Глава 5 2 страница

Иван очень быстро усваивал всё, чему учил его Сергей. Тот ему подолгу рассказывал о том, что уда­лось открыть ему, а Иван делился своими знаниями из области медицины. Они сопоставляли и поража­лись, как всё разумно в природе и как человек мо­жет проходить мимо, не замечая чудес, находящих­ся у него прямо перед носом. Иван пытался усвоить и технику изготовления порошков, а потом пробо­вал готовить из них мази. Результаты были превос­ходными, но это требовало знаний астрономии и математики.

— Хватит нам, Иван, здесь сидеть, — сказал как-то Сергей. — Как считаешь, не пора ли на люди вы­ходить?

Иван сидел погрузившись в Безмолвие. Он про­сматривал свою жизнь за последние годы и вдруг уви­дел, что вырисовывается определённый узор. Он был достаточно красивым, но не хватало деталей. Похо­же, их нужно искать, ибо они ещё не готовы. Эти детали — сама жизнь, и пока отрезок не прожит, узор не обретает красоты.

— Пора, всё говорит за то, что мы накопили зна­ния, теперь же пришло время ими делиться. Мы вме­сте пойдём?

— Пока да. Двинемся к Уралу. Место особое, но угасшее. Его оживить надо.

— Каким образом?

— Присутствием нашим. Смотри, — Сергей дос­тал карту, — вот по этому меридиану проходит действие космических токов. Своего рода силовая ли­ния. Она пересекает Урал. Но не только пересекает, а закручивается в вихрь, в спираль. Это из-за скре­щения токов. Так что место обозначено. Теперь, если там присутствуют или живут люди, воспринимаю­щие высокие частоты, то происходит взаимообмен. Если таких людей нет, то токи постепенно замира­ют и находятся в спящем состоянии. Короче гово­ря, по канаве должна течь вода. Если она не течёт, то канава превращается в болото.

— Я так понимаю: поскольку мы такие токи воспринимаем, то по канаве вновь потечёт вода и очистит её своим движением. А дальше что, когда мы уйдём?

— Мы явимся посредниками между небом и Зем­лёй. Людям токи отдавать начнём тем, что просто общаемся с ними, разговариваем, лечим. Они также становятся носителями этих токов и передают их дру­гим. Токи должны людей расшевелить. Кто-то инте­ресоваться начнёт, Беловодье искать побежит. Люди рыться в памяти своей будут, вспоминать древние обряды, предания. Глядишь, кто-то от торговли да еды оторвётся, почует, что и другая жизнь существу­ет. Но если даже никто не откликнется, всё равно Земля в этом месте сама отзовётся и нам поможет. Вернее, не нам, а людям.

Они собрались быстро и двинулись на запад.

Благословенна ты, Земля Русская! Просторы необъятные, неизведанные, неисхоженные! Сколько тайн сокрыто в тебе за семью печатями, сколько ты миру поведать можешь! Земля, возлюбленная Богом и Пресвятой Радетельницей нашей за сердце святое — Русь Великую! Куда вы, люди, бежите отсель? Придёт время, все сюда устремятся, но закрыта она будет, Господом оберегаемая, ибо Ему она нужна, Христу, и Матери Его — Софии Премудрой.

Часть 2

Глава 1

Иван Сергеевич закончил свою обычную лек­цию и торопился домой. Ему сообщили, что к нему приехали друзья и ждут его уже несколько часов. Впрочем, наш лектор, преподаватель истории и анатомии, никогда и никуда не торопился. Это был удивительнейший человек, и любили его в городе без­мерно, хотя и многие завидовали. Любили, как пра­вило, люди простые, сослуживцы уважали, но с удо­вольствием бы избавились от него, а вот учёный совет университета, да директора многих научно-исследо­вательских институтов терпеть не могли, потому что побаивались. Этот человек не умел лгать и выкручи­ваться, поступать в угоду людям и обстоятельствам. Он всегда говорил правду, был спокоен и доброже­лателен. Вещи, которые он рассказывал студентам, были справедливы и максимально объективны, но расходились с общепринятой точкой зрения. И сколь­ко его ни упрашивали покривить душой и говорить так, как принято, он не соглашался, причём ещё и убеждал собеседника каким-то непонятным спосо­бом в том, что так будет лучше. Тот соглашался, ухо­дил и когда начинал передавать их разговор другим, то говорил то же самое, что и Иван Сергеевич. Чело­век сам терялся, ибо переставал понимать, почему он защищает его и отстаивает точку зрения профес­сора, к которому приходил, чтобы разубедить его го­ворить именно так. Человек злился, потому что на­чинал чувствовать собственную глупость, но посколь­ку признаться в этом не мог, то предпочитал думать, что его обманули. Никто и никогда не слышал, что­бы Иван Сергеевич повысил голос, вышел из себя, обманул кого-то или обидел. Впрочем, сочиняли про него много, но всё это не приставало к нему, сгорая в его тёплом сердце. А сердце у него было особое. Определить это умом или объяснить было невозмож­но, но люди тянулись к нему за сочувствием, пони­манием, поддержкой. И надо сказать, что они всё это получали: он никому ни в чём не отказывал и умел быть рядом в трудный момент. Но вот жалоб­щиков и нытиков не любил, и приходить к нему про­сто похныкать не имело смысла — он отправлял всех назад и говорил, чтобы приходили тогда, когда будут готовы не просто жаловаться, а менять ситуацию, в которой оказались. Он объяснял, что умеет оказы­вать только действенную помощь и что его советы нужно применять, а не выслушивать, тратя время своё и чужое. Многие злились на него за прямоту и спра­ведливость, завидовали тому, что к нему тянулись люди, злословили по поводу его отличающихся от принятых норм суждений, но ничего не могли поде­лать, ибо этот человек обладал воистину необыкно­венными знаниями и умел их применять. Причём что бы ни говорили светила науки, он всегда был точен, прост, в диагнозах не ошибался, но выдавал иной раз такой рецепт для излечения, что светила хватались за голову и падали в кресла. Но если человек верил и следовал совету Ивана Сергеевича, то выздоравливал вопреки всем прогнозам. Самые абсурдные его реко­мендации, типа положить у кровати на ночь аметист в золотой оправе или прилепить медные пластинки к позвоночнику, помогали, ну а если к этому он ещё и выдавал рецепты настоев из трав, то человек навсег­да забывал о болезни и иногда благодарно вспоми­нал профессора. Он был совсем не стар, даже слиш­ком молод, но все поговаривали, что учиться он начал поздно и где понабрался своих знаний — неизвестно.

Иван шёл по весеннему городу и радовался пер­вой зелени. Воздух был свеж и ещё не насыщен обыч­ной городской пылью. Сердце выдавало несвойствен­ный ему ритм, ибо предвкушало что-то необычное. Иван внутренним зрением просматривал себя и на­ходил даже, что его астрал отчего-то разволновался, но скорее от приятного.

— Успокойся, — приказал себе Иван, — ты же не мальчик.

Но то, что он увидел дома, привело его ещё в боль­шее волнение. В комнате сидели все те, кого Иван любил всем сердцем л о встрече с которыми не мог и мечтать.

— Ты что, не догадывался о нашем приезде? — спросил Михаил.

— Не мог же я подумать, что лучшие представи­тели человечества соберутся у меня. Что стряслось в космосе? Почему главные силы Вселенной стянуты в единый узел?

— Это оттого, что грядут великие перемены, — ответил Фёдор, — и тебе предстоит в этом уча­ствовать.

— Догадываюсь, хотя пока мне ничего не известно.
Иван пошёл на кухню приготовить отвар из трав, что привезли с собой друзья.

— По-моему, ты слишком увлёкся своим горо­дом. Зачем я тебя сюда привёл? — смеялся Сергей.

Иван вернулся, раздал всем чашки с тёплым отва­ром и стал вглядываться в лица друзей.

— Вы совсем не изменились, хотя столько лет прошло. А я постарел, солидным стал, с кучей чело­веческих ярлыков.

— Тебе кажется. Годы практически не задели тебя, а что касается ярлыков — это отдельная ис­тория. Я им расскажу, ладно? — спросил Сергей.

И он стал рассказывать, как они пришли в город, никому не известные, но уже чётко знающие, что им нужно там обосноваться. Мытарств было много, по­тому что всюду, куда они ни обращались, требова­лись бумажки, подтверждающие то, что Иван окон­чил то или иное учебное заведение. Поскольку ниче­го такого у него не было, то пришлось Ивану уехать на время в соседний небольшой городок, где он за­нялся частной практикой. Знахарем он прослыл очень скоро, причём великолепным. К нему съезжались люди со всей страны со своими переломами, остео­хондрозами, язвами. Сергей выполнял функцию под­мастерья. Но вскоре и здесь их достали, потому что без бумажки они вроде бы ничего не значат. И вот как-то раз вечером Иван и спрашивает Сергея:

— Слушай, может, мы сделаем себе эти бумажки?

— Это как? — удивился Сергей.

— Ну давай вместе и подумаем. Ты работать с пространством умеешь, что такое сила мысли — не мне тебе объяснять. Нужно только логическую це­почку составить, связать это с моим рождением, шко­лой, институтом, ну и сделать из меня кандидата или доктора.

— Ну ты даёшь, — Сергей задумался. — А что, мы разве виноваты, что знаний наших на много ве­ков вперёд людям хватит, а вот бумажек у нас нет? Я никогда такого не делал, но вдвоём-то мы можем
решить, как нам это сделать и как ответить за то, что сделали?

Они стали просматривать все возможные послед­ствия такого «делания* и пришли к выводу, что ци­вилизация от одной бессмысленной корочки не рух­нет, ибо она зафиксирована как пространственный мусор и сродни проездным билетам.

— Ну а если бы мы какой-то закон провели? — спросил Иван.

— Тогда влияние несомненно, но закон — это выход на государственную систему, это не простран­ственный мусор — он со сферой мысли связан. Нет, ту область трогать нельзя.

Правда, они не знали, получится ли что-то в этой сфере, но продумали всё до мелочей и приступили к взаимодействию с пространством и астральным ве­ществом. Через минуту на столе лежали диплом кан­дидата медицинских наук и диплом заочника истфа­ка университета.

— Ну а дальше всё стало гораздо проще, — про­должал Сергей. — Иван вернулся в город, стал пре­подавать. Докторскую защитил по совокупности ра­бот — мы их за недельку набросали, — получил зва­ние профессора, и вот — самый уважаемый член их учёного совета, который весь, в полном составе не годится даже на уборку астрального мусора.

— Ладно, — посмеялись Михаил с Фёдором, — думаем, всё нормально. За ваши проделки — вам и отвечать, а вот за находчивость вам будет награда.

Они засиделись допоздна, с шутками и смехом де­лясь друг с другом своими познаниями и достижения­ми в мире духа. Это стоило обсуждать, поскольку у каж­дого накопились вопросы, и хоть они могли решить их самостоятельно, но было куда интереснее решать их на общем совете. Каждый вносил в обсуждаемую пробле­му своё неповторимое видение и восприятие и осве­щал вопрос с совершенно непредсказуемой для других точки зрения. Это был малый совет великих умов, ре­шавший вопросы духа и миропорядка в небольшой комнатке небольшого города, и кто бы мог предста­вить, что в этих зрелых и весёлых мужчинах живёт дух, благодаря которому существуют законы, хранится про­странство и воспитываются люди, идущие по пути, проложенному этой могущественной четвёркой.

Каждый из них был неподражаем, и чувствовалось, что вокруг него может закружиться вихрь, притягива­ющий людей открытых и честных. Там не было места сомнениям и страху, но жили спокойная уверенность и доброта. Пожалуй, не существовало человека, кото­рый бы, раз увидев их, не пожелал бы быть рядом и иметь таких в друзьях, потому что по нормальному и открытому общению истосковались сердца человечес­кие. А в этих людях была истина, и чувствовалось, что они будут опорой и каменной стеной, защищающей друзей от всех несправедливостей мира.

— Друзья, поднимем бокалы во имя милосердия и сострадания! — вдруг сказал, вставая, Сергей, и мгновенно улыбка с их лиц переместилась в сердца, и они образовали единый поток излучаемой сердеч­ной мощи. Если бы кто-то мог видеть тонкий мир, то он был бы поражён засиявшим в комнате ослепи­тельным светом, изливающимся в окружающее про­странство. Оно наполнилось звучанием — это была песнь рыцарей, поющих во Славу Бога Грядущего.

— Я Родился в мире, ибо Бог всегда рождается, бу­дучи призван.

Луч необыкновенного цвета упал в середину стола, за которым сидели двенадцать. Они все в глубоком мол­чании созерцали игру света, где луч переливался всеми цветами, но оставался белым.

— Я Есть Слово, но вы — Хранители Слова. Я Есть Путь, но вы прокладываете путь Пути. Я Есть Жизнь — и вы живёте в Моей Жизни. Несите токи Грааля миру, чтобы в нём никогда не угасал Огонь, ибо Кровь Моя — это Огонь и Дух, разливающийся по миру и касающий­ся сердец человеческих. Те, кто приимут Кровь Мою, навечно войдут в царство небесное. Вы есть те, кто поможет понять им таинство сие.

Рыцари протянули правую руку к центру стола, а потом приложили её к сердцу.

— Вот и отпраздновали великий день, — сказал Иван. — Давайте вымою стаканы, и — спать. Завтра с утра пораньше поедем в лес полюбоваться первой зеленью. Впрочем, вы-то, наверное, ею полюбова­лись, а я — городской житель — стал далёк от расти­тельного и минерального царств.

— Нет, Иван, мы теперь все — городские жители, только в разных местах живём. Все мы — вполне ува­жаемые члены человечьей стаи, сотрудники инсти­тутов, общественных организаций и всяких советов. Один Сергей в люди не выбился — какой-то рядовой работник каменного музея или музея камня, точно не знаю, — засмеялся Михаил.

— Ну ты не подрывай мой авторитет, пожалуй­ста, — сказал Сергей. — Я не рядовой сотрудник, а очень даже известный в стране и за её пределами специалист по редким камням. Меня печатают в журналах и приглашают на международные симпо­зиумы. А поскольку я такой один, то я очень даже известен на алмазной бирже. Что это такое, зачем нужно и с чем это можно съесть, вам, наверное, знать не под силу. Но это только одна сторона моей био­графии. Я — известный йог и мастер медитации.

Сергей сказал это так серьёзно, что друзья пока­тились со смеху.

— Зачем тебе это? — смеялся Иван.

— Как зачем? Я в курсе всех направлений в эзотери­ке. Я знаю всех авантюристов и «посвященных» и могу хоть как-то следить за этой размножающейся плесенью. Я могу путешествовать и бывать там, где мне необходи­мо, не затрачивая своих сокровенных сил, а пользуясь вполне нормальными средствами передвижения. Потом, наши последние статьи вызвали огромный интерес, и меня одного уже не хватает на все эти общества.

— Чьи это — наши? — осведомился Иван.

— Да я их пишу совместно с одним известным профессором-медиком, ну и мы там выдаём некоторые никому не известные свойства камней и их при­менение при лечении язвы, артрита, инфекционных поражений суставов.

— Ах ты, — Иван бросился к Сергею, но спотк­нулся невесть обо что. — Ты что это творишь?!

Михаил и Фёдор хохотали, глядя на разбушевавшегося Ивана.

— А нам говорили, что ты всегда ровный и доб­рожелательный. Видели бы они сейчас своего про­фессора! Ну а если серьёзно, то потому мы все здесь, что нужно подумать, как силы распределить. Вре­мя, как ты знаешь, особое. Мир огромен, а нас не так уж и много. Энергии должны распределяться равномерно, а скопление людей в определённых ме­стах препятствует свободному прохождению токов.
В больших же городах — так просто беда. Когда один человек работает на десяток миллионов скон­центрированной массы, это уже не работа, а по­стоянный аврал. Думается, что Сергею нужна по­мощь. Москву не отдадим.

Все снова заулыбались.

— Ну да, позади — Сибирь, потому за Москву стояли и стоять будем. Ладно, если серьёзно, то на нас четверых — целый континент, и надеяться мы можем только на себя. Поэтому следует Сергею и Ивану быть в Москве и курировать запад как самую «горячую» точку. Я буду на юго-востоке, а Михаил — на севере, — говорил Фёдор. — Ну а Сергей тебе, Иван, путь прокладывал, так что ты на своеволие его не обижайся.

— Эх, мужики, смотрю я на вас и думаю: другой бы человек Сергею деньги за подписи платил, а по­том дрался бы с ним за поездки да известность, а у нас всё не так, как у людей. И дай Бог, чтобы всегда так было, — с грустью сказал Иван. — Вы спать буде­те? А то вставать уже скоро.

Через десять минут стояла полная тишина.

Лес всегда поражал Ивана своей воскрешающей­ся жизнью. Первую зелень даже назвать зеленью было нельзя — она больше походила на птенцов — желто­вато-непонятных, но кое-где листочки уже приобре­тали свой природой определённый цвет.

Друзья побродили по старой, высохшей траве, по­вспоминали таёжную жизнь, потом испекли картош­ки, посидев у костра, и вернулись домой перед захо­дом солнца.

— Помнишь, Иван, деревню свою? — спросил Фёдор.

— Как не помнить? И деревню, и пасечника вспо­минаю. Я там такой опыт приобрёл — век помнить буду, с собой унесу, и если доведётся на Землю вер­нуться, то снова попытаюсь вспомнить. Я его даже сейчас применяю, когда других учу. У меня метод особый — учить не уча. За новшества у нас не хва­лят, но я твёрдо усвоил одну простую истину: на­учить другого невозможно — он должен познавать всё самостоятельно, в действии, не слушая, а рабо­тая. Я своим студентам нравоучений и лекций, как таковых, не читаю. Практика и ещё раз практика. Молодёжь меня любит. Метод ей такой нравится, на занятия ходят все, и для них самым большим наказа­нием является отсутствие на них. Так что деревенька моя у меня всегда в памяти.

— А ты давно туда последний раз заглядывал?

— Да, давно, а что? — Иван уже мысленно был в деревне и пытался рассмотреть, что же там про­исходит.

— Слушай, Фёдор, не вижу никого. Куда все по­девались?

Такого с Иваном ещё не случалось. Ему ничего не стоило, погрузившись в Безмолвие, побывать в любом уголке Земли, заглянуть туда, где он был необходим, помочь тем, кто в этом нуждался. Этой работой мало кто занимался на Земле, но людям она была нужна. Хорошо, что Иван умел распреде­лять свои силы, а то это была неимоверная нагруз­ка, ибо люди, не понимая, что Ивана бы и побе­речь надо, о многом просили его в тонком мире, а он и не отказывал. Нельзя сказать, чтобы он видел там что-то глазами. Он всё наблюдал сердцем, осо­бым образом преображая вибрации в язык визу­альных картинок. Это чем-то напоминало голос Без­молвия, который был неслышим, но всё же был и даже переводился на любой язык.

— Где деревня, где люди? — спрашивал Иван.

— Ушли все. Представляешь, вся деревня! Такого ещё не случалось, чтобы все сразу на другую ступень перешли. Они теперь в Беловодье.

— Ох, — у Ивана сердце защемило, — побывать бы там, но разве могу я мир оставить?

— Вот видишь, как заговорил. И десяти лет не прошло, а уже совершенно по-иному рассуждаешь.

— Да, я считаю, что в общем не много времени на соображение затратил. Для начала мне пара лет по­надобилась, ну а так — семь лет в целом. Полный цикл. Эх, да что говорить, если бы не деревня, если бы не пасечник, если бы не Фёдор, если бы не все вы, где бы я был? Я себя сам не узнаю, о других и говорить не приходится. И если честно, не хотел бы даже встречаться с теми, кто знал меня в прошлом. Они ведь ничего не поймут. Они живут в другом мире, с прежними представлениями. То, что человек мо­жет и должен меняться, — им недоступно. И я, раз­гильдяй и шалопай, повеса и балагур — вдруг серьёз­ный, уважаемый и необычный человек! Трудно по­верить, когда сам себе не веришь.

Ивану было дано три недели на решение всех де­ловых вопросов. Куда проще было в тайге — собрал­ся и пошёл. Но жить среди людей — это всегда ка­кие-то условности, договорённости, бумажки, в об щем — путы, что связывают тебя по рукам и ногам и не дают свободно действовать духу.

— Сергей, Москва — это же не деревня. Как мне там в смысле быта устраиваться?

— Тебе вызов придёт в университет. Ты — цен­ный кадр, у тебя масса печатных трудов да и сочета­ние знаний необычное — историк и медик.

Действительно, сразу после майских праздников история с документами была улажена, но предстояло ещё разрешение вопросов со всевозможными инсти­тутами, студентами и людьми, которые Ивана люби­ли. Пока он занимался всеми этими делами, друзья вникали в обстановку в городе, ибо благодаря при­сутствию таких выдающихся личностей жизнь в нём могла круто измениться.

— И почему бы нам не воспользоваться случаем и не навести здесь порядок? — решили они. — Этот город, хоть и небольшой, но уж очень важен для мира. Иван сделал всё, что мог. Он возродил давно
замершие токи и направил их в необходимые пото­ки движения, теперь же нужно внести новое и рас­
шевелить эти неподвижные создания, погрязшие в житейских делах.

И пошла работа. Сергей за два дня посетил все институты и научно-исследовательские лаборатории, Фёдор наведался во все эзотерические общества и религиозные центры, Михаил прошёлся по всем ле­карям, знахарям, колдунам и экстрасенсам. Работа была налицо. Все чем-то занимались, куда-то шли, к чему-то стремились. Но, как правило, стремление было одно — деньги и благополучие, а также тща­тельно скрываемое стремление к власти. Ничего не менялось. Два бича по-прежнему не давали челове­честву развиваться. По сути дела, все спотыкались об одно и то же: жадность и гордыню. А прикрыва­лись эти пороки чем угодно: лечением, спасением, верой, тайной.

— В этом городе нет ни одного подошедшего к тому уровню, на котором был ты десять лет назад, —
говорил Фёдор. — Ты, Иван, уникум своего рода. Есть пятеро перспективных: из них может кое-что полу­читься, но все под сильным давлением. Одного зада­вила жена бесконечными требованиями кормить се­мью и жить не хуже других. Другого тянут на место архиерея в соседний городок, а там, заняв должность повыше, он растеряет всё, чего достиг. Третий во­круг себя собирает организацию и пока идёт правиль­но. Но люди через год начнут смотреть ему в рот, ловить истину как из уст Господа Бога, и он возо­мнит себя учителем. Тогда тоже прощай все накоп­ления. Ну и так далее. Чтобы их не упустить, нужен мощный импульс или внешний толчок, который по­трясёт их. Нам стоит подумать.

Поразмышляв и просмотрев перспективы их раз­вития, заложенный потенциал и возможности плот­ного тела, они решили, что эзотерика стоит познако­мить с будущим архиереем, и они смогут дать друг другу много нового, что пошатнёт мировоззрение обоих. Тому, кого третировала жена, стоило устроить жизнь ещё более тяжёлую, потому что ему явно не хватало трудностей. Будет поменьше бывать дома — будет лучше и ему, и жене. Да и ей, вместо того что­бы пилить его, придётся заниматься хозяйством од­ной. Зато поймёт, в чём муж помогал. Две оставшие­ся женщины нуждались в смене работы.

— Они сердечные и ранимые, — говорил Миха­ил. — Их никто не понимает, потому что они серд­цем на мир смотрят, так, как надо. А другие — те головой, умом действуют там, где просто посочув­ствовать нужно. Им стоит помочь общество создать по распространению книг духовного содержания. Они среди людей постоянно будут, окрепнут от то­ков различных, да и другим помогать сердцем идти им легче станет. Устроим взаимообмен энергиями. Ну а пока одно наше присутствие здесь приведёт в движение все токи, и они почувствуют перемены.

— Ох, опять будут на погоду жаловаться и на маг­нитные бури, — засмеялся Иван. — Ты знаешь, они уже заранее в обмороки падают. Я по своим больным замечаю: прочитают в газете числа этой бури, и им дурно за несколько дней делается. Все процессы хро­нические обостряются. Они бы так себе хорошее что-то внушали, ну, например, что в указанные дни у них не будет никаких болей или что эти дни — луч­шие в месяце и они будут лишены любых житейских сложностей. Но нет. Плохое — внушают себе сами, а от хорошего — лечатся.

— А что ты удивляешься, все так живут. — гово­рил Сергей. — Вы знаете, я в одном институте с та­ким ажиотажем столкнулся! Они все в выходные за город мотаются к одной тётушке. Она вроде бы от всех отличается. Не экстрасенс, не народный цели­тель, но все от неё без ума. Откуда взялась — неизве­стно, тайна. А тайна всегда манит. Другое интересно: карму раскрывает, такие всем истории расписывает и, главное, берёт недорого. Я к этой тётушке завтра наведаюсь.

Сергей вернулся через два дня полный впечат­лений.

— Приехал я туда. А дорогу и спрашивать не надо, — рассказывал он. — Вереница людей от са­мой станции. Двор весь людьми запружен. Очере­ди ждут. Как я понял, дом она снимает. Местные власти смотрят на неё сквозь пальцы, видно, всех прикормила. Один священник чего-то возмущает­ся, но на него внимания никто не обращает. Да чего обращать, столько светил разных едет, ото­всюду к Агапьюшке собираются. Имя-то какое! Очередь — дня на два. Пошёл я прямо ко входу, говорю, что просила она меня камни особые из тайги привезти, ну я и привёз. Народ пропустил, но в прихожей два лба здоровых не пускают. Прав­да, потом пропустили — куда им деться. Зашёл я к Агапьюшке и говорю: «Галина Ниязовна, вы лю­дей принимайте, я в сторонке посижу, а как закон­чите, мы и побеседуем». Ничего не ответила и как ни в чём не бывало продолжает с людьми зани­маться. Сразу скажу, не из трусливых. Часа три я за ней смотрел, и всё это время она меня выпрово­дить пыталась. Чего только не делала: и молнии кидала, и шары пускала, туманом окутывала, даже гипноз применить пыталась. В общем, не из про­стых, а очень даже образованная. Сели мы потом с ней поговорить, она сначала хотела что-то своё плести начать, но потом прекратила и говорит:

— Ничего вас не берёт. Где учились? Не у Наумыча?

— Я, — говорю, — самоучка. Ни к кому не обра­щался за уроками. У меня просто организм такой крепкий.

— Однако я вас просмотреть не могу. Запрет на вас, — говорит.

— Вы, Галина Ниязовна, никого просмотреть не можете. Не под силу это ни вам и ни кому другому. Людей таких на Земле раз, два и обчёлся.

— Почему же я могу правду им говорить?

— Вы им говорите только то, что они сами о себе знают, не больше. Эта информация на ауре написа­на, и вы её считываете в силу развитых у вас тонких способностей. А до кармы их вам так же далеко, как и до Луны.

Ну, слово за слово, рассказал я ей, что способно­сти у неё от её жреческого прошлого. Она была до­вольно высокой жрицей сначала в Греции, потом у друидов. С распространением христианства несколь­ко раз на Руси воплощалась, ведуньей была. Один раз её утопили. А у друидов она тайнами владела, они ей доверены были. Знания могла применять толь-

ко во время обрядов два раза в год. Естественно, как и всякая жрица, была обречена на безбрачие. Но влю­билась, да в кого! Не в своего, а в пленного воина, который у них работал, подручным был. Болен он был, и она ему помочь решила, применив снадобья, что хранились пуще сокровища и извлекались из тай­ников, ей вверенных, только на праздник. Она-то его спасла, да он гнилым оказался и через месяц продал её с позором, а один старый жрец на неё ещё и про­клятье наложил, что любви никакой в жизни не узнает, пока тысячи лет не пройдут.

Рассказываю ей, а Галина Ниязовна — в слёзы. В душе всё оживает, вспоминается, сердце трогает. Действительно, в любви не везло никогда, хоть и зна­ний много было, а вот себе помочь не получалось. Дальше я ей объяснил про законы космические, что она творит, и чем ей это обернётся. Знания у неё — из прошлого. Кое-что вспоминается, вроде как и знала всегда. Училась она много. Психфак окончила и ме­дицинский. Опыт — большой. Ей проблемы челове­ка за версту видны, а насочинять про карму — пара пустяков. Я к этой проблеме с другой точки зрения подошёл — с её личной. И когда рассказал, да ещё и в красках, как ей платить за всё придётся да в сколь­ких жизнях, ей уже было не до смеха. А потом объяс­нил, что проклятье жреца старого снимется, при моей помощи конечно, только если заниматься дурью этой бросит и людям головы морочить перестанет. Вы зна­ете, она быстро со мной согласилась, я бы даже ска­зал, обречённо согласилась. Видно, заработала пре­достаточно, так что особого труда дело это бросить ей не составит. Но, впрочем, жрица-то она была не­плохая, с сердцем добрым. Это потом за воплощения многие её скрутили жадность и отсутствие любви. Так что я решил ей помочь. А если заниматься прежним станет, то мой образ в устрашающем виде всегда у неё перед глазами стоять будет. Впрочем, думаю, что занятие это она бросит. Душа перспективная. Пре­одолеет страсть к деньгам, может, и продвинется. Толь­ко самое интересное, что она об этой страсти ничего не знает. Она действительно щедра, тратит деньги на­право и налево, но про свою внутреннюю жизнь ни­чегошеньки не знает. Ладно, хватит о ней, думаю ещё доведётся встретиться.

Дата добавления: 2015-07-25