Обладать 41 страница

- Я мог бы, конечно, воззвать к лорду Падубу... - произнёс Аспидс с некоторым сомнением.

- У меня план получше, - решительно проговорил Эван. - Нужно приставить к Собрайлу соглядатаев, наблюдать за каждым его шагом.

- И как же это устроить?

- Если верны предположения доктора Пуховер, они намерены вскрыть могилу в самое ближайшее время. Пусть двое из нас остановятся в той же гостинице... те двое, кого он не знает в лицо... Тогда можно в критический момент вызвать на подмогу остальных... или, если обстоятельства потребуют, выйти против него в одиночку, проследить за ним до кладбища, остановить его машину, предъявить какой-нибудь документ вроде ордера, лишь бы выглядел посолиднев... Мы с Вэл могли бы стать соглядатаями. У меня сейчас как раз небольшой отпуск. Профессор Аспидс, у вас ведь есть на руках документ, запрещающий вывоз бумаг Падуба за границу, вплоть до особого решения Комитета по культурно-историческому наследию?

- Только бы остановить этого негодяя, чтоб он не потревожил их покой!.. - молитвенно произнесла Беатриса.

- Да, документ я выправил, - сказал Аспидс задумчиво. - Однако интересно, что же всё-таки в этом ларчике...

- И если там что-то есть, то для кого оно там положено? - спросила Мод.

- Помните, я вам говорила: она ведёт вас за собой и нарочно сбивает с толку, - сказала Беатриса. - Она хочет что-то поведать, но только наполовину. Не случайно, ох не случайно она пишет про ящик. Не случайно говорит, что лично положила его в могилу...

Вэл и Эван удалились первыми, под ручку. Роланд взглянул на Мод. Но та попала в руки к Леоноре, вступила с ней в горячую беседу, - и вот уже Леонора бросилась обнимать подругу, всем видом показывая, что прощает ей всё. Роланд вышел на улицу вместе с Аспидсом. Бок о бок они зашагали по мостовой.

- Я виноват. Прошу прощения.

- Вообще-то вас можно понять.

- Мною что-то овладело. Я сделался точно одержим. Захотел всё узнать. Сам.

- Вам известно о предложенных вам должностях за границей?

- Известно, но я ещё не решил...

- У вас на раздумья одна неделя. Я лично для вас её выпросил. Напел всем, какой вы умный и талантливый.

- Спасибо, профессор.

- Себе говорите спасибо. Мне и вправду понравилась ваша монография "Строка за строкой". Хорошая, добротная работа... У нас, кстати, появился новый источник финансирования. Некий шотландский благотворительный фонд, возглавляемый юристом, который без ума от Падуба. Так что у меня есть для вас целая исследовательская ставка. Если, конечно, желаете... Ну, что смотрите так изумлённо? Не похож я на того злодея, каким вы меня воображали?

- Я никак не могу решить, что мне делать. Хочу ли вообще дальше заниматься наукой.

- Как я уже сказал, у вас неделя в запасе. Захотите посоветоваться, взвесить "за" и "против", заходите на работу.

- Спасибо. Обязательно приду. Вот только немного соберусь с мыслями.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Гостиница "Одинокая рябина" стоит примерно в миле от селения Ходершэлл, укрывшись в ложбине при одном из отрогов Северных Холмов. Здание XVIII века, под замшелой сланцевой кровлей, вытянутое, невысокое, сложено из местного кремняка и облицовано тем же сланцем. Фасадом оно выходит на дорогу, которая - хотя и расширенная, с современным покрытием - петляет, как и встарь, меж холмов, почти лишенных растительности. В миле от гостиницы, если пересечь эту дорогу и двигаться вверх по длинной полузаросшей тропе, находится ходершэллская церковь, XII века постройки. Она приземиста, имеет толстые каменные стены и кровлю также сланцевую и увенчана непритязательной звонницей с флюгером в виде летящего дракона. И гостиница и церковь отделены от селения отрогом холма... В "Одинокой рябине" двенадцать номеров: пять в старинной фасадной части, остальные семь - в современной пристройке позади главного здания, сооруженной из того же местного материала. К гостинице примыкает сад со столиками и деревянными качелями для летних постояльцев. "Одинокая рябина" значится во всех брошюрах для туристов, под рубрикой "Где можно вкусно поесть".

Пятнадцатого октября гостиница была полупуста. Погода держалась не по-осеннему теплая - даже деревья не торопились сбрасывать листву, - однако сырая. Заняты были только пять номеров. В двух помещались Мортимер Собрайл и Гильдебранд Падуб. Собрайл расположился в лучшей комнате, над прекрасной, массивной парадной дверью, с окнами на тропу, ведущую к церкви. Гильдебранд Падуб - по соседству. Они жили в "Рябине" вот уже неделю, ежедневно совершая долгие пешие прогулки по окрестностям; от непогоды их защищали высокие сапоги, непромокаемые куртки и ветровки. Мортимер Собрайл раз или два обмолвился в полумраке бара - облицованного деревом, с золотыми проблесками латуни и с тёмно-зелёными плафонами редко разбросанных светильников, - что подумывает купить где-нибудь поблизости дом и поселяться в нём на месяц-другой в году для литературных занятий. Он нанёс визит нескольким агентам по купле-продаже недвижимости, посетил ряд домовладений, выказав изрядные познания в лесном деле и интерес к бесхимикатному сельскому хозяйству.

Накануне Собрайл и Падуб побывали в ближнем городке Летерхеде, в юридической конторе Деншера и Уинтерборна. На обратном пути заехали в магазин садового инвентаря и приобрели за наличные несколько лопат и вил различного рода, самых крепких, а также киркомотыгу. Всё это они погрузили в багажник "мерседеса". В тот же день пополудни они совершили прогулку к церкви, как всегда запертой от вандалов, побродили вокруг, разглядывая могильные плиты. У входа на маленькое кладбище, обнесённое крошащейся от времени чугунной оградой, висела табличка, гласившая: "Наш приход Св. Фомы относится к объединению из трёх приходов, где викарием преподобный Перси Дракс. Св. Причастие и утренняя молитва - в первое воскресенье каждого месяца, вечерняя молитва - в последнее".

- Мне не доводилось встречаться с этим Драксом, - сказал Гильдебранд Падуб.

- Пренеприятный тип, - отозвался Мортимер Собрайл. - Общество любителей поэзии города Скенектади принесло в дар этой церкви чернильницу, которой Падуб пользовался во время поездки по Америке. А заодно и несколько экземпляров книг, надписанных для американских почитателей, с вклеенной фотографией автора. Дали и стеклянную витрину для этих реликвий. Что же сделал Дракс? Поместил витрину в самый темный угол церкви, набросил на неё кусок пыльного сукна - и никаких надписей, никакой информации. Случайный человек и внимания не обратит.

- Случайному человеку в эту церковь всё равно не попасть, - заметил Гильдебранд Падуб.

- Что верно, то верно. Особенно Дракс злится, когда исследователи или просто любители творчества Падуба просят открыть церковь, чтобы почтить память поэта. Его главный аргумент - он не раз упоминал это в письмах ко мне: церковь - дом Божий, а не личная усыпальница Рандольфа Генри Падуба. Хотя я не понимаю, отчего ей не быть и тем и другим.

- А вы не пробовали перекупить эти вещицы?

- Пробовал, бесполезно. Я даже пытался попросить их во временное пользование, также за очень приличную сумму. Книги с надписями американским читателям уже имеются в Стэнтовском собрании, но чернильница - вещь уникальная. А он отвечает, мол, к сожалению, условия договора дарения не предусматривают передачи дара другим лицам. В пересмотре же условий он совершенно не заинтересован. Редкостный брюзга и зануда.

- А может, заодно умыкнуть и чернильницу с книжками? - сказал Гильдебранд и визгливо рассмеялся.

Мортимер Собрайл нахмурился.

- Я не банальный вор, - молвил он сурово. - Меня волнует ящик, о содержимом которого можно лишь догадываться. Страшно подумать, что пока мы будем хлопотать о разрешении вскрыть могилу, бумаги сгниют в земле. И мы никогда не узнаем ценность...

- Вы хотите сказать, цену?

- С ценой всё просто. Цена зависит от меня.

- А значит, будет немалой... - произнес Гильдебранд полуутвердительно, полувопросительно.

- Безусловно. Даже если в ящичке ничего нет. Отрицательный результат тоже результат, душа будет спокойна. Однако чутьё мне подсказывает: там что-то есть.

Собрайл и Падуб еще пару раз обошли церковное кладбище: тихое, английское, отовсюду капает за ворот. Захоронения сделаны в основном в XIX веке, однако встречаются более ранние и более поздние могилы. Рандольф и Эллен упокоены на краю погоста, под сенью небольшого зелёного бугра, на котором растут древний кедр и еще более древний тис, растут и заслоняют этот тихий уголок от глаз людей, следующих по тропинке к дверям церкви. За могилой - невысокая кладбищенская ограда, за оградой - чистое поле с низко скошенной травой. Несколько сонных овец... Да ручеёк, делящий пополам этот нехитрый пейзаж... Кто-то уже поработал лопатой у ограды и аккуратно сложил нарезанные зелёные куски дёрна. Гильдебранд насчитал тринадцать штук.

- Один для головы, два ряда для туловища... Я тоже умею так снимать дёрн. Научился на своей лужайке, люблю за ней ухаживать. Как думаете, нам потом... привести могилу в порядок, чтобы никто ничего не заподозрил?

Подумав, Собрайл ответил:

- Стоит попытаться. Аккуратно положим дёрн на прежнее место, присыпем листвой или чем там ещё. Авось трава успеет прирасти, пока кто-нибудь глазастый не заметит. Да, так и сделаем.

- А может, запутать следы? Подкинем пару ложных улик, чтобы думали, будто могилу вскрыли сатанисты. Справляли, мол, свою чёрную мессу... Гильдебранд даже фыркнул от удовольствия, и опять рассмеялся тонко и визгливо. Собрайл посмотрел на толстое, розовое лицо компаньона и ощутил приступ брезгливости. Поскорей бы избавиться от общества этого примитивного субъекта, но, увы, придётся ещё потерпеть.

- Нет, лучше, чтобы никто ничего не заметил. Любой другой вариант - не в нашу пользу. Если обнаружится, что могила потревожена, могут вспомнить о нашем наезде. Сопоставят. При таком раскладе придётся разыграть святую невинность. Ведь даже если мы заберём ящичек, никто не сумеет доказать, что он там был. Пускай вскрывают могилу, проверяют. Но этого не случится. Дракс не допустит. Однако ещё раз повторяю: наш девиз - незаметность.

На пути к кладбищенским воротам Собрайл и Падуб миновали двух других посетителей, мужчину и женщину, одетых в зелёные стёганые куртки и сапоги, для защиты от всепроникающего дождя; как это свойственно англичанам, они почти сливались с окружающим ландшафтом. Пара, по-видимому молодожёны, внимательно разглядывала скульптурные изваяния смеющихся херувимов и ангелов-младенцев на двух высоких покосившихся плитах. Пухленькие ножки маленьких небожителей опирались на подножие из черепов. "Доброе утро", произнёс Гильдебранд особым тоном сельского аристократа. "Доброе утро", точно так же отозвалась пара. Никто ни на кого даже не взглянул. Что было весьма по-английски.

Пятнадцатого Собрайл и Гильдебранд вместе ужинали в ресторане, отделанном, как и бар, деревом, с массивным камином, в котором весело потрескивали толстые поленья. Собрайл и Гильдебранд сидели за столиком по одну сторону камина, а по другую расположилась уже знакомая молодая чета: они через стол держались за руки и были всецело заняты друг другом. С потрескавшихся портретов XVIII века, тёмных от загустевшего лака и насевшей свечной копоти, строго взирали полуразличимые лица священников и сквайров. Ужин происходил при свечах. Заказали лососевый мусс под соусом из раков, фазана со всевозможными гарнирами, сыр стильтон и шербет cassis maison. Собрайл вкушал блюда за блюдом и сожалел, что вряд ли ему скоро удастся побывать здесь вновь. Каждое посещение этой части земного шара доставляло ему огромное удовольствие. Он любил останавливаться в "Одинокой рябине": здесь такие дивно-неровные полы, в первом этаже вымощенные плитняком, во втором дощатые, лишь поставишь на ковёр ногу - раздаётся романтический скрип. Потолки в узких коридорах столь низкие, что Собрайлу приходилось нагибать долговязую шею. Вода в ванной издавала странное потумкивание и покашливание. Он наслаждался этими звуками, точно так же как наслаждался нескончаемыми серебряными струями из кранов с позолоченными ручками в своей суперсовременной ванной в Нью-Мексико. Всё было хорошо в своём роде - и старушка Англия, дымная, тесная, но уютная, и Нью-Мексико, с его просторами, жарким солнцем, зданиями из стекла, воздуха и стали. Сейчас он находился в том возбуждении, какое всегда испытывал перед перемещением на огромное расстояние: кровь волновалась в жилах, а сознание взмывало ввысь и парило, словно луна, над траекторией будущего пути от одной массы суши к другой - не тут и не там, а где-то посередине. Знакомое ощущение, но в этот раз сильное вдвойне... Время перед ужином он провёл у себя в комнате, занимаясь физическими упражнениями: делал привычные прогибы, наклоны, повороты, боксировал, напрягал и расслаблял мышцы, чувствуя, как члены обретают гибкость и упругость. Собрайлу нравилось тренировать тело. Благодаря этому он выглядел для своих лет молодцом. Разглядывая себя с головы до пят в высоком зеркале, Собрайл отметил, что в спортивном облачении длинном черном трико, махровом джемпере - и с романтически растрепавшейся серебристой шевелюрой он весьма походит на своих возможных предков-пиратов, или, по крайней мере, на пиратов из фильмов.

- Значит, завтра в Штаты, - сказал Гильдебранд. - Никогда там не был. Только видел по ящику. Вы меня поучите лекции читать?

Собрайл подумал, насколько было бы проще действовать в одиночку. Может, и не стоило связываться с этим Гильдебрандом. Но тогда это было бы чистой воды кражей, циничным осквернением могилы. В то время как теперь он лишь ускорял естественный ход событий. Покупал у Гильдебранда то, что в недалеком, весьма недалёком, будущем - если верить словам компаньона о слабом здоровье лорда Падуба, - всё равно окажется у него, Собрайла, в руках.

- Где вы припарковали "мерс"? - спросил Гильдебранд.

Собрайл счёл рискованным обсуждать вслух предстоящее предприятие.

- Расскажите мне лучше, пожалуйста... - начал он. "О чём бы попросить его рассказать?" - Про ваш сад, про лужайку...

- Откуда вы знаете про мою лужайку?

- Вы сами упоминали её раньше, когда говорили... Неважно... Так что у вас за сад?

Гильдебранд начал подробный отчет. Собрайл между тем оглядел зал. Молодожёны наклонились через стол друг к другу. Мужчина - приятной наружности, элегантный, одет в кашемировый пиджак сине-зелёного цвета ("От Кристиана Диора", - определил Собрайл), на девушке лиловая юбка и шёлковая блуза цвета слоновой кости, ворот открывает гладкую шею с аметистовым ожерельем. Мужчина поднёс руки к губам и поцеловал внутреннюю сторону запястий. Она нежно потеребила его волосы. Очевидно, они пребывали в том состоянии поглощённости друг другом, которое, на короткое время властно завладевая влюблёнными, не даёт им замечать посторонних взглядов.

- Когда нам нужно... выходить? - спросил Гильдебранд.

- Давайте не будем сейчас это обсуждать. Лучше расскажите мне про... про...

- Вы уже предупредили в гостинице о нашем отъезде?

- Заплачено по сегодняшнюю ночь включительно.

- Ночь сегодня замечательная. Тихая. А главное - светлая. Ишь, какая луна.

По пути из ресторана, в холле гостиницы, Собрайл и Падуб снова наткнулись на давешнюю молодую пару: те выходили из-за деревянной загородки у телефона. Мортимер Собрайл слегка поклонился. Гильдебранд важно сказал:

- Покойной ночи.

- Спокойной ночи, - хором отозвалась пара.

- Хотим пораньше лечь в постель, - сообщил Гильдебранд. - Такие у нас сегодня были нагрузки, что валимся с ног.

Девушка улыбнулась и взяла кавалера под руку:

- И нам пора. В постель. Доброй ночи и хорошего сна.

Как и условились, Собрайл дождался часу ночи и лишь тогда вышел из номера. Всё было тихо. Камин ещё догорал. Появился Гильдебранд. Снаружи воздух был тяжёл и недвижен. "Мерседес" нарочно стоял у самого выезда с гостиничной стоянки. Попасть потом обратно в гостиницу не составит труда: ключ от "американского" замка входной двери есть у каждого постояльца, на колечке вместе с ключом от номера. Большое авто, мягко и мощно урча, отвалило от гостиницы, пересекло дорогу и по травистому пути поднялось к церкви. Припарковались под деревом у ворот церковной ограды; Собрайл достал из багажника штормовые фонари и новёхонький землекопный арсенал. Накрапывал мелкий дождик, под ногами было мокро и скользко. В темноте Собрайл и Гильдебранд стали пробираться к могиле четы Падубов.

- Смотрите! - остановившись в пятне лунного света между церковью и тем бугром, где росли тис и кедр, Гильдебранд указал наверх.

Огромная белая сова неспешно кружила возле звонницы на сильных бесшумных крыльях, разумея одной ей ведомую цель.

- Во даёт, прямо как привидение! - шёпотом воскликнул Гильдебранд.

- Великолепное созданье, - молвил Собрайл в ответ, сложным образом отождествляя своё собственное охотничье возбуждение, ощущение могущества, обострения всех умственных и физических сил - с мерными махами этих крыльев, с их лёгким, беззвучным парением. Над совой, с еле слышным скрипом, пошевеливался дракон, поворачивался вправо и влево, опять замирал, ловил какие-то неопределённые ветерки.

Нужно было действовать без промедления. Работа большая для двух мужчин, если учесть, что времени в запасе только до рассвета. Они быстро срезали и сложили стопками дёрн. Гильдебранд произнёс одышливо:

- Вы хоть догадываетесь, в какой части могилы?..

И Собрайл впервые подумал, что хотя он и знает, знает доподлинно, что заветный ящик помещается где-то в самом сердце этого клочка земли чуть больше человеческого роста, но не ведает всё же, где именно; представление о точном месте возникло, очевидно, в его горячем воображении: он настолько часто видел умственным взором извлечение на свет этого ларца, что измыслил подробности, которых знать не мог. Однако неспроста он был потомком спиритов и шейкеров. Он смело опёрся на интуицию.

- Начнём с изголовья, - сказал он. - Как дойдём до порядочной глубины, методично станем двигаться в сторону ног.

И они принялись копать. Росла и росла горка вынутого грунта, в котором перемешаны были глина и кремешки, отрубленные корни, косточки полёвок и птиц, корявые камни и ровная галька. Гильдебранд работал, сопя и похрюкивая, и мерцала влажно в лунном свете его лысина. Собрайл взмахивал заступом - с радостью. Он знал, что пересёк сейчас границу дозволенного, но ни малейших угрызений по этому поводу не испытывал. Да, он вам не серенький учёный, который прокоптился от настольной лампы и годами сидит на заднице. Действовать - девиз Собрайла, искать и находить - его судьба. Парящим движением заносил он острый заступ над землёю и ударял, ударял, ударял им с ужасным ликованием, разрубая и мягкое и твёрдое, проникая глубже и глубже. Он сбросил куртку и с отрадой чувствовал дождь у себя на спине и как собственный его пот сбегает по груди и между лопаток. Он ударял и ударял.

- Осторожнее, осторожнее! - призвал его Гильдебранд.

- Не останавливаться! - прошипел он в ответ, голыми руками впиваясь в змею - змеевидный корень, каких много у тиса; пришлось достать тяжёлый острый нож, чтоб его отсечь.

- Это здесь. Я знаю!

- Вы полегче. Мы же не станем тревожить... без надобности...

- Наверно, и не потребуется. Главное, продолжайте!

Ветер усиливался. Ветер издал странное хлопанье - одно-другое дерево на кладбище заскрипело, застонало. Налетевший внезапный порыв бесцеремонно сбросил наземь куртку Собрайла с приютившего её камня. Собрайл вдруг впервые подумал, ощутил, как никогда ещё не ощущал до этого, что на дне раскопа, который он устроил, лежит Рандольф Падуб и жена его Эллен, или то, что от них осталось. Свет штормовых фонарей выхватывал лишь ясные полукруглые кончики штыков лопат, да сырую, холодом пахнущую землю. Собрайл втянул воздух ноздрями. Ему вдруг почудилось - нечто движется в воздухе, раскачивается и нацеливается, словно готовясь его ударить. Он почувствовал, на краткий миг, сверхъестественное присутствие - не кого-то, а чего-то, проворного и подвижного, совсем близко, и, облокотясь на лопату, помедлил в растерянности. В следующее мгновение буря, великая буря поразила Суссекс. С воем провёл ветер длинным своим языком, стена воздуха шмякнула Гильдебранда - тот осел вдруг на глину, задохнувшись. Собрайл же снова принялся за работу. Послышались невнятные завывания, шёпоты, и ещё целый стонущий, скрипящий и охающий хор - то жаловались деревья. С крыши церкви соскочила, вертясь, сланцевая черепица. Собрайл открыл рот - и тут же закрыл. Ветер метался по кладбищу, словно существо из другого измерения, попавшее в ловушку и вопящее. Тис и кедр отчаянно размахивали ветвями.

Собрайл продолжал копать:

- Всё равно, всё равно добуду!..

Он приказал копать и Гильдебранду, но тот не слышал и вообще не смотрел на него - сидел в грязи рядом с соседним могильным камнем и, вцепившись в горло своей куртки, сражался с воздухом, который набрался за ворот.

Собрайл рыл и рыл. Гильдебранд стал медленно, на четвереньках, по краю собрайловского раскопа, пробираться к нему. Тис и кедр сотрясались в самом комле, и сгибались верхушками чуть ли не до земли, и стенали. Гильдебранд уцепился в рукав Собрайлу:

- Хватит! Уйдём. Это за пределом возможного! Опасно! В укрытие!..

- Ну уж нет! - отвечал Собрайл, чутко поводя заступом, словно лозой над скрытым родником - и ударяя.

Заступ чиркнул о металл. Собрайл опустился на колени и принялся раскапывать землю обеими руками. И вот он уже вышел наружу - продолговатый, заржавленный предмет, самородок узнаваемой формы. Собрайл уселся на ближний могильный камень, сжимая находку.

Ветер снова стал поддевать кровлю церкви - оторвал ещё несколько черепиц. Деревья кричали раскачиваясь. Собрайл беспомощно ковырнул крышку ящика пальцами, скребанул уголок ножом. Ветер вздыбил его волосы и безумными спиралями закрутил их вокруг головы. Гильдебранд, закрывая уши руками, подобрался к нему, прокричал ему в самое ухо:

- Оно? Самое?

- Да. Размер тот. Да! Это оно!

- Чего дальше делать будем? Собрайл указал на яму:

- Закопайте! Я пока отнесу ящик в машину....

Он пустился через кладбищенский двор. Воздух был полон звуков. Тот истошный скулёж издают, оказывается, деревья вдоль тропы и в живой изгороди, они хлещут по воздуху как хворостины, и роняют, и волочат по земле свои тоненькие макушки, и опять взметают их кверху. Ещё звук, или звуки - это сланцевые черепицы рассекают воздух, бьют о землю, о могильные камни, звонко, точно взрываясь. Собрайл мчался, прижимая ящик к груди, но не переставая при этом ощупывать находку, где же, где ж открывается?.. Застряв на минуту в воротах церковной ограды, что безумно плясали на петлях, цепляли его под локти и тем самым спасли, он услышал, как что-то подымается, рвётся в земле - точно в Америке, в Техасе, пробивается наружу нефтяной фонтан, - одновременно, однако, примешался другой шум, слитный, медленный и скрипучий, с подстоном громким, страшным, раскатистым, враз наполнившим уши. Под самыми его ногами земля содрогнулась, поплыла; он сел наземь; послышался звук расщепа - и огромная серая масса разом опустилась перед глазами его, словно павший с неба холм, и раздался ещё неистовый шелест, посвист множества листьев и веток, разрезающих прыткий воздух. Последний же звук - не считая непрестанного, неугомонного ветра - была странная смесь барабанчиков, цимбал и гремучего железа, каким изображают раскаты грома на театре. Влажной землёй полны были ноздри Собрайла, влажной землёй, древесным соком и автомобильными выхлопами. Дерево упало прямо на "мерседес". Машина пропала, путь к гостинице отрезан по меньшей мере одним деревом, а может, и многими?..

Он направился обратно к могиле Падуба, с трудом продираясь сквозь воздушный шквал, слыша вокруг себя треск и стоны деревьев. Он приблизился к бугру и направил туда штормовой фонарь, и вдруг увидел, как тис всплеснул руками ветвей, и огромный белый рот вдруг раззинулся на толстой красноватой голомени, и с треском, медленно, головокружительно медленно верх дерева начал клониться вбок, в живом облаке игольчатой листвы, и в конце концов рухнул с содроганием - лёг прямо на могилу, совершенно её загородив. Теперь ходу не было ни назад, ни вперёд.

- Гильдебранд! - прокричал Собрайл. - Где вы? - Но голос словно дым бесполезно отвеяло в его же лицо. Может быть, безопаснее ближе к церкви? Только как же туда добраться? Где Гильдебранд? На миг установилось затишье, и он снова позвал.

- Ау! Помогите! Помогите! Где вы? - отозвался Гильдебранд.

И уже другой голос послышался:

- Сюда, сюда, к церкви. Держитесь за руку.

Зорко всматриваясь между ветвей упавшего тиса, Собрайл различил Гильдебранда, который ползком пробирался по траве между могилами в направлении церкви. Там поджидала тёмная фигура с карманным фонариком, направляя на траву яркий луч.

- Профессор Собрайл, - вдруг позвало это существо ясным, повелительным мужским голосом, - вас не зашибло?

- Я, кажется, не могу выбраться из-за деревьев.

- Не волнуйтесь, мы вам поможем. Ящик у вас?

- Какой ящик? - спросил Собрайл.

- У него, у него, - сказал Гильдебранд. - Вытащите нас отсюда. Тут жутко, я больше не могу!

Донеслось лёгкое потрескивание, вроде разрядов неведомых электрических сил на сеансах у Геллы Лийс. Тёмная фигура произнесла куда-то в воздух:

- Да, он здесь. Да, ящик с ним. Мы отрезаны деревьями. У вас всё нормально?

Снова еле слышные электрические разряды.

Собрайл решил задать тягу. Оглянулся. Наверное, можно как-нибудь преодолеть дерево, перегородившее тропу к гостинице. Но вдруг там другие деревья, вдруг рухнула вся живая изгородь... огромное ершистое препятствие...

- Бесполезно, профессор, - сказала тёмная фигура и, совсем уж добивая Собрайла, прибавила: - Вы окружены. И "мерседес" ваш придавлен стволом.

Собрайл повернулся лицом к говорившему. Тут-то, в свете его фонарика, сквозь ветви, Собрайл и различил весьма странных, похожих на неведомые цветы или плоды, белёсых, влажных - Роланда Митчелла, Мод Бейли, Леонору Стерн, Джеймса Аспидса. Все они обступили его дерево. И последней спустилась, откуда-то сверху, с волосами словно белая пряжа, в балахоне ни дать ни взять колдунья, или жрица друидического культа - Беатриса Пуховер.

Полтора часа разномастная компания добиралась пешком до "Одинокой рябины"... Оказалось, что лондонцы выехали из Мортлейка на двух машинах ещё до наступления бури, но когда направлялись к церкви, то уже видели её страшные последствия, и поэтому из багажника "пежо" Аспидса предусмотрительно захватили ножовку. Пригодились и оба радиотелефона, которыми снабдил их Эван. Вооружённая всем этим, а также собрайловыми лопатами, компания передвигалась по очень пересечённой местности, то подлезая под поваленные деревья с ещё живою и тяжко вздыхающей листвой, то карабкаясь через них; подсаживая, подталкивая друг друга, подавая руку; пока наконец не доковыляли до дороги, при которой стояла гостиница. На асфальте лежали гирлянды проводов. Окна были темны. Электричество отключено. Собрайл, ни на миг не расставаясь с ящиком, открыл своим ключом главную дверь и впустил компанию в гостиницу. В фойе уже толкалась пёстрая кучка людей, загнанных сюда непогодой - водители грузовиков, мотоциклисты, паpa пожарных. Хозяин расхаживал, раздавая постояльцам свечи в импровизированных подсвечниках из пивных бутылок. На кухне кипятились чаны с горячей водой. Пожалуй, ни в какой другой день появление в этой гостинице, в глухой предрассветный час, такого количества промокших, перепачканных глиной учёных, не было бы воспринято с таким полным спокойствием, как нечто вполне естественное. Несколько сосудов с кофе и горячим молоком и - по предложению Эвана - бутылка бренди немедленно появились в номере Собрайла, куда сам Собрайл был препровожден в качестве пленного. В обширном багаже Собрайла и новеньком чемодане Гильдебранда отыскались для всех ночные халаты и свитеры. Всех не покидало чувство нереальности происходящего, но было ещё и другое чувство - общего спасения: мокрые и продрогшие, они сидели и улыбались с глупым добродушием. Интересно, что ни Собрайл, ни его противники не могли найти в себе сил ни сердиться, ни пылать негодованием. Ящик стоял на столе у окна между горящих свечей, сырой, ржавый, облепленный землёй. Женщины, все трое облачённые в пижамы - Мод в чёрную шёлковую пижаму Собрайла, Леонора в его же алую хлопчатобумажную, а Беатриса в пижаме в зеленожёлтую и белую полоску, с Гильдебрандова плеча - восседали рядком на кровати. Только Вэл и Эван, переодевшиеся в собственную запасную одежду, имели нормальный вид. На Аспидсе красовался свитер и лёгкие брюки Гильдебранда.

Эван сказал:

- Я всегда мечтал произнести эту фразу: "Вы окружены".

- Произнесли вы её хорошо, - признал Собрайл. - Мы с вами не знакомы, но я вас видел. В ресторане.

- Верно. А ещё в магазине садовых принадлежностей, в конторе Деншера и Уинтерборна, и вчера на кладбищенском дворе. Позвольте представиться. Эван Макинтайр. Адвокат доктора Бейли. Берусь утверждать, что мисс Бейли является законной владелицей всех писем - как Рандольфа Падуба, так и Кристабель Ла Мотт, - находящихся в настоящее время в распоряжении сэра Джорджа Бейли.

- Однако ящик, насколько я понимаю, не имеет к ней никакого отношения, - хладнокровно заметил Собрайл.

Дата добавления: 2015-07-25