От переводчика 8 страница

– Меня зовут Дорин, - ответила душа.

– Вы можете назвать и фамилию? – спросили ее дальше. Почувствовалось, что дух пришел в замешательство, но на выручку пришел Микки, сказав, что ее фамилия «Маршалл». По залу пошли толки, не та ли это девочка, одна из жертв маньяка-убийцы Невила Хита, которая стала жертвой наместо другого его неудавшегося убийства? - Кто-нибудь знал Дорин Маршалл? – спросил Дрэйтон Томас. Отозвался мужчина, сидящий ближе к сцене и сказал, что был ее соседом. Голос девочки продолжал: «У мнея уже все хорошо...

Вы помните, как я любила ласкать вашу собаку?» Голос ее запнулся, поник и исчез. Зал гудел и каждый по-своему воспринял голос несчастной убитой малышки. Эффект ее выступления превысил даже торжественную речь Джона Уэсли. После демобилизации Оуэн вернулся на свою старую работу в Элстри Студиос, но через несколько недель мы с Эдифью заметили, что он уже не тот резвый мальчик, как прежде. Он стал нервным и замкнутым с колебаниями настроения и вспышками агрессивности. Я предположил, что такими его сделали война и контузия, которую он пережил. Если бы мы надумали спросить его, что же произошло, то в ответ услышали сердитые вздохи и закатанные к небу глаза, судьба, мол. Тем временем Эдифь начала что-то говорить о стрессах и неврозах. Однажды я обнаружил у нее под подушкой учебники психиатрии, которые она брала в местной библиотеке и потихоньку почитывала когда нас не было дома. Но причина недуга у Оуэна обнаружилась довольно скоро. Еще будучи на курсах летчиков в Калифорнии он познакомился с одной американской пацанкой. Они держали связь всю войну, а по ее окончании Оуэн предложил ей руку и сердце. Оуэн был беден, а она – дочь состоятельных родителей и не исключен был отказ. Оуэн ждал ответа как на иголках, приступы эйфории сменялись депрессией. И вот пришла телеграмма, что дама ближайшим морским маршрутом отправляется в Англию на собственную свадьбу. Парень был вне себя. Оуэн с Джейн были обвенчаны Отцом Шарпом в его церкви святого Стивена в Хэмпстеде. Джейн была красивой невестой, а Оуэн – гордым женихом. Ребята из остатков эскадрона, где служил Оуэн, сформировали почетный караул, а я взял на себя миссию представлять родителей Джейн, поскольку те не могли прибыть из-за трудностей морского пути. Так мы их и женили. Это была замечательная свадьба и мать жениха даже обронила несколько слез ибо пара оставляла нас, уезжая на побережье для медового месяца. Позже они обосновались в маленькой квартире в Мэйд Вэйле, у них родилась дочь и дом Оуэна посетила радость. Внезапно грянул гром. Мы с Эдифью как раз возвращались из гостей, где хорошо провели время. На пути домой Эдифь почувствовала себя плохо. В свете фонарей я увидел, что она поменялась в лице. Вернувшись домой я хотел вызвать доктора, но Эдифь не согласилась. Тогда я дал ей немного брэнди. Говорили, что он возвращает цвет лица ибо она была бледна. Утром я проснулся с тяжелыми предчувствиями. Я посмотрел на Эдифь и нашел ее как будто спящею. Что-то внутри не давало мне покоя и я присмотрелся к ней ближе. У нее свисал один угол рта. Я вскочил с кровати и позвонил врачу. Доктор прибыв сказал, что у Эдифи инсульт. От веселой и яркой женщины осталось беспомощное существо. И началась эпопея длительностью в долгих пять лет...

Поначалу ухаживать за матерью мне преданно помогала дочь Эдифи, но потом они переехали в другой район и все заботы легли на мои плечи. Хотя у меня и есть доступ к духовному миру и я могу с беседовать с духами так же легко как и мои клиенты, я не предпочитаю обращаться к ним за помощью. Однажды они дали ясно понять, что мне не светит легкая жизнь и чтобы я не рассчитывал ни на какие-либо привилегии только потому, что я медиум. Но куча забот о жене в совокупности с моими обязанностями по церкви вскружили мне голову и я решил попросить у духов помощи. На следующем собрании я просил, чтобы мне послали какую-то помощь. - Кого - то уже послали, - сказал Микки, - он работает в этом доме и он был на вашем последнем публичном сеансе в Kingsway Холле. Я не мог понять о ком идет речь. Единственный человек, работающий в доме был молодым товарищем, который ремонтировал у нас одну из спален. - Вы имеете ввиду маляра? – спросил я Микки.

– Да, именно его, - ответил с юморком Микки. - Его зовут Билл Уиллс и он занят вопросом как быть дальше, когда будет выполнен текущий заказ. Раньше он работал с партнером, который его бросил. Обратитесь к нему и он примет ваше предложение. Действительно, раньше наш заказ выполняли два парня, но потом один куда-то исчез. Я колебался, стоит ли мне прислушаться к совету Микки. - Не сомневайтесь я вам говорю, - настаивал дух, - обратитесь к парню и дело пойдет. - Добро, - сказал я Микки, раз вы так настаиваете, будь оно по-вашему. Ближайшим утром я робко внес в комнату где работал маляр чашку чая. Прежде всего я хотел удостовериться, правду ли говорил мне Микки и осторожно спросил его о моем публичном сеансе в Кингстон Холле. Он ответил, что это было изумительно. Он сидел рядом с женщиной, син которой погиб на войне и ныне говорил с нею своим голосом. - Это действительно не розыгрыш? – спросил Билл. - Просто не верится! Но я уверил его что здесь нет никаких фокусов. Продолжая я спросил, действтиельно ли они разошлись с партнером и в ответ услышал: «Да». Он оставил меня на произвол судьбы, потому что этот бизнес в одиночку немыслим и когда эта работа закончится, я не знаю, что делать дальше. Наверное пойду на фабрику. - А не хотели бы вы работать у нас, - спросил я. - Мне нужен кто-то, кто помогал бы мне по хозяйству и ухаживал за моей больной женой. Билл засмущался, но попросил показать ему, что он должен делать. Тогда мы решили дать ему несколько дней, пусть он войдет в обстановку и научится своим новым обязанностям, в частности куховарить. Он между прочим сказал, что хотел бы знать больше о чудесах живого голоса. Вскоре я понял, что нашел сокровище. Билл быстро освоился со своими обязанностями, освоил поваренные книги и вскоре на столе мы имели восхитительную и изысканную пищу. Он полюбил Эдифь и трясся над нею как курица над цыпленком, стараясь чем только можно облегчить мне жизнь. А вскоре мы уже сидели в одном кругу на общих семейных сеансах. Однажды к нему даже прибыл чей-то дух, кого он знал и любил, и дал ему несколько полезных напутствий. Многие из моих друзей еще помнят простаковатого и дружелюбного Билла, которого от нас вскоре забрал неоперабельный рак. Оргкомитет Храма Света снова организовал публичный сеанс в Кингсвей Холле. Мне снова предстояло сидеть в темном душном кабинете при освещенном зале. Недели наперед все места были зарезервированы, а на самом сеансе все было битком забито, даже прилежащие к залу комнаты без мест. Как обычно первым отозвался Микки и сказал огромной аудитории, что Микки – только его прозвище, которым нарекли его духи в их мире. Настоящее его имя, когда он жил на земле, было Джон Витэхэд, он продавал газеты в метро в пригородах Камдена. Однажды, когда ему исполнилось 10 лет, его переехал грузовик.

– Мне здесь куда лучше, чем было там у вас, - сказал переполненному залу Микки. - Вы может скажете, что лучшее, что я видел в своей жизни на земле – это футболить старые ведра? – бросил комплимент залу дух и толпа заметно и облегченно зашумела ибо все ждали чего-то необычного. Следующий за ним голос утверждал, что был Джеком Хикайнботтомом, жившим по Альберт-Стрит 76, Типтон Стаффордшир. - Да, сын, я здесь, - раздался с галереи женский голос. Они говорили о призрачности смерти, цветах одежды, имени соседской собаки, о последней болезни парня, вобщем о вещах уже несущественных, но для матери, которая прибыла в Лондон из Мидлендса и никого здесь не знала это было убедительным свидетельством загробной жизни ибо со времени смерти ее сына прошло почти восемь лет. В конце встречи Преподобный Дрэйтон Томас сказал аудитории, что есть места, где о встречах живых и мертвых можно узнать больше и более убедительно. Я хотел бы, продолжал оратор, чтобы выходя из зала вы не унесли в себе впечатления забавного шоу, не использовали кожуру апельсина, а плод выбросили. Реальная цель этого всего – постояное движение все выше и выше в пути постижения и достижения Начала всех Начал. А через несколько дней «Психические новости» опубликовали такое письмо:

«Численная аудитория в Кинсвей Холле, присутствовавшая на демонстрации прямого голоса, задается вопросом, не применялись ли в организации всего этого действа какие-либо фокусы. Будучи инженером, ответственным за оборудование, я могу уверить скептиков, что аппаратура была установлена за несколько часов до того, как прибыли заинтересованные лица. Аппаратура перед запуском снова перепроверялась и в дальнейшем была только под моим контролем. Использовались пять высококачественных микрофонов, из них два установлены непосредственно перед кабиной и заведены на усилитель отдельным входом. Один из микрофонов стоит перед председателем, еще один, однонаправленный, нацелен на зал и еще один включается по запросу нажатием на выключатель. Состояние всех микрофонов контролируется мной с пульта, так что манипулировать ими без моего ведома нельзя. Микрофоны перед кабиной выключаются сразу как только медиум дал о том знать, гасятся также микрофоны перед председательствующими за исключением тех, которые работают на публику. Собственно говоря, микрофоны были отделены от медиума довольно плотной занавеской и если вы пробовали закрывать говорящее радио подушкой или одеялом, то знаете, что это глушит звуки. Вы же слышали ясный без какого-либо приглушения голос Микки, что говорит о том, что махинаций со звуком здесь не было.

И наконец, что еще важно. Я не спиритист, не друг и не знакомый любого из заинтересованых лиц. Мне также неизвестны журналисты вашей газеты, но я лично для себя хотел бы уяснить два вопроса.

1. Голос идет изнутри или снаружи кабины? Если изнутри, как он доходит оттуда не приглушенным?

2. Почему люди, находящиеся в непосредственной близости от кабины, не слышат голосов громче чем зал? По идее голоса возле кабины должны быть как минимум в два раза большими чем на аудитории. Это вам для размышлений.»

Письмо было подписано г. Джорджем А. Майерхейдом, 99 Дрюстид Роуд, Лондон.

инженером по звуку компании Танной паблик адресс эквипмент.

Одиннадцать

В то время как Преподобный Чарльз Дрэйтон Томас служил в комитете Храма Света и был членом моей домашней церкви, он еще был и членом Совета Общества Психических Исследований. Это общество было основано в 1882 году группой студентов и преподавателей, ставящих перед собою цель исследование аномальных явлений. Однако Дрэйтон Томас в процессе многих сеансов самолично убедился в непреложности моего медиумизма и даже не раз выступал с вступительным словом перед публичными сеансами. Однажды до Телеги (Дрэйтона Томаса – пер.) дошло, что некоторые из его коллег по СОПИ, посетившие один из моих публичных сеансов, предположили, что голоса были вызваны моими губами, а сообщения я получал по каналу яснослышания. Телега решился придумать тест, чтобы раз и навсегда покончить с этими измышлениями. Естественно, я согласился на испытания, помня, что человеком в даном случае движут альтруистические побуждения. Я не расскажу о них лучше, чем это было опубликовано в «Психических Новостях» от 14 февраля 1948 года за подписью самого Дрэйтона.

«Пятого февраля мы заклеили рот медиума особо липким скотчем пяти дюймов длины и 2 дюйма ширины. За процедурой наблюдал лично я сам, чтобы нигде не осталось и единой щелки. Руки были надежно привязаны к стулу, а другим шнуром фиксировалась голова, чтобы он не мог ею вертеть по сторонам и в процессе сеанса как-нибудь сорвать со рта наклееный скотч. Любой скептик может попробовать, как оно говорить с заклееным ртом. Целью эксперимента было показать, что с заклееным ртом нельзя произнести речь ясным голосом. Эксперимент удался. Голоса говорили громко и четко и Микки даже попробовал кричать. В эксперименте участвовало 12 человек и все воочию убедились, что заклеивание рта медиума никак не влияло ни на качество голосов, ни на содержание сказанного. По завершении эксперимента мы еще раз проверили все шнуры и скотч и не нашли в них никаких повреждений. Пластырь настолько прилип к телу, что мне не доставляло удовольствия с болью и муками отдирать его от тела.»

Вскоре после того, как даная статья появилась в прессе мы снова проводиди публичный сеанс в Кингстон Холле и в заключение Дрейтон выступил с речью, рассказав публике об этом эксперименте. Телеге не терпелось повторить эксперимент перед авторитетными учеными СОПИ, в частности перед доктором Д. Уэстом. Мне не оставалось ничего как снова согласиться на экзекуцию, которая и произошла 7 мая 1948 года в комнате собраний Сиднейской Рощи. После того как доктор Уэст совместно с мистером Денисом Парсонсом и их коллегами по СОПИ осмотрели кабину, чтобы убедиться, что в ней нет никаких микрофонов или аппаратуры, я расположился на своем штатном стуле. Эти же люди шелковыми шнурами привязали по отдельности мои руки к стулу и заклеили мне рот скотчем в два слоя с продольными и поперечными наклейками. Далее они сделали на пластыре метки фломастером. Кабина была закрыта, а свет в комнате оставлен. В состав комиссии был включен стенографист, дабы фиксировать ход эксперимента. Преподобный Дрэйтон Томас произнес приглашение, потом запустили немного музыки и через несколько минут голос приветствовал собравшихся громкими и ясными словами: «Добрый вечер». Томас ответил: «Приятно вас услышать!»

ДРУГОЙ ГОЛОС: «Привет! Вам слышно?»

Ответ: «Да, мы слышим вас хорошо»

МИККИ: «Привет, Телега!»

ТОМАС: «Привет, Микки. Приятно слышать вас в такие важные моменты!»

ПОСТОРОННИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ: «С Лесли все хорошо? Ему там не дурно?» (нет ответа)

ГОЛОС: «Привет, вы нас слышите?»

ОТВЕТ: «Да, мы вас слышим хорошо» (похоже Флинт в кабине стал задыхаться)

ГОЛОС: «Я думаю они получили то, чего хотели»

МИККИ: «Привет. Как дела? Как дела, Телега?»

ТОМАС: «Счастлив вас слышать, Микки, покажите как вы можете кричать»

ГОЛОС: «Всему свое время!» (в сеансе участвовало 2 голоса. Они говорили между собой тихо и не все удалось разобрать. Но один из них сказал: «Ребята, надо это сделать, мы же способны. Он выдержит!»

ПОСТОРОННИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ: «Вас плохо слышно. Вы можете говорить громче?»

ГОЛОС: «Медиуму трудно, посмотрите на него. Давайте дадим ему передышку»

ТОМАС: «Вы знаете, что у нас тут включен свет?»

ГОЛОС: «Нет, вы посмотрите же!»

ДОКТОР УЭСТ: «Вы хотите сказать, что мы можем посмотреть на медиума сейчас? Мы готовы поднять занавес, если вы позволите»

ГОЛОС: «Тогда смотрите» (доктор Уэст поднимает занавес и находит Флинта в трансе со всеми неповрежденными регалиями. Он еще раз присматривается и закрывает занавес. Это было в 8. 15 пополудни)

ГОЛОС: «Ну и как?»

ДОКТОР УЭСТ: «Спасибо, дорогой»

ТОМАС: «Он кажется в очень глубоком трансе»

ГОЛОС: «Это необходимо для эксперимента»

ТОМАС: «Уиллис, музыку пожалуйста!»

ГОЛОС: «Не будьте нетерпеливы г. Дрэйтон Томас!»

ТОМАС: «Я действительно насилу себя сдерживаю»

ГОЛОС: «Как долго вам это знакомо?»

ТОМАС: «Тридцать лет»

ГОЛОС: «А ваша жена?»

ТОМАС: «Спасибо. Сейчас она более продвинута, чем прежде»

ГОЛОС: «Я очень рад. Нужно чтобы вы поняли как нам нелегко даются эти сеансы»

ТОМАС: «Я тоже так думаю, ведь мы здесь контактируем со многими голосами»

МИККИ: «А обо мне забыли? Я тоже здесь!»

ТОМАС: «Да, Микки, мы помним о вас»

ГОЛОС (громкий и ясный): «Да благословит вас всех Господь. Это – Белое Крыло. Я очень рад быть здесь и хочу чтобы вы знали. Несмотря на все трудности мы ныне с вами.»

ОТВЕТ: «Большое спасибо. Мы рады вас слышать»

БЕЛОЕ КРЫЛО: «Вы знаете г. Уиллис, а ваша кабина пропускает свет. Вы не прикрыли хорого занавес. Это делает нам проблемы, но мы стараемся...»

ДОКТОР УЭСТ: «Мы рады это услышать»

БЕЛОЕ КРЫЛО: «Мы делаем все, что нам возможно, чтобы помочь вам. Нам лчень бы хотелось, чтобы вы видеои в медиуме только медиума и не приписывали ему сверхспособностей. У нас есть множество замыслов относительно вас, но вы должны быть терпеливы и не падать духом. С нашей стороны шлем вам всяческие симпатии и до следующей встречи. Прощайте.»

Медленно был поднят занавес, а г. Флинт был еще в трансе. Доктор уэст снял снего все пута и флинт заговорил. Он сказал, что не знал когда поднимали занавес. От имени всех присутствующих д-р Уэст поблагодарил Флинта и наблюдателей за участие в столь интересном эксперименте. Хотя во время эксперимента я был в трансе, так что все пута были вне моего внимания, домой я вернулся как выжатый лимон. Я не мог придти в себя несколько дней и даже отменил назначенные сеансы. Как раз в это время я получил известие от Дрэйтона Томаса, будто некто из присутствующих на сеансе членов комиссии решил, что я могу говорить животом! Позже я также получил письмо от д-ра Уэста, в котором он говорил, что результатами теста недоволен ибо заметил, что некие маркировки на концах пластыря не сошлись. Он допускал, что это могла быть его небрежность и вина, но тем не менее тест признан несостоявшимся. Он предложил провести другие придуманные им тесты в помещении СОПИ за дополнительную плату. Но последний сеанс дался мне настолько трудно, что ничто из предложенного уже меня не влекло. У меня лабильный характер. Почувствовав живительное он может как на крыльях воспрянуть от депрессии к пикам счастья.

В этот трудный момент после завтрака я получил письмо от Мае Уестон, которая просила меня датьей частный сеанс. Все мои печали и негодования вдруг исчезли и я вновь почувствовал себя нужным жизни. Мае Уестон как раз играла свой «Дайамонд Лил» в театре принца Уэльского в Лондоне и после представления наш сеанс должен был состояться в ее люкс-номере гостиницы «Савойя». При входе в гостиницу меня встретил человек, представившийся как личный менеджер господи Ма. Как я позже узнал им был некто г. Тимони. Он провел меня к люкс-апартаментам Ма, которые были столь роскошными, какими только можно ожидать их от звезд. Мне было в диковинку увидеть, как в люксе среди подарков и цветов сидели несколько праздных мужчин и вольно сорили. Г. Тимони что-то им пробормотал о шоу-бизнесеа, а я так и не понял кто они и откуда. Когда вошла сама Мае Уэст, рутинная жизнь апартаментов гостиницы сразу обрела жизнь, индивидуальность и очарование. Ей в то время перевалило за 50 и мне трудно было поверить, что это не девочка, столь изъящна была она и привлекательна. Меня сильно удивило, какая она крошечная ибо в воображениях моих она была высока и статна. Она прибыла, чтобы взять у меня частный сеанс. Мы говорили о ее фильмах, все из которых я видел и наслаждался. Вскоре г. Тимони выпровадил анонимных господ из апартаментов и мы остались наедине. Это могло выглядеть разочаровывающее, но вскоре наши беседы перетекли в русло духовное. Я узнал, что Мае Уэст в натуре весьма далека от тех секс-символов, которых она играла в фильмах. Она ни пила и не курила, имела строгие моральные стандарты и могла вести остроумные интелеллектуальные разговоры. Она годами искала правды в религиях, пока не пришла к спиритизму и духовным тренингам. Она была и остается самой замечательной женщиной и я считаю за честь быть в числе ее друзей. В течении сеанса с Мае говорили разные духи. Потом прибыла ее мать по имени Матильда. Они говорили долго и нежно. Потом Мае в качестве проверки решила спросить духа матери назвать ее ласкательное имя, которым баловали ее в молодости. Мать ответила: «Диамант Тилли». Позже Ма сказала мне, что такой псевдоним ей придумала мама, после того как выступление дочери было успешным и она дарила маме брошку, кольцо или сережки с диамантами. Ма также сказала, что девичья мамина фамилия была Дельгер. После сеанса в гостинице «Савойя» Мае несколько раз посещала мои сеансы в Хендоне. Ее нельзя было спутать ни с кем и ее прибытие каждый раз сопровождалось фурором. Был случай, когда на одном из сеансов в Кингстон Холле дух поэта слово за словом диктовал стихи одной даме. Дух сказал, что его звали Беатрис Мей Стрьюрд и он хотела бы поговорить с Лаурой. Из переполненного зала отозвалась женщина и сказала, что она и есть Лаура. - Это – я, Беатель, - сказал дух, - я настолько рад, что могу говорить с вами! - Скажите же мне что-нибудь, - попросила Лаура, - например откуда вы.

– Я из Новой Зенландии, - тотчас ответил дух. - И вы снова туда вернетесь? - не переставала Лаура. Дух ответил утвердительно. - А вы были в Бедфорде, - спросила Лаура, - это то место, где мы встречались с вами в последний раз. Вы даже оставили мне стих напамять на открытке. Позже мы узнали, что обое беседующих были родственниками, а в Бедфорде похоронен Беатрис. - Вы можете мне сказать, какие вы тогда написали слова, Беат? - продолжала Лаура. - Я попробую, - ответил дух и медленно слово за словом прочитал девять строчек сентиментальной поэзии. - Правильно, ответила Лаура.

– Я знаю, что через две недели вы собираетесь отправиться в Новую Зенландию, продолжал неугомонимый Беатрис, - а вы помните Кэтти Курт? Лаура ответила утвердительно и Беатрис продолжал.

– Так вот, эта Кэтти теперь здесь и она кое в чем переменилась. Вы знаете, что она была христианским теологом? Но внезапно тема прервалась и Беатрис объявил, что прибыл некий Спэрджен, после чего Лаура встала и сказала, что они с кузеном были потомками известного христианского проповедника. Когда Эдифь оправилась от своей болезни и мало-по-малу пришла в себя, а домашние дела были на плечах Билла, комитет моей церкви послал меня с миссией в отдаленные провинциальные селения. Было решено, что я оставлю Лондон и сопровождаемый Отцом Шарпом или Дрэйтоном Томасом отправлюсь в назначенное место. Там мы всегда будем на виду друг у друга, дабы председатель во вступительном слове со спокойствием совести уверил аудиторию, что я по прибытию не собирал никакой информации, не шастал по кладбищам, изучал каталоги или слушал местные сплетни. После публичного сеанса мне надлежало опять возвратиться в Лондон. Эти дальние поездки были особо утомительными из-за трудностей пути и неизвестности обстановки, но я никогда не сожалел о потраченных силах, потому что только так многие люди получили свидетельство, которого другим путем знать им бы и не удалось. Вспоминается случай в Сентрал Салем Холле в Лидсе, когда на смех было поднято тысяча двести душ народу. Микии говорил с женщиной из передних рядов и спросил ее пускала ли она в свои комнаты что-то подозрительное. - Да, - ответила дама, - было такое. - А знаете ли вы, что это «подозрительное» семь или восемь лет назад играло роль кота в Дике Виттингтоне? Оно было настолько маленьким, что походило на карлика и теперь это «оно» хочет говорить с вами. Женщина попыталась сказать, что она догадывалась, что это было, но ее прервал взволнованный голос духа.

– Что они здесь мутят воду, я никогда не думал что мы здесь будем об этом базарить! Вы помните меня в Дике Виттингтоне в Королевстком театре? – Естественно, - отвечала дама, - и вы до сих пор там ни рыба, ни мясо? В дальнейшем, когда оказалось, что знаменитый театральный кот имел реальную жену Бэллу, зал взорвался смехом. В разговор вмешался Микки и сказал, что ныне у них в духовном мире все уже не так.

Какой-то давно забытый мной исследователь психических явлений представил однажды гипотезу, будто живые голоса и вовсе не живые, а такой себе род слуховых галлюцинаций и каждый слышит там, что ему более любо. Эта бойкая теория потерпела фиаско в 1948 году, когда в Дениссон Хаус в Лондоне установили специальную американскую звукозаписывающую аппаратуру, пишущую голоса духов на пластинки. Теперь каждый мог прослушать запись многократно. Я долго ждал, чтобы отец глупой теории высказался по этому поводу, но его и след простыл. Будучи членом СОПИ Дрейтон Томас познакомился с другим исследователем, опытным электронщиком, способным создать различные технические устройства для подтверждения или опровержения феномена живого голоса. Мы провели ряд тестов как у него дома, так и в стенах СОПИ под эгидой преп. Дрэйтона Томаса и многих его коллег. Здесь условия испытаний были покруче. Рот мне как и прежде заклеили скотчем, на горло был наложен микрофон, подсоединенный к усилителю. Так что стоило мне лишь издать слабый звук как это точас было бы обнаружено. В кабину, где я сидел, вмонтировали инфракрасную камеру и мое поведение мониторилось, и, наконец, двое свидетелей вживую держали меня за руки с обеих сторон. Голоса прошли не одно испытание и при многих из них на инфракрасной камере исследователи могли видеть чуть выше и слева от меня эфирную гортань, которую развоплощенные использовали для разговора. Приношу благодарность Бригадеру Файербрасу, любезно позволившего мне привести здесь цитаты из его недавнего письма. «Я хорошо помню те испытания, которые мы тогда проводили на вас, особенно инфракрасную камеру и лярингофон. Техник-электронщик пристально следил за приборами. И вот зазвучали голоса, а приборы а ни дрогнули! Хотя, в принципе, голоса почему то были более слабыми, чем те, которые мне удавалось слышать на ваших сеансах. Особенно мне запомнился случай, когда появившийся тихий голос вдруг как прорвало. Оказалось, что в инфракрасной камере полетел предохранитель. Из сего я заключил, что инфракрасные лучи зловредны для медиумизма. О происшедшем с камерой вы, возможно, тогда ничего и не знали. Но в целом затея оказалась внушительной. Мне кажется, что в этой стране я наиболее проверен из всех медиумов, когда-либо родившихся на свет. К тому же я такой медиум, который согласен на многие заморочливые испытания, лишь бы факт был научно доказан. Меня, в образном смысле, подвергали многим экзекуциям и тем не менее голоса работали и вещали о вечной жизни. Я давал сеансы в гостиницах, в чужих квартирах, за рубежом, в залах, театрах, церквях, часто при неадекватных условиях и враждебно настроенной публике и тем не менее вещание работало. Поначалу, соглашаясь на заморочливые тесты, я наивно полагал, что ученые, удостоверившиеся в успешности испытаний, авторитетно от своего имени объявят правду о загробной жизни на весь мир. Но не тут-то было. Слишком скоро я узнал, что такое научный консерватизм и закоснелость мнений. Они придумают вам что угодно лишь бы искривить факты и представить все в выгодном им свете. Но мне приятно вспомнить, что нашлись те немногие как преп. Дрейтон томас, Отец Артур Шарп, Бригадер Файербрас, которые открыто заявили миру правду. Популярным объяснением моего медиумизма стала утка, будто я «чревовещатель высшего класса», способный говорить чуть ли не анусом. Говорящие так, просто никогда не имели дела с настоящими чревовещателями. Последние скажут вам, что не способны вещать в полной темноте, кроме того у них на сеансах в вещание задействуются собственные мускулы. Разумному человеку можно было бы понять, что я не могу подстроиться под многие тысячи голосов, говорящих на различных диалектах и иностранных языках, совершенно мне неизвестных и даже на языках мертвых, которые давно забыты и это все задокументировно в грамзаписях. Так что теория мимикрии яйца выеденного не стоит. Когда все надуманные теории рушатся, скептики от науки впадают в истерику, потому что им не остается уже что сказать миру. Особо умные пустили еще одну утку, будто у меня есть спрятанные магнитофоны с предварительно записанными голосами мертвых или в другой комнате сидит толпа моих сообщников и по радио делает весь этот публичный развод. Несть числа выдумкам. Их изобретали даже те, кто никогда не был на моих сеансах. По логике вещей я мог бы судиться со сплетниками и доказать им, что невозможно предварительно записать на магнитофон ответы на все непредвиденные личные вопросы, которые звучали в аудитории от развоплощенных. Кроме того я спросил бы их, как моим воображаемым суфлерам улавалось так искуссно подстроиться под индивидуальный голос покойных жены, мужа или кого-либо другого. Притом тех родственников никто и знать не знал, ибо они могли прибыть со всех концов света. Однако я не трачу моих сил на споры с тугодумами. Те, кто были на моих сеансах знают правду. Когда вспыхнула война, я отклонил предложение о выезде в Америку и чувствовал себя Цезарем, отказавшимся от короны Рима, потому что я хотел быть пророком в своей стране. Теперь же после всех горьких перепитий я был несказанно рад, когда летом 1949 года я вновь получил приглашение посетить Штаты. После немногих организационных разочарований, волокитами с визой, грантами и страховками я оставил Эдифь на попечение ее дочери в С-Элбанах и отбыл в Нью-Йорк.

Двенадцать

«Королева Мария» еще сохранил красоту, но вопреки всем желаниям военные годы оставили на нем следы изношенности и старения, и судну уже требовался капитальный ремонт. В каюте нас было трое: немец, польский еврей и я, англичанин, и никто не говорил на языке другого. Не надо было быть экстрасенсом, чтобы узреть в среде этой кампании взаимную непримиримую ненависть, черной тучей висевшей над головами. В течении пяти дней рейса я задавался вопросом, какую трагедию перенес каждый из них, воспылав такой ненавистью на окружающий мир. Однажды утром после нескольких дней пути я прям в каюте был ошарашен явлением стьюарда, который обратившись ко мне сказал: «Вам, г. Флинт, шлет приветствие капитан судна. Он интересуется не хотели бы вы принять участие в Святом Причастии в воскресенье в одиннадцать?» Весть о том, что на меня обратил внимание такой высокий чин как капитан меня ошеломила, не говоря уже о его странном запросе. Наверное я стоял тогда с глупым видом и открытым от удивления ртом, пытаясь определиться как мне быть. - В списках пассажиров судна вы числитесь как министр религии, - терпеливо продолжал стьюард, - так вы согласны или нет? - Конечно нет, - буркнул я, - какой я вам министр? Стьюард тяжело вздохнул и ушел, поняв, что уговорить меня не удасться. А я казнил себя укорами, почему я не прислушался к советам отца Шарпа, когда он наставлял меня как надо правильно заполнять визовые документы. На пятый день мы вошли в американские прибрежные воды и на горизонте показалась статуя Свободы с очертаниями города Нью-Йорка. Внезапно на таможне меня напала тревога. А что, если меня здесь никто не встретит? В кармане у меня остались сущие копейки и взять больше было просто неоткуда. Прибыв в чужую страну я даже не имел бы где переночевать. Не внушили надежд и таможенные служащие, бесцеремонно ищущие контрабанду в наших вещах. Они еще не успели закончить досмотр, как я уже представлял себя в роли нищего, просящего подаяния на Скид Роу. Как только я покинул таможню и был тепло встречен друзьями, голодная попрошайка воображения спряталась в глубинах моего сознания. Когда я увидел жилье, которое для меня организовали друзья, мое сердце екнуло. Это было старое, построенное из песчаника здание на Западной 88-й улице. Во время расцвета это был один из приличных домов в шикарном жилом районе города. Внутренность дома с большой ванной показалась мне воплощением комфорта и такой роскоши, какую я вряд ли когда-нибудь видел. Я незамедля решил разузнать, чем я должен был за все это рассчитываться, но прежде чем меня взяло за живое, я узнал, что был гостем преподобной госпожи Берты Маркс, знаменитого медиума и администратора центра W. T. Стида. Этот центр, как оказалось, был центром общества Спиритистов, занимавшим первый этаж каменного дома и носящего имя W. T.

Дата добавления: 2015-07-19