Глава 7 11 страница

- Спасибо, герр... - я нахмурился, пытаясь вспомнить его фамилию.

- Можно просто по имени, но если ты забыл, - хмыкнув, он встал и вернулся на стул, а я жевал в этот момент самую вкусную в мире конфету, настолько вкусную, что хотелось проглотить язык, такие бабушка покупала на мой день рождения, - то меня зовут Георг.

- Спасибо вам, Георг, - я улыбнулся и взялся за вторую конфету, а остальные положил на место: надо оставить на потом, ведь пока на языке еще остался волшебный вкус.

- Том, я задам тебе последний вопрос? - его взгляд из теплого стал пронзительно-колючим, как у герра Каулицта, когда он смотрел на меня.

- Да, - я кивнул.

- Все то, что ты мне только что рассказал, правда? - под его взглядом было очень трудно сосредоточиться, мысли разбегались в стороны. А что если он узнает правду и меня посадят в тюрьму, а что если я сейчас признаюсь, что соврал, и расскажу всю правду? И тогда… тогда в тюрьму отправят герра Каулитца. И от этого внутри было еще неприятнее, поэтому я утвердительно кивнул и вцепился в край футболки, чтобы не было так заметно, что меня колотит. - Тогда подпиши бумаги, и все, - он улыбнулся, но мне показалось, что это была совсем не та улыбка, по крайней мере, не похожа на ту, с которой Георг протягивал мне конфеты.

- Можно тебя спросить еще? Это не по делу и не для протокола, - неожиданно спросил он, когда я, поставив на бумагах дрожащими пальцами нечто, напоминающее подпись, возвращал ему их.

- О чем? - еле выдавливаю из себя.

- Скажи, а в каком эксперименте ты участвуешь?

- Простите, - опускаю глаза, - но я не имею права об этом рассказывать, - я еще прекрасно помнил все то, что нам обещал мой куратор за разглашение деталей проекта, а теперь у меня не было ни малейших сомнений в том, что он это сделает.

- Ладно, - пожал плечами мужчина, опуская белый прямоугольник на тумбочку рядом с моей кроватью, - я оставлю визитку на случай, если ты что-то вспомнишь или если у тебя что-то случится и понадобится срочная помощь. Там три телефона: рабочий, домашний и мобильный, еще адрес электронной почты.

- Хорошо, - заторможено киваю.

- До свидания, Том. Всего хорошего, - прощался он и пошел на выход.

- До свидания и вам, - шепотом вторю ему, и едва дверь с писком закрывается, обессилено падаю на кровать, давая волю мелкой дрожи.

POV Bill

- Ну вот и все. Вытирайся, одевайся, - с улыбкой смотрю на сосредоточенного подопечного. Я только что увидел то, что мечтал увидеть давно. - С плодом все в порядке, и я наконец-то узнал одну вещь... - я сделал театральную паузу, ожидая вопроса от пыхтящего и вновь начинающего толстеть мальчишки, но он так его и не задал, он вообще мало говорил после того, как мы его вернули в клинику. Сначала меня очень злила и раздражала его молчаливость, но очередная консультация с Густавом, к которому я в последнее время обращался подозрительно часто, все мне разъяснила: это был просто стресс, и мальчишке, чтобы вернуться в норму, нужно было время и комфортная обстановка, которую мы всеми силами пытались создать, потому что его нервы могли так или иначе отразиться на плоде, а это нам было нужно сейчас меньше всего. - У тебя будет девочка, - на моем лице помимо воли расплылась торжествующая улыбка. С каждым шагом я был все ближе к своей цели. Даже если этот ребенок родится с отклонениями, то он все равно родится и подтвердит факт того, что я смог заставить забеременеть мужчину, выносить ребенка и родить его, а относительно здоровья плода можно будет промолчать.

- Что-что? - отрывая взгляд от выпирающего живота, который он сосредоточенно вытирал полотенцем, с изумлением спросил Том, а я во второй раз за последнюю минуту возликовал: ну неужели мне удастся выбить его из этого состояния?

- Девочка, у тебя там девочка, - для верности я кивнул ему на живот, потому что, кажется, транквилизаторы подорвали не только его физическое здоровье, но и умственную деятельность.

- Правда? - неверяще переспросил он, как будто я когда-то ему врал. Не всегда выдавал информацию полным объемом - да, но не врал.

- Разве я тебе когда-нибудь врал? - иронично вздергиваю бровь и отправляю снимок на печать, а мальчишка как-то резко сник и опустил взгляд. Что-то случилось или я что-то упустил? Я не мог сейчас понять, что с ним произошло, да и не хотел. Во время очередной беседы с Густавом спрошу. А может, у него все-таки начали проявляться признаки женской беременности вроде резкой и частой смены настроения?

На мой вопрос он так и не ответил и потянулся за футболкой, а мой взгляд неожиданно зацепился на начинающие чернеть пятнышки синяков на его животе, которые я заметил, еще когда он раздевался перед УЗИ, но во мне слишком бурлило нетерпение, и я решил отложить этот вопрос на потом.

- Что это? - его руки так и замерли на полпути к футболке, а на меня уставились полные недоумения глазищи. - Откуда синяки? - я постарался более понятно озвучить вопрос, точно с его разумом что-то случилось, и его вопрос:

- Где? - только подтвердил мои предположения. Но сейчас его разум меня слабо волновал, потому что умственные способности на сохранность ребенка влияют меньше всего.

- Здесь, - я присел перед ним на корточки и коснулся пальцами предмета моего вопроса, чтобы поближе осмотреть его и ощупать, и, только почувствовал теплую кожу, покрытую мурашками, понял, что забыл надеть перчатки, но глупо было бы возвращаться за ними.

- Я просто… - начал заикаться он – то ли от моего прикосновения, на которые, как я уже понял, так сильно реагирует его тело, то ли от того, что я в очередной раз вытащил на поверхность эту великую и ужасную тайну, - просто потрогал.

- До синяков? - поднимаю на него глаза.

- Сильно сжал, - поморщился мальчишка, словно от зубной боли.

- Аккуратнее, Том, - встаю с корточек, опять ловя на себе его странный взгляд. Объяснить эти взгляды в последнее время я не мог – еще один вопрос в копилку к Густаву. - У тебя сейчас на животе очень нежная кожа, а под ней хрупкая система. Малейшая травма – и вся система разрушится. Кстати, боли в спине были? - я вернулся и открыл его карту пациента.

- Не так сильно, - мальчишка натянул футболку, а я отметил про себя, что надо напомнить Лекс, чтобы взяла для него комплект на складе на пару размеров больше, - немного утром.

- Отлично, - я внес пометки в карту. - Голова больше не кружилась?

- Нет, - он отрицательно помотал головой.

- Ты вставал так, как я тебя учил? - меня бесконечно раздражало то, что приходилось вытягивать из него информацию крупицами, но если того требовало его психическое состояние, от которого напрямую зависел успех эксперимента, то я готов был потянуть кота за причинное место.

- Да, - кивнул он и неожиданно спросил меня: - А можно я придумаю имя? - в его взгляде было столько затравленности и ужаса, словно я собирался расчленить его заживо прямо тут. Взгляд маленького затравленного зверька, от которого даже волоски на спине встали дыбом. Что же тебя так испугало, Том? Придется это выяснить.

- Какое имя? - как можно ласковее спрашиваю и улыбаюсь, даже не надеясь на ответную улыбку, но с удовольствием отмечаю, что это чувство вселенского ужаса из его глаз начинает пропадать.

- Ну, для нее, - смутившись, мальчишка кивнул на живот. Ну, если тебе надо это, чтобы успокоиться, то…

- Конечно, - утвердительно киваю, продолжая улыбаться. Придумывай, только вот вряд ли этому младенцу светит что-то большее, чем бирка с номером на руке. - А как у тебя с мочеиспусканием? - спрашиваю и вижу, как на бледных щеках вспыхивает румянец.

Кажется, мой блохастый подопечный начал возвращаться в привычное состояние. Давно я не видел этих дико смущенных глаза и вспыхнувших щек. Надо будет спросить, не хочет ли он, чтобы я составил ему компанию на вечерней прогулке, а то с грузом навалившихся в последние недели проблем, большую часть из которых доставляла полиция во главе с настырным Листингом, не давала мне пары свободных минут на налаживание контакта, без которого, похоже, мой подопечный и пребывал такое долгое время в стрессе. Но я даже не представлял, что ответом на мое замечательное предложение будет безразлично-сухое «нет», всколыхнувшее во мне волну новых вопросов к лучшему в центре психологу, а также неконтролируемой ярости.

Глава 29

20 недель

POV Bill

- Мы почти вернулись в норму, - помощница опустила мне на стол толстую пачку. - Это медицинские карты тех, чьи операции будут завтра, а это, - на стол опустилась вторая точно такая же пачка, - тех, кого мы прооперировали сегодня, - она выжидающе уставилась на меня, а я на нее, не понимая, что ей еще надо. И это начинало раздражать. - Герр Каулитц, - наконец-то решила заговорить она, - уже семь вечера, я могу быть свободна?

- Да-да, конечно, - я рассеяно кивнул. В последнюю неделю у меня сбились внутренние часы от этого адского ритма существования, но еще пара дней, и все должно вернуться в привычное русло.

Пока девушка выходила, я подтянул поближе к себе первую пачку и распахнул карту, которая лежала сверху. Аккуратно набранные на компьютере строчки расплывались перед глазами. Семь операций за день - даже для меня это слишком, но после произошедшего пару дней назад разговора с Арни, который весьма не тонко намекнул, а точнее выдал в лоб прямым текстом, что его очень и очень не устраивает моя работоспособность в последнее время, и не его одного. Поскольку снятые с меня срочные операции перевешивали на моих коллег, пока я был занят своим проектом. Этот недовольный ропот мог иметь не очень приятные для меня последствия, поэтому пришлось оторвать чуточку своего драгоценного времени от странно ведущего себя мальчишки и заняться текущими делами. Хотя на деле это значило почти совсем оторвать себя от подопечного, встречаясь с ним лишь во время утренних осмотров.

Его поведение все еще заставляло настораживаться, словно в нем боролось два совершенно разных человека, и одному было неимоверно интересно то, что происходит с ним и его ребенком, а второму было абсолютно безразлично. Я даже консультировался с Густавом еще пару раз, испугавшись того, что на нервной почве после всего пережитого у него началось раздвоение личности, но тот меня успокоил, сказав, что после стресса некоторые отходят очень и очень долго даже в комфортных психологических условиях, а уж мы-то о комфорте позаботились. Я не говорю о Лекс, которая носится с мальчишкой как курица с цыпленком, но даже у меня улыбка уже приросла к лицу и не слазила, когда я ежедневно утром, после пары ночных операций и выматывающего обхода, смотрел на это нелепое толстопопое создание: сказывался срок, и он теперь порядком подрастерял стремительность движений, начинав двигаться плавно, словно... беременная женщина. Вот только эта плавность движений никак не вязалась с какими-то холодными и замученными глазами, как у загнанного зверька. Даже когда он улыбался, в глубине карих озер продолжали всплывать печально-настороженные искорки. Да и вообще, он ко всему относился недоверчиво, очень неохотно шел на контакт, на вопросы чаще всего отвечал односложно и без особого энтузиазма, а прогулки предпочитал совершать в одиночестве, если же я навязывал свою компанию, то весь час наедине с ним меня преследовало ощущение, что беседа не клеится. Хотя... это не было ощущением, так оно и было. А увидеть его искреннюю улыбку было чем-то из разряда фантастики. С этим, конечно, предстояло разбираться, но потом, после того, как кончится бесконечная череда операций, тем более что пока психическое состояние не влияло на физическое, на него можно было не заморачиваться.

Со вздохом я начал просматривать результаты очередной томографии, чтобы завтра сделать правильный разрез.

От бумаг меня отвлек стук двери. Я поднял глаза на бесцеремонно вошедшего, который не догадался элементарно постучаться в дверь, и едва не подавился своим раздражением на этого человека: по направлению к столу по кабинету шла моя мать. Не произнеся ни слова, она села в кресло напротив, пока я гадал, что ей тут надо, хотя о цели ее визита можно было легко догадаться, вернее, я даже ожидал его.

- Здравствуй, Вильгельм, - в ее голосе не было даже тени прежней силы, как и на лице не было даже иллюзии красоты, которую она обычно пыталась создать. Жалкая, старая, обрюзгшая, не накрашенная, с синяками под глазами – в этой женщине едва можно было узнать мою мать.

- Здравствуй, - после последней нашей встречи мне почему-то даже не хватило сил обратиться к ней «мама», да и догадки о цели ее визита не давали покоя.

- Вильгельм, нам нужна твоя помощь… - только начала она, а я брезгливо поморщился: иногда так мерзко постоянно оказываться правым.

- Нам? - вздергиваю бровь, прекрасно представляя, КОМУ из нашей семьи сейчас просто панически нужна помощь.

- Энни, Билл, - я даже вздрогнул, услышав такое обращения из ее уст. Она так редко называла меня по имени… - Ты же понимаешь, было бы просто замечательно, если бы ты со свои адвокатом забрали показания и отказались от выступления на суде.

- Что? - я чуть со стула не упал от удивления. - Может, мне еще пойти и взять всю вину на себя? - саркастично хмыкаю, но мама, кажется, не поняла юмора.

- Нет, но еще было бы неплохо, чтобы ты нанял ей хорошего адвоката, - в этот момент я не сдержался, и расхохотался, громко и со вкусом, под ее недоуменным взглядом. - Вильгельм, что здесь смешного? - ей пришлось повторить вопрос пару раз, прежде чем я нашел в себе силы успокоиться.

- Ты соображаешь, что несешь? - почему-то мне больше не хотелось с ней играть в вежливость, тем более что я прекрасно понимал, в каком сейчас зависимом от меня положении находилась моя семья. И получал от этого несказанное удовольствие.

- Вильгельм, что за тон? - тонко выщипанные брови высоко взлетают вверх.

- Боже, - фыркаю, - я ни за что в жизни не буду помогать ей, она же чуть мой проект не угробила вместе с карьерой!

- Но она твоя сестра, - робко попыталась вклиниться мать.

- И что? Знаешь, я даже не уверен, что она моя сестра…

- Вильгельм! - для полноты ощущения праведного гнева ей не хватало только подпрыгнуть в кресле.

- Мало ли с кем ты ее нагуляла. Или меня, - я пристально смотрел ожидая реакции, и по ее вытянувшемуся лицу понял, что попал в точку.

- Да как ты смеешь?! - всплеснула руками мать и соскочила с места. - А я тебя еще защищала перед отцом, выродок! - выплюнула она, а я только спокойно и безмятежно улыбнулся ей в лицо. - Ты даже нашу фамилию не достоин носить!

- А что же вы такие достойные уже третий год на мои деньги живете? - я не смог удержаться и не задать ей этот вопрос.

- Да ты… да ты… - она тяжело дышала, силясь подобрать слова, но, очевидно, словарный запас аристократки исчерпал себя, - и это тебя я называла сыном!

- Можешь больше не называть, - равнодушно бросаю, а внутри все сжалось, как перед прыжком.

- И не буду! Ты больше не член нашей семьи, - выплюнула она и, развернувшись на каблуках, пошла на выход. Я дождался, пока цоканье шпилек утихнет, и произнес в пустоту:

- Не больно-то и хотелось… - хотя пустота внутри свидетельствовала об обратном.

Услышать такое от матери было больно несмотря ни на что. Но я ни за что не собирался помогать этой великовозрастной идиотке, носящей статус моей сестры, и не только из вредности, но и потому, что она по своей дурости реально чуть не угробила мой проект. Думаю, что годик или два в исправительной колонии общего режима пойдут ей только на пользу. Что-то серьезное ей и так не светило, ведь она не была даже полностью в курсе происходящего. Хороший адвокат мог бы ее отмазать, но у моих давно обнищавших родителей денег на него не было, а государственный защитник вряд ли будет сильно напрягаться, если она, конечно, не рассчитается с ним натурой.

Внутри начала образовываться привычная пустота. Только теперь, впервые за многое время, она требовала, чтобы ее заполнили. В студенческие годы в этом деле прекрасно помогал алкоголь, а сейчас… Я со вздохом закрыл карту пациента, решив, что разберусь с этими бумажками позже. А сейчас не мешало бы уделить время моему драгоценному подопечному, тем более что ему пора снова приступать к занятиям спортом, правда теперь по совсем другой программе: множество упражнений, которые я специально подбирал, советуясь с врачами-гинекологами, работающими на курсах для беременных, и просто с большим опытом и хорошей репутацией.

POV Tom

Еле сдерживаясь от раздражения, я дергал собачку на куртке, которая ну никак не желала тянуться вниз. Живот был таким огромным, что с ним было неудобно не только спать, но даже ходить, а уж про то, как я теперь натягивал на него словно моментально ставшую малой одежду, лучше промолчать.

Наконец-то молния с треском расстегнулась до конца, и я аккуратно повесил куртку на крючок. Следом за ней туда же отправился теплый свитер. Через пару минут – надавившие красные полоски на коже джинсы.

Больше всего на свете сейчас хотелось попросить у Лекс стакан теплого молока, забраться под одеяло, постараться усесться так, чтобы не ныла спина, и не затекали ноги и дочитать книгу Маркеса с говорящим названием «1000 лет одиночества». Я ее начал читать, потому что… потому что зацепило название. У меня действительно такое состояние, будто я тысячу лет в одиночестве. Кажется, еще чуть-чуть, и ты захлебнешься в нем, потому что дышать уже невозможно, невозможно трудно и больно строить из себя неприступную крепость в ответ на их дружелюбие… ведь так хочется, так хочется с кем-нибудь поговорить, и не о ребенке, не о здоровье, не о том, как я себя чувствую, а просто о чем-нибудь отвлеченном – о кино или музыке. Мне кажется, что я скоро сойду с ума в этой изоляции, не выдержу и снова пойду навстречу этим предателям и палачам, а этого до слез не хотелось. Внутри меня давно поселился липкий комок ужаса, который каждый раз словно взрывался, как только кто-то из них оказывался близко ко мне, потому что теперь я прекрасно представлял, что они могут сделать с моей девочкой все, что им захочется, а я ведь… я ей уже придумал имя.

Я со вздохом начал переодеваться в спортивные штаны, которые тоже уже очень ощутимо жали в бедрах и талии.

Начинался новый этап мучений – занятия с герром Каулицтем. Мне даже страшно было предположить, во что все это могло вылиться, если учесть, что при виде этого человека во мне начинали бороться два чувства – панический страх и холодная ненависть, а проклятое тело реагировало так, что…

POV Bill

- Ложись, - киваю мальчишке на уже расстеленный коврик и, поймав его недоуменный взгляд, поясняю: - на спину.

Пока он укладывался, я встал на колени рядом с ним. Выступающий животик, так хорошо обтянутый футболкой, приятно радовал глаз.

- Ноги согни в коленях, - я с улыбкой наблюдал, как он неуклюже сгибает ноги. Вообще за ним в последнее время было довольно любопытно наблюдать: он вел себя так, будто у него уже огромный живот, хотя на самом деле это было только начало. – Ступни на ширине плеч, - он не очень успешно попытался расставить ноги. - Я помогу, - я расставил его ноги на нужной ширине. - Руки в замок и под голову, - я дождался, пока он это сделает, - а теперь прогибаешь позвоночник и поднимаешь таз. Так высоко, как можешь, - я внимательно наблюдал за выгнувшейся спинкой мальчишки и сосредоточенно закушенной губой. Его бедра приподнялись на сантиметр и тут же плюхнулись обратно.

- И? – я выгнул бровь.

- Не могу, больно, - выдавил он.

- Где больно? - неужели с этим несчастным созданием опять что-то случилось?

- Вот тут, - его ладони легли на бока. Так, все понятно: круглые связки, еще не привыкшие к постоянно увеличивающемуся весу.

- Ничего страшного, это медленно растягиваются связки, - я улыбнулся, - возвращай руки на место, продолжаем.

- Но... - попытался возразить мальчишка.

- Никаких «но». Это очень необходимо тебе и твоей малышке. Чем больше будешь заниматься, тем легче тебе будет ее выносить, - вздохнув, подопечный вернул руки на место. - Я помогу тебе, - не долго думая, я просунул руки под его бедра. - На раз-два. Раз, - я помог ему приподнять ягодицы и чуть задержать в воздухе, - два, - ладони, а вслед за ними и потолстевшая пятая точка подопечного опустились на пол, - и еще раз, - только на десятый раз до меня дошло, что мальчишка так покраснел и тяжело дышит вовсе не от физической нагрузки, о чем весьма недвусмысленно свидетельствовали обтягивающие спортивные штаны, но я не спешил прерывать упражнение и убрал руки только тогда, когда мы сделали положенные двадцать раз. За ним было так любопытно наблюдать, что я и не подумал прервать занятие:

- Теперь поставь ноги вместе, стопы максимально близко к бедрам, - я снова помог ему принять исходное положение, продолжая внимательно за ним наблюдать, - кисти рук к плечам. На «раз» поднимаешь и выпрямляешь руки и ноги, на «два» – возвращаешь в исходную позицию. Все понятно? - красный мальчишка только кивнул в ответ.

И это его смущение, неумелые и неловкие движения, небольшой животик и разливающееся во все стороны робкое возбуждение без остатка заполнили пустоту внутри меня. Все-таки все мои наблюдения были верные, и эти психологи не намудрили со стокгольмским синдромом – он действительно имел место быть, в чем я убедился здесь и сейчас.

POV Tom

- И последнее на сегодня, - привычно-спокойный голос куратора впервые за время часовой пытки принес мне радость. Неужели все это закончится? Я и не думал, что обычная вечерняя гимнастика может превратиться в такое. Он меня касался везде, где только можно, его присутствие, такое близкое, что я чувствовал его тепло и запах, сводило мое тело вкупе с разумом с ума.

Я прекрасно знал, что он видит мою реакцию на него, и от этого становилось еще противнее от себя. Так стыдно… Я же его ненавидеть должен за все, что он сделал, но… мое сердце и тело были против, судорожно захлебываясь в эмоциях, когда он был рядом. Но как можно сдержаться, когда его ладони, такие теплые, скользят по голой коже голени или сжимают бока, или, еще того хуже, попу, словно специально. И за это я ненавидел его еще больше.

- Иди сюда, - этот приказ заставил меня вздрогнуть, но перечить ему было себе дороже. Тем более нельзя не признать, что гимнастика была не такой уж бесполезной: все мышцы приятно ныли, спину и ноги не сводило, и вообще я чувствовал себя словно отдохнувшим.

Я подошел к нему, куратор развернул меня лицом к зеркальной стене, вызвав новую волну дрожи, хотя тело, по всем законам жанра, должно было уже привыкнуть к его прикосновениям.

- Скрести на груди руки, - я тут же выполнил не такое уж тяжелое требование, - и расслабься.

Я постарался. Но от того, что его руки обхватили меня тугим кольцом на уровне груди, от горячего дыхания в районе шеи, и окатившей волны тепла и запаха, резко сбивалось дыхание. И то, что он оторвал меня от земли стало неожиданностью. Позвоночник протестующее хрустнул, и меня поставили на место.

- И еще раз, - прошептали его губы на ухо, опаляя горячим дыханием, и он снова заставил мои пятки оторваться от земли, а позвоночник хрустнуть.

- Легче? - от того, что он отошел на пару шагов, легче не стало. Но Я прислушался к себе, поняв, что и правда стало легче, кивнул.

- Ну, на сегодня все, завтра повторим, - улыбнулся куратор, а я с каким-то ужасом и мазохистским удовольствием подумал, что буду ждать этого завтра. Несмотря ни на что.

- Спасибо, - губы сами собой растянулись в ответной улыбке, и по своему отражению я понял, что все, моральная стена не выдержала физической атаки и пала, разрушая в мелкую пыль недоверие, страх и превращая все такие гармоничные самодоводы в кучу хлама. А я ведь так и не услышал о произошедшем из его уст. Все, что было в моей голове все это время, строилось только на смутных воспоминаниях и том, о чем мне рассказала Лекс. И только сейчас я понял, насколько все это было глупо – не спросить ни о чем у герра Каулитца, который уже уверенными шагами на своих огромных, внушающих ужас каблуках шел к выходу из зала. Ведь он всегда, несмотря ни на что, говорил мне всю правду, как есть, значит, и сейчас скажет.

- Герр Каулитц, - он обернулся так резко, что я вздрогнул, - а что случилось с теми, ну, кто меня… - я ненавидел в этот момент свой заплетающийся язык, - похитил?

- Ты уверен, что хочешь это знать? - куратор поджал губы и сделал пару шагов. Если бы я не знал о его железном спокойствии, то сказал бы, что он нервничает.

- Да, - мне действительно надо было услышать это еще раз, из первых уст.

- Карстен Гессель был убит при задержании, Марта и все остальные сидят в изоляторе предварительного следствия, ожидая суда, который будет через две недели, - ничто в его лице не давало даже намека на то, что он сейчас врал. - Не беспокойся, их всех упекут надолго за решетку, им просто так не сойдет с рук то, что они с тобой сотворили - его ноздри раздулись, глаза сузились и потемнели от ярости.

И в этот момент я понял, что я действительно дурак, полный. Вместо того чтобы мучиться и строить домыслы, надо было просто спросить у него. И все. И ничего бы не было. Не было бы так больно и страшно жить эти недели. Герр Каулитц никогда раньше мне не врал и он ни за что не отдал бы меня никому другому, никогда. Просто… просто надо было не играть в это идиотство, а спросить у него самого.

На меня накатила просто волна вселенского облегчения, и мир встал на свои места. Я – дурак, а герр Каулитц – хороший, и от этого хотелось смеяться. Я улыбнулся и поднял на него глаза… и только тут понял, что мы стоим вплотную друг к другу, настолько, что я чувствовал его запах: мужские духи, хлорка и какие-то лекарства; и ощущал тепло, исходящее от него, так близко, что внизу живота снова заныло. И как я мог подозревать его, если он был единственным в мире человеком, с которым несмотря ни на что мне было спокойно? Только рядом с ним я чувствовал, что мы в полной безопасности и с нами точно ничего не случится, а ведь надо было всего лишь спросить. И все.

Глава 30

22 недели

POV Bill

- Герр Каулитц, у одного из моих подопечных, прооперированных на прошлой неделе, повышенная СОЭ, - со мной по коридору рядом шел Жозеф. Именно так в последнее время меня можно было поймать – бесконечная череда операций никак не желала иссякать, хотя теперь я все же оперировал в привычном ритме, то есть не больше трех операций в день, но свободного времени все равно было катастрофически мало, вот и приходилось коллегам вылавливать меня в коридорах.

- И каковы твои мысли по этому поводу? - раздраженно спрашиваю, на ходу пролистывая карты прооперированных на этой неделе и про себя решая, кого уже можно выписать, а кого лучше еще понаблюдать, а тут Жозеф со своими глупостями. Конечно, я понимаю, что опыта у него маловато и все такое, но порой настолько тупые вопросы очень и очень сильно раздражали, особенно в последние дни, когда парень носился за мной практически хвостом. Вот за Штефаном не носился, а за мной…

- Поскольку уровень не столь высок, то можно сделать предположение, - боже, как я ненавидел все эти словесные прелюдии, отнимающие столько времени, - что это вполне обычные показатели для процесса заживления, - он начал тараторить, семеня рядом со мной.

- И к чему тогда был твой вопрос? - иронично вздергиваю бровь и киваю прошедшему мимо коллеге из онкологического отделения.

- Ну, я… - замялся он, а я с досадой подумал, что эта беседа может затянуться еще на сорок минут бесполезной траты слов, мыслей и времени, драгоценного времени, которого просто катастрофически не хватало, поэтому пришлось его перебить:

- Как там Джерт? - я передал второго ценного подопечного на попечение мальчишке по трем причинам: во-первых, из трех партий набранных подопечных у него не выжил ни один, а это было просто обидно, тогда как у меня было уже двое подопечных с внушительным сроком почти в два триместра, а у Штефана – пятеро, правда, на третьем месяце, но с идеальными показателями. Вот я и решил дать парню шанс реабилитировать себя. Вторая причина, я бы сказал, что даже гуманная: все равно это лишь жалкие огрызки, ведь весь проект целиком и полностью принадлежит мне, а они - простые исполнители, однако получающие свой кусок сладкого пирога в случае успеха, всего лишь кусок, тогда как весь огромный торт достанется мне, но и это не так плохо. И третьей, пожалуй самой веской причиной, была моя личная неприязнь к Джерту, настолько быстро прогрессирующая, что порой я еле сдерживался, чтобы не поставить ему слишком большую долю обезболивающего или не свернуть шею, когда у этого жирного недоростка случится очередной каприз; вот и решил от греха подальше отдать его по неземному счастливому от подобного моего решения Жозефу.

- У нас небольшая проблема, - пробормотал парень, а я подумал, что этого стоило ожидать: беременные мальчики приносили просто фантастическую кучу проблем в нашу размеренную жизнь, но если мой подопечный часто ловил на свой зад вполне реальные и серьезные проблемы, то Джерт большей частью придумывал их, просмотрев очередную серию тупого сериала для недоразвитых подростков и тут же закатывал очередную истерику, обнаруживая у себя симптомы новой, смертельно опасной болезни.

- Что на этот раз? - вздыхаю, про себя радуясь, что мне сейчас не надо бросать все и мчаться к нему, чтобы убедиться в том, что у него нет цистита или пневмонии, и подавляя желание собственноручно удавить этот выкидыш природы.

- Все серьезно, - хохотнул Жозеф, но, поймав мой взгляд, убедился, что смех здесь не уместен, - геморрой.

Дата добавления: 2015-07-19