Глава двадцать восьмая. Маргарет.

Эдинбург

Вторник, 1 октября 1940

Уважаемый мистер Грэм,

надеюсь, Вы не сочтете меня дерзкой, но я хотела написать, чтобы выразить свое восхищение Вашей книгой, «Любимые сказки для любимых ребятишек». Хоть я уже давно переросла детские байки, что-то заставило меня читать между строк. За каждой сказкой скрывалась другая история. Да, это аллегория, а еще магия и поэзия. Эти сказки не только для детей.

Особенно меня захватила последняя, «Жена рыбака». Эта история показалась мне такой настоящей, как если бы писали Вы ее сердцем. Вот она — жизнь, когда мы пробираемся сквозь дебри любви, только чтобы понять, что все гораздо проще.

Мне показалось интересным, что Вы изменили концовку «Жены рыбака». Сначала ведь Вы задумывали, чтобы все закончилось смертью повелителя вод, пожертвовавшего своей жизнью, чтобы рыбак мог вернуться домой. Благородная смерть. Но в опубликованной версии морской владыка борется за любовь Люсинды. Он предоставляет ей возможность выбрать его по собственной воле. Возможно, этот финал не такой благородный, но он реален, полон сожаления и надежды.

Разумеется, в эту книгу попало не все, написанное Вами. Более двух десятилетий назад Вы создали роман в письмах, роман такой же волшебный, как и Ваши сказки — даже более, потому что он являлся истиной. Но эту историю Вы не завершили. Она обрывается на благородном поступке, оставляя множество вопросов о том, что произошло до этого. Вопросов, на которые даже двадцать три года спустя нет ответов.

Я знаю, Вы можете ее завершить. Вы — один из двух лучших известных мне писателей.

С восхищением,

Маргарет Данн

Лондон, Англия

5 октября 1940

Уважаемая мисс Данн,

кажется, целую вечность назад я начинал одно письмо этими тремя словами. За эту вечность я пересек океан, видел окопы, побывал в аду и вырвался из него. Но сложнее всего было написать тот «благородный финал». Неудивительно, что я передумал.

Существовала только одна копия той первой версии. Пожалуйста, как Она?

Дэвид Грэм

Эдинбург

Вторник, 8 октября 1940

Уважаемый мистер Грэм,

она до сих пор задается одним вопросом. Последние двадцать три года она гадает, почему Вы перестали писать. Почему Вы так и не ответили на ее письма, которые она отправляла после того, как Иан вернулся домой. Вы просто исчезли.

Мама никогда не рассказывала мне о Вас или о своей жизни до моего рождения. Но я видела всю тяжесть сожаления на ее плечах. Она столько лет недоумевала, но ждала. Эта война встряхнула ее, заставила вспомнить другую войну, как говорила она. Вспомнить все то, что она приобрела и что потеряла. Она сказала мне, что война импульсивна, что ты остаешься ни с чем, лишь только с призраками.

И может быть, не дело — писать подобное незнакомому человеку, но у меня такое чувство, будто я Вас знаю, — после того как прочитала все ее письма, спрятанные в стене с конца прошлой войны. Даже несмотря на то, что мы никогда не встречались, я Вас понимаю. Я такая же неугомонная, такая же бесстрашная и точно так же хочу найти свое место в мире. Я понимаю Ваши сомнения, но как Вы могли уйти, ни разу не оглянувшись? Почему?

Искренне Ваша,

Маргарет Данн

Лондон, Англия

11 октября 1940

Дорогая Маргарет,

я не переставал писать ей. Не мог перестать. Я пожалел о том «благородном финале» в тот же миг, когда написал его. Я посылал ей письмо за письмом, но не получил ответа. С чего бы ей хотеть писать мне, когда дома у нее был муж? Когда им выпал второй шанс. Зачем ей писать мне, если у нее была ты?

Она больше не написала мне ни строчки, но он, Иан, написал и попросил меня перестать. Он просил меня больше никогда не писать ей.

Он написал, что, с тех пор как он вернулся, она была счастлива. Они начали заново и пытались все исправить. Они стали семьей, о которой она горячо мечтала. И это имело смысл. Зачем ей был нужен такой мальчишка, как я? Мальчишка, который никак не мог остепениться. Который не желал посвятить себя семье так, как того хотела она. Ничего удивительного в том, что она обрадовалась возвращению Иана.

Однажды я все-таки попытался извиниться лично. Даже несмотря на нежелание Иана, чтобы я снова разговаривал с ней, даже когда я считал, что она и сама не захочет говорить со мной, Сью этого заслуживала. Когда я вышел из лагеря после перемирия, я выпрашивал деньги, брал взаймы и воровал, только чтобы добраться до Ская. Я должен был услышать это от нее.

Кто-то показал мне дорогу к дому ее родителей. Когда я добрался туда, я услышал смех и остановился посреди дороги. Я никогда не забывал, как звучит смех Сью. Я заглянул за дом и увидел ее. Вместе с ней был Иан и маленькая девочка. Ты. Иан раскачивал тебя над ручьем, а ты неудержимо смеялась. Вы все смеялись. Я замешкался. Сью подняла взгляд, всего на мгновение, и я подумал, что она увидела меня, но ты опять захихикала, и я не сумел сдвинуться с места. Я не смог вторгнуться в этот момент семейного счастья. Не смог вторгнуться в ее новую жизнь. Я уехал и никогда больше не пытался с ней связаться.

Ни одного ответа на те письма, которые я писал из лагеря. И за все эти годы она не пыталась меня найти. Зачем ворошить прошлое теперь?

Дэвид Грэм

Эдинбург

Понедельник, 14 октября 1940

Уважаемый мистер Грэм,

я просмотрела все письма, что она сохранила. Они перестали приходить в тот момент, когда вернулся Иан. Вы говорите, что писали ей. Разве она не сохранила бы письма, если бы они дошли?

Что, если она их никогда и в глаза не видела? Иан мог бросить их в огонь. Вы завоевали ее сердце одним лишь росчерком пера, так разве допустил бы он, чтобы письма попали ей в руки?

Она сказала, Вы всегда были для нее единственным и неповторимым. Ее любимым, ее музой, ее поэзией. Когда Иан умер, она рискнула. Отправила письмо и скрестила пальцы. Она написала, что уезжает в Эдинбург и будет ждать Вас каждый день в Соборе святой Марии (на вашем старом месте), пока Вы не приедете к ней. Потому что Вы бы приехали. Вы получили бы ее письмо и приехали бы за ней. В этом она была уверена.

Была настолько уверена, что ждет до сих пор, как делала с самого первого дня. Она никогда Вас не предавала. Никогда не была согласна на благородный финал.

Маргарет Данн.

Лондон, Англия

17 октября 1940

Дорогая Маргарет,

все эти годы ждала меня в Соборе святой Марии?

Знаешь, я не удивлен. Она всегда была невероятно упрямой. Элспет никогда не отчаивалась — даже, когда ей следовало забыть меня.

Я не получал того письма, в котором она говорит о переезде в Эдинбург. Но теперь нашел его. Я не прочел его раньше лишь по своей же глупости. Видишь ли, она отправила его заложенным между страниц своей последней книги, «Из хаоса». Из хаоса. Казалось, это было в точности об Иане. Он пережил окопы и лагерь военнопленных. Оставил своего соперника за решеткой. Вернулся домой — к миру.

С того самого момента, как мы с Ианом встретились в лагере, наше положение было тупиковым. Он понял, что для него не все потеряно: ведь я тоже был в плену; я же осознал, что Элспет будет нелегко: ее муж жив. Однажды я пообещал ей, что, если Иан вернется, я отступлю.

Я и еще несколько ребят задумали побег. Мы подделали бошевскую форму — скроили ее из подкладок курток, полос одеял, простыней. План был прост: надеть ее и выйти через ворота. Дерзко, но тогда я был именно таким. Иан пронюхал о нашем замысле и хотел присоединиться к побегу. Ребята спасли меня от необходимости решать. Они сказали Иану, что для него места в плане не было. Они сказали ему «нет», чтобы этого не пришлось делать мне.

Но это казалось неправильным. Как я мог писать Сью и мечтать о новой встрече с ней, когда ее муж все больше замыкался в себе, зная, что для него такой возможности не будет? Он снова сдался. Сидеть и смотреть на это, и знать, что я — причина... Я был на такое не способен.

В ночь перед побегом я написал «Жену рыбака» с той концовкой, которую ты прочитала. Я вложил эту историю в письмо, в котором напоминал Элспет о своем обещании — обещании не вставать на пути у Иана. Я оставил письмо и сказку в кармане поддельной формы и подложил ее Иану под подушку.

И я не сомневался в своем поступке до тех пор, пока Иан не добрался до Ская, и Сью не написала, спрашивая, какое мы имели право решать за нее. Я писал ей, о, как много я писал. Писал, пока Иан не попросил меня перестать. Пока он не сказал мне, что ей все равно.

Почему я поверил ему? Не знаю. Его рассказ о том, что она счастлива с ним, выглядел логично. Он через многое прошел, только чтобы быть с ней. Он вырвался из хаоса. Отсюда и название ее книги. А я не мог читать книгу про Иана, посвященную Иану. Он отнял у меня то единственное, что было мне нужнее всего в целом мире.

Но я ошибался. Она написала мне. И не только то письмо, которым она заложила «В тишине». Она написала мне целую книгу. Все стихи в ней — полные смущения, желания, тоски — были о нас. Если бы я открыл эту книгу годы назад, я бы увидел, что она не отказалась от меня. Ее последний призыв, последняя молитва, заключенная в кожу цвета красной яшмы. Она никогда не забывала.

Все, что от меня требовалось, — открыть книгу и прочитать то, что она годами писала для меня. Но я этого не сделал. Я снова подвел ее. Снова оказался трусом, когда это было важнее всего.

Дэвид

Эдинбург

Суббота, 19 октября 1940

Дорогой Дэвид,

я нашла в ее записных книжках одно письмо, которое она так и не отправила. Она писала его, когда на ее пороге оказался Иан. Это письмо открывает больше, чем остальные. Прочитайте его и приезжайте в Эдинбург. Прочитайте его и вернитесь к нам...

С любовью,

Маргарет

Остров Скай,

10 августа 1917

Дорогой Дэйви,

знаю, от меня давно не было писем, но, пожалуйста, поверь мне, у меня была на то причина. То, что я сейчас скажу тебе, возможно, заставит тебя поставить на мне крест, но, пожалуйста, не злись. Итак, у меня были причины. Я говорила тебе, что потеряла ребенка. Но, как говорит моя мама, «потерянные вещи хороши тем, что однажды ты можешь их найти». У меня не было выкидыша, Дэйви. Я родила ребенка.

О, я пыталась прервать свою беременность. Получив от Гарри письмо о твоей смерти, я не хотела, чтобы осталось напоминание, которое бы постоянно заставляло меня заново пожалеть о той семье, которой у меня так и не получилось. Поэтому я пыталась предотвратить это. Делала все то, чего не полагается делать женщинам в положении: мыла окна, переступала через могилу самоубийцы, ела зеленые сливы, выходила на улицу в новолуние, пила виски, принимая горячую ванну. Не сработало.

Затем оказалось, что ты жив, и все сложилось замечательно. У меня оставались и ребенок, и Дэйви. Но я помнила, как ты к этому отнесся, как напугала тебя мысль об отцовстве. Я не могла признать, что мысль о материнстве пугала меня ничуть не меньше. Поэтому я отложила эту новость на потом. А потом еще на потом. И еще. Дошло до того, что я не могла признаться в своей лжи: мое признание не прозвучало бы правдоподобным. «Надеюсь, тебе понравилась еда из посылки. Ах да, кстати, вчера я родила».

Я сожалею, что не сказала тебе. Я хотела, чтобы во время родов ты был со мной. Хотела, чтобы ты целовал меня в лоб и говорил, что все будет хорошо, что я была твоей храброй девочкой. Я хотела, чтобы ты взял свою дочь на руки и был первым, кого бы увидели ее глаза.

Я назвала ее Маргарет, что означает «жемчужина». Она действительно сокровище.

Но мне было нелегко. Я не могу лгать, Дэйви. Все соседи знают. Они смотрели, как под вдовьим трауром растет живот и перешептывались, прикрывшись ладошкой. Они были свидетелями долгих лет переписки с американцем и трех дней, когда Элспет Данн ступала на паром. Они не удивились, когда через год после письма о смерти Иана, я произвела на свет ребенка.

Я подумываю о переезде — привяжу Маргарет себе на спину и в последний раз ступлю на этот паром. Я уеду со Ская туда, где смогу вырастить свою дочь без окружения сплетен. Я уеду со Ская, и тогда, возможно, Финли вернется. Матир так по нему скучает.

Однажды ты сказал, что та квартира в Эдинбурге показалась тебе домом. Давай же сделаем ее таковой. Вернись домой — вернись к Маргарет, вернись ко мне. Вернись в семью, Дэйви.

Я буду ждать тебя,

Сью

Дата добавления: 2015-07-19