Пятый курс. Первые дни

Серым прохладным субботним вечером я сошёл на перроне Саратовского вокзала. Хотелось быстрее снять с души тягостный груз, заглянуть в её глаза, встретившись лицом к лицу, избавиться от этой неизвестности и неопределённости. Но я не пошёл к ней, устроившись в общежитии и наскоро переодевшись, рванул в институт на танцы, в надежде встретить её там. Многие с нашего курса были уже здесь.

Радостные приветствия и рукопожатия, обмен впечатлениями о практике и каникулах и просто дружеский трёп. Ксюшу я не нашёл, хотя неоднократно переходил из танцевального зала в актовый, где также танцевали между рядами кресел. Расспрашивать было неудобно, но и без моих расспросов я услышал о ней достаточно много и, почему-то, не лестных отзывов. Пусть что-то из сказанного было неправдой, но какая-то доля правды, видимо, была. Говорили, что после своего возвращения с каникул она очень активно развлекалась, на вопросы обо мне отвечала уклончиво или с безразличием. Сообщили, что у неё появилась новая привязанность и что их довольно часто видели вместе. После этих разговоров на душе стало муторно и тоскливо. Всё было бы понятно и объяснимо, не появись этот третий. От Ксении требовалось не так уж много - дождаться меня и разрешить всё при встрече. «Почему она поступила иначе? - спрашивал я себя и одновремённо сомневался: - А может быть это всё брехня?»

Неопределённость давила на меня, и я разрывался между желанием немедленно пойти к ней и всё разрешить и страшной обидой за обман, исключающий встречу. Чтобы не изводить себя понапрасну утром следующего дня уехал к Вите Одинокову, где провёл всё воскресение, а вечером вместе с ним снова поехали на танцы в институт. Скрывая волнение, я вошёл в зал, но ни среди танцующих, ни среди тех, что стояли вдоль стен, Ксении не было. Моё волнение, мало помалу, улеглось. В переполненном танцзале было душновато и жарко, и мы решили перейти в актовый. Пробираясь к выходу, я увидел в толпе Машу, подругу Ксении, и обернулся к Виктору.

- Витёк, смотри вон Маша, давай подойдём, - и стал пробираться к ней.

Маша заметила меня, но повела себя довольно странно, завертела головой, несколько раз обернулась, выражая непонятное беспокойство. Я в начале не придал этому внимания, но её поведение вызывало у меня всё большее недоумение. По мере моего приближения, она как-то неестественно поворачивалась в мою сторону, словно стараясь кого-то спрятать за собой. Я по-прежнему, ничего не понимая, поднял руку, издали, приветствуя Машу:

- Здравствуй, Маша!

И вдруг увидел, как за машиной спиной мелькнула белая блузка, сознание ожгла шальная мысль: «Ксюша!» Я замешкался, и в это время из-за спины Маши показалась Ксения. Я видел её какое-то мгновение. Белое от пудры лицо, на котором было какое-то подобие улыбки, белая блузка с поднятым воротником и чёрный сарафан. Кровь отхлынула от лица.

- Здравствуй, Ксюша, - только и успел сказать и в растерянности обернулся к подошедшему Виктору, сжал его руку, увидел его недоумённый взгляд, хотел сказать о Ксюше, но он уже всё понял по выражению моего лица.

Как я не ждал встречи, но она оказалась для меня настолько неожиданной, что я остолбенел, не зная, что делать, и пришёл в себя только от слов Виктора:

- Ну, что встал, иди к ней! - шепнул он мне на ухо. Я повернулся, намереваясь последовать его совету, но увидел, как Ксения и Маша уже удаляются от нас, пробираясь к выходу. Больше на танцах я их не видел, видимо вернулись в общежитие. По всей вероятности Ксения решила избежать нашего разговора.

Где-то уже «под занавес» встретил Валю Харитонову. Несказанно обрадовались друг другу. Разговорились. Валя сообщила мне, что выходит замуж, и пригласила на свадьбу. Обратила внимание на моё, не соответствующее обычному, настроение. Сочувственно взяла за руку.

- Расстраиваешься из-за Ксении? - и, не дожидаясь ответа, продолжила: - А ты не расстраивайся, у Ксении тяжёлый характер, тебе было бы с ней очень нелегко. Поверь мне.

- Но кому-то всё равно придётся с ней жить? - возразил я, памятуя слова Вали, в своё время сказанные ею Ксюше, - «Тебе не такой нужен».

- А ты не думай об этом, пусть болит голова у другого, - она тепло взглянула на меня, и, сжав мои ладони, добавила: - Не расстраивайся, встретишь ты девушку лучше Ксении.

Как много мне хотелось сказать в этот вечер этой милой девчушке, у которой я встретил такое искреннее сочувствие. Ведь как устроен человек - порой, нужно всего капельку внимания и он раскроется перед тобой нараспашку, вот так и я. Витёк, видя моё состояние, убедил меня и эту ночь заночевать у него. По дороге в автобусе высказал своё мнение:

- Ты что, смирился что ли? Возьми себя в руки, иди к ней, переговори, выясни в чём дело, а то ходишь, как потерянный.

- А чего выяснять? Она же специально стала ходить с другим, чтобы дать мне понять, когда я приеду, что всё между нами кончено, и пресечь мои попытки что-либо наладить или изменить. Да и что налаживать? Всё закончилось!

- А если закончилось, то и веди себя соответствующим образом, а то на твоём лице всё написано, как ты изводишься.

Поздно вечером, когда мы улеглись спать, мне в голову пришла шальная мысль: «А может быть, Ксюша просто обиделась на меня и потому так повела себя на танцах, когда узнала, что я приехал накануне и не зашёл к ней сразу же? - я похолодел от этой догадки. - Неужели я потерял по своей глупости такую возможность всё выяснить сразу же?» - Эта мысль долго не давала мне уснуть, я ворочался с боку на бок пока, наконец-то, не уснул измученный и физически разбитый от противоречивых измышлений и домыслов.

Скучно в старом общежитии, но теперь это наше постоянное место проживания на весь пятый курс. Жаль, в новом общежитии у девчат было лучше, да и веселей, но Володя Шмургалкин, наш председатель студсовета, убедил нас сменить место проживания. Пять выговоров и два выселения за год для нашей компании из 109 был явный перебор. Шмургалкин так и сказал:

- Ребята, радуйтесь, что вас переводят. Видит Бог, я защищал вас, как мог, но есть предел и возможностям студсовета, а терпению коменданта, в особенности.

А ведь если вспомнить за что нас наказывали, то ничего сверх крамольного и не было. Новое общежитие планировалось, как сугубо женское, но не получилось, пришлось добавить «мужское поголовье», а вот тут-то мы, видимо, оказались «наиболее активными», и все наши «дела» сразу становились общеизвестными.

Помню наш первый день пребывания в этом общежитии, который мы отметили ящиком пива и танцами перед дверями нашей комнаты, расположенной напротив лестничной площадки, где коридор был значительно шире, а у нас с Сашко был прекрасный проигрыватель и куча пластинок. Угомонились где-то уже около двенадцати, но ещё долго не могли уснуть. И вдруг в полоске света, что проникал из коридора через щель под дверью, стало быстро расти тёмное пятно. Кто-то лил нам под дверь воду! Но пока мы очухались, «злоумышленников» и след простыл. Перед нашими глазами был длинный, слабоосвещённый коридор с вереницей дверей по обе стороны. Решение наказать виновных было единогласным, и, чтобы не ошибиться, мы добросовестно налили воду под двери всех комнат нашего этажа.

«Разбор полётов» состоялся на следующий день. Комендант общежития уже утром подал докладную в деканат, настаивая на нашем выселении. Мы своей вины не признали, ссылаясь на то, что под нашу дверь воды было вылито больше всех, поскольку лужа была чуть ли не до окна. Дело решил протест студсовета, который возмутился беспардонностью коменданта, рискнувшего обратиться в деканат по вопросам компетенции студсовета, даже не поставив его в известность. А поскольку прямых доказательств нашей вины у коменданта не было, дело «прикрыли», но в лице коменданта мы приобрели серьёзного противника нашего проживания в вверенном ему общежитии.

За год, что мы там прожили, нам за разного рода провинности объявили пять выговоров и два нереализованных выселения, и в этом плане разве что поход в женский день по пятому этажу под видом дружинников, с изъятием спиртного в комнатах первокурсниц, выходил за рамки «дозволенного», да и то ходили не мы, а наши гости, и возглавлял этот поход Юра Фокин, заскочивший к нам на огонёк. А когда мы посетовали, что горячительного маловато, подбросил и реализовал эту идейку вместе с Сенотом, нацепив на руки красные повязки. Но, грех был, пили вместе, а что касается остального, то «кто не без пятен»? Но свои пропуска в новое общежитие, после переезда, мы с Сашко, на всякий случай, «замылили».

В старом корпусе наша компашка из 109 распалась. Мишка со Славкой ушли к ребятам из своей группы, мы же с Сашко и с Юрой Вячиным разместились в трёхместном «люксе». Юра был вместе с нами в Жигулёвске, прекрасный парень, душевный, хваткий, надежный товарищ. Два года назад он познакомился с девушкой, это была одна из самых длительных связей с противоположным полом среди ребят нашей группы, и многие ему завидовали.

Сижу в комнате в одиночестве, ребята уехали в кино, звали меня, но я отказался и зря. Снова один на один со своими мыслями. За стеной играет радиола, где-то дальше звуки аккордеона, с улицы девичий смех, в коридоре то и дело хлопают двери, а я как сторонний наблюдатель.

Сегодня утром из окна случайно увидел Ксению. Словно током ударило. А я ведь её даже не сразу и узнал, думал не она. Лишь разглядев в бинокль лицо, вздрогнул от неожиданности. Сердце учащённо забилось. Как можно спокойнее сказал Сашко:

- Вон Ксения идёт.

Саша подошёл к окну, взял бинокль, который я привёз из дому, взглянул на проходившую мимо Ксению, хмыкнул и глубокомысленно заметил:

- А она изменилась и не в лучшую сторону.

Но что бы мне не говорили о ней, я был, словно, глух к этим высказываниям, перелопачивая в голове одни и те же мысли. Быстрее бы всё закончить и баста! Я уже боюсь, что не выдержу всего этого. Гнетущие мысли не покидают меня. Бывают минуты, что я готов разрыдаться и, сломя голову, бежать к ней. И, буквально тут же, поднимается страшная злость на неё, но проходит и это, и остаётся только отчаяние и беспредельная тоска.

Любовь… Какое светлое и волшебное чувство! Как она окрыляет и возвышает человека! Но какая несусветная боль от неразделённой любви, от непонимания, от отсутствия взаимности! Мой милый друг неоднократно предостерегала меня, что если я буду так сильно отдаваться своим чувствам, то меня на долго не хватит. Но если я не могу иначе?! Если я хочу любить так, чтобы каждая клеточка моего тела трепетала от этой любви? Чтобы каждый Божий день был заполнен ею до отказа, чтобы я мог боготворить ту, в которую я влюблён!

Нет, такого конца я не ждал. Лёг, взял книгу. Немного отвлёкся, но прошёл час, и желание читать пропало. Залез с головой под одеяло, зарылся в подушку, но сон бежал от меня. Прошёл ещё час, ощутил лёгкую полудрёму, но уснуть не смог. Высвободил голову из-под одеяла, полупустая серая комната, в коридоре какие-то голоса. Ещё раз мысленно пробегаю по событиям последних дней от её письма до встречи на танцах. Как бы я хотел переложить на неё хоть часть своего душевного груза, чтобы и она почувствовала, как бывает больно! По крайней мере, для моего сердца это непомерная нагрузка.

Никак не войдём в учебный ритм. До сих пор не получили задание по курсовому проектированию, отнесли на сегодня, но время скоро восемь, а мои друзья и не думают вставать. Да и меня, честно сказать, подняло не учебное рвение. Хотелось ещё раз увидеть Ксюшу, когда она пойдёт в институт. Из нашего окна дорога от их общежития до института, как на ладони.

Стараясь не разбудить хлопцев, присел на кровати, она у меня у окна, и взял в руки бинокль. Дорога запружена студентами. Их лица можно разглядеть и без бинокля, это какие-то метров тридцать - сорок, не более, но хочется хоть немного приблизить её лицо. В окулярах мелькают десятки лиц, но вот и она. О чем-то переговаривается с подругами, наверное, из её комнаты. Она в зелёном шерстяном платье, которое ей так к лицу. Несколько пополнела за эти три месяца, что мы не виделись, не даром я её не сразу узнал вчера, когда она шла в общежитие. Отложил бинокль, юркнул под одеяло. Неплохо бы встретить её в институте. С утра у них лекции в 201 аудитории (ещё вчера я списал её расписание).

Поваляться больше не удалось, в комнату заскочил Вовка Бурлаков, сказал, что задания по курсовым работам будут выдавать в девять. В институт подошли ко второму звонку, перерыв закончился, начался второй час лекций. Возле буфета стояли ребята из нашей группы. Оказывается, задания ещё не выдавали. Ждут. Завязался разговор. А в голове одна мысль - как сделать так, чтобы была возможность задержаться здесь, рядом с 201, до следующего перерыва.

Просить Сашко «притормозить» было как-то неудобно, хотелось, чтобы это произошло само собой. И мне повезло. Когда пошли обратно, на площадке у 201 встретили Алмаза Шарафутдинова. Слово за слово, а я как на иголках, стараюсь затянуть разговор. Минут за пять до звонка подошёл Дьяк и спас положение. Прозвенел звонок, из аудитории повалили студенты. А вот и она. Какой-то отчуждённый взгляд. Отворачиваюсь. Заметила или нет? Не выдерживаю, поворачиваюсь снова, но она уже идёт по коридору.

Получив задание, сразу же ушли из института, на этот день учебной нагрузки для нас было достаточно, пусть «грызут гранит науки» наиболее ретивые. Поехали в кино на «Девушку в чёрном». Прекрасный кинофильм, временами слёзы туманили глаза. Как хотелось бы посмотреть этот фильм вместе с ней!

В общежитие вернулись около пяти. Зашёл Саша Шмыгин. Разговор коснулся Ксении.

- А я вчера видел её с корешем, - сообщил Саша.

- Ну и каков он? - поинтересовался я.

Саша улыбается и делает неопределённый жест рукой, словно не в состоянии выразить это словами.

- А она, дёйствительно, подурнела. Я сегодня в институте пригляделся к ней повниматльней, - заметил Сашко.

В голове суматошная мысль: «Значит, это правда! Откладывать разговор больше нельзя, надо обязательно переговорить. Но как? А если она не захочет разговаривать?» - ищу и не нахожу ответа на эти мучительные вопросы, а казать хочется так много!

О Боже! Помоги мне небо и земля, предоставь возможность провести с ней вечер и сказать хотя бы часть того, что наболело! Ведь всего не скажешь за какие-то часы, если даже для этого будет возможность.

Вечером вместе с Сашко идём с визитом в женское общежитие. Когда поднялись на четвёртый этаж, учащённо забилось сердце. Засмеялся.

- Ты что это? - обернулся ко мне Сашко.

- Да вот сердечко забилось, - и смущённо улыбаюсь.

В 180 нас постигла неудача, девчонки взяли билеты в театр. Пока они собирались, поболтали. Потом зашли к девчонкам в 108 и просидели до десяти. Зоя весь вечер убеждала нас, что вышла замуж, а Галка поддакивала. Когда мы уже засобирались уходить, Зоя заметила:

- А ты, Серёжа, сильно изменился.

- И это в какую же сторону? - поинтересовался я, пытаясь свести её замечание в шутку, но Зоя, не приняла шутки.

- Взрослее стал, словно внутри у тебя, что-то перевернулось.

Я вспомнил, как год назад, в одну из наших первых встреч, когда мы ещё только обосновывались в женском общежитии, я, будучи в гостях у них в комнате, взбрыкнулся по какому-то поводу, деланно возмутившись: «Я что, не мужчина что ли?!» А Зоя -улыбка во весь рот: «Не -е», - говорит. Я удивился: «А кто же я, по-твоему, в таком случае?» - «Мужчинчик!» - и заливисто засмеялась.

«Видимо, на моём лице написано всё то, что происходит со мной. Надо взять себя в руки», - решил я, на обратном пути к себе в общежитие, размышляя по этому поводу.

Вернулись уже около одиннадцати, так и не достигнув цели своего визита, но мысли самому зайти в комнату Ксении даже не возникало, хотя прекрасно понимал, что разговор откладывать не следует. Я, как река после половодья, с душевной болью входил в прежние берега.

Дата добавления: 2015-07-16