Тягостные раздумья

Встреча с родными и близкими как-то притушила остроту этой долгой разлуки, ничего не предвещало каких-либо изменений в худшую сторону, и я беспечно веселился в кругу друзей, ожидая ответа. Время шло, а письма всё не было. Шёл к концу сентябрь, у четвёртого курса начались занятия, а Ксюша молчала. Это изводило меня, я не знал, что и думать, откуда-то из глубины сознания поднималась злость и душила меня. В такие минуты возникало желание написать Ксении разгромное письмо, но я старался успокоить себя. Набегали сомнения: Может быть у неё есть веские причины не писать мне? А может она уже с кем-то другим? И так всякий раз и неоднократно.

Наконец, не выдержал и написал ей письмо, но в нём было больше тёплых упрёков и недоумения, чем обиды, а злости не было и в помине. Таков уж был я. Как-то так получилось, что письмо я в тот день не отправил, а на следующий день пришло её письмо. Дома я был один, сидел на диване и читал книгу, когда соседка протянула мне конверт, что взяла в почтовом ящике. Взглянул, и в сердце словно что-то ёкнуло и кольнуло, возникла кратковременная боль и прошла. Стараясь сдерживать себя, поспешно вскрыл конверт, взгляд побежал по строчкам.

Сергей, здравствуй!

Ты, вероятно, уже дома, ну что ж, мне остаётся только пожелать тебе хорошего времяпровождения, а мои каникулы подходят к концу, впечатления хорошие. Ездила к тётке в совхоз, только что вернулась.

Как видишь, даю тебе отчёт, хотя тебе, возможно, и не интересно. Я, Серёжа, не мастер, да и не люблю, откровенно говоря, писать письма. Они получаются у меня короткие и скучные. Через два дня уезжаю в Саратов, немного раньше, чем следовало бы, но так нужно. Я уже соскучилась по своей группе, хочется всех увидеть и поговорить, хотя и здесь попривыкла, и жаль расставаться.

Сегодня никуда не иду. У Виктора выходной, придёт рано. Его девчонки сейчас нет, парень скучает. А с Тонькой мы сдружились. Всё расспрашивает меня о мальчишках, о дружбе. Ей всё интересно. Она деваха большущая, хотя ещё только в девятом классе, а носится, как первоклашка.

В общем, всё хорошо, одно досадно. Хотелось очень увидеть одного человека, но не пришлось. Сейчас он в командировке, может быть ещё приедет до моего отъезда. Более чем уверена, что и он хотел бы встретиться, я от него это слышала ещё в мае, когда приезжала сюда. Хороший товарищ ещё со школьной скамьи. Очень жалею, что не встретила. У нас с ним не было близких отношений, хотя это и могло случиться, но что-то было с моей стороны. Сейчас у нас вошло в привычку встречаться в каждый мой или его приезд, нас связывают многие воспоминания.

Серёжа, может быть это и странно, но я совсем забыла твоё лицо. Я, почему-то, и во сне не видела тебя ни разу. И, как это не удивительно, правда, изредка, но вижу во сне Вовку с нашего курса. А ведь я даже не думала о нём, да и вообще стараюсь ни о ком, особенно, не думать.

Я чувствую, Серёжа, что я от тебя отвыкла и очень сильно. Я и о встрече стараюсь не думать, мне кажется, что она будет нехорошей. Я даже боюсь её. И не надо, Серёжа, не мечтай о ней, ведь всё может случиться. Я уверена, что и ты от меня отвык здорово. Может быть нам, Серёжа, закончить наши встречи последним прощанием в порту? Сейчас это намного легче, чем тогда. Время залечивает любые раны, особенно, если они не глубокие.

Ты меня, наверное, осуждаешь. Я же, Серёжа, такой неуравновешенный человек! Знаю, что тебе, было нелегко со мной. Ты меня прости, если я в чём виновата, но и ты тоже был иногда упрям не в меру, и мне было трудно с тобой. Моя жизнь вышла из обычной колеи, и это было непривычно, а порой, просто нежелательно. Прости за откровенность, но наши отношения заходили слишком далеко, сейчас я смотрю на это, как на прошлое, но вначале очень расстраивалась, особенно сразу после твоего отъезда. Я старалась не думать ни о чём, закрывала глаза, прогоняя нахлынувшие воспоминания. Не знаю, были ли у тебя такие мысли, но мне было очень плохо, даже гадко на душе от таких мыслей. Вам мужчинам проще жить на свете, это истина, которую и доказывать не надо.

Ты забудешь меня - всё на свете забывается. Правда, останется какой-то след, но не думай обо мне плохо. В любом человеке есть что-то хорошее, есть оно и во мне.

Если ты, Серёжа, будешь честным человеком, ты ещё встретишь ту, настоящую, и полюбишь её. Я в этом уверена. Только будь честным до конца, я тебя об этом очень прошу, сейчас очень мало хороших честных ребят, да ты об этом и без меня знаешь. И если хочешь, чтобы жена (будущая конечно) уважала и любила тебя, будь внимателен к ней. Считаю, что это главное для хороших отношений в семье.

Обещай мне хорошо отдохнуть, тебе это необходимо.

До свидания. Ксения.

23 сентября.

Меня словно ударили обухом по голове, таким неожиданным для меня было то, что я прочёл. Правда, само письмо и по тону, и по настроению было не однозначным. Видимо, начав писать его с какой-то обидой, Ксения, постепенно успокоилась. Желание написать что-то обидное и резкое сменилось раздумьями о том, что было, где ей приходилось признать и свою вину. Изменился и тон письма, но одно осталось неизменным - желание завершить наши отношения. Было ясно, как божий день, что я её теряю.

Но на столько ли уж глубоки были те основания для разрыва наших отношений, на которые неоднократно ссылалась Ксения? Да я хотел, я страшно хотел физической близости с ней, но ведь я не пёр напролом, а сразу же останавливался при первом же её протесте! И это было и в первом, и во втором случае. А в тот второй раз, в гладилочке, она даже позволила раздеть себя. Возможно, она сочла, что так будут острее восприятия от прикосновений моих пальцев к сокровенным местам её тела, а я это понял иначе… Да и боялась-то она, вернее всего, нашей открытости. Тогда на поляне, хоть и было раннее утро, нас мог увидеть кто угодно, да и в гладилочку могли, случайно, заглянуть любопытные девичьи головы. Я же просто придал этому чрезвычайно большое значение, взвалив на себя значительно большую вину, чем считала сама Ксения. По сути, меня подвела моя эмоциональность и впечатлительность.

Дни, проведённые в Саратове после лагерей, сняли напряжённость безысходности наших отношений, перевели их в другую плоскость, требующую более чётких ориентиров. То, над чем я задумывался, лёжа без сна в ту первую ночь на теплоходе, следовало реализовать сразу же, пока она колебалась. Она же, по сути, в ту ночь 16 июля открылась передо мной полностью, показав, что она знает, на что идёт, что ей это знакомо! Я же своей неумелостью и неопытностью продемонстрировал свою юношескую чистоту, чем как бы возвысился над ней. И мне следовало не дожидаться от неё письма, а самому писать, подчёркивая постоянно, что я так не думаю и не считаю, но, видимо, такой убеждённости в моих письмах она не нашла. Она ждала, что я всё же заверну в Саратов, и там всё разрешится, но я не сделал и этого, оставив её наедине со своими сомнениями. Нельзя исключить, что она была готова согласиться на наш брак уже в этом году, и, видимо, не считала его скоропалительным, о чём свидетельствовало её предпоследнее письмо, но я, сам, не осознавая того, проявил легкомыслие и недальновидность, а потому и результат был ошеломляющим для меня. И, тем не менее, я не верил, что это конец, когда отправлял своё письмо.

Здравствуй, Ксюша!

Долго ждал твоего письма, но то, что я получил, ошеломило меня. Я ждал всего, только не этого. Ледяным холодом дохнуло на меня со страниц, вырванных из ученической тетради, а когда прочёл до конца, голова пошла кругом. Нет, это не ты, а кто-то другой, холодный и бесстрастный двигал твоей рукой.

Я не смог ответить сразу на твоё письмо, слишком был взволнован, хотелось успокоиться, хотя бы немного. Если бы написал «под горячую руку», я только бы расстроил тебя, но достаточно и тех огорчений, что я уже принёс тебе. Больно было читать твоё письмо, особенно его последнюю страницу. Ты не веришь в меня, ты усомнилась в моей честности. Это что-то кошмарное, непоправимое, страшнее ничего нет! И эти слова: «Если ты будешь честным человеком».

Как ты могла усомниться?!

Мы ссорились и мирились, пытались забыть друг друга, но это… хуже ссоры, хуже разрыва. Ты ударила по самому святому, что я храню в себе. Нельзя обидеть больше, чем обидела ты. Да, я виноват перед тобой, и эта вина тяжёлым грузом давит меня, но неужели я заслужил твоё неверие, твои сомнения? И ты, в которую так верю я, написала мне это! Если это так, значит я, и в правду, такой слизняк, который не заслуживает простой длани уважения!

Ксюша, милая, я ничего не пойму, мне больно и горько читать эти строки. Я любил тебя, люблю, и буду любить, даже если возненавижу, но и тогда не в моих силах вырвать тебя из своего сердца. Ты настолько стала моей в моём сознании, что превратилась в частицу моего тела, моего мозга, и отнять тебя, значит рвать самого себя. Даже если мы расстанемся, как ты пишешь, мы всё равно никогда не забудем друг друга, разлука не заглушила мою любовь, я ещё больше и сильней люблю тебя, рвусь к тебе, хочу видеть тебя!

«Время залечивает любые раны, особенно, если они неглубокие», - пишешь ты и, видимо, судишь по себе. Пусть мне было нелегко с тобой, а временами даже очень трудно, но если бы мне предложили снова прожить этот отрезок времени, я не хотел бы прожить его по-другому. Поистине трудная была моя любовь к тебе, но я её выстрадал, и не хочу терять

Если же, действительно, нет другого выхода, то пусть тебя не пугает наша встреча. И не надо не волнуй себя, представляя её в самых мрачных красках, загоняя её видение в самый дальний угол своего сознания. Я хочу, чтобы всё было естественно и просто. Это моё единственное желание. Я же ничего не требую от тебя, кроме того, что говорил и ранее – не спеши, ещё раз проверь себя. И если уж так случится, я найду силы уйти от тебя, не такой уж я слабый, Ксюша.. Но я хотел бы видеть тебя такой, какой ты была у окна гладилочки в ту ночь накануне моего отъезда в лагеря, но не той, что была в начале - замкнутой, холодной, безучастной, эгоистичной, с замороженным взглядом, и мысли об этом сразу чернят нашу встречу. Не хочу уносить в памяти чуждый мне образ. Но всё это возможно, если твои слова, твои сомнения во мне ошибочны, если я не пал так низко в твоих глазах, в противном случае, ни этот разговор, ни эта встреча не нужны. Людям, не уважающим друг друга, незачем встречаться. Это унижение. Поверь, у меня тоже есть гордость и я не смогу простить тебе этого неверия и сомнений в моей порядочности.

О себе и жизни не пишу. После твоего письма всё полетело кувырком, появилась какая-то нервозность и растерянность. Рассчитывал написать тебе, по возможности, более спокойное письмо, но не получилось. Прости, если что не так.

Уезжаю 17 октября, напиши, если сможешь. Сергей.

Ответа я не получил, да и не рассчитывал на него. Дни, что остались до конца каникул, превратились в какой-то кошмар, какую-то пытку, мысли, одна чернее другой, преследовали меня, и я просыпался среди ночи весь в жару, покрытый испариной.

Почти каждую ночь видел во сне Ксюшу. То она что-то выговаривает мне, а я, не в состоянии ничего возразить, только открываю рот, а голоса нет. То видел себя на операционном столе, а Ксюша в белом халате склоняется надо мной, и я явственно ощущаю, как она копается в моей груди, и не могу помешать ей, поскольку мои руки и ноги привязаны к столу. Слышу её голос: «Успокойся, я сейчас выну его, и тебе будет легче», - и она пытается вырвать моё сердце! Я, испытывая несусветную боль, просыпаюсь весь в поту, чувствуя, как зашкаливает мой пульс. Другой раз вижу её, стоящую как бы в стороне и спокойно взирающую, как мою грудь и шею обвивают змеи и душат меня. Дыхание моё прерывается, я не могу кричать, пытаясь одной рукой сорвать с шеи змеиные кольца, а другую тяну к ней, прося о помощи.

Были и другие сны похожие и не похожие на эти, но почти в каждом была она, как предвестник беды, и только один раз я увидел её с улыбкой на лице в белой кофточке, которая была на ней, когда мы впервые встретились на танцах в читальном зале общежития. Ксюша подходит, сжимает мои руки и успокаивает меня: «Ну, что ты всполошился? Я же пошутила, решила проверить тебя, а ты, как с ума сошёл. Никуда я не ушла и не уйду, не расстраивайся!» - и начинает целовать меня. Этот сон приснился мне где-то сразу после того, со змеями. Видимо мой мозг, саморегулируясь, старался снять, хоть отчасти, ту непомерную нагрузку, что я взвалил на него. Днём было не легче, и я, пытаясь скрыть от домашних своё душевное состояние, уходил из дома и бродил без цели по улицам, а чаще шёл к реке и подолгу сидел на берегу, глядя на воду, и неоднократно повторяя всплывшие в мозгу, строки:

Дата добавления: 2015-07-16