I. Письмо Бернару Гавоти: пессимизм без парадоксов

Тьма, тьма...

Поль Клодель

Мой дорогой Бернар Гавоти,

Вы просите у меня небольшую книжку о сочинении му­зыки для серии «Моя профессия» ⁷².

Не хочу усматривать в Вашем предложении ни малей­шей скрытой иронии. Однако стоит мне провозгласить: «Я — композитор», как Вам придется вообразить себе ус­мешки публики, которую бы некий господин стал уве­рять: «Я — поэт».

При опросе в полицейском участке с целью удостове­рения личности такое заявление привело бы к классиче­ским пинкам и зуботычинам. Некоторые «профессии» сле­дует обозначать определениями, более доступными для понимания наших современников, так как у них они ас­социируются только лишь с названиями улиц или стан­ций метрополитена.

Допустим, все-таки, что «сочинитель музыки» еще существует в качестве изготовителя звучаний, воспроиз­водимых соответствующими инструментами. Эти звучания простираются от захватывающей симфонии до аккомпа­немента неким двум персонам, движущимся в весьма ог­раниченном пространстве и воображающим, что они отдаются тем самым служению хореографическому ис­кусству.

Те же звуки ритмуют перевоплощения более или ме­нее удачно подобранной парочки, которой надлежит пре-

одолеть миллион препятствий, до того как она сможет безмятежно замереть в объятиях. При фотосъемке — это, кинофильм; при исполнении «во плоти» — опера или опе­ретта.

Последний жанр действительно способен стать источ­ником доходов. Что касается других, то там это приятная мономания, род легкого недуга, о существовании кото­рого известно лишь немногим.

Тем не менее большая часть молодых людей подвер­жена ему: ни время, ни опыт не способны излечить их. К подобной категории я отношу и самого себя, правда, сохраняя в данном случае известную трезвость ума, что, видимо, и послужило причиной Вашего ко мне обра­щения с просьбой о составлении этой маленькой кни­жицы.

Такое мнение, дополняющее отнюдь не утешительные соображения, высказанные мною в одной из наших бесед по радио, ляжет в основу искренных попыток поведать все мои мысли... или, по меньшей мере, хотя бы некото­рую их часть.

Вполне возможно, что на протяжении еще какого-то отрезка времени, продолжительность которого, не будучи пророком, я не берусь определять, маленькая горсточка людей упрямо будет создавать партитуры, а другая — подчас приходить их слушать. Но все меньшим и мень­шим будет интерес к ним. Берусь Вам изложить это до­статочно подробно.

Я убежден до глубины души, что спустя немного лет музыкальное искусство, каким мы его представляем себе нынче, полностью перестанет существовать. Оно исчез­нет, подобно другим искусствам прошлого, но, без сомне­ния, еще стремительней. Мы уже видим, что творится с ним сегодня; отдадим себе в этом отчет. Музыку как таковую не слушают: приходят только на выступления знаменитых дирижеров либо прославленных пианистов. Это, как известно, имеет уже больше отношения к спорту, чем к искусству.

Ниже мы разовьем эту свою точку зрения. Даже не вмешиваясь в жизнь других «изящных искусств», а на­блюдая, например, только за живописью, можно конста­тировать, на какие гнусности она обречена, когда пыта­ется привлечь к себе всеобщее внимание.

* * *

Ответствен ли девятнадцатый век за головокружитель­ное падение в двадцатого бездну? Быть может. Однако прошлое столетие только в одной Франции, если не упо­минать о других странах, выдвинуло столь великих музы­кантов, как Берлиоз, Дебюсси, Форе и еще десятка два других. Оно даровало нам таких поэтов, как Виктор Гюго, Верлен, Бодлер, Малларме и т. д., а также множество пи­сателей и, наконец, непревзойденную школу живописи и скульптуры. Кроме того, тогда в цивилизованных стра­нах знали мягкость обхождения, с тех пор уже навеки утраченную. Вам дозволялось носить в карманах до де­сятка франков без того, чтобы государство отнимало их или, того почище, заставляло вас авансом оплачивать свои еще не полученные и весьма проблематичные до­ходы. Деньги можно было перевозить из одной страны в другую, не коллекционируя при этом виз, разрешений, дактилоскопических оттисков, паспортов различных ти­пов и т. п., что мы считаем приметами чудовищного варварства. С той поры одни войны сменяли дру­гие. <...>

Одна страна должна поставлять миллиарды, чтобы на­тянуть железную цепь, предназначение которой — прегра­дить дорогу поезду смерти, пущенному на всех парах про­тив другой страны. Мир, подстегиваемый машиной раз­рушения, работает на уничтожение цивилизации. Что же, спрашивается, тут остается на долю искусств и му­зыки? Когда наши два поезда разобьют друг друга вдре­безги, и бомбы всяческих сортов превратят мир в груды развалин, разумеется, найдутся некоторые уцелевшие, которые начнут искать возможность существования среди руин погибших городов и сожженных деревень. Медленно возродится тогда росток цивилизации, видеть расцвет ко­торого нам навряд ли доведется.

Можете ли Вы верить всерьез, что творец, мыслитель, представляющий собой тип индивидуалиста, надолго со­хранит в таких условиях жизненную силу и способность настолько отдаваться своему искусству, чтобы писать музыку? Ведь важнее всего будет не погибнуть от голода и холода. Вот будущее, каким я его себе представляю, и оно близко.

Я описываю это, отнюдь не претендуя на какие-либо прорицания в области политики. Я простой обыватель. Я только скромно констатирую, что сам факт занятий человека музыкальным искусством вовсе не обязывает его строить воздушные замки относительно нашего буду­щего и искать прибежища в башне из слоновой кости. Это не попытка самооправдания: это точка зрения, при помощи которой я надеюсь помочь новому поколению вооружиться терпением и мужеством.

* * *

Ну что ж, опишем композиторское ремесло повеселее, как если бы оно сулило нам в дальнейшем много радо­стей. Но я не хотел бы подготавливать эти страницы наедине с моим застарелым пессимизмом. Ведь молодежь станет отыскивать в них предлог для надежд на сколько-нибудь сносное будущее.

Итак, я предлагаю Вам, любезный Бернар Гавоти, повторить диалогическую форму. И когда мои чрезмерно огорчительные выводы покажутся Вам нарушающими до­пустимые границы, один иронический взгляд Ваших про­ницательных глаз остановит меня, Ваша мудрая преду­смотрительность представит мне такие возражения, что мне останется только посмеиваться над собою, чему я буду очень рад, имея детей, которые вполне резонно надеются жить еще и в 2000 году!

Артюр Онеггер

Дата добавления: 2015-07-25