От переводчика 9 страница

в честь владельца участка, редактора, реформатора и спиритиста Стида, погибшего в водах при крушении Титаника. Берта Маркс, дай ей Бог здоровья, не только дала мне крышу над головой, но и организовала мое пребывание в стране. Она представила меня многим из самых известных спиритистов в Америке и всячески старалась сделать мое пребывание в Нью-Йорке содержательным и незабываемым. Мы познакомились и подружились с Каролиной Чапмэн, известным и любимым по всей Америке медиумом, способности которой были признаны американским Обществом Психических Исследований, столь же жестким и скептическим, как и их английские коллеги. Я полюбил город и провел на его улицах, путешествуя и созерцая, многие часы. Иногда я терялся в его большом хаосе и требовалось воспользоваться метро, чтобы вернуться домой, но даже заблудиться в этом городе разнообразия было сродни развлечению. Самое впечатляющее свидетельство духа то, когда информацию дает никому неизвестный развоплощенный человек, более того эта информация поначалу сомнительна и подозрительна, но потом подтверждается на практике. Это сводит на нет гипотезу о телепатическом обмене информацией и может быть расценено как железный постулат посмертного бытия.

Я дал сеанс группе из 75 человек, пришедших в В. Т. Стид центр. Реципиентом был американец мистер Роберт Ф. Болтон, живший по 40-й Ист, 49-й улицы Нью-Йорка. После того, как выступили различные духи и провели беседы с их друзьями, Микки объявил, что здесь присутствует дух некоего Карла Шнейдера, однако никто не отозвался. Наверное никто его просто не знал. Но Микки настаивал, что в комнате есть человек, знавший Карла Шнейдера. Он должен объявиться и начать беседу с К. Шнейдером. Наконец г. Болтон сказал, что ему известен мужчина с таким именем, но он будто бы еще жив и здоров. Но не там то было! Микки настаивал, что Шнейдер был уже у них и теперь хотел говорить. Карл начал говорить с м. Болтоном. - Вы когда умерли?- спросил Болтон. - Около года тому назад, -ответил дух. - Это говоил Карл, я узнал его по характерной охриплости, - признался Болтон после сеанса. Разговор с Шнайдером был для Болтона настолько неожиданным, что он долго не мог придти в себя, пока не справится мертв или жив этот самый Шнайдер. Он с нетерпением ждал утра, чтобы позвонить Карлу по телефону. Утром он таки позвонил, но на другом конце провода услышал, как некто ответил: «К сожалению Карл умер». Болтон не мог поверить своим ушам и переспросил: «Простите, вы не ошиблись?» Некто раздраженно ответил: «Я пока в своем уме. Приблизительно год Карл совершил суицид, а я первым его и обнаружил». Роберт Болтон сам пришел на следующий сеанс и Микки сказал ему, что Карл был рад, что Болтон все перепроверил, потому что теперь он поверит в жизнь после смерти. Я взял этот случай из письма, которое г. Болтон написал в Лондон в «Психические новости». Письмо он заканчивает словами: «Я не столь наивен, чтобы верить во все эти странности. Но честного скептика факт побуждает к более глубокому исследованию даного вопроса. Это и есть научный подход к правде.» Вскоре мне предстояло оставить Нью-Йорк и отправиться в Чикаго, где в Кимбол Холле для меня был организован публичный сеанс. Когда вечером я бродил по городу вдали от моей гостиницы, у входа в театр увидел большую надпись: Бея Лилли.

С Рей Болджер она играла главную роль в «Эй-эй, Америка!" и я решил пойти посмотреть выставу. Я наслаждался когда Бея и Рей заставляли зал смеяться до упаду. После финала у меня на душе остались о Бее впечатления как о самом очаровательном и дружественном человеке, несмотря на всю высоту ее общественного положения. Следующим вечером, когда я пришел в Кимбол Холл чтобы дать сеанс, меня встретила неожиданность. Мои спонсоры договорились об аренде кабинета, которым пользовался другой медиум, но тот медиум как раз выехал из города, забрав с собой ключи. Зал затемнить было невозможно, а все билеты уже проданы, места забиты и даже проходы были заняты. - Почитайте им лекцию и продемонстрируйте ясновидение, - сказал мне один из спонсоров, - а что делать? Я ответил, что уже несколько лет как я не практикую ясновидения. Тогда он указал мне на толпу народа, ждущего появления «знаменитого лондонского медиума». Такой толпе вряд ли было бы достаточно лекции и ясновидения, они ждали голосов. Тогда мой непреклонный оптимист вышел и объяснил публике ситуацию. И что бы вы думали? Помогло! Народ встретил мой выход аплодисментами. В голове сразу забурлили мысли и я начал речь. Лекция закончилась на ура, что позволило мне почувствовать себя уверенней и приступить к ясновидению. За словом в карман лезть не пришлось ибо я буквально воспылал страстью говорить. Ни одно сообщение не было выброшено на ветер впустую, ни одно обращение не произнеслось для «абы лишь». Не говоря уже о зрителях, такое вдохновение весьма обрадовало меня ибо я видел, что мой талант живет и работает. Когда следующим утром я вновь пошел на прогулку в город, меня остановили благодарные незнакомые, которые просили об индивидуальных сеансах. Мне пришлось разочаровать их, ибо впереди предстоял путь в Лос Анджелес на Лонг-Бич к доктору Карлу Меньюа, на квартире у которого я обещал дать сеансы для его друзей. Согласно предварительной договоренности с доктором Меньюа, я по прибытию на станцию Лос-Анджелеса, должен был увидеться с человеком интеллигентного вида, который взялся бы меня сопровождать. Прибыв на станцию я озирался вокруг, но «человека интеллигентного вида» нигде видно не было и мне ничего не оставалось как приняв вид «известного лондонского медиума» ждать пока тот не вычислит меня сам. Вскоре ко мне подошел мужчина моих лет. Это и был сам Карл Меньюа, доктор философии, как я узнал позже. Это был самый драматичный сеанс, который я провел в Лос-Анджелесе. Отец пришел к сыну, чтобы рассказать правду о своей смерти и оправдать водителя, которого обвиняли в наезде. Этот сын, назовем его Биллом, пришел на сеанс с женой по приглашению их общего друга Арти Блэкберн. Жена сказала, что ее муж очень дотошный изобретатель и ученый. Он не поверит ни во что, пока сам в том лично не убедится. Когда сеанс начался, Микки спросил Билла, какие у него связи с Тексако Корпорацией. Билл ответил, что были такие связи, но видимо Блекберн заранее разболтал о том медиуму. Тогда Блекборн, а за ним и Микки напрочь отвергли этот вымысел. Кстати сказать, я никогда не позволяю никому посвящать меня в подробности судеб моих клиентов дабы потом не сказали, что все эти голоса и ответы я сфабриковал сам. - Ваш отец погиб внезапно в инциденте? – спросил Микки Билла. - Да, - отвечал Билл. - А что такое Ла Бри? – снова спросил Микки. - Это имя автобуса, который убил моего отца, - ответил Билл (В Штатах есть традиция давать транспортным средствам имена). - Ваш папа говорит, что там нет вины шофера, как вы тогда думали и вы напрасно предъявили иск компании начав волокиту. Это его собственный недосмотр. Он думал, что успеет перейти улицу перед автобусом, но не успел. И нет в том вины водителя. - Продолжай, - прозвучал голос отца Билла и Микки хотел вести речь дальше, но вдруг переменил тему и сказал: «Ваш папа говорит, что вы не сделали того, что он завещал относительно своих масонских часов и цепочки». Билл в смущении сказал, что не знал, что собственно хотел с ними сделать отец и решил отдать их папиному другу. - Вы отдали часы, но что вы сделали с цепочкой? – спросил Микки. Внезапно к беседе подключилась жена Билла. - О, дорогой, - сказала она, - я оставила цепочку для себя. Потом Микки сказал, что отец не велит посещать Биллу так часто посещать кладбище. - Ваш папа говорит, что вы срываете цветы у себя в саду и несете ему на могилу, а он предпочитал видеть их в саду живыми. Это было в самом деле так. Билл с женой теперь жили в отцовском доме и пользовались цветами отцовского сада. - А как насчет трости вашего папы?, - снова спроси Микки. - Мой отец вообще никогда не ходил с тростью, - ответил Билл, но Микки не сдавался.

– Да я говорю вам о той палке, которая в сундуке. Он брал ее ночью и шел проверять, заперты ли все двери. - А-а, это та палка, - заныл Билл, - да, она поныне так и валяется в сундуке. Когда Билла спросили позже, что он думает о сеансе, он сказал: «Это самая замечательная ночь в моей жизни. Это ночь смерти моего духовного невежества». Следующим вечером Билл с женой снова были на сеансе и беседовали с духом покойного отца. В Америке есть прием, как говорить по телефону с полным незнакомцем, чтобы пригласить его в гости. Так нам удалось познакомиться с г. Ле Февром, который предложил мне посетить Голливуд в компании с ним и его женой. О Голливуд! Одно это слово взволновало мое воображение. Несмотря на свои годы, в глубине души я был еще тем юным киношным мальчиком. Когда мы ехали по Бульвару Заката и начали подъем к Беверли Хиллз, г. Ле Февр сообщил мне, что они недавно продали ряд гостиниц в Сан-Франциско и за вырученные деньги купили дом в Голливуде. Он когда-то принадлежал кинозвезде Рудольфу Валентино. - Вы когда-нибудь слышали о нем? - спросил мой новый друг. И я вдруг перенесся мыслями в прошлое и вспомнил изречение духа Валентино: «...

Он будет известным медиумом и будет давать сеанс в моей спальне в Голливуде. И я тогда приду и буду говорить...». Потом я увидел на дороге указатель с надписью «Соколиное гнездо» и автомобиль подкатил к дому. Это был очаровательный дом, а его владельцы – чудесными хозяевами. Они попросили дать сеансы для них и их друзей и я не смог им в этом отказать. Когда они предложили мне выбрать место для сеансов, я выбрал комнату внутри дворика. Хозяин сказал, что некогда она служила спальней известного актера. Валентино пришел уже на первый сеанс. Он был очень счастлив, что время, о котором он пророчествовал много лет назад наконец наступило. Он был благодарен нынешним хозяевам за их гостеприимство, но сказал, что у них зреет план снова продать дом. Новый хозяин намеревался открыть здесь центр движения за мир во всем мире, однако почувствовал какое-то удушье и решил его перепродать. Валентино сказал, что особой опасности здесь нет. Центр они могли бы открыть и приезжать сюда работать, а жить в другом доме. Тем временем и подыскалось бы место на замену. После сеанса мы сидели в большой гостиной с открытыми занавесками и созерцать весь блеск и романтику голливудских пейзажей. Я все-таки не мог полностью придти в себя и по-настоящему осознать, что вот, я в действительности сижу в гостиной Рудольфа Валентино, такой же, какой она была показана в его фильмах. Пока я размышлял, меня вдруг осенило, что Валентино не был счастлив в этом доме. В этом доме вообще нет счастья, независимо от того, кто бы в нем не жил. Месяцами позже, когда я уже вернулся в Лондон, кто-то прислал мне вырезку из лос-анджелесской газеты. В той статье писалось, что Ле Февр продал «Соколиное Гнездо» некой табачнице Дорис Дьюк и сам перебрался в другое место. С Валентино мы встречались еще и на других сеансах, в частности на встрече с Маей Мюрей, очаровательной звездой фильмов былых лет, некоронованной королевой Голливуда. Ее белокурые локоны, маленький ротик и гибкая талия очаровывали поколение эпохи джаза и принесли ей богатство, известность и славу, но она так и не вышла из немого кино. Когда я ее встретил, это уже была не та Майя, что прежде, не те соболя, не тот, сияющий золотом Роллс-ройс. Неудачный брак с принцем Дэвидом Майдвани разрушил многие ее мечты. Но она не сдалась, сохранив чувство юмора и бодрости духа, особенно когда ее имя пестрело на киноафишах, а кассовые счета говорили о неизменной популярности. Майя с ее первым мужем Бобом Леонардо, директором студии, дали Валентино первый шанс выйти в люди и из безвестного танцовщика стать знаменитым актером. Между ними завязалась истинная и глубокая дружба вплоть до самой безвременной кончины Валентино. Разговаривая с Майей и слушая ее истории о Валентино я восхищался великодушием этого человека и чувствами, которые двигали им за кадром большой сцены. Майя Уэст разместила меня в ее голливудском доме в районе Равенсвуд. Актриса не просто занимала в этом районе целый блок больших комнат, она здесь жила и удачно инвестировала свои доходы в недвижимость. Трагедия ее жизни не наложила тяжелой печати на декор дома. Все блестело белизной и богатством. Казалось, что нужна еще только подсветка и торс хозяйки дома будет выглядеть на всем этом фоне великолепной статуей. Все было блестяще, казалось живи и радуйся, но в душе у меня начала появляться ностальгия, тоска по Эдифи и беспокойство за Сиднейской Рощей. За день до того, как я оставил Голливуд, была годовщина смерти Рудольфа Валентино и я принял участие в жалобной поездке на мемориальное кладбище, чтобы возложить цветы на могилу. Я увидел, что мраморный мавзолей был уже сплошь обложен цветами. Смотритель кладбища сказал, что со времени смерти актера прошло уже лет двадцать, а в сей день люди и поныне тянутся к нему со всего света. Тот же парень повел меня в склеп и показал вазу с 13-ю розами, двенадцатью красными и одной белой. - Вы только что разминулись с леди в черном глубоком трауре, которая каждый год приносит на могилу 13-ть роз, - сказал смотритель. Несколько лет спустя судьба свела меня с «леди в черном» и она пролила свет на историю ее паломничества на мемориальное кладбище. Поскольку эта история нигде не разглашалась, а она открывает некоторые стороны личности Валентино, я перескажу ее здесь. Леди в черном, некто Флейм Дитра, была скрипачом и пианистом. С Валентино они встретились в 1918 г., когда он еще был беден, неизвестен и только пробовал продвигаться по лестнице карьеры танцора. Дитре тогда было 14 лет. Вскоре после их знакомства она серьезно заболела и помещена в больницу, где она сильно тревожилась о том, что умрет и все ее забудут. Валентино часами простаивал у ее кровати, пытаясь ободрить ее душу и пробудить стремление к жизни. Каждый раз, когда он посещал ее, он приносил с собой красные розы, не совсем давая себе отчет, нужны ли они больной. Однажды, когда девушка билась в истерике предчувствия смерти и могильного одиночества, Валентино обещал ей, что каждый день будет носить к ее могиле красные розы.

– Но помните, сказал он тогда, - если я умру первым, я тоже не хочу быть забытым. И он умер первым. А Дитра не забывала. Хотя письма из дома были обнадеживающими, я забеспокоился о здоровье Эдифи и как только вернулся в Нью-Йорк заказал обратный билет на пароход «Королева Мария». Зашед в гостиную дома по Сиднейской Роще я увидел просиявшее от радости лицо Эдифи и это было мне лучшей наградой за краткость моего пребывания в Америке. Она сидела на стуле у открытого окна и хотя был теплый летний день, я удивился, почему у нее закрыты ковриком ноги. Тогда я стал на колени и взяв ее руки в свои пытался задавать ей вопросы лицом к лицу, но внезапно обнаружил то, что Эдифь долго и успешно от меня скрывала. Она была в инвалидной коляске! Тогда она посмотрела на меня и улыбнулась. Улыбнулась так как может улыбаться только Эдифь и сказала: «Я люблю это кресло, дорогой, я могу в нем двигаться куда угодно». Той ночью я высмотрел доктора Эдифи и попросил рассказать мне о ней всю правду. Доктор сообщил, что во время моего отсутствия Эдифь перенесла повторный, более слабый инсульт и теперь она, вероятнее всего, ходить уже никогда не будет. Когда я задал вопрос о неизбежности он ответил, что она, как он думает, проживет в лучшем случае еще года два. И я решил сделать этих два года самыми счастливыми в ее жизни. Пока я был в Америке мой Комитет разработал для меня новый, более трудный график работы. Были запланированы большие, численностью до 2000 чел.

публичные сеансы в Лондоне, Бирмингеме, Лидсе, Ливерпуле многих других городах и поселках. У меня никогда не было собственного авто и когда поздно вечером мне приходилось добираться домой, я предпочитал бежать на станцию и ловить, порой уже неудачно, последний поезд. Придя домой я первым делом ставил чай, а потом с подносом в руках шел в спальню к Эдифи и за чаем мы обсуждали все новости и приключения прошедшего вечера. На сих ночных дискуссиях мы также обсуждали планы будущего дня. Билл с неизменной преданностью старался угодить Эдифи в ее капризном аппетите и требованиях комфорта. Иногда я договаривался с местным киношником за Эдифь и Билла и они, пользуя инвалидную коляску, посещали кинотеатр. Эдифь любила эти вылазки из дому ибо они возвращали ей чувство реальной жизни и придавали бодрости духа. На одном из моих сеансов в Кингсвей Холле, дух, страсстно желающий побеседовать со своими родителями, нашел способ это сделать даже при их отсутствии в зале. Тогда говорило много духов. И вдруг Микки сказал, что есть душа молодого человека, не желающего представиться. Этот дух рассказал как он ушел из жизни. - Воспользовавшись моментом, когда родители ушли в театр, я повесился. Это было глупо и я теперь сожалею. Вернувшись домой папа с мамой нашли меня висящим на перилах. И вдруг некто г. Шид, присутствующий в зале, сказал, что несколько недель назад встречался с одним социальным служащим, недоумевающем о странной смерти сына. - Я знаю об этом мальчике, мы недавно встречались с его отцом, - сказал Шид. Вмешался Микки: «Мальчик страстно желает передать родителям его раскаяние в этой глупости и чтобы они знали. Он есть. Он никуда не исчез. Вы им расскажете, не так ли?» Шид обещал, что все расскажет. Тем вечером снова заявило о себе еще одно самоубийство, пришедшее каяться и просить прощения. Госпожу Баллок Кентон приветствовал голос ее мужа и сказал, что с ним явился молодой человек по имени...

Микки вмешался в разговор, дополнив информацию. Молодой человек был под домашним арестом и решил таким образом изъявить протест родителям. Он хочет, чтобы вы передали его маме, что он весьма сожалеет о своей глупости. Он помнит в каком она была шоке, когда нашла его мертвым на кухне. Пожалуйста, передайте его любовь девушке Перл.» Г-жа Баллок тогда сказала, что парень жил в ее селе и застрелился у себя на кухне. А Перл была его подругой. Не все мои сеансы удавались гладко. Я помню один такой на Хлебной бирже в Бкдфорде. Там какой-то скептик постоянно делал скандал, что в помещении где-то есть скрытый микрофон и некий помощник играет роль Микки. Тогда Микки выбрал г-жу Боннинг и привел духа некоего Пантера, которого вроде бы знала сия дама. Женщина подтвердила и вскоре с нею говорил сам дух. Пантер сообщил, что явился из Лутона, где у него была фабрика головных уборов. - У нас на фабрике был пожар и я попытался спасти некоторых девушек, оказавшихся в трудном положении, но сам попал в огненную ловушку. Г-жа Боннинг согласилась с фактом пожара и переспросила: «Не вы ли были членом лутонской спиритической церкви?» - Нет, - ответил дух, - это касается моего брата. Дух Пантера говорил еще и тут его перебил голос молодого сержанта Воздушных Сил, громко потребовавшего, чтобы тот микрофон, что перед кабиной убрали.

Г. Эбди Коллинс, председательствовавший на сеансе, спросил бойца, а в чем разница-то. Сержант ответил, что «Микки» мог говорить через спрятанный где-нибудь микрофон. После нескольких препирательств микрофон перенесли и Микки прокричал, а что, если вы услышите меня непосредственно в зале? И он закричал на весь зал. Я никогда такого прежде не слышал. Г. Коллинс спросил сержанта, убедились ли вы, мол, наконец и тот ничтоже смущаясь согласился, но добавил себе под нос, что он все-таки не уверен, нет ли здесь в зале заранее подготовленных агентов, обученных как и что говорить. Я сидел в кабине и трясся от истерики, пока не вспомнил, что на заре своей карьеры я тоже был таким упорным скептиком, задавая такие же вопросы. На госпожу Боннинг пало пятно подозрения в сотрудничестве. Она разъярилась и встав выказала молодому сержанту все, что о нем думала. В зале накалились страсти и г. Коллинс вынужден был закончить сеанс. Выдающимся событием во все более ограниченной жизни Эдифи был Оуэн, который вместе с прелестной дочуркой приезжал к матери в гости. За много дней наперед перед их приездом Эдифь с Биллом планировали, что бы приготовить к их приезду, о чем поговорить, какую игрушку прикупить маленькой внучке. Во все дни, когда они приезжали в гости, Эдифь вновь зажигалась тем светом, который исходил из нее некогда и тогда казалось, что жизнь течет как прежде. Оуэн не умел скрывать чувств и вот однажды он приехал на побывку к матери один. Я увидел по его лицу, что он привез дурные новости, однако их скрывает. Всячески сдерживая чувства он сказал матери, что богатый отец ее невестки предложил ему пост руководителя его бизнеса в Калифорнии и они с Джейн вынуждены оставить Англию и начать новую жизнь в Америке. Когда он закончил, Эдифь, сохранив самообладание ответила: «Конечно вы должны воспользоваться предложением. Это замечательный шанс и я рада за вас». Меня ее выдержка поразила. В тот день, когда Оуэн покидал Англию, я оставил всю мою работу и был возле Эдифи. Душа моя чуяла, что она в этот момент нуждалась во мне как никогда более. Она терпеливо сидела в своей коляске, бессмысленно роясь в клубке шерсти, то и дело поглядывая на неумолимые часы ибо время отбытия Оуэна близилось. Когда стрелки часов сошлись, она глубоко вздохнула и мне нечем было ее обрадовать как только предложить чашку чая. С тех пор Эдифь начала увядать на глазах. Она уже даже не могла сидеть и доктор предупредил меня, что дни ее сочтены. Однажды вечером, когда я сидел у ее кровати, рассказывая о событиях дня, лицо ее вдруг переменилось и странным голосом она едва успела сказать: «я люблю вас так...» и утихла. Кома длилась два дня. Потом ее не стало. Тело кремировали в Голден Грин. Часовня, пестревшая цветами, была переполнена нашими друзьями. Органист начал играть любимую музыку Эдифи и наш старый отец Шарп произнес прощальную речь. Не было никакого траура, никаких слез, только печаль проводов дорогой нам души в далекий путь в надежде будущего воссоединения. Той ночью, когда все ушли, я остался в комнате Эдифи один и за многие годы впервые почувствовал себя одиноким. Я осознал, что вынужден буду согласиться с тем, что мне никто уже не положит на плечо свою нежную руку, не улыбнется, во время уныния никто не скажет доброго слова. И я подумал, смогу ли я продолжать жить в доме, постоянно напоминающим мне о былых днях. А следующим утром я получил два письма из Америки. Первое – от Оуэна, который приглашал меня к себе на постоянное жительство, второе – от спиритического общества Лос-Анджелеса, предлагающего мне место их постоянного медиума. Но я не дерзнул принимать такие важные решения сам и решил спросить совета у моих невидимых помощников, что мне делать.

Этот вопрос я задал духам на ближайшем же собрании моей домашней церкви. Я был весьма удивлен, услышав в ответ, что мне лучше отклонить оба предложения и остаться здесь ибо у меня намечаются важные жизненные перемены. Продолжая, они сказали, что период моей жизни, когда я посвящал себя широкой публике, завершается ибо я уже до того измотан, что мне грозит не только болезнь, но и истощение силы дара. Потом они добавили, что скоро в центре Лондона за приемлемую плату будет сдаваться меблированная квартира и я должен воспользоваться сим моментом. Мне казалось, что такое предложение что-то из рода немыслимого, поскольку в центре Лондона был дефицит немеблированных квартир. К тому же, как правило, владельцы всегда требовали платить деньги наперед. А через три месяца я обрел новое жилище в Бэйсватере в доме, окруженном садом и давал инструкции грузчикам, где разместить в квартире мебель. Более того я был весьма удивлен новыми наставлениями относительно моей будущей занятости.

Тринадцать

Все годы моего труда на ниве духовного вещания я никогда не игнорировал советы моих помощников, особенно теперь, когда я получил известие об угрозе моим талантам от преутомления. Как только я ужился в новом доме, в котором оказался сверх всяких моих надежд, я оставил общественную работу и всячески уклонялся от любых предложений публичных выступлений, сколь финансово заманчивыми они бы не казались. Я не открывал публике моего нового номера телефона и всячески старался держаться в тени. Кроме того было значительно сокращено количество частных сеансов, на которые я принимал только особо пытливых или остро нуждающихся. Не факт, что мои финансовые дела ощутимо ослабли, но арендная плата Леону и Розе, - владельцам дома, была умеренной и мне хватало заработков на спокойный прожиток и оплату счетов. Теперь у меня появилось время на отдых и размышления, на мои увлечения фотографиями и немым кино, я мог без напряжения побыть в кампании друзей. Мои нервы успокоились, натура смягчилась и здоровье заметно поправилось. Несколько месяцев я ждал откровения моей судьбы от тех, кто ведет меня в невидимом мире. Мне запомнился один психологически трудный сеанс, где скептически настроенная мать упорно не желала беседовать со своим, терзавшимся в попытках связи покойным сыном. Однажды ко мне приехал генеральный директор театральных заведений Патрик Шелби. Он привез с собой еще семерых его друзей, среди которых была дама, условно назовем ее г-жа Карр. Уже вскоре после начала сеанса явился дух молодого человека и пытался убедить г. Карр, что он ее покойный сын Джастин. Первым по традиции сеанс начал Микки. Он приветствовал мистера Шелби и его друзей и вслед за ним прозвучал слабый, как бы изможденный голос: «Мама, -я Джастин. Как хорошо, что ты пришла...» Госпожа Карр, окруженная пытливыми соучастниками, была в смущении и полном недоумении. Тихим, почти шепотливым, привычным ему при жизни голосом Джастин стал убеждать мать, что это он, приводя в доказательство эпизоды их жизни, но несмотря на все его старания, г. Карр сидела замкнута и безучастна. Наконец покойный спросил: «А вы помните тот случай, на реке с лебедями?» С преждним равнодушием и прохладой в голосе г. Карр ответила: «Не старайтесь. Я всеравно не верю». В голосе духа почуялось отчаяние: «Мама, но вы же должны помнить, как лебеди напали на лодку!» Госпожа Карр сидела, как будто ее это не касалось. В разговор вмешалась рядом сидящая девочка и сказала, что она помнит этот случай очень хорошо, еще с тех пор, когда она с родителями жила у пруда и две семьи часто плавали там на лодках. Поощренный этой поддержкой дух снова стал вспоминать матери различные подробности его земного бытия, но мать слушала его как за каменной стеной. Наконец раздраженный недоверием дух устало отчаянно проговорил: «Мама, я буду убеждать вас, чего бы это мне не стоило!» Несмотря на серьезность случая мы с друзьями не могли обратить печали покойного в радость. Было очень много доказательств загробного бытия ее сына, но дама так и ушла с сеанса неверящей и хладнокровной. Как-то утром я ждал двух друзей преп. Дрэйтона Томаса, о который у нас с ним была предварительная телефонная договоренность. Будучи неплохим психологом Телега ничего не сказал мне об этих людях окромя того, что они были супругами Ньютон. Когда Билл провел их в комнату сеансов, я сильно рассердился ибо за ними туда последовала собака эльзасской породы. Билл знал, что я не допускал животных на сеансы и я все время норовил спросить его, зачем он это прошляпил, но вдруг меня осенило, что собака-то была не из мира нашего...

На том сеансе с г. Ньютоном говорил его отец и дав несколько убедительных доказательств своей идентичности, сказал сыну, что пришел сюда с Рэксом. - Пес не сразу понял, - сказал дух, - почему судьба так внезапно поменяла ему хозяев, но теперь он успокоился и к нам с матерью привык. На этом слове я услышал, как м. Ньютон плачет. По окончании сеанса я узнал от госпожи Ньютон, что пара недавно прибыла из Австралии и намерена поселиться в Англии. Прежде чем уплыть из Австралии г-жа Ньютон настояла, чтобы муж уморил их любимую эльзасскую собаку Рекса, поскольку дорога без него будет проще. Мужчина до сих пор казнит себя за то, что послушал бабьего совета. Это был не первый и не последний сеанс, на котором я узнал, что умирающие животные как и люди переходят в другое измерение. Я уверен, что любовь, которую получили они от нас, пребывает там с ними, поднимая их уровень на ступень выше. И эта любовь снова когда-нибудь радостно встретит нас за вратами земной жизни. Время от времени на земле бывают случаи, когда два человека заключают между собой договор, что если кто умрет из них первым, то заранее обусловленными знаками даст знать о себе оставшемуся, дабы тот убедился в загробной жизни. Госпожа Гровер пришла на мой сеанс несколько лет тому назад, когда еще жила в Лондоне. Она хотела хоть чем-то успокоить свою младшую дочь, у которой недавно умер муж. Когда сеанс началсяя, Билл, покойный зять г-жи Гровер обратился к ней со словом «Джерри», как это он любил делать при жизни, и справился о ее здоровье. Тогда с напряжением в голосе он произнес: «медведь мамин, медведь папин и Брумаса». Он несколько раз произнес эту бессмысленную фразу, затем сказал озадаченно: «я не знаю, зачем я это болтаю. Наверное я хочу, чтобы вы во мне не сомневались.» Госпожа Гровер не только была разочарована сеансом. Ее заворожила так много раз повторенная духом фраза, смысла которой она не понимала. Однако, возвратившись домой и рассказав все дочери, на дам вдруг снизошло озарение. Глупая и непонятливая фраза покойного Билла просто могла означать послание, которое надо было передать третьей стороне ибо оно гласило кто за кем будут умирать. А несколько лет спустя, г-жа Гровер снова была у меня на сеансе и снова приходил Билл. Мне кажется, что лучше всего об этом случае расскажет присланная мне выдержка из записей самой госпожи Гровер. «Мы ждали несколько минут и я уже начала побаиваться, что Микки не придет, но он вдруг явился и после нескольких слов приветствия сказал: «Тетушка Джеррай, Билл пришел». К моему удивлению дух зятя спросил о моем здоровье. Кстати я должна заметить, что г. Флинт не знал о моей внутренней болезни. Во время моего пребывания в Лондоне я воспользовалась возможностью посетить хирурга лондонской клиники и меня долго водили по рентгенам и анализам. Хирурга вызвали из Шотландии на какую-то срочную операцию и его секретарь просил меня подождать, пока он освободится и посмотрит мои снимки. Поэтому я ответила Биллу, что состоянием своего здоровья, конечно, обеспокоена. - Не стоит волноваться, - продолжал Билл, - я видел ваши снимки и не нашел в них ничего особенного. Операция не нужна, потому что ваша болезнь не хирургическая. Просто в будущем вам необходимо более строго откорректировать вашу диету. Мой покойный зять был при жизни рентгенологом. Остается только добавить, что на следующий день мне позвонил секретарь того хирурга и все точь-в-точь повторил то же самое, что и дух Билла». Много сеансов мы провели с м-ром С. Д. Вудсом, исследователем психических явлений, человеком большого ума. М-р Вудс имел привычку приносить на наши сеансы регистратор, чтобы потом прокрутить записи не только знакомым спиритистам, но и всем, кому, как он думал, не помешает знать о существовании загробной жизни. Однажды Джордж позвонил мне и спросил, может ли он привести на сеанс некую даму. Получив мое согласие вечером он прибыл с очаровательной дамой, которую предствавил как госпожу Бетти Грин. Вудс сказал, что хотя дама и слышала записи сеансов дома, но вживую присутствовать на таком еще не приходилось. Вместе с Джорджем Вудсом и Бетти Грин на сеансе присутствовали и другие посетители. На связь вышла Роза Хокинс, душа, которая уже была мне знакома по предыдущим сеансам. Веселым, радостным и немного протяжным голосом она говорила спокойно и плавно, что очень даже подходило для нашего регистрирующего аппарата. Качеством голоса она даже превзошла Микки. Роза рассказывала, что некогда была продавщицей цветов близ станции Черинг-Кросс в самом сердце Лондона и жизнь ее протекала в бедности и затруднениях. Эта душа всегда с охотой отвечала на вопросы посетителей, хотя иногда смущалась и говорила, что в духовных вопросах она еще не успела продвинуться далеко. В принципе она и не горела жаждой постичь бытие высших уровней духа, где обитают развитые души. Джордж спросил ее, на что похожа жизнь духовная, чему уподобить ее.

Дата добавления: 2015-07-19