Глава 7 10 страница

Я взял принесенный ею поднос с материалами для перевязки, который она бросила на столике у входа, и перенес его на тумбочку рядом с кроватью, затем раскрыл мальчишку, который, кроме тонкой хрустящей белой больничной простыни, был накрыт еще теплым одеялом. Я давно заметил, что он часто мерзнет, вот и сейчас мы решили потеплее укрыть его.

Мой взгляд скользнул по его телу. Он ощутимо похудел, если точнее, то на два килограмма и двести грамм, из-под тонкой кожи совсем неэстетично выпирали ребра, а заметно выступающий животик был скрыт под повязками, зато попа вернулась в прежнее состояние. Я осторожно снял придерживаемую пластырем пропитанную мазью повязку и выкинул ее, затем смочил ватный тампон антисептиком и стал протирать швы. Меня до сих пор дрожь брала, когда я вспоминал, ЧТО тут было двое суток назад: толстые воспаленные кровоточащие жгуты разрезов, прошитые простыми черными нитками, и это когда уже нигде, даже в тюрьмах, не пользовались ничем, кроме саморассасывающихся ниток из органических материалов. Коновал, самый натуральный. Я все больше и больше не понимал, чем все так восхищались в этом человеке. Ну ладно все остальные, но как я, как я мог повестись на все это? Даже несмотря на возраст, тупая система и вбитые с детства в костный мозг рефлексы поклонения тем, кто старше.

А может, он сделал все это специально? Но для чего? На этот вопрос я не знал ответа и больше не узнаю, и мне было искренне жаль. Он слишком легко умер. Мне кажется, что даже это было частью его дьявольского плана, а может, это была просто моя паранойя, но слишком легко и просто все закончилось, так просто и быстро, что я ничего не успел почувствовать, ничего из того, о чем мечтал все эти годы, представлял перед сном.

Я аккуратно обработал перешитые порезы и со вздохом подумал, что теперь на этом животике останутся шрамы, как напоминание о моей собственной халатности. Не удержавшись, я провел пальцами по бледной, словно светящейся коже живота подопечного. Мягкая и теплая на ощупь, ее было даже приятно касаться без перчаток, и так не хотелось отрываться и разрушать эту хрупкую иллюзию гармонии и тепла, что я не удержался и повел пальцами выше и выше, пока они не остановились на выпирающем кадыке. Это словно отрезвило меня, и я с каким-то внутренним содроганием отдернул руку. Нет, ничего страшного, убеждал я себя, пропитывая новую порцию бинтов заживляющей мазью, просто я перенес слишком большой стресс и не спал почти шесть суток, ежедневно увеличивая дозы вкалываемой в вену бодрящей смеси, еще пару дней, и мой организм, не выдержав количества этой дряни, начнет рушиться, поэтому, наверное, следует после разговора с полицейскими все-таки последовать совету Лекс и поехать домой. Надеюсь, что теперь, после того разноса, что я устроил позавчера, эти умственно отсталые индивиды смогут справиться со своими обязанностями и сделать так, чтобы с моим подопечным снова чего-нибудь не случилось.

Я аккуратно наложил повязку и закрепил ее, отметив, что надо сказать Лекс, чтобы в следующий раз использовала противоаллергенный пластырь, а то от этого у мальчишки на коже началось раздражение. Прежде чем снова укрыть его, в голове вспыхнула странная мысль, а может, это все-таки было пресловутое шило в одном месте, но... Моя ладонь легла на его грудь, безошибочно найдя место, где глубоко спрятанное под кожей мелодично стучало сердце мальчишки. Минуту я просто так стоял, ощущая эти удары своей кожей, по которой пробежал холодок. Странно… Я кинул взгляд на аппарат, отмеривающий пульс. Так и есть, его сердцебиение участилось. Я с большой неохотой убрал ладонь и укрыл его, снова бросив взгляд на монитор, который показывал, что пульс снова встал на место. Крайне забавно.

Я взял телефон и папку с документами и пошел на выход. На самом деле незабываемое ощущение, особенно когда знаешь, что это сердце бьется только благодаря тебе и именно ты можешь сделать так, что оно судорожно сделает последнюю пару захлебывающихся ударов и подавится загустевший кровью, чтобы не биться больше никогда. Кажется, именно поэтому я захотел когда-то стать хирургом, ведь у меня был такой высокий балл, что я мог себе позволить любой колледж. Но медицина открывала прямую дорогу к тому, чем я всегда так жаждал обладать – властью над человеческой жизнью. И сейчас, напоследок обернувшись, чтобы посмотреть на еще бледное лицо мальчишки, я подумал, что сделал правильный выбор: у меня и правда была эта власть, каждый раз, когда я брал в руки шприц с лекарством или скальпель.

***

- Я буду давать показания только в присутствии моего адвоката, - холодно отрезаю и отпиваю чай, уставившись тяжелым взглядом на мужчину, сидящего напротив. Странно, но я думал, что все полицейские страдают как минимум первой степенью ожирения, а этот, надо же, худой, поджарый, молодой, даже черная форма на нем сидела не так плохо, как могла бы.

- Герр Каулитц, - снова начал гнуть свою линию он, - мы и так, учитывая вашу профессию и ситуацию, пошли вам на уступки, - он заправил за ухо выбившуюся из хвоста каштановую прядь.

- Герр… - я вопросительно посмотрел на него, пытаясь вспомнить фамилию, которой он представлялся. Моя память уже давно ушла в загул и обещала вернуться только после нормального отдыха.

- Листинг, - недовольно прищурившись, напомнил мужчина, и только тут я заметил обручальное кольцо на его пальце. Все понятно, вот в чем секрет его хорошей фигуры: просто жена дома не кормит, потому что готовить не умеет. Вероятно, поженились они, когда еще учились в колледже, а теперь не могли расстаться по привычке, хотя его, скорее всего, устраивают постиранные носки и рубашки, а ее – его размер, и все.

- Герр Листинг, вы понимаете, что то, что сейчас происходит, называется принуждением свидетеля к доверительной беседе? По закону я имею право отказаться, - не прикрываю зевка.

- Герр Каулитц, вы должно понимать, что то, что сейчас происходит, в ваших же интересах, а о законности рассуждать уж точно не вам, - он что, мне сейчас угрожает или хамит? Внутри поднялась волна ярости.

- Я думаю, что вам пора идти. До свидания, - я посмотрел в его равнодушные глаза и подумал, что все равно все они одинаковые.

- Герр Каулитц, вы не понимаете, какими проблемами может обернуться для вас отказ от сотрудничества, - многозначительно протянул Листинг и посмотрел на меня, но такой ерундой меня точно не проймешь.

- Я буду сотрудничать с вами только в присутствии адвоката, - холодно отрезаю. Ну уж нет, не такой я дурак, чтобы связываться с этим делом просто так, с бухты-барахты. Тут явно ничего не будет просто и все точно не закончится задержанием виновных.

- Я вас предупредил, - пожал плечами мужчина и пошел на выход, - вы сами не понимаете, во что сейчас влезли, - а вот и нет, прекрасно понимаю. И именно поэтому не скажу ни слова без адвоката, самого дорого и самого лучшего.

- Вы угрожаете мне, герр? - иронично вздергиваю бровь, стараясь не обращать внимания на появившееся внизу живота неприятное чувство, свидетельствующее о том, что я зарываюсь и от этого могут быть плохие последствия, но у меня словно сорвало тормоза.

- Что вы, нет. До скорой встречи, - издевательски улыбнулся мужчина и вышел, а я спокойно вздохнул и вернулся к своему чаю и вазочке с дорогим колотым шоколадом – организму срочно требовалась доза эндорфина, о чем мое тело недвусмысленно напоминало мелкой дрожью пальцев рук.

***

- Билл, он приходит в себя, - вломившаяся в кабинет Лекс, которая явно позабыла за эти дни значение слова «субординация», выдернула меня из сладкой полудремы.

- Иду, - я, потягиваясь, встал с кресла и поймал на себе ее жадный взгляд. Неужели я узнал еще одну причину ее пребывания здесь?

Выходя из кабинета, я думал, что, как всегда, оказался прав, и мальчишка начал приходить в себя в указанное мной время. Я редко ошибался, наверное, потому что привык, что у моих ошибок обычно фатальные последствия. Это сейчас меня не задевали чьи-то жизни и смерти, а вот лет пять назад… Но об это мне не дали подумать.

- Вильгельм Каулитц, - окликнул меня незнакомый голос, когда я уже вышел из приемной в коридор центра.

- Мы разве с вами не обо всем поговорили? - скрещивая на груди руки, оборачиваюсь к этому копу. Ливрингу, кажется.

- Вильгельм Каулитц, вы задержаны по подозрению в организации хищения частной собственности, принуждении к совершению противозаконных действий, преступной халатности, приведшей к летальному исходу… - он еще три минуты зачитывал список того, что приписывалось мне, пока мои брови изумленно ползли вверх: вот, значит, как. - Вы имеете право хранить молчание, все сказанное может быть использовано против вас, вы имеете право на один звонок и на получение бесплатной государственной защиты, - сверкнув белозубой улыбкой, он кивнул двум полицейским, которые, наверное, были взяты на тот случай, если у меня случится приступ маразма и я начну оказывать сопротивление. Не дождешься.

- Но... - попытался вклиниться в происходящее ошалевшая Лекс.

- Тихо, не лезь. Берите у него анализы крови каждый час, еще сутки не отключайте от системы жизнеобеспечения, питание, витамины и лекарства внутривенно в той же дозировке, что и последние сутки, меняй повязки каждые два часа, если начнется зуд, то охлаждающая мазь, - инструктировал я ее, пока на меня надевали наручники, как в плохой пародии на кино, ей богу, - не давайте ему шевелиться и вставать, если будет дергаться, то скажи, что это может повредить ребенку, при малейших ухудшениях сразу звонишь мне и снова на систему жизнеобеспечения. Все ясно? - я уставился на девушку, которая ошалело хлопала глазами, но в чем плюс любого хирурга, не зависимо от пола, возраста, склада ума и специализации, - они умеют быстро соображать.

- Хорошо, - утвердительно кивнула Лекс и, развернувшись на каблуках, пошла в направлении палаты подопечного.

- Идемте, - с улыбкой киваю полицейским, словно тут я их арестовывал, а не они меня, на ходу вспоминая телефон женщины, которой сейчас хотел бы звонить меньше всего, но она профи и вытащит меня из этого дерьма, в которое я попал по милости Гесселя, как это было в прошлый раз.

Глава 27

16 недель

POV Bill

- Вильгельм, любовь моя, как я рада тебя видеть! - впорхнула в серое помещение моя адвокатесса. Только этой женщине было позволено называть меня так.

- Я тоже рад тебя видеть, - я улыбнулся, вставая, чтобы обойти стол и обнять ее, как того требовали наши с ней ритуалы, - но лучше бы нам не встречаться,- прошептал я ей на ухо, вдыхая знакомый горьковатый аромат духов, который сразу заставил вспомнить обо всем: о проведенных вместе ночах в ее спальне с зеркальным потолком, о том, как скользили мягкие теплые пухлые пальцы с коротко остриженными царапучими ногтиками по моей коже, пока я хриплым голосом рассказывал ей все, что меня гложет.

- А я соскучилась по твоей циничной морде и упругой заднице, - ее руки опустились на означенную часть тела и сжали ее, но я уже давно ничего не и испытывал к этой женщине, кроме отвращения.

- Все потом, давай о деле, - я высвободился из ее рук и вернулся на свое место.

- Ты меня не хочешь, - поправив лежащий на своем месте локон белокурых волос, она положила портфель с документами на стол и села напротив.

- С чего ты взяла? - иронично вскидываю бровь и с улыбкой смотрю на ее лицо, отмечая, что она очень постарела за последние пару лет, что неудивительно при такой нервной профессии.

- Не забывай, любовь моя, я вижу тебя насквозь, - от пронзительного взгляда серых глаз и ироничной улыбки, искривившей пухлые губы, которые когда-то приносили мне незабываемое удовольствие во время минета, мне стало неуютно. В ее присутствии я снова чувствовал себя маленьким потерянным ребенком, и дело было вовсе не в ее сорока лишних килограммах, а в каком-то моем внутренним извращенном самоощущении.

- Давай перейдем к делу, - нервно дергаю плечом, пытаясь избавиться от наваждения, словно я опять оказался в ее квартире, в ее спальне, утопающий в ее рыхлом белом теле, испещренном складочками жира и целлюлита, в горьковато-мускусном запахе и непередаваемо мягком голосе, где каждое слово, каждый жест и каждое движение учили не доверять больше никогда и никому, чтобы быть сильным, чтобы больше не попасться в чужой капкан, но я все равно попал снова.

- Боишься меня? - плохо выщипанная бровь отзеркаливает мое движение.

- Нет, просто последние пару часов в камере предварительного заключения были не самыми приятными моментами в моей жизни, - они и правда были далеко не самыми лучшими, тем более что сейчас я просто обязан был находиться в центре, рядом с Томом, а сидение с бомжами в клетке ну никак не входило в мои планы и не могло доставить удовольствия на грани оргазма.

- Я же вижу, что тебя тошнит от меня, а если представить меня без одежды, - она пристально посмотрела на меня, а я едва сдержался, чтобы не скривиться от всплывшей в памяти картинки. - Ты научился лицемерить, Вильгельм. Такому тебе больше подходит твое имя, - женщина удовлетворенно улыбнулась.

- Твоими молитвами, - хмыкаю и думаю, что я действительно у нее многому научился. Одна из лучших юристов, вернее самых успешных, абсолютно некрасивая, но притягательная настолько, что в ее постели мог оказаться любой, настолько циничная, что вставали дыбом волосы на пояснице, а уж ее лицемерие… Мне оставалось только восхищенно внимать и учиться, что я благополучно и делал пять лет назад. За эти два месяца, что я жил у нее, я прекрасно понял, каким надо быть, чтобы выжить в этом мире, и какие правила надо соблюдать, ведь в книге была отражена лишь малая часть, а она сама знала их намного больше, но делиться не спешила. - Так что там? - воспоминания и разговоры двух старых любовников - это, конечно, святое, но не здесь и не сейчас.

- Ты, любовь моя, вляпался в большую кучу дерьма, очень большую и вонючую кучу, - уточнила она, доставая из портфеля бумаги. - Я договорилась, тебя выпустят под залог.

- Сколько? – переспрашиваю, прикидывая, сколько денег сейчас есть на моих счетах.

- 50 тысяч, - она продолжала шуршать листочками. Я недоверчиво хмыкнул: не так уж и дорого оценили меня и мою свободу. - Это не единственное условие, - продолжила она, - перед освобождением тебе необходимо будет дать показания.

- И все? - я изумленно вскинул брови. Все-таки наша система правосудия удивляла меня все больше и больше.

- Все, только вот от этих показаний зависит, выпустят они тебя или нет.

- Я ни в чем не виноват, мне нечего скрывать, - раздраженно отрицаю и думаю, что лучше было согласиться тогда поговорить с этим обросшим Листингом в кабинете, и всего этого не случилось бы. И я был бы сейчас там, где должен быть, то есть рядом с Томом.

- Я тебе верю, Каулитц, вернее, я верю в то, что даже если это не правда, ты сможешь блестяще сыграть, потому что против тебя уйма показаний.

- Против меня? Ты не ошиблась? - я явно чего-то недопонимал в этой ситуации, вернее, теперь у меня появились догадки по поводу того, почему я оказался здесь, и дальнейшие слова женщины, сидящей напротив, только подтвердили их:

- Все задержанные утверждают, что ты был инициатором данного мероприятия, а они – всего лишь исполнителями. На большинстве документов стоит твоя подпись, пока графологическая экспертиза не подтвердит обратное, на некоторых использованных шприцах были обнаружены твои отпечатки пальцев.

- Старая сволочь, - восхищенно выдыхаю, - он даже в мусоре покопался, чтобы меня подставить.

- Ты либо впустую играешь, либо тебя подставляют, Билл, не очень профессионально, но вполне достаточно для нашей полиции. Я вижу картинку так: на твоем обожаемом Карстене Гесселе висят нешуточные долги, потому что он привык жить на широкую ногу, а запатентованные им изобретения и лекарства ощутимого дохода уже не приносят, поскольку создано большое количество аналогов, а ряд из них внесен в государственный реестр, что тоже лишает его существенной части доходов. Таким образом, можно сделать вывод, что деньги ему нужны, особенно если учесть приближающую свадьбу сына, которая по сметам грозит просто фантастическими расходами. Кстати, вот именно тут начинается все самое интересное, - продолжила она, а я в душе не переставал восхищаться этой женщиной. Да, фигурой и красотой бог ее обделил, но то, что я впервые позвонил ей всего четыре часа назад, говорило само за себя. Откуда ей удалось собрать такую кипу информацию за столь короткий промежуток времени – оставалось только гадать, ведь такие, как она, не делятся своими профессиональными секретами. - Оказывается, его сын женится на небезызвестной тебе Аннет Каулитц. А дальше начинаются предположения. Твоя сестра, не имеющая постоянного дохода, но имеющая собственную квартиру, приобретенную три года назад на неизвестные средства в центре города, - уж кому-кому, а мне было известно, каким местом или местами она приобрела это жилье, хотя второй вариант более вероятен, ведь чем больше дырок открыто – тем выше цена, уж я-то, как постоянный клиент борделей, это прекрасно знал, - арендует тот самый дом в пригороде, и на допросе она сказала полиции, что сделала это по твоей просьбе. Но это всего лишь слова. Через сутки в доме устанавливают одну из самых дорогих систем сигнализации и нанимают в частной фирме охрану, все это проплачивается со счета, принадлежащего некой фирме, одним из соучредителей которой является Беата Гессель. Знакомые все лица, правда? - она усмехнулась, а я только утвердительно кивнул: действительно знакомые все лица. - Потом эта же фирма оплачивает закупку лекарственных препаратов и медицинского оборудования. Перечень покупок и того, что было найдено в известном нам доме при обыске, удивительным образом совпадают с точностью до мелочей; я думаю, что если мы пересчитаем все шприцы и перчатки, то все совпадет. Сейчас мои люди пытаются выяснить, когда они заехали в этот дом. Что радует, так это то, что ни один из соседей, дававших показания, не опознали ни тебя, ни твою машину, тогда как всех остальных идентифицировали достаточно точно, - как будто я сомневался в этом, но полицейские вполне могут додуматься до изменения внешности и такси. - Так вот, с этого же срока начинаются странные исчезновения подопечных с других исследовательских центров, причем с проектов, которые сулят наибольшую прибыль. Достаточно любопытно, что большая часть задержанных так или иначе были связаны с этими медицинским центрами, ну а найденные в оборудованном морге трупы подтверждают мою версию. Кстати, оборудование для морга тоже оплатила та фирма… - продолжала она, а мне все стало ясно.

Что же, герр Гессель все сделал почти идеально, но здесь ключевое слово «почти». И оно его подвело. Слишком много нестыковок в этой истории, чтобы обвинить меня. Зачем мне похищать чужие проекты, если у меня есть свой собственный? И зачем мне красть подопечного из собственного проекта?.. В общем, я теперь прекрасно понимал стратегию, по которой нужно защищаться, а ведь на самом деле можно было просто дать показания этому копу и все, и спокойно заниматься блохастиком и не тратить наше с ним драгоценное время тут. Хотя неизвестно, как они могли вывернуть мои слова, да и я не знал всех нюансов, а теперь, с помощью моей не очень очаровательной и не очень привлекательной, но очень опытной адвокатессы, я точно смогу разобраться с этой ситуацией, причем так, как нужно мне.

POV Tom

Я очнулся от резко пронзившего меня чувства страха и тупой ноющей боли в животе и понял, что мне ничего не снилось – только чернота. Я прекрасно помнил все, что произошло, и от этого становилось только страшнее. Сердце колотилось где-то в горле. Собрав все силы в кулак, я открыл глаза и резко сел, меня словно кто-то ударил со всего маху по лицу, во рту и носу словно было что-то лишнее, и это лишнее раздирало все в кровь. Во рту появился солоноватый привкус, в носу захлюпало, но в этот момент меня это совершенно не волновало. Я лихорадочно, путаясь в ткани и собственных пальцах, пытался стянуть с себя одеяло, стараясь не обращать внимания на тупую ноющую боль в животе. Больше всего в жизни я боялся сейчас одного: что этого самого живота нет.

- Тихо-тихо, - знакомый голос и мягкие руки на плечах заставляют вздрогнуть. - Том, ну куда ты вскочил? - укоризненно спросил голос, пока я пытался вспомнить, что с его обладателем.

- Что с ребенком? - задал я единственный вопрос, ответ на который хотел знать.

- С ним все хорошо, вы оба живые и здоровые, - я повернул голову и увидел улыбающееся лицо. Да, точно Лекс.

- Правда? - переспрашиваю прежде, чем успеваю одернуть себя.

- Да, с вами все хорошо. Тебе лучше лечь, Том, так малышу будет удобнее, - она помогла мне улечься обратно. - Сейчас мы поправим тебе подушки, а потом обработаем ранки. Зачем ты так резко вскакивал? Чуть все не выдрал, - как-то по-доброму усмехнулась она, и почему-то ей хотелось верить. Хотелось, но я больше не мог.

POV Bill

- Подпишите здесь, здесь и здесь, - полицейский по фамилии Листинг протянул мне кипу бумаг с моими показаниями. Получив утвердительный кивок адвокатессы, я начал расписываться.

- Мы отпускаем вас под залог, вы имеете право свободно перемещаться по городу, о своих поездках за его пределы вы должны нас предупреждать, а еще лучше – постараться не совершать их, выезд за пределы страны до окончания следствия запрещен, - инструктировал меня мужчина.

- Но, по-моему, тут и так ясно, что я в этом деле потерпевший, - я вернул ему документы и дешевую ручку, три цента за штуку. Никогда не писал такими.

- Нам необходимо получить показания еще одного свидетеля. Как только Томас Шрейнер придет в должное состояние здоровья, мы возьмем у него показания, и только тогда с вас полностью снимут обвинения.

- Ясно. Я могу идти? - поднимаюсь со стула, думая, что теперь мне уже точно ничего не грозит. Блохастик со стокгольмским синдромом расскажет всю правду, а если еще вспомнить, сколько раз я спасал его очаровательно похудевший зад, хотя даже припухлость этому ребенку была очень даже к лицу, вернее, кхм, к пятой точке.

- Да, ваши вещи и документы вернут вам на выходе. До свидания, - он даже не обернулся мне вслед, углубившись в бумаги. Не такой уж плохой парень и даже не жирный, как большинство его коллег.

- Не думаю, что я пошел бы с вами на свидание, - под ошарашенным взглядом мужчины и под хмыканье адвокатессы, я покинул кабинет, сжимая в руках бумагу, подтверждающую мое освобождение – не самое дорогое, но и не самое дешевое. Учитывая обстоятельства и связи моего адвоката, сумму залога снизили до 25 тысяч.

Едва в моих руках оказались вещи, я сразу проверил пропущенные вызовы на телефоне. Так и есть: Лекс, центр, Лекс, Лекс, Лекс, центр и так до бесконечности. Значит, мальчишка пришел в себя и что-то случилось, как случалось всегда.

Я без промедлений набрал номер Лекс и буквально через пару гудков девушка схватила трубку:

- Билл, у нас ЧП, - начала тараторить она, а я вот даже и не сомневался, что она произнесет эти слова: Томас Шерйнер и ЧП - это уже практически синонимы. - Том пришел в себя, - в этом я тоже не сомневался, - первый час прошел нормально, анализы и все показатели были в норме, - продолжала выстреливать она словами, - но потом у него начались сильные боли в животе и судороги, хотя с показателями все отлично. Но он у нас тут корчится от боли два раза в час, и я совершенно не представляю, что могло послужить этому причиной.

А я представлял, прекрасно представлял.

- Иди ко мне в кабинет, там в холодильнике с лекарствами на второй полке лежит коробка с травяным обезболивающим, простая темно-синяя без надписей. Там осталось четыре ампулы из пяти, возьмешь одну и вколешь ему через капельницу, ясно? - я на ходу одевался, проверял наличие всех своих вещей на своих местах и инструктировал ее.

- Да, - я даже представил, как она кивнула.

- Я буду через 20 минут, - ну не мог я пропустить такое зрелище, как первые ощутимые толчки плода, а сон и душ подождут. Потому что сейчас я больше всего на свете хотел убедиться, что это именно толчки и что у идиотской улыбки, блуждающей по моему лицу, есть совершенно реальные основания.

Глава 28

17 недель

POV Tom

После сна в неудобной позе мышцы спины затекли и неприятно ныли, поэтому, прежде чем встать, я сел на кровати и осторожно, кончиками пальцев попытался размять поясницу. Когда боль немного отпустила, я медленно опустил босые ноги на пол, с каким-то нескрываемым наслаждением чувствуя, как холодит их больничный пол.

Посидев так пару минут, встаю и направляюсь в ванную, кинув взгляд на часы, мигающие над дверью. Лекс придет за анализами через полчаса, значит, я еще успею принять душ.

Первое, что делаю, оказавшись в ванной, – стягиваю майку и штаны и становлюсь перед зеркалом. Ладонь автоматически ложится на выступающий живот, настолько выступающий, что чуть свободная больничная футболка уже натягивалась на нем. Живой, ну надо же, живой… Пальцы чуть сдавили кожу с тонкими светлыми полосками совсем недавно заживших шрамов. Едва ощутимая боль и красные пятна на коже подтвердили, что мне ничто не приснилось. Не приснилось, и он там есть, точно есть, потому что в последние две недели я редко, но ощущал, что там что-то есть, и это что-то постоянно весьма недвусмысленно напоминало о своем присутствии. Сначала это было очень больно, но, как объяснял этот изверг, все из-за того, что на животе и том, где находился ребенок, были швы и разрезы. Если бы их не было, то все было бы так, как это было сейчас – нечто похожее на простое бурление в животе, но все же это было совсем не оно, это был ребенок, и я это прекрасно понимал.

Ощущение горячих ладоней на ставшей такой чувствительной коже живота незамедлительно отозвалось томительной тяжестью, и я понял, что с процедурой самолюбования пора завязывать. Мыться под прохладным душем мне запретили, а теплая вода ну никак не помогала сбросить напряжение, поэтому пришлось прибегать к такому нелюбому мной способу, который не приносил ничего, кроме отвращения и приятной слабости в коленях. Дыхание становилось все чаще, воздуха в душевой стало не хватать, перед глазами запрыгали разноцветные точки, а в мозге лихорадочно одна картинка сменяла другую, и каждая откровеннее предыдущей, заставляя двигать рукой все быстрее и все чаще глотать воздух, пока с губ не сорвался хриплый стон и плоть под пальцами не обмякла, принося долгожданную слабость.

Как же я тебя ненавижу.

***

- Итак, - в моей комнате, на стуле, на котором обычно сидел во время утренних осмотров куратор, сейчас копошился в папке с бумагами полицейский; я не запомнил его фамилии, но звали его, кажется, Георг, - начнем.

- Хорошо, - я кивнул и распрямил неприятно затекшие поджатые ноги. Сидеть в моей любимой позе в последнее время было очень неудобно.

- Итак, Том, скажи, ты помнишь, что произошло с тобой две недели назад? - он внимательно уставился на меня.

Я вздохнул и начал рассказывать, но совсем не то, что произошло на самом деле, вернее, мастерски отредактированную версию, по который выходило, что меня увозили в то место совсем не по приказу герра Каулитца, а потому что один сумасшедший доктор очень хотел посмотреть, что у меня внутри. Хотя оно так и было, просто я назвал не ту фамилию. Покопаться у меня внутри жаждал мой куратор, он и только он. Просто герру Каулитцу, видно, было противно марать руки о мои внутренности, вот он и решил действовать не совсем законными методами, а я теперь по непонятным причинам выгораживал его тут, хотя мог рассказать всю правду. Но как только я собрался сказать этому полицейскому с пронзительным взглядом, что знаю, кто на самом деле стоял за всем этим, то внутри все сжалось в маленький трепещущий комочек, который поднимался по пищеводу и не давал сказать ни слова, хотя все мое нутро корчилось от боли, страха и унижения. И я продолжал выдавать версию, которую каждое утро мне внушала Лекс, продолжал выгораживать этого палача, который никак не выходил из моей головы – ни днем ни ночью, не давая спокойно думать, чувствовать и дышать.

Неожиданно я почувствовал на себе пристальный взгляд и поднял глаза от узоров на покрывале, которые приобрел привычку разглядывать во время размышлений.

- Том, что-то случилось? – очевидно, полицейский задавал этот вопрос не в первый раз.

- Нет, ничего, - мотаю головой, слишком быстро и резко, чтобы он поверить в мои слова, но полицейским всегда нужна лишь иллюзия правды, подтверждающая их предположения и дающая возможность побыстрее закрыть дело.

- Вы просто очень побледнели... - его испытующий взгляд не давал спокойно сидеть на месте, а может, нечистая совесть? Хоть мне и внушали эту сказку про похищение с того самого дня, как я впервые очнулся в знакомой палате, но я в нее не верил. Уж слишком хорошо знал методы своего куратора, слишком хорошо помнил, что сказали тот мужчина и Марта, а ведь она работала на герра Каулитца, я точно это знал.

- Я не очень хорошо себя чувствую просто, - натянуто улыбаюсь. В последнее время почему-то очень трудно давалось мне это действие, вернее, не давалось совсем. Внутри все реже вспыхивали разноцветные искры, а уголки губ никак не желали подниматься, раз за разом упрямо опускаясь вниз.

- Простите, я вас, наверное, утомил, - улыбнулся мужчина, и в этот момент мне впервые за последние дни стало тепло, и появились искорки. – Могу я компенсировать свою нудность? - он поднял с полу брошенную сумку и начал в ей копаться, пока я наблюдал за ним и не мог понять, что творится внутри меня. - Вот возьми, все дети любят конфеты, - через пару минут он сидел передо мной, на протянутой ладони ярко блестели конфеты в разноцветных фантиках. - Бери, - улыбнулся он, поймав мой недоверчивый взгляд. Неожиданно захотелось конфет, вот этих самых, в блестящих фантиках, поэтому я улыбнулся и быстро сгреб у него с ладони их все.

Дата добавления: 2015-07-19