, как трудно сейчас пробиться в науку, которой практически не существует. А таланты есть. Есть люди, мыслящие по-новому, только они нико­му не нужны. А нам нужны. На таких будет опирать­ся наука будущего. Видите ли, это не просто собира­ние материала. Это своего рода взгляд в следующий век. Ищите, и не только математиков, но и физиков, астрономов — ограничений нет. У вас взгляд на мир широкий, вы не связаны никакими догмами и услов­ностями. Эта работа будет проводиться в научном центре. Там же и библиотека. Конкретно по этому вопросу будете работать пять часов в день, занимать­ся хозяйством — два часа, а в оставшееся время вы найдёте, чему здесь можно научиться.

Этого управляющего Татьяна Андреевна назвала головой, хоть к гоголевскому Голове он не имел ни-

какого отношения.

— А ведь и правда, Вениамин Игнатьевич, у вас такое длинное имя, смотрите, как вас укоротили, —Голова, — сказала Дарья Ивановна.

Все засмеялись. Татьяна Андреевна покраснела, забыв об умении жителей читать мысли, а Фёдор ска­зал, что теперь все так и будут звать управляющего.

Как-то вечером Татьяна Андреевна встретила Фёдора, которого видела теперь не так уж и часто.

— Фёдор, сколько вы ещё здесь будете? Я-то по­нятно, я на пенсии, в общем-то — одинока, я учусь, но вам-то вроде и дома надлежит быть? — спроси­ла она.

— А кто вам сказал, что меня там нет? — ответил Фёдор. — То, что вы меня здесь видите, вовсе не значит, что я дом бросил. Вы же знаете о делимости духа, так почему забываете? Может быть, я как раз там и живу, а здесь изредка появляюсь? Деревня-то не совсем видима. Вы не забывайте об этом и вооб­ще все свои знания делайте практическими.

— Может, и я дома? — засмеялась Татьяна Анд­реевна.

— Очень может быть.

— Да вы что! Вы не шутите! Я понятия не имею, что там делаю, и ответственности за свои поступки не несу, — всполошилась Татьяна Андреевна.

— Плохо. Вы должны знать, что и где вы делаете. Может, вы там в дело подсудное влипли, простите, а когда вспомните, поздно будет — уже осудят. Ну это я шучу, конечно, но пока вы себя не помните, вас там и нет. А как осознавать себя станете, так и по­явитесь. Ладно. Думайте пока и учитесь. Но не зна­ния важны, а их практическое применение. До сви­дания, мне корову доить нужно, — сказал Фёдор.

— Здесь же нет коров, — удивилась Татьяна Анд­реевна.

— Но дома же есть. Не всё ж Валентине за ней ходить, — сказал Фёдор и быстро зашагал прочь.

Как Татьяна Андреевна ни пыталась всё услышан­ное в голове сложить, у неё ничего не получалось. Ну никак это в законы физики не укладывалось!

«Ладно, оставлю я эти безнадёжные попытки, — подумала она, — а попробую принять сердцем».

На сердце же всё легло удивительно быстро. Ко­рову доить надо? Надо. Значит, нужно быть там. Людям помогать надо? Надо. Значит, нужно быть там. Со мной видеться надо? Надо. Значит, нужно быть здесь. Какие могут быть преграды на пути, если дело делать нужно? Вот это Татьяне Андреевне было очень понятно, и она, успокоившись, пошла в сторону дома. Она стала намного внимательней, а вопросы, её му­чившие, старалась разрешать сама, помещая их в сер­дце. Проходило время, и ответ приходил сам собой, рождаясь из глубины сознания.

Вдали что-то привлекло её внимание, но поскольку уже смеркалось, Татьяна Андреевна не решилась идти в ту сторону, а спросила у Дарьи, что там такое стро­ится? Дарья ответила, что это не стройка, а общий храм на несколько общин.

— А почему я его раньше не замечала? — спроси­ла Татьяна Андреевна и споткнулась на своём вопро­се. — Так тут несколько деревень?

— Да, деревень несколько. Они расположились так, чтобы всем жителям было удобно ходить в общий храм. Видите ли, в каждой деревне люди придерживаются своего пути развития, того, который им ближе. Напри­мер, соседняя деревня у нас мусульманская. До тех пор пока мы не расширим наше сознание настолько, что­бы понять, что все пути сводятся к одному — Люб­ви, — все идут привычной и понятной их сознанию религией или же Учением. Но поскольку здесь собира­ются люди, способные к дальнейшей эволюции и не ставящие себе рамки в познании, то есть надежда, что они примут просто Путь, без условных делений его на ту или иную религию. Какая разница, как ты исполня­ешь предписания и как ты складываешь пальцы? В твоём сердце живёт вера в Бога и в Любовь. Вот что важно. Религии — это ведь от людей, Бог никого не делит. У Него нет своих и чужих. Ему все — дети. Так вот, тот, кто способен это понять, начинает видеть и наш об­щий храм — Храм Единства. Если видите, то и дорогу к нему найдёте. Завтра приходите.

Каких только людей не увидела Татьяна Андреев­на в храме! Люди всех национальностей и религий собрались там, и видно было, что не обряды их вол­нуют, а вера и искренность собственного сердца. Каж­дый стоял и будто бы вслушивался в себя: как он воспринимает всё происходящее? А там ничего осо­бенного не происходило. Звучала почти неслышимая мелодия, и читалась молитва: «Именем Христа, Име­нем Будды, Именем Майтрейи, Именем Магомета. Именем Соломона, Именем Великих Учителей и Про­роков, Именем Братства Земного и Небесного при­мите желаемое вами не во вред и убийство, но в по­стижение Света. Омываю дух мой чудом подвига и молчанием. Приму Сияние Истины».

Видно было, что люди знали друг друга, а Татьяна Андреевна была одна вновь подошедшая. Она стояла рядом с женщиной-мусульманкой и после молитвы пошла вместе с ней.

— Где вы живёте? — спросила Татьяна Андреевна.

— Так вон наша деревня, — Фатима указала в сто­рону небольшого леса.

И о чудо! То, что раньше не видно было взгляду Татьяны Андреевны, теперь открылось ей во всём великолепии.

— Послушайте, но у вас же мечеть такая большая, а я ничего раньше не замечала.

— И я раньше не знала о существовании рядом с нами православной общины, — ответила Фати­ма. — Вы теперь сможете и к нам приходить. За­ходите в гости.

Они тепло распрощались и пошли каждый в свою сторону.

— Вот чудеса, — сказала Татьяна Андреевна, — век живи, век учись. Кто бы мог подумать, что на ста­рости лет сподоблюсь с таким столкнуться. Это толь­ко в сказках бывает.

— А сказки кто сочиняет? — спросила Дарья. — Те, кто всё это знает и видел. Но ведь вы сегодня сами читали: «Омываю дух мой чудом подвига и мол­чанием». И вы молчать будете. И не потому, что клят­ву какую-то давали, а потому, что просто не захотите святыни псам бросать. Если веры в сердце нет, чело­веку хоть сколько доказательств ни приводи, он всё будет изъяны в словах ваших искать. А когда сказать будет нечего, то на вашу личность переключится, и вы узнаете, что у вас есть внебрачные дети, брошен­ные на произвол судьбы, что вы ограбили банк и на эти деньги уехали в Индию и т. д. Вы ведь всё пре­красно знаете, человечество ничего нового не приду­мало, а клевета так и осталась клеветой. Вы будете молчать, не себя оберегая, а не желая отдавать на

поругание завистливым и ничтожным созданиям наши святилища. Я вам не завидую. Все побывавшие здесь обречены на одиночество в миру.

— О нет, у меня два друга в Москве есть, — отве­тила Татьяна Андреевна. — Какое счастье, что я хоть с ними смогу об этом говорить!

— А кто вам сказал, что вы будете жить в Москве? — спросила Дарья Ивановна. — Вы захотите служить и исполнять повеления Высшей Воли, а куда она вас направит — неизвестно ведь. Так что готовьтесь слу­жить Вечности, а где, в каком месте — кто знает?

Глава 4

Иван с Сергеем летели на международный сим­позиум в Париж.

— Город моих мечтаний, — сказал Иван. — Сколь­ко раз я видел себя ходящим по улицам Парижа.

— Ну, немудрено. Эти улицы исхожены тобой вдоль и поперёк за последние шесть столетий. Ты ведь у нас массу орденов основал, а потом приходил вновь, что­бы внести какие-то поправки и установить новые связи. Где людям догадаться, что всё это один дух творит! Они же одного основателя почитают, а дру­гого ругают. Этот, говорят, явный враг тому. А то, что он разные задачи выполнял, руководствуясь та­ким весьма скользким показателем, как рост челове­ческого сознания, это им невдомёк. Ты ещё увидишь, как тебя святым почитали: я в одной церкви тебе твоё изображение покажу, в Пантеоне усыпальница твоя есть, ну а в следующем веке ты был проклят как разбойник и злодей. В общем, тебя каждый день в службе как святого поминают, но при этом ты оста­ёшься ещё и явным злодеем Франции. Где им понять пути духа? — говорил Сергей.

Поездка была короткой — всего пять дней, но они хотели за это время побывать везде и посмотреть всё, что возможно. Это было весьма сложной задачей, поскольку Париж богат достопримечательностями, поэтому друзья ограничились Лувром, Сорбонной, Версалем и улицами Парижа. Они знали несколько церквей, где бывал Сен-Жермен, и местоположение некоторых орденов и тайных обществ, основанных Великим Магистром, правда, всегда под разными именами. Но одно дело — история, другое — тайные знания. Всюду, где им довелось побывать, они ощу­щали влияние Великого Духа и токи его, заложен­ные в основание многих построек. Ничего не угасло. Всё работало и приходило в ещё большее движение.

— Это связано с нашим особым временем, — гово­рил Сергей. — Всё оживает. Мы работаем в России, здесь работают другие. Мы приехали сюда и перепле­ли токи стран, и дальше, куда бы мы ни попали, всю­ду будем нести вибрации наших мест. Мы вернёмся в Россию, а кто-то другой, побывав здесь, унесёт наши токи в Бразилию и Аргентину. Вот так по всему миру и работаем, сплетая нити в единый узор.

На симпозиуме Сергей делал доклад, касающий­ся особых свойств редких камней. Иван рассмат­ривал их исторический аспект, а в самом конце дал рекомендации чисто практического характера — ме­дицинского. Это вызвало бурный интерес всех при­сутствующих, и пришлось им задержаться на два дня, чтобы написать рекомендации по применению камней конкретно при некоторых болезнях. Иван сразу стал известен в научных кругах, а когда вы­яснились его особые знания и в лечении тяжёлых переломов, то он понял, что теперь его не оставят в покое никогда.

— Сергей, надо бежать! — сказал Иван.

— Куда ты денешься, они тебя и дома достанут. Забудь о них. Знаешь, пойдём сегодня в Нотр-Дам. Мы посидим там, где собирались великие алхимики прошлого. Как интересно! Мы почитаем прошлое, стараемся прикоснуться к древности. Всё, что ушло, — свято. Но разве могут умереть тайные знания? Разве могла исчезнуть алхимия или же ордена? Всё суще­ствует и сейчас, просто людям не дано это знать. Население увеличилось, куда меньше стало вероят­ности встретить тех, кто знаниями владеет, вот люди и думают, что всё исчезло. Да и потом, кто признает в тебе Великого Магистра? Ты — Иван Сергеевич, историк, медик. Люди строят представления о стари­не, наделяя необыкновенными чертами тех, кого нет рядом. А о том, чтобы оглянуться, они и не думают. Им и в голову не приходит, что все алхимики и ро­зенкрейцеры живы-здоровы в другом обличье, но дух-то — тот же. Нет пророка в отечестве своём. Вот че­рез сто—двести лет о тебе будут исследования писать и диссертации защищать. Да ещё будут говорить, что ты продолжал традиции древних орденов. Но о том, что ты каждый век приходишь в воплощение, чтобы продолжить начатую работу среди людей другого со­знания, — они не подозревают. Очень многие верят в перевоплощения, но теоретически. А на практике — не понимают, что же это такое.

Ближе к вечеру они пришли к главному входу в Нотр-Дам, но там было слишком многолюдно и шум­но, поэтому они подошли к небольшой красной две­ри и остановились, разглядывая внутреннее велико­лепие собора.

— Удивительнейшее место, — сказал Иван. — Это сама история. Мало того, что оно отражало истори­ческие события, оно само творило их. Здесь собира­лись алхимики древности, мистики и члены тайных орденов. Это было место истинных рыцарей — ры­царей духа, и здесь же рыцарство закончило своё су­ществование со смертью Жака де Моле — Великого Магистра Ордена тамплиеров.

— Можно подумать, что рыцарство уничтожено. А мы тогда кто? — говорил Сергей. — Нет, дорогой, ты такие мысли в пространство не посылай. И Жак де Моле прекрасно сейчас здравствует и творит свою работу в Вечности. Будто не знаешь?

— Миль, Я знаю о победе твоей над вечным врагом человечества — гордыней. Скрестите руки над Чашей, и пусть Свет её проникнет во все тела ваши, идущие по дорогам Вечности. Воины Мои! Я благословляю вас на дальнейший труд во имя Любви и Справедливости Победа над собой — это только полпути. Следующая ступень — служение Вечности.

«Разве мы не служим?» — подумал Один, окинув взглядом рыцарей.

— Служите, но служение бывает разное и приобре­тает совершенно иные качества по мере открытия сердца. Чем больше Любви в сердце, тем выше служе­ние. Ты поймёшь это, Один, поймёшь очень скоро.

— Всё я знаю, — ответил Иван. — Я вот думаю, не мало ли мы делаем? Ездим, рассказываем, обучаем, изучаем, пишем, но, может, что-то ещё нужно?

— А что бы ты ещё хотел? — спросил Сергей.

— Я бы хотел видеть результат этой деятельности. Хоть бы кто-то изменился и воскресил в себе духов­ное существо. Я пока ни у одного человека преобра­жения его природы не наблюдал. Обидно. Неужели никто не хочет на себя честно посмотреть? И ещё я хочу увидеть, как меняется человечество. Что оно реально стало добрее, сердечнее, духовнее.

— Ишь ты, человека изменённого ещё не наблю­дал, а уже захотел человечество изменённое увидеть. Это как же возможно? А твоя жажда результата так в тебе и застряла, — говорил Сергей, — только в другие состояния вылилась. Вспомни, двести лет назад ведь было другое сознание, не правда ли? Люди всё-таки изменились. Ты видишь мир за про­шедшие тридцать лет. Вот всё, о чём может судить

обычный человек. Но ты-то можешь заглянуть и в прошлый век. По сравнению с ним ты изменения видишь?

— Да, сознание всё же стало пошире. Но качества человеческие — такие же, выражены только по-дру­гому. Я бы сказал, внешней дикости меньше, она внутрь спряталась, а на поверхность вылезли ложь и лицемерие.

— Тоже верно. Происходит переструктурирование оболочек, но люди этого не замечают, потому что всем дано видеть только короткий отрезок жизни. Нужно уметь шагнуть за него и войти в Вечность. Вроде и просто, но для этого истинная вера нужна, вера в то, что существует мир и до, и после нас. Ведь сейчас думающие люди чем живут? Многие ожидают Пришествия. Одни хихикают, другие радо­стно кричат: конец, конец! Конец чему? Неужели кто-то может всерьёз думать, что кончатся жизнь, человечество, планета? Что же станет тогда с Сол­нечной системой, с космосом? Как можно вырвать кусок из Жизни? И тем не менее многие так думают.

— Для них это и есть конец, — добавил Иван. — Они себе придумали такую версию, такую и получат. Их сознание дальше не шагнёт.

— Это я к тому начал разговор, Иван, что наше дело с тобой — работать для тех, кто хочет участи другой. Для тех, для кого мир не кончается и кто видит жизнь и после Пришествия. Они говорят: мы верим! — и тем самым открывают Врата в Вечность. Вот на кого особо должны быть направлены наши усилия, но не должны мы забыть и того, кто ни во что не верит. А вдруг в последний миг с ним что-то произойдёт и наступит духовный перелом?

— Ты меня так агитируешь, будто я член какой-то секты, а ты призван вовлечь меня в другую, — сказал Иван. — У меня меняется отношение к человечеству. Я всё больше понимаю, что оно несчастное, потому что заблудилось, не отличает правой руки от левой, как говорится в Книге Ионы. Мне жаль людей, а с другой стороны, вижу, как растёт их гордыня, и меня зло берёт, что они себя богами мнят. Им сказали, что они — боги, так они ходят и в грудь себя бьют: мол, вот мы какие! Даже здесь не понимают, что прежде поработать над собой надо и бога в себе воскресить, а пока этого не произошло — ты прах и червь зем­ной. А то как посмотришь — так прямо райский уго­лок. Не знали, что одними богами окружены.

— Понятие работы над собой людям непонят­но, — добавил Сергей. — Они думают, что работать над собой — это ходить на работу, а то, что это труд адский, — многим сознаниям недоступно. Ну по­ пробовали бы дома на кухне в вентиляционное от­верстие втиснуться, через все этажи пролезть и на крыше оказаться. А мы бы с тобой там этих героев встречали. Ладно, пойдём соберёмся, а потом бу­дем гулять по ночному Парижу.

Уже на следующий день они были в Москве, ра­дуясь своей земле так, как будто отсутствовали год.

— Хорошо дома, — сказал Иван. — А Москва не хуже Парижа — красавица. Вот видишь, я уже и Мос­кву полюбил, даже удивляться её нагромождениям астральным перестал. Но в этом смысле она Париж перещеголяла. Это, наверное, оттого, что тут у нас маг на маге сидит. И чего это вся нечисть в Москве собралась?

Дата добавления: 2015-07-25