День рождения Светки

Как-то, ещё в марте, я зашёл в 104 и увидел незнакомую девушку, сидящую у стола.

- Знакомься, это моя подруга, - кивнула Ксюша в сторону девушки. Девушка, не вставая из-за стола, протянула руку:

- Светка.

- Сергей, - ответил я и пожал протянутую ладошку.

Девушка посмотрела на меня и улыбнулась, заметив моё смущение. После того мы встречались ещё несколько раз, но всё, как-то походя, а потому приглашение на день рождения было для меня полной неожиданностью. Где-то дня за два Ксюша сказала мне об этом, как о чём-то давно решённом:

- Послезавтра мы едем к Светке на день рождения.

Светка жила далеко, почти у самого подножия северо-восточного склона горы, что за Глебичевым оврагом, в аккуратном домике в четыре окна, спрятавшемся в глубине яблоневого сада. Испытывая определённую долю волнения от предстоящей встречи с незнакомыми людьми, я открыл садовую калитку, пропуская вперёд свою спутницу.

Светка встретила нас, как давних друзей, увидев в окно, как мы входим в сад, выбежала на крыльцо, чмокнула Ксюшу в щёчку, схватила меня за руку и ввела в дом. Стеснительность, что по началу испытывал я, исчезла сама собой. Нас приветливо встретила Светина мама, что хлопотала у праздничного стола. Из гостей были две её школьные подруги и белобрысый, как и я, парень, как я понял со слов Ксюши, давний Светкин воздыхатель. Было весело, пили домашнее вино, пели и танцевали. Из всех песен запомнилась одна, старая, как мох:

Чёрные стрелки

Обходят циферблат,

Быстрые, как белки,

Колёсики стучат…-

со всеми её студенческими переделками и дополнениями:

Нам электричество

Любую тьму разбудит,

Нам электричество

Пахать и сеять будет,

Нам электричество

Любой заменит труд –

Нажал на кнопку «чик-чирик»

И тут как тут!

Гости разошлись под самое утро, а мы с Ксюшей прошли в маленькую Светкину комнатку, что она уступила нам, заняв диван в гостиной. Ксюша лежала на Светкиной кровати, закинув руки за голову, а я сидел рядом. Мы опять до одури целовались. Правда, чуть осторожней, чтобы ситцевая занавеска, заменяющая дверь в комнатку, не выдала нас.

Не знаю, кому первому пришла в голову мысль встретить утро на вершине горы. Да это и не так важно. Мысль была интересной, да к тому же мы, не смотря на относительную «автономность», чувствовали себя в этой комнатке, с ситцевой занавеской вместо двери, несколько скованно. Тихонечко выскользнув из дома и прикрыв калитку, мы устремились к вершине по извилистой улочке, круто забирающей вверх. Дома быстро кончились, сменившись огородами, потом дорожку обступил кустарник, а за ним открылась поляна, на другой стороне которой, у самого леса, стоял памятник трём поколениям. От середины поляны был великолепный вид на Саратов, сияющий, приглушенными рассветом, россыпями огней в мешанине домов среди густой зелени насаждений, со стенами уже высвеченными лучами восходящего за Волгой солнца. На небе ни облачка, и солнце, как-то сразу осветило и лес, и поляну. Не задерживаясь, мы прошли ещё дальше, миновав перелесок. На светлой, очерченной низким кустарником полянке, чуть поменьше первой, присели на траву, расстелив, захваченный с собою, Светкин плед. Потом прилегли.

И снова Ксюша лежала на спине, закинув руки за голову и закрыв глаза. Я полулежал рядом, жадно целуя её щёки, глаза, губы. Одурев от поцелуев, я вздрагивающими пальцами стал расстегивать её кофточку. Ксюша не пошевелилась и не раскрыла глаз. Расстегнув все пуговички и раздвинув полы кофточки, я отстегнул бретельки лифчика и стянул его вниз. Две упругие грудки мягкими холмиками осели в стороны у меня под рукой. Это было настолько ново и неожиданно для меня, что я задохнулся от восхищения и стал гладить и ласкать эти прекрасные холмики, целоватьих бордовые маковки, и не мог насытиться.

И хоть прошло с того времени много лет, и время изгладило в памяти многое из тех давних событий, но этот волнительный испуг, восторг, прозрение, назовите это как угодно, но вид открытой девичьей груди, в ярком утреннем солнце, ошеломил и восхитил меня, поверг в душевный трепет, сохранив надолго остроту восприятия. Я и ранее касался неоднократно её груди, сжимал и гладил бархатистую кожу, перебирая сосочки, но то, что воочию видели мои глаза, было так ново, так необычно, что я совсем потерял голову. Лаская руками эти прекрасные холмики, я, словно помешанный, вновь и вновь осыпал их поцелуями и, не чувствуя противодействия, решив, что мне дозволено всё, смял юбку и потянул за трусики.

Ксюша не сделала ни одного движения, чтобы пресечь мои поползновения, и только тихо, по-прежнему не открывая глаз, сказала всего четыре слова:

- Не сходи с ума…

На меня словно вылили ушат ледяной воды. На душе стало так гадко и паршиво, словно я обворовал её. Ксюша села и стала приводить себя в порядок, не глядя на меня.

- Прости меня, Ксюша, - сдавленно прошептал я.

- Пойдём обратно, - сказала она и поднялась.

Когда мы вернулись, Светка на кухне уже разогревая чай.

- Ходили встречать солнце? - встретила она нас вопросом и, не дожидаясь ответа, пригласила за стол.

Ксюша была спокойна и сдерженна, и, если было что-то можно заметить, то только по моему растерянному виду, на что, безусловно, Светка обратила внимание, бегло окинув меня взглядом, но ничего не сказала.

Было ещё очень рано, когда мы добрались до общежития. Всю дорогу Ксюша молчала, а я чувствовал себя последним подлецом.

Я зашёл к ней в тот же день ближе к вечеру, не в силах терпеть неопределённость. Ксюша была одна и что-то писала за столом. Я накрыл ладонью её руку, лежащую на тетради и, стараясь скрыть дрожь в голосе, предложил:

- Пойдём, прогуляемся.

- Пойдём, - сразу же ответила она, встала, прошла к двери, сунула ноги в босоножки.

Вышли из общежития, бездумно повернули в сторону Агафоновских улочек. О том, что произошло, не говорили, и вообще разговор был какой-то нейтральный, незапоминающийся. Долго сидели на скамейке в одном из тупичков. Я притянул Ксюшу к себе, она не сопротивлялась, нашёл её губы, поцеловал раз, другой, третий. Она отвечала, разве что не так пылко.

- Самое большое счастье для меня - это время, проведённое с тобой, Хочется встречаться каждый день!

- А раньше ты говорил, что достаточно и раза в неделю.

- Если это и было, то в самом начале, а сейчас я просто не могу без тебя жить! Сашко махнул на меня рукой, сказал, что перестал понимать меня. Да я и сам, порой, не пойму, что со мной творится. Что-то хочется, а что и сам не разберусь.

- А всё-таки, что?

- Чего-то большого и светлого!

- Мне тоже.

Расстались около одиннадцати. Проведённый вместе вечер поставил всё, более - менее, на ноги. Ксюша простила меня. Стало немного легче, но от сознания своей вины избавиться не мог ещё долго. Безусловно, более опытный парень сразу бы на месте разрешил бы это «недоразумение», извинившись и найдя соответствующее объяснение своему поступку, но для меня всё это было абсолютно внове, и я просто не мог вести себя иначе. На душе было тяжело, всё валилось из рук. Мучила совесть.

Трудно объяснить, откуда брались силы для сессии, кою сдавал, словно по инерции, вместе с группой, в то же время, помогая и Ксюше, для которой отставание было совершенно не свойственно, это страшно беспокоило и выводило её из себя, и она как-то заметила:

- Если я отстану, то в этом будешь виноват только ты, да и о своей сессии ты, по-моему, совершенно не думаешь.

- Семь бед - один обед, - соглашаюсь бездумно.

- Ты самоуверен.

- Тебе это тоже свойственно.

И опять нашелся повод для размолвки, про которую вскоре в сутолоке дней совершенно забываем.

Постепенно прихожу в себя. Люблю поздним вечером сидеть с ней, обнявшись, в одном из бесчисленных тупичков Агафоновки, где, почти у каждой калиточки, есть скамейка, и можно бесконечно смотреть на звёздное небо, которое поражает воображение своей бездонностью.

Был страшно удивлён реакцией Ксюши на мой восторженный рассказ о звёздах.

- Брось ты эти звёзды, романтик неисправимый!

- Ну и что, что романтик. Вера в светлое и доброе помогает людям жить. Я считаю, что человек, который способен мечтать, неосознанно продлевают свою жизнь.

И опять поссорились из-за какого-то пустяка. Не выдержал, зашёл в 104. Девчонки обрадовались моему приходу. Смеялись, болтали о разной ерунде, и только Ксюша сидела, как нахохлившаяся курица, словно боялась, что одно тёплое слово, улыбка обяжет её передо мной в лице девчонок. А ведь изменись она, и я бы ушёл с хорошим настроением, и не было бы этой нервотрёпки. А так хочется чуткости и понимания! Хожу злой, на душе муторно. Встретил в институте Валю, не удержался, спросил про Ксюшу. Услышал в ответ интересную фразу:

- Ксения беспокоится о твоей сдаче экзаменов. Она сказала, только ты ей не говори, что, мол, если ты завалишь сессию, то она будет чувствовать себя, в какой-то степени, виноватой в этом, и добавила: «Мы же с ним поссорились!»

Не хочу, чтобы она считала виноватой себя в моих учебных неудачах! Да и потом, почему они должны быть? Что уж я совсем не в состоянии сдать сессию из-за душевной неустроенности? Вечером занёс ей рейсшину, что брал три дня назад (повод конечно), отдал и сразу вышел. Ксюша выбежала за мной в коридор. Окликнула. Лёд тронулся.

Утром проснулся, как от толчка. В тишине комнаты был слышен Славкин голос:

- …внизу сидит, а он её, наверное, во сне видит, Вот воистину или очень счастливый, или несчастный человек!

Мишка что-то негромко ответил. Я окончательно проснулся, но не подал виду. Заворочался, как бы со сна, открыл глаза. Разговор смолк.

Наклонившись над чертёжной доской, стоял Славка, а за столом сидел Мишка, и что-то писал. В голове застряла нечаянно услышанная фраза. Но почему «или очень счастливый или несчастный человек»? Им же про нас ничего неизвестно, или почти ничего!

А в общем-то Славка, сам того не сознавая, попал в самую точку, хотя в данный момент я не был ни тем, ни другим. «А вот интересно насколько бы я был счастлив, если бы Ксюша ответила мне полной взаимностью? - размышлял я, умываясь, а потом возвращаясь по коридору в комнату. - Трудно говорить об этом, но, по крайней мере, я чувствовал бы себя счастливейшим человеком, и радовался бы, как ребёнок».

Вечером получил письмо от Томки. Сказал Ксюше, что писал о ней.

Ксения выразила недовольство:

- Наши отношения совершенно ни к чему афишировать! Всё ещё совершенно не ясно!

Я обиделся:

- Ты словно боишься более зримых нитей наших отношений, и заходишь в этом отрицании до абсурда!

В воскресенье Ксюша решила съездить к Светке. Были кое-какие дела, а главное хотелось просто поговорить обо всём в более спокойной обстановке, не боясь, что кто-то услышит или помешает разговору. Подруги пили чай на веранде у открытого в сад окна. Яблоневый цвет обсыпал деревья, и они стояли в саду, как невесты на смотринах.

- После дня рождения вы так быстро уехали, что мы с тобой толком так и не поговорили, - продолжила Светка разговор, - а в институте всё как-то спёхом. Что всё-таки случилось? Вы поссорились? По крайней мере, Серёжка был какой-то потерянный.

- Не то чтобы поссорились, но всё так неожиданно обернулось…

- Это когда вы ходили «встречать солнце»?

- Ты знаешь, было так красиво! И это солнце сначала узкой полоской, а потом такое яркое-яркое!

- Целовались?

- Как всегда.

- А что потом? Ну, не тяни, рассказывай!

- Кофточку расстегнул. Грудь стал целовать… Да видно, мало показалось, голову совсем потерял. Под юбку полез…

- А ты?

- Что я? Сказала, чтоб не сходил с ума. А он растерялся, лицо красными пятнами. Он же совсем мальчишка!

- Ты так думаешь?

- А что тут думать? Это же чувствуется! Он и за грудь-то брать толком не умеет! Разве что, целуется хорошо.

- У тебя с ним серьёзно?

- Света, я и сама не пойму. Мне так хорошо с ним! Тянет меня к нему. И всегда хочется снова быстрее встретиться, а потом, если не встретились на следующий день, проходит ещё день-два, и такого острого стремления уже нет. Я к нему как-то привыкла. Порой кажется, что больше ничего и не надо.

- Так может, есть смысл и остановиться?

- Не знаю. С Витькой у нас было всё как-то иначе, хотя они с Серёжей в чём-то похожи.

- А с Костей?

- Да, там было многое, что трудно забыть, но сравнивать я бы не стала…

Они ещё долго говорили, и, как много позднее рассказывала мне об этом Светлана, Ксюша уехала от неё, видимо, приняв какое-то решение, но с ней не поделилась.

Дата добавления: 2015-07-16