Глава 7 17 страница

Мысли текли вяло и устало, мне стало казаться, что с этой бесконечной суматохой я потерял остатки чувств, эмоций и, о ужас, собственного достоинства и профессионализма. Все внутри замещала бесконечная усталость. Я так и забыл спросить у Агнессы о том, как продвигается судебный процесс, ведь слушания длились уже почти две недели.

Моей блестящей адвокатессе удалось выставить сестру жертвой обстоятельств, и самым суровым наказанием для нее станет штраф и небольшой условный срок со ста часами исправительных работ на благо родного отечества, по окончании которых она вместе со всей остальной семьей (по крайней мере, мне так клятвенно обещал отец, а он обычно свое слово держал) покинет страну и мою жизнь – это было самым главным условием моей помощи. Слишком уж много проблем хлебнул я с родственниками. Семья семьей, но лучше поддерживать отношения на расстоянии, открыткой, например, два раза в год,на день рождения и Рождество. Да и от материальных проблем я их избавил, подсказав отцу, в чьи проекты стоит вложить пару сотен тысяч с резервного счета «на черный день», так что… Прощай семья и прощайте проблемы. Чем дальше они от меня будут, тем меньше их проблемы отразятся на моей репутации и тем выше вероятность того, что старые хрычи из нобелевского совета дадут премию молодому талантливому хирургу с безупречный репутацией, ведь молодому талантливому хирургу с жирным пятном на собственном достоинстве в виде сестры за решеткой ни за что в жизни не видать признания в научным сообществе.

Слишком уж щепетильно относились эти старики к таким обтекаемым понятиям, как благопристойность, мораль, честь и прочие штуки, которыми обычно прикрываются самые отвратительные в мире вещи. И хорошо, что отец мне вовремя напомнил об этом. Иначе эта пустоголовая дура, которой повезло родиться у моих родителей, и правда могла бы поставить крест на моей карьере. Но теперь этого точно не случится.

Хотя пресловутое шило, которое не давало мне покоя, все шевелилось и шевелилось в пятой точке, подсказывая, что проблемы только начинаются, и есть весьма конкретные причины: одна лежит в реанимации, а вторая – в кувезе в отделении для новорожденных, куда я сам сегодня вечером написал направление для своей новорожденной дочери) сразу после смерти первого младенца из самого главного проекта в моей жизни.

Со вздохом встаю и иду к холодильнику, чтобы достать очередную порцию волшебной бодрящей смеси. Кажется, эти двое почти угробили не только мой проект, честолюбивые идеи и принципы, но и здоровье.

***

- Как она? - я внимательно наблюдал, опершись плечом о стену, за тем, как Арни вводит в капельницу малышке какую-то прозрачную жидкость. Даже мысль о том, что под маленькой ключицей стоит катетер, причиняла мне почему-то почти физическую боль.

- Анализы в пределах нормы для нашего случая, - начал друг, выкидывая шприц и закрывая кувез, - девочка под постоянным присмотром, вовремя берут анализы и ставят капельницы, так что еще год такого лечения и наблюдения, и о диагнозе своей дочери можешь забыть как о страшном сне, - друг усмехнулся и внимательно посмотрел на меня, очевидно ожидая какой-нибудь не очень адекватной реакции, но укол уже начал действовать, поэтому мне вполне хватило сил, чтобы сдержать себя:

- Отлично, - о моем родстве с девочкой теперь не догадался бы только идиот, а Арни таковым точно никогда не был, иначе бы не работал здесь и не носил бы звание моего друга. А уж прочитать три слова на бирке на ручке девочки и сопоставить два и два он точно мог. «Франциска Шрейнер-Каулитц». Тут бы точно догадался даже идиот.

- Ладно, по взгляду вижу, что лучше не спрашивать о подробностях, но ты же можешь мне объяснить, какой смысл оборудовать реанимацию для новорожденных в экспериментальном корпусе, если в конечно итоге девочку все равно перевели в стационар для младенцев? - он стянул с рук перчатки и выкинул их в корзину.

Наверное, это был риторический вопрос и ответ на него не требовался, а если даже и требовался, то я все равно не собирался его озвучить.

Не рассказывать же ему, что этот ребенок является исключением и что ради него сегодня ночью я нарушил все возможные служебные регламенты и инструкции, а уж про то, сколько я нарушил своих личных правил и пунктов, лучше даже не думать. С чем я очень успешно и справлялся последние десять часов.

- Это тебя не касается. Мне пора идти, - подавив волну глухого раздражения и желание высказать ему все, что я думаю о микрохирургах, которые суют свой нос в не касающиеся их дела, отрываюсь от стенки и направляюсь к выходу, показывая, что разговор закончен. - Когда следующий осмотр? - оборачиваюсь к немного удивленному другу уже в дверях. Неужели он и правда надеялся, что я ему тут исповедоваться начну? Мне стоило титанических усилий сдержаться и не выплюнуть ему какую-нибудь гадость вроде того, что лучше бы он интересовался своими проблемами, а то в разработку лекарства от оспы тоже вложены нешуточные деньги, а результатов так и нет, уже больше года нет. А мои траты вполне оправданы.

- Через три часа, Билл… - он хотел еще что-то спросить, но я уже вышел, даже не пытаясь дослушать его вопрос.

Возможно, когда-нибудь потом, лет через десять, когда информация утратит свою актуальность из-за срока давности, я расскажу ему, как все было на самом деле, но не сейчас. Друг другом, но мало ли как может повернуться жизнь, поэтому отдавать в его руки еще горячий компромат на меня я не собирался. Может, моя умственная активность немного замедлена, но я надеюсь, что все-таки пострадала не так сильно, и я еще могу рассуждать адекватно. Да и вообще не таким уж и хорошим другом он мне был, чтобы делиться с ним информацией такого рода.

Раздражение внутри разгоралось все сильнее и сильнее, а оно – плохой помощник. Вдох-выдох. Спокойнее. Подумай о ребенке, Билл. Год, и у малышки не останется и следа от перенесенной операции, а с уровнем наших неонатологов и технологического обеспечения она даже не будет знать о том, что с ней было, и будет обычным ребенком, который в два года пойдет с огромными бантами и в платье с рюшами в детский сад, а в шесть лет – в школу. Может, она даже будет красавицей и неплохо учиться… я ее точно не буду ругать за плохие оценки, главное, чтобы она в пятнадцать лет не начала пить и курить, да и половую жизнь лучше начать попозже…

- Герр Каулитц, - я настолько задумался, что не заметил, как оказался в собственной приемной. Нет, адреналин точно плохо на меня действует, хотя никто и не сомневался, но чтобы настолько…

- Ты принесла результаты? - внимание медленно начало переключаться на окружающую действительность, а я ведь собирался зайти к подопечному, и зачем вернулся в свой кабинет – даже для меня осталось тайной за семью печатями.

- Да-да, - торопливо закивала Лекс. В последнее время она раздражала меня все больше и больше. Эта ее вечная навязчивость и беспокойство… Сейчас я даже начал жалеть о том, что пришлось прибегать к ее помощи в столь скользкой ситуации, но факт смерти обязательно должны были зафиксировать два человека. Только вот того ли человека я попросил о помощи? С такой информацией она точно влезет мне на шею и будет сидеть, болтая своими толстыми кривыми ножками.

- Идем в кабинет, - киваю ей, приглашая за собой: не хотелось, чтобы развесившая уши помощница слышала этот разговор, потому что какое-то внутреннее ощущение подсказывало мне, что он пойдет далеко не об анализах, с которыми наверняка все было уже нормально, а именно о том, что произошло ночью. Так бесившая меня настырность Лекс точно не могла исчезнуть за ночь. - Что там с результатами?- спрашиваю, когда меня снова окутывает блаженная полудрема и мягкость кресла, а Лекс умостилась в кресле для посетителей.

- Все в норме, - она начала перечислять показатели, а я смотрел на ее изнеможенное лицо с огромными почти фиолетовыми синяками под глазами и думал, что этот блохастик доконает не только мое здоровье, но и Лекс, и что надо будет отпустить девушку домой отоспаться. Ее, бедную, и так бог фигурой обделил, а если уж у нее еще и ранние морщины начнутся, то прощай бесплатные половые партнеры.

- Если все будет оставаться в норме, то через десять часов, думаю, переведем его из отделения интенсивной терапии в палату, - я уловил, когда закончился ее словесный поток, чтобы вовремя вставить свою реплику. - У тебя все? - как я хотел сейчас, чтобы он просто молча утвердительно кивнула и поехала домой отсыпаться, чтобы не задавала никаких вопросов и не заставляла мой уставший разум, который уже не бодрили уколы, о чем-то думать.

- Билл, - она пристально на меня посмотрела и я понял, что моим мечтам сбыться не суждено, не сегодня точно, - скажи мне честно, она твоя? - кто «она» – уточнять не требовалось, я и так все прекрасно понял. Проще всего было бы сейчас соврать, но, как говорится, не прокатит. Я даже начинал жалеть, что в моем окружении так мало клинических идиотов, которых так просто можно было бы дезинформировать.

- А зачем ты убила ту девушку? - идея пришла неожиданно, но она определенно была блестящий. Каждый раз, когда я спрашивал об этом Лекс, она скорее спешила закончить разговор и сбежать, вот и в этот раз я надеялся на такой же исход, потому что исповедоваться перед ней я тоже не собирался. Эта история не касалась никого, кроме меня и Тома, и то, что она стала невольным участником действа, вовсе не говорит о том, что ей надо знать все об этой ситуации.

- Я ее не убивала, - тихо проговорила Лекс, опуская глаза.

- Ну-ну, - я не мог сдержать скептицизма: а почему мы глазки тогда отводим и тему постоянно стараемся сменить?

- Да что ты привязался ко мне?! – она с криком соскочила с места, а я удовлетворенно улыбнулся. Я, как всегда, был прав, и сейчас она обзовет меня как-нибудь изощренно по ее мнению, но на самом деле смехотворно, может даже влепить едва ощутимую пощечину и позорно сбежит с поля боя, поджав хвост.

- А почему ты так боишься признаться? - иронично вскидываю бровь. Усталость отступила на второй план под напором злого азарта, ведь я так и не смог узнать, что же тогда произошло в операционной на самом деле, и это заставляло мое любопытство скулить от недовольства в глубине сознания.

- Только если ты мне признаешь в том, что ты отец ребенка, - надо же, насколько ей нужна эта информация, что она даже решила поиграть со мной в договоры.

- Сначала ты, - вскидываю бровь и с улыбкой наблюдаю, как она со вздохом садится на место.

- Пообещай мне, что скажешь правду, - под ее внимательным взглядом стало немного неловко, но пришлось утвердительно кивнуть, тем более большую часть этой самой правды она уже знала. Глубоко вдохнув, после минутной паузы она выпалила на одном дыхании: - Оперирующим хирургом по документам была я, но операцию проводил мой стажер, у мальчика дрогнула рука и… - Лекс запнулась, а я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. О боже, неужели она правда?..

- Только не говори мне, что ты повелась на слезы и сопли бедного несчастного талантливого мальчика, который ошибся, и взяла всю вину на себя? - по ее обиженно-недоуменно-возмущенному лицу я понял, что попал в точку и расхохотался. - О боже, Лекс, ты какой была наивной доверчивой дурой, такой и осталась! - я не мог остановиться и смеялся, смеялся и смеялся, настолько долго и громко, что начало саднить горло, в то время как девушка сидела напротив меня неподвижно, как каменное изваяние. Что-то внутри не давало мне успокоиться, хотелось задеть ее побольнее и посильнее. - А может, ключевую роль сыграло то, насколько хорош был этот мальчик в постели? - ухмыляюсь, внимательно наблюдая за ее реакцией. Судя по вспыхнувшему лицу и ее возмущенному:

- Да как ты… - я был прав, точно прав. Боже, как я сам-то не додумался до такого варианта раньше.

- Он действительно был хорош в постели? – ухмыляюсь, с искренним удовольствием наблюдая, как ее лицо искажает бешенство.

- Заткнись! - а вот началась и истерически-орательная часть нашего шоу.

- Хочешь, я угадаю, что было после того, как ты взяла всю вину на себя? Он хоть тебе спасибо сказал или свалил по-английски? - вопрос, заданный ледяным тоном, остудил ее.

- По-английски, - выдавила из себя Лекс. У нее был такой вид, словно я только что собственноручно выдавил из нее все соки. - Только не надо говорить, какая я дура, - тихо в пустоту проговорила она, и мне даже стало немного стыдно, совсем немного и совсем ненадолго. В конце концов, она сама виновата в том, что произошло. Никогда не видел смысла в подобных самопожертвованиях.

- И не буду, я уже это сказал две минуты назад, - флегматично пожимаю плечами. Мое любопытство было полностью удовлетворено и даже немного разочаровано. Все оказалось слишком просто и даже немного сопливо, а мне-то воображение уже нарисовало столько просто потрясающих по напряженности и сюжету картин. - Ты устала, я тебя отпускаю. Съезди домой, отоспишься часов десять и вернешься, - руки начали искать паркер, но на столе было пусто, и я с недовольством вспомнил, что так и не поднял его. Глаза сразу нашли блестящую на полу ручку, но встать за ней казалось чем-то невозможным. Хотелось, чтобы Лекс все-таки встала и просто молча пошла спать, но чудес не бывает. По крайней мере, в этом случае.

- Билл, ты ничего не забыл? - она сощурилась.

- Тебе правда так важно это знать? - ну подумаешь, помогла мне подделать документы о смерти ребенка ночью, ну отнесла деньги дежурному патологоанатому в морге, который за умеренную сумму внес в базу данные о поступлении тела в морг, о результатах вскрытия и о том, что тело ребенка было кремировано. Так умер ребенок номер один из проекта 783, и через час в отделение центра для новорожденных, сопровождаемая моим направлением, поступила моя дочь.

Лекс ничего не сказала, продолжая пристально разглядывать меня, но мне было почему-то все равно, наверное, сказывалась бесконечная усталость. Пауза висела минуты три совершенно не напрягая меня, а Лекс, похоже, о чем-то напряженно размышляла.

- И как ты собираешься ему это сказать? - вопрос заставил меня вздрогнуть. Это то, о чем я старался не думать, мыслей о чем так боялся.

- Не твое дело, но ты будешь молчать. Надеюсь, тебе это ясно? - поднимаю на нее мгновенно потяжелевший взгляд. Что бы ни произошло, но сказать Тому об этом я должен буду сам, потому что теперь это точно только наше дело.

- Если этого не сделаешь ты в ближайшее время, то так и знай, что он узнает всю правду от меня, и я не шучу, Каулитц, - она встала.

- Тебе не кажется, что это не твое дело? - фыркаю и откидываю голову на спинку. На данный момент идеально ровный потолок был зрелищем намного более приятным, чем созерцание заострившегося от злобы лица Лекс.

- Каулитц, мне кажется, или ты боишься?! Ты же никогда не был трусом! - начала разоряться она, а внутри меня вспыхнуло пламя неконтролируемой злобы.

- Я?! Трус?! - резко выпрямляюсь и прожигаю девушку презрительным взглядом. - Следи за своим языком. Если ты не забыла, то именно этот самый трус дал тебе работу после того, как ты из-за собственной тупости лишилась лицензии! - я буквально захлебывался в ярости, не замечая, как голос становится все громче и громче и как наполняются слезами глаза девушки. В висках настойчиво стучало желание довести ее и ничего больше. - Недаром говорят, что все особи женского пола думают только одним местом! - выплюнул я и с нескрываемым удовольствием продолжал наблюдать за тем, как меняется ее выражение лица.

- Да ты... ты… - она хлопала ртом и глазами, не зная, что сказать. Очередное дежавю. - Настоящий трус! Ты за семь месяцев так и не удосужился признаться, что это твой ребенок!

- Да что тебе так сдался это ребенок?! - я вскочил, упираясь руками в стол.

- Это тебе он сдался, Каулитц! И он, и Том! А ты настолько трус, что боишься признаться в этом даже самому себе! - не унималась она, все подогревая и подогревая кипящую во мне ярость.

- Это тебе они сдались! Интересно, почему? - я решил, что больше не стоит утруждать голосовые связки криком, да и мое шипение всегда производило на людей сильное впечатление. - Уж не думаешь ли ты, что тебе что-то светит? - вздергиваю бровь. - Том и девочка – мои! И ты никогда не получишь ничего и так и сдохнешь, драя полы, в центре, - я просто не мог остановить поток грязи, льющийся изнутри. - И лучше быть осторожным трусом, чем полной дурой! - эта тирада совершенно выбила меня из сил, и я буквально рухнул на свое место.

Внутри резко стало пусто и спокойно, и я с каким-то отстраненным любопытством наблюдал за тем, как по напудренным щекам скатываются слезы, оставляя темные разводы. Смотреть на это было неприятно, поэтому я закрыл глаза. Да поскорее бы ты уже исчезла отсюда со своими проблемами и истериками, как мне все это надоело! Так и хотелось проорать ей в лицо, что да, я трус, я злая несчастная трусливая мразь. В последнее время я все чаще и чаще задумывался о том, что я не просто мразь, а трусливая ущербная сволочь, ущербная в какой-то очень важной своей части…

POV Tom

Снова склизкая и вязкая темнота не дает мне выбраться из своих объятий, не дает дышать, думать, чувствовать, обволакивая своим коконом и лишая меня сил и тела. Мысли тоже тонули в этой липкой черной темноте, никак не желая собираться вместе. Надо их собрать, надо собрать силы, чтобы…

Со всей силы вдыхаю и рывком сажусь на кровати. Открытые глаза ослепило ярким светом и чьи-то сильные руки опустили меня обратно.

- Тихо-тихо, все хорошо, Том, лежи, тебя еще нельзя вставать, - говорил откуда-то сбоку голос, такой приятный, и что-то внутри говорило мне, что этому голосу можно верить. Что-то внутри… Какая-то мысль настойчиво крутилась в голове, пытаясь достучаться до сознания. Внутри. Ребенок! В районе живота появился неприятный холодный ком. Я резко сел, пытаясь нащупать плохо слушающимися дрожащими ладонями живот, но он все никак не находился.

- Том, тебе нельзя вставать, - голос моментально стал злым и раздраженным, но мне было плевать на него. Внутри все затопляла паника.

- Где ребенок? Что с ним? - голос настолько дрожал, что слова едва можно было различить.

- Тихо-тихо, - снова эти успокаивающие интонации, от которых волнение становилось все сильнее и сильнее, чьи-то руки надавили на плечи, заставляя снова опуститься на подушки, но мне казалось, что стоит только опустить голову, как я захлебнусь в собственном ужасе, - с малышкой все хорошо, она в отделении для новорожденных, за ней присматривают лучшие специалисты, - информация до паникующего сознания доходила медленно.

- Правда? - внутри все сжалось от какого-то непонятного чувства – то ли счастье, то ли недоверие.

- Правда, - я повернул голову и увидел улыбающегося герра Каулитца, который ставил укол в тоненькую трубочку, тянущуюся к моей вене. Раз это сказал он, значит, это правда.

- Она родилась? - разум все еще отказывался верить в то, во что верило сердце, сладко трепыхаясь в груди.

- Да, живая и здоровая, - он присел рядом со мной, и теплая ладонь осторожно прикоснулась к моему лбу, а потом скользнула по щеке, словно успокаивая и впитывая панику. - Она очень красивая, на тебя похожа, - ладонь вернулась на лоб, а потом подняла выше. Спокойные ритмичные поглаживания убаюкивали, заставляя все внутри успокаиваться, а глаза закрываться.

Родилась… все хорошо… красивая… на меня похожа…

Хотелось улыбнуться и попросить посмотреть на нее, но глаза слипались и темнота медленно окутывала меня, погружая в зыбкую вязь полудремы. Уже на грани сна и яви я почувствовал, как губ коснулось что-то теплое и мягкое, но может, это уже был сон… Только сердце и дыхание все равно участились от этого в два раза.

***

В этот раз просыпаться было легче. Мне ничего не снилось, но и липкой темноты не было – были просто ненавязчивые легкие сумерки. По телу разливалась не очень приятная слабость, настолько сильная, что даже не хочется открывать глаза. Особенно когда ты укутан мягким теплым одеялом, ничего не болит и вокруг только блаженная сладкая тишина, прерываемая редким попискиванием. Раз писк, два писк. Что-то упорно пыталось выкарабкаться наружу из подсознания. Писк. Больница. Центр. Ребенок. Морг. Герр Каулитц. Окровавленные тела. Картинки, словно из фильма ужасов. Вырезанный ребенок. Липкий страх, не дающий дышать. Сильная боль. Суетящиеся вокруг люди в белых халатах. И темнота. Едва сдерживаясь, чтобы не заорать от ужаса, я сел на кровати под истошный писк каких-то приборов.

- Тихо-тихо, что ты опять подскочил, тебе же лежать надо, - раздался сбоку спокойный до ненависти голос, и герр Каулитц попытался уложить меня на место.

- Что с ребенком? - я даже не старался усмирить кипящую внутри злобу и ненависть. Это все из-за него, это он во всем виноват, если бы не он... Меня затопила волна панического ужаса, ведь он мог сделать с ней все, что угодно.

- Я же тебе сказал, что все хорошо, - улыбнулся он, но эта улыбка была такой же фальшивой, как и он сам. Я ему не верил. Он все врет.

Меня начало трясти. А что если ее уже… того… как ту девушку…

- Покажите мне ее, - дышать почему-то было тяжело, живот болел.

- Тебе надо лежать, - эта сволочь очень сильная, он надавил мне на плечи, заставляя лечь, а по моему телу прокатилась очередная волна злобы и отвращения, которые разгорелись даже сильнее, чем страх. - Тебе пока нельзя вставать, вот поправишься – пойдем смотреть малышку.

- Вы все врете! - подскакиваю на кровати, сбрасывая его руки. - Покажите мне ее сейчас! - с ненавистью смотрю на его совершенно спокойное лицо. Как можно быть таким бесчувственным? Сколько его помню, в этих глазах никогда не было ничего, кроме пустоты и лживой пленки, которую я по своей ошибке принимал за искренние чувства.

- Том, - он снова попытался протянуть ко мне руки, но я с максимальной скоростью рванулся от него, выдирая какие-то трубочки под истошный писк приборов, лишь бы не ощущать на себе мерзкие прикосновения этой твари. - Том, - его лапы так и норовили добраться до меня. Так же, как до моей малышки. - Тебе нельзя вставать, а малышку нельзя перемещать, потому что она находится в кувезе, - ну вот, они точно уже с ней что-то сделали. Я просто обязан выдрать ее из лап этих палачей. - Это такой инкубатор для недоношенных младенцев.

- Я вам не верю! Вы с ней что-то сделали! Покажите ее мне! - я с ненавистью уставился в его глаза, в которых вспыхнула злоба.

- Даже если мы с ней что-то и сделали, то тебя это никоим образом не касается, - буквально выплюнул он мне в лицо, - она собственность центра, а не твоя. Радуйся, что сам жив остался.

- Палач! - от избытка ощущений я не знал, что ему еще сказать, хотелось хоть как-то его задеть, поцарапать этот ледяной панцирь, а лучше разодрать его до крови. - Это мой ребенок! Я ее вам не отдам!

- Заткнись! - щеку обожгло хлесткой пощечиной, и на глаза навернулись слезы – то ли боли, то ли от бессилия и злобы. - Я тебе в сотый раз повторяю, что ребенок является собственностью центра, и я, я лично, - шипел он мне в лицо, обдавая запахом мяты и одеколона, который мне так нравился, хотя сейчас больше напоминал смрад, - сделаю с ней все, что захочу. Захочу – вскрою, захочу – буду тестировать лекарства, захочу – вживлю ей геном собаки и буду наблюдать, а захочу – просто зарежу, как поросенка, - картинка расплывалась перед глазами, поэтому я слышал, как он встал и, громко цокая каблуками, пошел к двери, приказывая кому-то на входе: - Вколи этой малолетней истеричке успокоительного и ни на шаг от него. Еще сутки не выпускаем из реанимации, лекарства и плазма в прежнем режиме… - я еще пытался разобрать слова, но они никак не желали складываться в связные мысли. Она их. Сделает, что хочет…

- Том, Том, - испуганный женский голос рядом заставил вздрогнуть. Медленно поворачиваю голову. Лекс. Она с ним заодно.

- Не подходи, - стараюсь отодвинуться от нее подальше.

- Том, - женские руки обхватили меня и прижали к телу, обдавая запахом цветочных духов и теплом, - ты чего дуришь? - она начала гладить меня по голове, а меня охватила такая слабость, что не было сил даже пошевелиться.

- Он мне ее не показывает, - бормочу куда-то в белый халат. Неожиданно стало спокойно, страх и ненависть куда-то отступили, позволяя адекватно оценивать ситуацию.

А что если герр Каулитц говорит правду? Ведь ей еще было рано рождаться, да и в книжках писали, что новорожденных помещают в специальные камеры, чтобы они там могли дорасти до нужного размера. Да нет! Как ему можно верить?! Он же сам сказал, что хочет с ней сделать… как с той девушкой. Может, это он сделал, а не Фриц, а друг просто испугался, ведь, наверное, мой куратор очень влиятельный. А этот его ледяной взгляд, от которого дрожат коленки…

- Том, дурачок ты, - рассмеялась Лекс, - тебе еще нельзя вставать, а малышку нельзя перемещать. Если все будет хорошо, то завтра ты ее обязательно увидишь.

- Правда? - поднимаю на нее глаза. Так хотелось верить в то, что она говорит правду.

- Конечно, - улыбнулась девушка. - А теперь давай ты ляжешь и мы поставим тебе капельницу с лекарством, - ее ласковый тон снова всколыхнул во мне недоверие, да и слова куратора про успокоительное я очень хорошо расслышал.

- Но он же сказал, что вскроет ее, - высвобождаюсь из ее рук и внимательно наблюдаю за реакцией, потому что если она заодно с герром Каулитцем, то точно не скажет мне правду. Но реакция Лекс просто поразила меня: сначала в ее глазах вспыхнуло возмущение, а потом она рассмеялась, едва выдавливая из себя:

- Боже, Том, неужели ты веришь? - продолжала хохотать она, погружая меня все глубже и глубже в недоумение, потому что лично я не видел здесь ничего смешного. Наконец-то она отсмеялась и смогла произнести что-то внятное. - Билл уже трое суток, если не больше, на ногах, бегает как чокнутый и орет на всех, гадости всякие говорит. Не обращай внимания, он просто устал и перенервничал, - я напряженно всматривался в ее лицо, пытаясь понять, правду она говорит или нет. - Он ведь столько в вас с малышкой сил вложил, да и глупо даже думать, что он сделает что-то со своим ребенком. Просто шипит гадости, потому что хочет спать... Знаешь, я даже читала книжку по психологии, где рассказывалось, что если человек, например, голодный или не выспался, то он может вспыхнуть по любому поводу, а ты не представляешь, как легко можно разозлить герра Каулитца… - щебетала она, укладывая меня в постель.

В голове крутилась какая-то настойчивая мысль, которую я никак не мог поймать...

- Его ребенок? - сажусь на кровати и внимательно смотрю на нее.

- Он тебе не сказал? - Лекс нахмурилась и вопросительно посмотрела на меня.

- Что? - внутри снова все стал окутывать липкой паутиной страх.

- Я же его предупреждала, - пробормотала она. - Ну, значит, мне придется сообщить тебе эту счастливую новость, - хотя таким тоном скорее сообщают о том, что кто-то умер, а не что-то хорошее. - Он биологический отец твоего ребенка.

- Кто? - спрашиваю, недоуменно хлопнув глазами.

- Билл. Тебе лучше лечь, Том, - она снова опустила меня на подушки. Только спустя полминуты я понял смысл ее слов:

- Что?! - потрясенно выдыхаю, снова усаживаясь. Не может быть. Это не правда. Он не может быть отцом. Этого просто не может быть! Резко стало не хватать воздуха. Это ведь ложь! Он точно не может…

POV Bill

Внутри все кипело от злобы. Чертова малолетняя истеричка! Нет чтобы сказать спасибо за то, что я спас его блохастую толстую задницу и его ребенка, так он… Хотелось вдавить педаль газа в пол, но меня останавливало то, что дорога и так расплывалась перед глазами от сильного теплого майского дождя, а может, от недосыпа.

Да как он мог! Я ради него и ребенка рискую работой, и своей карьерой, да я всем, что у меня есть, рискую! А он… Пальцы сжались на руле до побелевших костяшек. Чтобы я еще раз в жизни... да никогда! Черт! У меня просто слов не было, чтобы описать ту жгучую смесь злости, недоумения и обиды, кипевшую внутри меня. Все люди звери! И блохастик не оказался исключением! Маленький кусачий звереныш! Ну раз ты не понимаешь человеческий язык и человеческие объяснения, то я буду разговаривать с тобой на твоем языке. Палач! Надо же. Этот самый палач спас твою задницу, кровь этого самого палача течет по твоим венам, а твое сердце бьется только потому, что этот самый палач его запустил. Конечно!

Неожиданно машину занесло, руль вывернулся, отказываясь слушаться, и я с каким-то отстраненным безразличием наблюдал, как к лобовому стеклу на полной скорости приближается бетонное заграждение.

Глава 36

+60 часов

POV Bill

- Здесь остановите, - командую таксисту и, рассчитавшись, выхожу на улицу, с наслаждением вдыхая теплый майский воздух, который уже пахнет летом.

Кажется, что последний год прошел в какой-то сомнамбуле и время словно замерло на одной точке, сосредоточившись вокруг проекта, Тома и ребенка, но календарь и погода свидетельствовали об обратном. Погода радовала ярким солнцем, от которого хотелось сладко щуриться. Настроение было просто замечательным, даже несмотря на вчерашние происшествие, – вот что значит дать организму полноценный здоровый отдых. Конечно, за ремонт машины придется раскошелиться, но хваленая мне продавцом в салоне система безопасности не подвела: все, чему надо было сработать, сработало, и в итоге я отделался только усилившейся головной болью, получасовым разбирательством с полицейскими и счетом за ремонт. Я даже почти раскаивался за свое поведение с Томом и Лекс, хотя они сами были виноваты в произошедшем – нечего было доводить меня.

Дата добавления: 2015-07-19