Глава 7 9 страница

В этом бессвязном потоке мне удалось уловить только одну мысль: мне срочно нужно было найти герра Каулитца – только его или Лекс, чтобы кто-то из них помог мне. Собрав все силы, что были, я закусил губу и попытался опустить ноги на пол, и с третьей попытки это удалось. Странно, пол должен был холодить ступни, но я этого совсем не ощущал, словно отсидел или отлежал обе ноги сразу. Осталось сделать самое страшное - рывок и встать. Глотнув густого разряженного воздуха, я отчаянно вцепился в поручень на кровати и встал. Губу обожгло болью, рот наполнился солоноватой жидкостью, а по губам и подбородку потекло что-то теплое, не давая сконцентрироваться на ощущениях. Теперь надо было отцепить пальцы и сделать шаг, всего шаг, но тело не слушалось, отзываясь на каждую попытку тупой болью внизу живота и головокружением. Я почти возликовал, когда одна рука отцепилась… если бы не накрывшая меня резкая боль, шум, нет, скорее грохот и удар, выбивший весь воздух, и темнота.

***

- Герр Гессель, он приходит в себя, - женский голос и резкий запах под носом медленно возвращают меня в реальность, в которой все так же больно и не хватает воздуха.

- Томас-Томас, что ты у нас бегать вздумал? - раздался смутно знакомый голос над ухом.

Я хотел повернуть голову, чтобы увидеть этого человека и сказать, как мне плохо, что мне срочно нужен герр Каулитц, но ни то, ни другое у меня не получилось. И неожиданно я вспомнил все, что мне говорили вчера… а вчера ли? Сколько я спал? Может, это было сегодня? Теперь было больно не только внизу живота, но и в голове, а также в груди.

- Тебе сейчас лежать надо, чтобы швы не разошлись. Мы, кстати, сейчас их посмотрим, - продолжал вещать чей-то голос. Я почувствовал, хотя нет, скорее просто подумал, что чувствую, как чужие холодные пальцы начинают ослаблять повязки на… животе. Животе? Меня захлестнуло волной страха, и я попытался сесть. Живот? Какая операция может быть там? А что если… что если они меня его лишили?! Ребенка, в которого так отказывался верить мой разум, но верило сердце.

- Что с ребенком? - меня поразило, как звучал мой голос: какой-то скрипуче саднящий, как у дряхлого старика.

- Тише-тише, - продолжал успокаивать мужской голос.

- Что с ребенком?! - скрип стал громче, но человеческого в нем было мало. Я вообще сейчас не знал, похож ли я на человека.

В этот раз рывок оказался более успешным и у меня получилось сесть, больно ударившись локтем. Я столкнулся взглядом с выцветшими глазами мужчины. Наверное, когда-то его глаза были ярко синими, но сейчас… Все расплывалось, кроме этой почти белой радужки с розовыми прожилками вен.

- Тихо-тихо, Томас, - над ухом раздался женский голос, заставивший вздрогнуть, - тебе лучше полежать, - чьи-то руки попытались уложить меня, но я сопротивлялся изо всех сил, которых было очень мало.

- Что с ребенком?! - почти проорал я, чувствуя, как все остальные ощущения заглушает паника и придает мне еще чуть-чуть сил.

- Томас, - голос мужчины пробирал до костей. Я, наверное, должен был испугаться, но почему-то больше всего я сейчас боялся не за себя и уж точно не этого мужчину, а…

- Что с ним?! - я не понимал, почему они не могут ответить на мой вопрос, ведь с ним же все должно быть хорошо… обязательно, ведь герр Каулитц обещал... но герр Каулитц… совмещать слово «предал» и его фамилию в одной мысли было больно.

Я пропустил момент, когда в палате появился кто-то еще. Моих сил не хватило на дальнейшее сопротивление, и меня против воли опустили на кровать. Я пытался брыкаться и еще что-то спрашивать, но силы стремительно таяли. Я чувствовал чужие горячие чуть влажные пальцы, сжимающиеся на моих запястьях, лодыжках и голове, но были еще и другие пальцы… прохладно-резиновые, методично ощупывающие мой живот, самую болевую точку. Если бы я был в состоянии, то я орал бы в голос от боли и непонимания. Мне казалось сейчас, что эти ледяные конечности медленно вынимают из меня все внутренности. Когда боль стала совсем невыносимой, я нечеловеческим усилием выдрал правое запястье (мне показалось, что в пальцах человека, державшего мою руку, остались куски кожи) и попытался снова сесть, чтобы убрать эти ледяные конечности, причиняющие такую боль, от живота.

- Эх, Томас-Томас, - голос, принадлежавший человеку со странными глазами, звучал словно издалека, пока меня снова пытались уложить, - ну что же ты буянишь? А я так надеялся, что мы подружимся, - последнее, на что хватило сил – повернуть голову и увидеть, как в мою вену втыкается шприц с порцией мутной жидкости. Почему-то вспомнились слова герра Каулитца о том, что чем больше вредных для меня компонентов в препарате, тем мутнее его цвет. Я снова попытался вырваться, но не получилось. Огромные мужские руки крепко держали меня, пока старик со страшными глазами вливал мне в вену очередную порцию непонятного лекарства. - Но ты сам не захотел, чтобы все было по-хорошему, - я хотел ему ответить, но огонь, пробежавший по венам, заставил меня подавиться собственными словами. И неожиданно стало темно и пусто… Ни боли, ни предательства, ни памяти, ни мыслей – ничего…

POV Author

- Свободны, - пожилой мужчина жестом отпустил трех санитаров, выкинул использованный шприц и рукой во все еще неснятых перчатках опустил веки на остекленевших глазах мальчишки, лицо которого можно было бы назвать красивым, если бы не исказившая его судорога, неэстетично отвисшая нижняя челюсть и покрытый едва пробивающейся щетиной и уже запекающейся кровью подбородок. - Убери тут, - он кивнул медсестре, одним жестом накрыл белой простыней тело мальчика и пошел на выход, стягивая на ходу перчатки. Ему предстояло еще несколько не менее тяжелых случаев, но самую ценную информацию о самом ценном проекте молодого хирурга и своего бывшего практиканта он уже получил и искренне жалел лишь об одном: мальчишка не пошел на контакт и теперь уже не пойдет никогда, а это могло бы здорово помочь.

POV Bill

- Ну что там? - раздраженно бросаю осторожно просочившейся в кабинет Лекс.

Последние двое суток меня все боялись, вернее, меня все обходили стороной, а когда я шел по коридорам центра, то все разбегались по углам, словно тараканы при виде настоящего хозяина их жилища. Пятерых я пожизненно лишил лицензии и права медицинской практики за халатность, еще человек …цать временно, но... это все ничуть не помогало. Мой подопечный уже больше двух суток находился непонятно где, и я ничего не мог с этим поделать. Я не мог ни спать, ни есть, ни думать, ни работать. Только дьявольски переживать из-за беременного блохастого мальчишки с толстой попой, и все. Хотя не такой уж и толстый у него зад, если вспомнить пятые точки доблестных блюстителей закона, которых я теперь ненавидел. Больше никогда в жизни не прооперирую ни одного полицейского или человека, имеющего хотя бы отдаленное отношение к ним. Они спасать жизнь дорогого мне создания не спешили, почему тогда я должен спасать их? Хотя нет... на лице сама собой расплылась злорадная ухмылка: я буду также тянуть время, но во время операции. Интересно, если я расскажу это им, то это может ускорить процесс?

- Они проверили документы на установку оборудования – там все законно, - отрапортовала девушка, но былой энергетики в ней не осталось и следа: тоже дают о себе знать вторые сутки без сна. Ее слова меня ничуть не удивили, точно так же вчера законными оказались документы, сопровождающие эксперимент. Да, там было несколько скользких моментов, но на центр работали первоклассные юристы, так что найти что-то в кипе этих бумаг можно было только если знаешь, что ищешь, а полицейские не знали, и никто с ними интимными подробностями нашей юридической жизни делиться не собирался.

- И? - я вскинул бровь. Что-то мне подсказывало, что на этом их изыскания или, проще говоря, растягивание времени не закончилось.

- Они проверяют учредительные документы центра, - вздохнула Лекс и опустилась в кресло для посетителей. Она выглядела настолько замучено, что мне даже на пару минут стало ее жаль. Электронные часы своим писком оповестили нас о том, что можно пить утреннюю порцию чая. Через час Лекс всегда приносила мне результаты утренних анализов Тома, но сегодня этого не случится, как не случилось вчера и позавчера, и от этого внутри стало как-то пусто и погано. Я резко встал и под удивленным взглядом девушки, не говоря ни слова, пошел на выход, забыв на столе молчащий мобильник. Все поднятые связи и нанятый детектив не помогли, и мы все так же продолжали биться в сетях закона. Кажется, пришло время для еще одной психологической атаки, которые я повторял каждые три часа, только в этот раз у меня были подобраны уж очень яркие примеры…

***

- Представьте, что у вас образуется маленькая опухоль в головном мозге, - со скучающим видом я опустился в кресло напротив уже осточертевшего мне офицера полиции. Интересно, он хоть на пару минут выходил отсюда? Хотя… судя по исходившему от него запаху – нет. Проблемы проблемами, но гигиена всегда была для меня на первом месте, особенно личная. - Так вот, вас помещают под наркоз, привозят в операционную, измеряют показатели, затем острым скальпелем аккуратно вскрывают череп, и хирург, вместо того чтобы быстренько удалить опухоль и все сделать как было, - я удовлетворенно улыбнулся, чувствуя, что все внимание этой главной туши в не дающем нам действовать отряде полиции приковано ко мне, и он даже жевать перестал, хотя этот процесс с ним случается намного чаще, чем мыслительный, - уходит пить кофе с пончиком, трахать очаровательную медсестру-ассистентку, курить, - я снова сделал паузу, упиваясь волнами его страха и тем, что он проникся, - а ваш мозг медленно заветривается на солнце. Или не мозг, а, допустим, сердце. И не ваше, а вашей мамы, или жены, или младшей дочери, - я удовлетворенно улыбнулся и отпил чая, который принес с собой. - Поверьте, я могу сделать так, что любой врач, к какому бы вы ни попали в этом городе и в этой стране, поступит именно так, - почти шипел я.

- Вы угрожаете представителям закона? - через минуту опомнился мужчина.

- Нет, что вы, - я с улыбкой пожал плечами, - просто расписываю схему работы государственных служб в нашей стране, - еще глоток чая, и белоснежная чашка из тончайшего фарфора бесшумно возвращается на место. В кабинете настолько тихо, что слышно, как шуршат бумаги и пересмеиваются копы в соседней комнате.

- Кто он вам? - неожиданно спросил мужчина.

А правда, кто он мне? Всего лишь один из тех, кто поможет получить мне премию. Таких у меня могут быть сотни, но почему я так зацепился за этого мальчишку? Просто потому, что он действительно был идеальным подопечным, в этом эксперименте он продержался дольше всех, следом за ним Джерт и… больше никого, поэтому я должен беречь их обоих.

Проигнорировав вопрос полицейского, я встал и пошел на выход, чувствуя, как шумит кровь в ушах. Кажется, снова придется прибегать к волшебной смеси кофеина, адреналина и прочих бодрящих средств, вводящихся в вену.

- Он, прежде всего, живой человек, чей-то сын и возлюбленный, брат и друг, и он сейчас где-то умирает, пока его родные рвут на себе волосы, - бросаю уже в дверях и выхожу. Надеюсь, что на него вся эта сентиментальная чушь подействует, ведь на самом деле этот мальчишка с рассадником насекомых на голове не нужен никому, кроме меня. А я им просто пользуюсь в своих меркантильных целях. Несчастное блохастое создание. Почти как бездомный пес.

И надо же, вся эта дрянь действительно подействовала, потому что через три часа проверка документов закончилась и нашей службе безопасности позволили наконец-то воспользоваться нашим же оборудованием, и уже через пять минуть принтер распечатывал адрес, а через семь из центра выехал отряд нашей службы безопасности, сопровождаемый полицейскими машинами и машинами экстренной помощи. И я вместе с ними, потому что что-то внутри настойчиво мне твердило, что еще не слишком поздно, тогда как другая часть меня была почти на сто процентов уверена, что уже бесконечно поздно и мальчишки уже нет, скорее всего, в живых. И почему-то моя интуиция больше доверяла второй половине, а она еще никогда меня не подводила, но впервые это навевало на меня тоску. Блохастика будет жаль, да и эксперимент удлинится почти на месяц. И это все меня сильно огорчало, но если бы меня кто-то спросил, что меня огорчает сильнее, то я вряд ли бы смог ответить сразу. Впервые за последние годы. А поразмыслив, я бы огорчился еще сильнее, потому что работа и будущее человечества, кажется, оказались бы на втором плане.

Глава 25

POV Bill

- Ну и что там? - раздраженно спрашиваю у начальника службы безопасности, который с сосредоточенным видом рассматривал окна особняка в элитном коттеджном поселке в пригороде, в котором, по данным службы навигации, находился Том и вокруг которого сейчас стояло такое количество полицейский машин и тел в форме, служащих для них наполнением. Такого даже в кино не увидишь, а если приплюсовать к этому нашу службу безопасности, пару машин скорой помощи, меня и наматывающую километраж вокруг моей машины Лекс, то получается просто ирреальное количество народа, который ничего не делает.

Почему? Этот вопрос я задавал уже и начальнику службы безопасности и полюбившемуся мне толстозадому офицеру полиции, чей ответ просто довел меня до белого каления, и если бы у меня было в руках что-то острое, то я точно пустил бы это в ход, хотя... в бардачке у меня лежал набор для маникюра, а там есть замечательные ножнички и щипчики, которых вполне хватит, чтобы отпилить ему яйца – пусть почувствует на своей шкуре то, что сейчас там, за светящимися окнами, в которых судорожно мелькают тени, вполне возможно творят с моим подопечным. И вместо того чтобы бросить все силы на то, чтобы спасти его толстый задик, они пытаются вести переговоры. Видите ли, так велит закон – еще одно достижение человеческой тупости, которое мешает нормальному существованию всех живых существ на земле. Вот и сейчас мы действовали положено закону, черт бы его побрал. Надо попытаться начать переговоры с похитителями, и если в течение часа они не пойдут на контакт, то только тогда полиция имеет право вторгнуться на частную территорию и никак иначе.

Но что-то в этом доме никто не желал идти на контакт, и все попытки полиции связаться с находящимися в доме не приносили никаких результатов. Возможно, там скрывались такие клинические идиоты, что не могли понять, что эти хриплые гавкающие звуки обращены именно к ним, хотя… идиотов хуже, чем полицейские, достаточно сложно найти. Я вообще не понимал смысла использования этого рупора, когда телефонный номер можно найти в любом справочнике и просто и ясно позвонить, без всяких там невнятных оров на всю округу и хрипов, но антураж этого требовал: взрослым дяденькам впервые в жизни дали поиграть в настоящих полицейских, вот они и ловили кайф от процесса, пока там внутри с моим подопечным творили непонятно что, а я еле сдерживал в себе желание схватиться за что-нибудь острое и приступить к процедуре кастрации, потому что меня уже пообещали взять под арест за оскорбление должностного лица при исполнении, кажется, именно так красиво называется то, что я обозвал их тупыми толстожопыми баранами.

- Еще три минуты, - ответил мне мужчина и потушил бычок сигареты о капот служебной машины. Так вот почему им так часто требуется покраска. Надо запомнить и вычесть из жалования, это все-таки собственность центра. Пока я размышлял, вокруг дома начало наблюдаться подобие шевеления, полицейские, опуская защитные маски и вытаскивая оружие, начали собираться в группу у ворот, к ним же подтягивались наши безопасники. - Не переживайте, мы вытащим его оттуда, - кивнул мне мужчина.

Я переживаю? Да нет, я не переживаю. Я просто в дикой ярости. Настолько сильной, что если ее перевести в какую-нибудь там тепловую энергию, то этого будет вполне достаточно, чтобы спалить этот самый дом.

- Вам лучше остаться тут, - продолжал вещать мужчина. Я ему только раздраженно кивнул, чтобы он наконец-то шел и присоединился к товарищам, а то мы тут простоим еще пару часов. У меня и так замерзли ноги, а подвергать себя еще большей опасности я не собирался. Да, мой подопечный там, да, его задик очень ценный, но своя пятая точка мне была все-таки дороже, да и вряд ли я чем-то пока смогу помочь, поэтому я просто поближе подошел к воротам и наблюдал, как грузные мужчины в черных костюмах выламывают дверь, и подумал, что если бы я был на месте похитителей, то все же сдался бы, ну или дверь сам открыл, потому что мне было бы ее жалко, да и вытоптанного газона, ковров… Да я бы вообще не опустился до такого идиотизма. Если бы я украл кого-нибудь, то точно не стал бы держать его дома.

Грохот, мат и топот оповестили меня о том, что полиция в доме. Теперь оставалось только ждать.

Я физически почувствовал тепло, исходящее от стоявшего рядом человека.

- Как ты думаешь, он жив? - тихо спросила подошедшая Лекс. Это первая вразумительная фраза, которую я услышал от нее за последний час.

- Вероятность маленькая, процентов двадцать. Если бы ко мне попал в руки такой экземпляр, то я бы обязательно вскрыл его живот и посмотрел, что там внутри, - равнодушно пожимаю плечами и думаю, что я прав: любой здравомыслящий человек поступил бы именно так, хотя… В умственных способностях похитителей я все же сомневался. Я бы, например, никогда бы не взял Марту в помощники, но я – это я, у меня все было бы идеально, как всегда, и я бы не допустил, чтобы меня нашли.

- Как ты можешь так стоять и говорить спокойно, Каулитц?! - сорвалась на крик девушка. Отлично, истерика у медсестры – что может быть лучше?

Я резко развернулся и схватил ее правой рукой за обмотанную тонким дизайнерским шарфом уже без лишнего жира шею.

- Заткнись и успокойся, - прошипел я, - тебе какое дело: живой он или сдохнет? Мы в любом случае закончим эксперимент, а ты получишь свою реабилитацию.

- Какая же ты сволочь, - выплюнула девушка, пытаясь отодрать мою руку от своей шеи, а я подумал, что синяками я ее точно наградил. У нее всегда была чувствительная кожа, особенно на шее.

- Когда ты убивала ту девушку, ты тоже так психовала? - иронично вскидываю бровь и убираю руку.

- Я не убивала ее! - щеку обожгло чем-то горячим. Надо же, столько лет прошло, а удар у нее все такой же слабенький – только кожа покраснеет. Я хотел было ее расспросить поподробнее, что она имела ввиду, но мое внимание привлекла возня в дверном проеме дома, и взгляды всех оставшихся на улице, которые до этого времени были прикованы к нам с Лекс, но что поделаешь – любят люди разборки, особенно чужие. Так вот, теперь все взгляды были прикованы к дверному проему. Двое полицейских буквально волокли что-то усиленно сопротивляющееся и исторгающее на свет божий омерзительные звуки, которые я узнал бы в любом конце мира. Почему-то я не был удивлен, что это что-то при ближайшем рассмотрении оказалось моей сестрой – растрепанной, взъерошенной, с разбитой губой.

- Ты! - хрипло выдохнула она, когда мы поравнялись, а я только удовлетворенно улыбнулся и кивнул. Мои догадки подтвердились, да и давняя мечта сбылась: увидеть эту шлюху за решеткой, где ей самое место. Отмазывать я ее не собирался, родители же побрезгуют связываться с полицией. Больше вытаскивать ее некому, а самой ей не хватит мозгов, чтобы выпутаться из всего этого.

Я с мстительным удовольствием наблюдал, как ее скручивают и запихивают в машину. Увидев тех, кого выводили, вытаскивали и выволакивали из здания следующими, я только подтвердил свою теорию: ошарашенный Дирк Гессель с очаровательным фингалом под правым глазом, растерянная Беата в полупрозрачном пеньюаре, которую, наверное, только выдернули из постели, она пыталась что-то сказать, но я не собирался ей отвечать, Марта – вот ей я не мог не сказать пару слов:

- Твои дети уже у меня, мы наблюдаем за тем, как влияет на человеческие почки бубонная чума, а они оказались прекрасным материалом для исследований, - я даже подошел поближе, пока на женщину в белом халате, заляпанном чем-то неприятным, одевали наручники. - Ты зря ввязалась в это, меня не обыграешь, - я улыбнулся, глядя на ее перекошенное то ли ненавистью, то ли ужасом лицо. И порадовался только что придуманной лжи. Может, ее сердце не выдержит и она сдохнет прямо тут от инфаркта? Хотя… этого было бы слишком мало для нее.

Была еще пара мужиков в белых медицинских костюмах, пара медсестер, простые пешки, которые не были мне знакомы даже в лицо, да я и не стремился – я ждал. Ждал того, кто сделал все это. Я хотел увидеть его намного сильнее, чем своего подопечного. И наконец его вынесли. На носилках. Пока его несли к нам, я даже подумал, что эта сволочь при задержании выторговала себе лучшие условия, но аккуратная дырочка во лбу пресекла эти мысли. Я стоял и смотрел на него, такого бледного, старого, лежащего на этих носилках и чувствовал... Что я чувствовал? Да ничего. Пустоту. Я столько лет мечтал, что отомщу ему, и какой это будет сладкий миг, а теперь смотрел на труп этого старика и думал, что мне ничего этого не надо было. Столько лет я холил и лелеял в себе мечту о том, что мне было не надо. Ни удовлетворения, ни радости, ни злости. Ни-че-го. Я равнодушно наблюдал, как его тело – тело моего персонального призрака – упаковывают в черный мешок, а грузный полицейский пишет в протоколе, что Карстен Гессель был убит в ходе задержания, так как оказывал сопротивление.

- Там целый морг в подвале, Листинга даже стошнило. Сейчас будем выносить, - отвлекла меня от разглядывания черной поверхности мешка фраза проходящих мимо полицейских и вцепившиеся в район моего локтя пальцы Лекс.

- Нет-нет-нет, - тихонько шептала себе под нос девушка, а я подумал, что снова не ошибся: Гессель никогда не страдал приступами кретинизма. Я подумал, что больше здесь мне делать нечего, зияющая внутри пустота заставляла постоянно ежиться, ноги промерзли насквозь в дорогих дизайнерских, но не предназначенных для долгого нахождения на холоде сапогах. Поэтому лучше всего поехать домой, принять горячую ванну, выпить чаю и лечь спать. Завтра будет трудный день, придется набирать новую партию подопечных, разбираться с полицией… Но что-то не давало мне сдвинуться с места, и я так и стоял, ни о чем не думая, просто подмечая какие-то детали, например, что Лекс так и не полюбила перчатки, что у стоящего чуть впереди полицейского под форменными брюками одеты семейные трусы, а у его соседа рубашка не до конца заправлена в брюки, а в соседних домах все больше и больше окон вспыхивают светом.

Его вынесли пятым и так же равнодушно бросили на уже утоптанный тысячами ног снег, как и всех предыдущих. Громко всхлипнула стоящая рядом Лекс, а я жадно всматривался в, наверное, уже окоченевшее лицо, эту его ужасную прическу, но что-то зацепило мое внимание. Я перевел взгляд на лежащий рядом с ним труп и понял, что в отличие от всех остальных он был одет. В безразмерную больничную распашонку, но одет. А что если?.. Догадка вспыхнула неожиданно. Не обращая на суетящихся вокруг полицейских и вцепившуюся в меня Лекс, которую я потащил за собой, я бросился к нему, чувствуя, как снег обжигает колени холодом даже через плотную ткань джинсов.

- Зеркало, - я судорожно рылся в сумке. - Ты чего стоишь? - рявкаю на стоящую в ступоре Лекс. - Проверяй пульс.

Пока девушка, всхлипывая, опускалась на колени под снисходительными взглядами полицейских, я проклинал закон подлости, который подсовывал мне под руку все, кроме зеркала. Наконец-то в моих пальцах оказалась пудреница. К черту, что она стоит почти целое состояние! Я быстрым движением отломал зеркало, откинул оставшуюся ненужную часть и поднес к губам мальчишки. Ну же, давай… Пока Лекс замерзшими пальцами пыталась нащупать у него на шее пульс, а стоящее вокруг полицейские наблюдали за бесплатным шоу (еще бы, чокнутый врач не смог отличить труп от живого человека), зеркало чуть запотело, а изумленно прошептавшая Лекс:

- Пульс есть, слабый, прерывистый, - вызвала гробовую тишину.

- Врачей со скорой живо сюда, - мой голос был слишком громким в этой тишине, и тут же нас захлестнул шум и суета. Кто-то куда-то бегал, что-то говорил, истерически смеялся, кроме нас с Лекс – она без слов поняла, что нужно сейчас делать. Она помогла мне уложить мальчишку ровно, и, пока я делал закрытый массаж сердца с частотой 80 раз в минуту, она делала ему искусственное дыхание. Через две минуты нас оттеснили врачи со скорой.

- Эпинефрин, - я протянул ладонь и в нее тут же лег шприц. Это должно было помочь сейчас.

Через пару минут пульс мальчишки стал учащаться, и его переложили на носилки и понес ли в машину, чтобы подключить к системе жизнеобеспечения. Мы не знали, что с ним произошло, поэтому лучше было перестраховаться.

- Я еду с ним, попросишь охрану отогнать машину на стоянку центра, - я бросил ключи ошалевшей Лекс и залез в машину скорой следом за мальчишкой и другими врачами. По дороге в клинику нужно будет взять все анализы, чтобы составить точную картину произошедшего, хотя повязка на животе говорила все за себя, и я прекрасно знал, что под ней увижу. Но почему-то сейчас меня намного сильнее волновало состояние мальчишки, а не плода, пусть его Гессель хоть вырезал к чертовой матери, лишь бы это блохастое создание продолжало бороться за свою жизнь.

- Пульс падает, - с беспокойством сказал сидящий рядом со мной коллега. - Делаем дефибрилляцию? - он вопросительно посмотрел на меня, а я только утвердительно кивнул.

Ну уж нет, Томас Шрейнер, просто так ты от меня не отделаешься. Я заставлю твое сердце биться, даже если ты сам против.

Глава 26

16 недель

POV Bill

- Билл, - прошептала на цыпочках вошедшая в палату Лекс.

- Без изменений, - равнодушно бросаю, даже не оборачиваясь и не отводя от бледного лица мальчишки взгляда, словно это могло сейчас помочь. А помочь сейчас уже ничто не могло – осталось только надеяться на чудо. Мы сделали все, что только могли сделать, чтобы устранить последствия действий этих коновалов. Я не понимаю, какие цели они преследовали, почему Том остался в живых и кого за это благодарить – то ли, наверное, уже больного старческим маразмом Гесселя, который вколол мало для смертельной, но много для нормальной дозы транквилизаторов, то ли идеальный организм подопечного, который боролся до последнего, то ли Бога, в которого я не верил. Эффект все равно был один – последние трое суток сердце мальчишки слабо, но билось, гоняя постепенно очищающуюся от химикатов кровь. Он уже мог бы дышать сам, но пока это было слишком рискованно – отключить его от системы жизнеобеспечения.

У почти не поврежденного плода начали расти ногти, и скоро он уже будет ощутимо толкаться. После проведенной операции ему ничего не грозило, хотя когда я вскрыл наложенные Гесселем швы двое суток назад, то мне казалось, что не удастся спасти ни Тома, ни ребенка. За те двадцать четыре, что мы пытались стабилизировать состояние подопечного, в надрезанную и небрежно зашитую матку начала попадать кровь Тома, а в организм мальчишки – околоплодные воды. А мы-то гадали, в чем заключается причина появления таких странных элементов в его крови. Ребенок захлебывался сам и травил Тома, но вовремя склеенные и прошитые надрезы, над которыми я возился больше пяти часов, наложенные скобы и литры лекарств, которые поступали в его организм, вроде бы сделали свое дело. Я не понимал даже сейчас, зачем это все делаю, ведь теперь ребенок обязательно родится с какими-нибудь отклонениями и его ни в коем случае нельзя будет предъявлять нобелевскому комитету в качестве результата и в любом случае придется ждать, когда разродится Джерт, но я все равно с упрямством твердолобого животного, называемого в миру бараном, долбился и долбился в эти пресловутые ворота, то есть делал постоянные анализы, вливал в вены мальчишки лекарства, не отходил от него ни на шаг уже трое суток. Наверное, это профессиональный азарт, когда хочется доказать себе и всем остальным, что ты сможешь, сделаешь это, несмотря ни на что. И я практически сделал это: они оба были живы, кризисное состояние миновало, в течение ближайших суток мальчишка должен открыть глаза и тогда я точно буду спокоен и смогу наконец-то поехать домой, принять контрастный душ и лечь спать на свой обожаемый ортопедический матрас, который так и не нашел в себе силы выкинуть.

- Билл, - на плечи мягко легли теплые руки, - к тебе там пришли, - тонкие женские пальчики уверенно начали разминать затекшие от долгого сидения практически в одной позе плечи.

- Скажи, что я занят, - раздраженно бросаю и, перебарывая чувство накатившей неги, сбрасываю ее руки со своих плеч.

- Это из полиции, Билл. Думаю, что тебе будет лучше всего поговорить с ними, - девушка отошла со вздохом, а на меня накатила волна раздражения: с каких это пор ей дали право приказывать мне? Что-то я расклеился совсем в последние дни, вернее, раскис, как картонка под дождем.

- Я сам знаю, что лучше, - резко отрезаю. - Ты принесла материалы для перевязки?

- Да, сейчас сменю повязки, - быстро закивала она.

- Я сам сменю, - обрываю ее и встаю.

- Но… - она снова попыталась возразить мне, - это не твои обязанности.

- Свои обязанности я прекрасно знаю, так же как ты должна знать, что, когда с тобой разговаривает твое начальство, ты должна заткнуть рот и внимать божественному глаголу, а не вставлять свои реплики. Так вот, Тома я перевяжу сам, затем пойду беседовать с полицейскими. Пока я занимаюсь этим, вымой полы в отделении, - внутри поднялась волна искреннего злорадства при виде ее возмущенно-обиженного лица.

- Но... - Лекс не была бы Лекс, если бы не попыталась еще повозмущаться.

- Вопросы есть? Вопросов нет. Труд превратил обезьяну в человека, вот и тебе пора на новую ступень эволюции, - я жадно всматривался в ее лицо, чтобы понять: удалось или нет, и по вмиг заблестевшим глазам понял, что все же удалось. Мне всегда доставляло удовольствие доводить ее до слез, не всегда, вернее, а в университете, вот и сейчас она, совсем как тогда, быстро развернулась и, мягко ступая своими туфлями на плоской подошве, на полной скорости вылетела из палаты. Так ей и надо, нечего зарываться, каждый сотрудник должен знать свое место, а то в последнее время все стали слишком самостоятельными, хотя сами не способны сделать даже простых операций и сложить два и два, и в итоге мы получаем подобные истории.

Дата добавления: 2015-07-19