Среди пыльных, пыльных стен

Автор: Sellmior

Краткая аннотация. Старая гостиница, расположенная в угрюмой полузаброшенной Восточной части одного безымянного города, словно притягивает в свои объятия совершивших какие-либо прегрешения странников, желающих укрыться здесь от преследования и правосудия. Однако пыльные стены этой гостиницы хранят жуткую тайну...

Воздух, одетый в плащ из влаги и дыма, хмуро встречал только что прибывшее пассажирское судно, курил и кашлял, отчего пристань была сдавлена тяжелым смрадным туманом. Сюда же с мрачным любопытством потянулись увесистые облака, раздумывая, окатить ли нежеланных гостей дождем или великодушно позволить им остаться сухими. Незажженные фонари свысока глядели на толпу, покинувшую судно, и едва слышно презрительно вздыхали, нервно мерцая. Ветер заглядывал в лица, забирался под воротники и в рукава, смеялся, когда дамы пытались руками закрыть прически, дабы спасти их от его шалостей, и продолжал искать себе все новые забавы.

Едва Анизен пошатываясь сошел на берег, как почувствовал, что боль мягко прикрыла ему ладонями глаза, очевидно, намереваясь шутливо вопросить, знает ли он, кто холодом сдавливает его веки. Анизену теперь менее всего хотелось участвовать в подобных играх, и он, сделав резкие движения головой и убедившись, что незримые ладони не сбросить, вздохнул и поспешил слиться с шумной толпой. Он оглянулся: темные волны залива приходили с поразительной монотонностью - и тут же растворялись, поглощаясь новыми, - совершенно как мысли Анизена. Впереди виднелись невысокие старые здания, и всюду сновали люди. Анизен, хотя и ненавидел шум и многочисленные собрания, сейчас невольно обрадовался.

"Не заметят, не вспомнят после", - подумалось ему вслед за внимательным и вместе с тем осторожным осмотром толпы.

Да и было ли кому-нибудь дело до этого человека в неприметном костюме, с небольшим чемоданом в руках? Анизен даже не имел при себе шляпы, что позволила бы невольно обратить на его фигуру внимание. Он шел в толпе, стараясь придерживаться ее темпа ходьбы, левую ладонь сжав в кулак, как многие, слегка опустив голову и разглядывая собственную обувь, - не было ничего, что могло бы особенно выделить этого человека среди прочих, шагавших рядом. Анизен ловил некоторые взгляды, обращенные к нему, но они были пустыми, бесстрастно оценивающими, - пройдет всего несколько минут, и люди навсегда позабудут, что когда-то видели его.

- Где я могу найти извозчика? - услышал он чью-то беседу и внимательно стал вслушиваться: извозчик был нужен и ему самому. Не спрашивать никого ни о чем - вот истинная удача.

- Здесь недалеко, - ответил другой голос. - Минуете вон те грязные кирпичные здания и сразу же, за поворотом, найдете его.

"За поворотом", - мысленно повторил Анизен и направился в указанную сторону. Толпа постепенно разъединялась, становилась реже, и вскоре за извозчиком шли всего двое: тот человек и сам Анизен. Они хмуро переглянулись и, не говоря друг другу ни слова, продолжили идти к цели.

Чуть поодаль от старых кирпичных зданий, в совершенном одиночестве, в самом деле, стояла повозка. Извозчик, невысокий человек в износившейся одежде и сбитых башмаках, оглядел только что подошедших к нему мужчин и хрипло осведомился о том, куда они желают направиться.

- Мне бы в какую-нибудь гостиницу, - сказал Анизен, доставая из кармана несколько монет. - У вас имеются недорогие гостиницы?

- Где ж их нет! - усмехнулся извозчик. - Да, есть недалеко отсюда одна такая: старенькая, правда, неуютная, зато вполне дешевая. Полагаю, вас устроит такой вариант? - в подтверждение сказанных им слов он презрительно посмотрел на потертые чемоданы странников, очевидно, позабыв, что внешний вид его самого был куда хуже.

- Устроит, - ответил за двоих второй путешественник и кивнул головой на своего спутника. - Мне туда же, куда и этому господину.

- В таком случае, полезайте в ландо. Вам неслыханно повезло, что я не деру за свои услуги столько, сколько прочие, - заговорщически подмигнул извозчик.

Пока старая лошадь неспешно тащилась по узким улочкам, Анизен рассматривал все, за что успевал зацепиться его взор. Эта часть города - Восток - была довольно неприветливой и угрюмой: разбитые дороги, облитые чем-то зловонным, худые грачи, черными пятнами расположившиеся на фонарях и крышах. Изредка пробегали бедно одетые люди с тоскливыми серыми лицами, беспрестанно оглядываясь по сторонам, будто опасаясь преследования. Однако же было пусто и почти беззвучно. По обеим сторонам улочки возвышались старые здания, и окна их практически все были заколочены или скрыты за грубыми ржавыми решетками. Над сооружениями висело низкое хмурое небо, и казалось, что едва стоит снести хотя бы некоторые из домов, поддерживающих его ветхими крышами, как небо это с шумом обрушится. Холодная незримая ладонь никак не желала покидать глаза Анизена, и сдавливала их все сильнее, отчего ему казалось, будто здания дрожали и раздваивались, словно имели души, которые слегка отделялись от тел, но не желали совсем покидать их, а лишь осторожно осматривались вокруг, спрятавшись, как пугливые дети - за спины матерей.

- Я полагаю, господа, вы не бывали здесь прежде? - полюбопытствовал извозчик, нарушив молчание, и голос его заставил двух сидевших на аптечной вывеске грачей встрепенуться и синхронно взмыть в небеса.

- Да, - неохотно ответил Анизен. - Я прибыл сюда в первый раз.

- Я также, - отозвался его спутник.

- Ужели? - изобразил удивление извозчик. - В таком случае, надеюсь, что наш город оставит у вас приятные впечатления.

- Пока он не особенно мне нравится, - вполголоса сказал Анизен, исподлобья глядя на улочку, по которой они неспешно двигались. Извозчик ничего не ответил, а лишь едва заметно искривил губы в усмешке.

Вскоре повозка остановилась около приоткрытых ворот, за которыми возвышалось одиночное трехэтажное неброско-зеленого цвета здание - такое же угрюмое и ветхое, как и все прочие, находившиеся неподалеку. Над его тяжелой дверью виднелась трещина, а окна были тусклыми и не разглядывали с любопытным блеском в глазах все, что происходило на улице: их, очевидно, давно не мыли. Возле ворот росли низкие голые кустарники, большей частью слабые, покалеченные или вовсе выдранные уличными мальчишками; торчали остатки сухой травы.

- Приехали, - радостно объявил извозчик. - Вот вам весьма недорогая гостиница, о которой я говорил.

- Замечательно, - окинул взглядом здание спутник Анизена и не совсем остался доволен, хотя и поспешил скрыть эмоции. - Сколько с нас?

- По девять медных монет с каждого.

- Девять? - вскричал Анизен, пересчитывая свои деньги. - Вы утверждали, что ваши услуги недорого стоят!

- Другие по двенадцать дерут, и ничего.

- Оставьте, я заплачу, - слегка коснулся локтем Анизена попутчик и, пока тот собирался возразить со всей присущей ему вежливостью, протянул извозчику восемнадцать монет.

- Благодарю, - театрально произнес тот и, ловко бросив деньги себе в карман, поспешно уехал.

- Право, не стоило этого делать, - начал Анизен после некоторого молчания, когда оба путешественника разглядывали здание, не двигаясь с места. - Я вполне был способен заплатить за себя сам.

- Можете считать, что это за наше знакомство. Я Турульф, - он протянул руку Анизену, тот, в свою очередь, также представился, и оба человека обменялись рукопожатиями и поспешили ко входу в гостиницу.

***

Гостиница встретила их танцующей в воздухе пылью, скрипом дощатого пола, полумраком, вытянувшим, как лысая ель, длинные руки в разные стороны, и громким тиканьем старых напольных часов. Ее хозяйка - полноватая темноволосая женщина с ярко-красными губами - сперва оценивающе оглядела новых гостей, а после, зажегши старую свечу и поставив ее в низкий глиняный подсвечник, повела посетителей по узкой скрипучей лестнице вверх. На втором этаже лениво расположился коридор, играя связанными с ним нитями деревянными дверьми, как марионетками. Хозяйка сопроводила Анизена и Турульфа к самому концу коридора, где две находившиеся друг напротив друга слегка приоткрытые двери неспешно выдыхали из комнат-легких прохладный воздух.

- Здесь, - произнесла хозяйка, подняв подсвечник чуть выше. - Комнаты абсолютно одинаковые, так что спорить о том, кому из вас какая достанется, не придется, - она ухмыльнулась и поджала небрежно накрашенные губы.

Анизен толкнул ладонью одну из дверей и перешагнул порог. Пол вновь заскрипел, словно каждый шаг гостя доставлял ему невыносимую боль, и от этого он тихонько и беспомощно выл. По комнате пролетела с жужжанием муха и, стукнувшись о дверь, направилась в обитель Турульфа. Анизен оглядел темное холодное помещение: узкая деревянная кровать, грубый стол, накрытый грязно-желтой тканью, единственный стул с треснувшей и небрежно перевязанной дырявой тряпкой ножкой, тусклое, давно не мытое, окно, стыдливо спрятавшееся под коричневой пыльной шторой. И паутина - повсюду, будто бы она была неотъемлемой частью грубого интерьера дешевой гостиницы. На полу около кровати стояла керосиновая лампа, на столе - огарок свечи в грязном белом блюдце. В воздухе, помимо пыли, чувствовались слабые следы чего-то жженого.

- Зачем так холодно? - раздался раздраженный голос Турульфа из комнаты напротив. - Неужели вы не отапливаете гостиницу?

- Разумеется, отапливаем, - поспешила уверить хозяйка. - Все дело в том, что недавно кончилось топливо; однако новое совсем недавно привезли, и в скором времени холод рассеется.

- Я вовсе не желал бы замерзнуть здесь. Позаботьтесь о том, чтобы все разрешилось как можно скорее.

- Будьте уверены: вы не замерзнете. Подождите несколько часов, и здесь станет тепло.

***

К вечеру, в самом деле, побежденный холод уполз в дальний уголок гостиницы и пустым взором принялся наблюдать за прежними своими владениями, ожидая удобного момента для возвращения. Когда к окнам Анизена потянулись задумчивые сумерки, и он зажег слабую свечу и сел за стол, подперев голову руками, комната показалась ему даже будто бы уютной, наполненной слабым ароматом вечерней магии. Из чемодана гость достал свою одежду, бумагу, перо с чернилами и фотографии. Снимки он аккуратно разложил на столе, после чего, придвинув к себе слегка помятый лист бумаги, принялся что-то писать, временами переворачивая фотографии и рассматривая надписи, сделанные на другой их стороне. Анизен составлял список; почерк его по обыкновению оставался твердым и размашистым, несмотря на недостаток света в комнате. Едва он окончил свое занятие, как в дверь комнаты чуть слышно постучались. Не дожидаясь ответа, Турульф - это был непременно он - заглянул в обитель соседа и шепотом осведомился, слышал ли тот приглушенные крики, доносившиеся откуда-то снизу.

- Разве? - удивился Анизен и встал из-за стола. Лицо его гостя, освещенное лишь наполовину тусклым светом, выглядело испуганным и встревоженным. - Нет, мне не доводилось ничего слышать. Вы уверены, что вам не показалось?

- Мой слух никогда меня не подводит, - Турульф нервно обернулся и жестом подозвал Анизена к себе. - Здесь, в коридоре, крики отчетливо были слышны прежде и возобновились теперь. Я полагал, вы не могли их не заметить и потому в первый раз не беспокоил вас, думал, что случается всякое и ничего странного нет. Но сейчас они раздаются отчетливее, и меня это уже несколько беспокоит. Выйдите, прислушайтесь.

Когда Анизен очутился в коридоре и встал рядом с ссутулившимся соседом, поднявшим руку на уровне головы и всматривавшимся в темноту, то, вправду, сумел различить отголоски женских криков, что раздавались издалека, будто даже не с первого этажа, а с какого-нибудь подвала - если таковой, конечно, имелся.

- Вы слышите? - зловеще прошептал Турульф. Он осторожно шагнул вперед и тут же застыл, как мраморная скульптура, когда пол под ним заскрипел. - Как вам все это?

- В самом деле, кто-то кричит. Предлагаете спуститься и посмотреть?

- Да, у меня возникали такие мысли, но все же я - можете смеяться, сколько вам угодно - опасаюсь идти вниз.

- Чего страшиться? - Анизен вошел в свою комнату, и потому голос его прозвучал менее отчетливо. Взяв керосиновую лампу и зажегши ее, он вновь вышел в коридор. - Вдруг какие-нибудь неприятности у хозяйки, быть может, ей дурно. Пойдемте поглядим, в чем дело.

- Но если, - нахмурился Турульф, - если там грабители, убийцы? Что нам тогда делать?

- Вы сами позвали меня послушать эти крики, - разозлился Анизен, слегка вздрогнув и отвернувшись на мгновение. - Мы с вами не в театре находимся, чтобы восторгаться каждым правдоподобно изображенным воплем, доносящимся снизу; ко всему прочему, я полагаю, что грабить в этой дешевой старой гостинице некого и незачем, - он замолчал и после прибавил: - И раз уж вы так опасаетесь быть убитым или покалеченным, то я возьму кинжал, который привез с собою. Теперь вы спокойны?

- Не могу этого утверждать, однако... Пойдемте.

***

Когда оба постояльца спустились по узкой скрипучей лестнице на первый этаж, густая темнота раскрыла им свои объятия, и Анизен был вынужден вытянуть руку, державшую лампу, как можно дальше, дабы осветить пространство впереди - пусть и слабым светом - и освободиться от этих объятий. Крики раздавались теперь приглушенно и, казалось, отовсюду: из-под лестницы, пола, из-за картин, всевозможных дверей. Кричали напольные часы, спящие, не работающие светильники, линялые ковры, и даже сам душный пыльный воздух будто издавал тихие стоны. Турульф широкими шагами передвигался от одной стены к другой и прислонялся к ним правым ухом, дабы определить, откуда все же точно доносились звуки. Наконец он жестом подозвал Анизена к себе, тот также прислушался и утвердительно кивнул.

- Да, по всей видимости, крики раздаются из комнаты, расположенной еще ниже, - очевидно, из подвала.

- Значит, стоит ломать дверь? Она не поддается, - для большей убедительности Турульф с силой дернул небольшую металлическую дверную ручку, впрочем, безрезультатно. Тяжелая дверь была заперта, и, по всей видимости, на несколько замков.

- Погодите, - Анизен огляделся вокруг. - Должен же быть ключ.

- Если, как вы утверждаете, дурно хозяйке, то вполне допустимо, что единственный ключ от подвала находится у нее, а сама она - там, внизу.

- Сперва нужно увериться, что кричит именно хозяйка, в противном же случае следует немедленно ее разыскать.

- Верно, - согласился Турульф и обоими кулаками постучал в закрытую дверь. В ответ из подвала закричали еще громче и даже попытались что-то произнести - впрочем, ни единого слова различить было нельзя, однако вместе с тем совершенно стало ясно, что голос принадлежал молодой особе. Оба постояльца гостиницы переглянулись.

- Это не хозяйка, - прошептал Анизен, пытаясь заглянуть в замочную скважину. - У той голос довольно груб и низок, а здесь высокие нежные нотки, - он поднес лампу ближе к скважине. - Я ничего не вижу, кроме, как мне кажется, ступеней. Нужно немедленно разыскать хозяйку.

- Вы полагаете, она ничего не слышит? И зачем в гостинице такая темень? Знаете, мне все же не по себе, - вздрогнул Турульф, будто замерзая, хотя здесь, возле двери, жар дышал яростнее, нежели наверху.

Анизен хотел было убедить соседа, что ничего страшного пока не происходит, но тут из замочной скважины принялся струиться ужасный запах чего-то горелого, и крики усилились. Тогда и сам Анизен попятился от двери и едва не упал, споткнувшись о какой-то твердый предмет.

- Черт возьми, вы правы, - задыхаясь и восстанавливая равновесие, согласился он. - Уж не сжигают ли бедную девушку?

- Именно сжигают! - быстро закивал Турульф, страшно вытаращив глаза и размахивая руками. - Вы только поглядите, сколько дыма!..

Густой, ясно видимый в практически совершенной темноте, зловонный дым, в самом деле, медленно, несколько лениво, точно пробуждаясь от крепкого сна, заполнял первый этаж, и дышать становилось все труднее. Пол трещал сильнее прежнего, а стены покачивались, словно не желая вбирать в себя удушливый запах.

- Бежим отсюда, пока не стало слишком поздно! - Турульф схватил соседа за рукав дрожащими пыльными пальцами.

- Вы уже не желаете выламывать дверь подвала и спасать несчастную девушку?

- К черту ее, - завопил перепуганный постоялец, - к черту также хозяйку и эту гостиницу! Нужно убираться немедленно!

- Некуда бежать, - вдруг выдохнул Анизен, поднимая выше керосиновую лампу. - Вглядитесь: входной двери нет. На ее месте глухая стена, затянутая паутиной.

Оба человека замерли на месте, разглядывая тот участок, где прежде ясно виднелась тяжелая дверь, ведущая на улицу. Теперь же проем исчез, не оставив ни малейшего следа от своего прежнего существования. Перед гостями возвышалась стена, обтянутая липкой паутиной, в которой висели крохотные тельца пленных насекомых. Пауков же не было видно, но, очевидно, они ожидали начала трапезы где-то неподалеку. Из подвала, вместе с тем, раздался зловещий хохот - уже, как стало ясно, хозяйки гостиницы, - и тут, не переглядываясь и не говоря друг другу ни слова, Анизен и Турульф развернулись и принялись бежать к лестнице, а после - наверх по ней, в свои комнаты, пока что, как надеялись постояльцы, безопасные.

***

После их не беспокоили: ни единого скрипа, шороха или приглушенного крика не доносилось снизу. Все как будто растворилось и впиталось в стены жуткой гостиницы, и, пожалуй, только эти старые стражники могли бы спустя некоторое время поведать кому-нибудь о том, что произошло здесь в один из обыкновенных осенних вечеров. Анизен и Турульф не могли и не желали отдаваться сну: излишне пугающие недавние события взяли над их рассудком власть, и только о них могли думать два запертых в гостинице постояльца. Они опасались беседовать друг с другом, посему тишина продолжала по-хозяйски разгуливать по коридорам и то и дело заглядывать в комнаты, делая взмахи руками, покрытыми легкой полупрозрачной тканью.

Становилось все жарче; тепло волнами поднялось до самой крыши и, отыскав, наконец, холод, что спрятался в самом дальнем углу чердака, бесцеремонно вышвырнуло его на улицу, отчего тот сразу завыл и ледяным ветром принялся биться в грязные оконные стекла. В гостиницу также заглядывала странная темная фигура, тихонько посмеиваясь и вырисовывая серовато-черными пальцами на стеклах странные узоры, но оба человека ее не замечали.

Анизен не зажигал старой свечи, стоявшей на столе, и сидел на своей постели в совершенной темноте, склонив голову вправо. Ему отнюдь не хотелось спускаться вниз с тем, дабы еще раз осмотреть весь первый этаж и найти иной выход из помещения. Если бы он и решился на это, то непременно взял бы с собою Турульфа, которого оставлять одного в ужасной гостинице было никак нельзя, впрочем лишний шум явно мог помешать в этом и без того рискованном деле, посему Анизен и продолжал сидеть на кровати, размышляя об иных вариантах освобождения. Сперва, стремительно вбежав в спасительную комнату, он бросился к окну, однако, откинув рукою тяжелую пыльную коричневую штору и устремив взгляд вниз, на улицу, отшатнулся в бессилии: было достаточно высоко для прыжка, ко всему прочему, прямо под его окном росло небольшое хилое низкое деревце, единственным достоинством которого были излишне острые ветки. Побег из этой душной грязной комнаты оказался бы, пожалуй, столь затруднительным, что и робко стучавшиеся в голову Анизена мысли о нем мгновенно были отброшены в сторону.

Турульф также отказался от схожей затеи, когда осматривал окно в своей обители, однако смутило его совершенно иное препятствие, едва он отодвинул штору: на мутном стекле не шевелясь сидел отвратительный жирный паук. Турульф, ужасно боявшийся с самого детства этих созданий, вздрогнул и тут же рывком закрыл обратно грязной тканью окно, не желая созерцать уродливое черное тело паука, и быстрыми шагами направился к кровати, и упал на нее, закрыв руками глаза. Должно быть, если бы стекло оказалось защищенным тяжелой решеткой, то это обстоятельство смутило бы несчастного человека куда менее, нежели наличие на ее месте жирного паука-стража.

С коридора послышались шаги, сопровождаемые скрипением деревянного пола, затем что-то прошло сквозь закрытую дверь и приблизилось к лицу Турульфа, дыхнув на него гнилью и холодом. Гость вскочил, отер ладонью потный лоб и осмотрелся, но никого не заметил, а потому вновь лег.

- Вы напрасно прячетесь здесь, полагая, что в этом городе вас ждет покой, и о долгах ваших никто более не вспомнит, - услышал он насмешливый голос, звучавший из каждого пыльного угла комнаты, и быстро разомкнул веки, в ужасе оглядываясь. - Да, вы правы: найти вас не сумеют никогда, но стоит ли забвение той жертвы, которая вскоре должна свершиться?

- Я не понимаю, о чем вы говорите, - прошептал Турульф, разжимая пересохшие губы. - Кто вы?

Черная размытая мужская фигура, покрытая паутиной, шагнула вперед откуда-то из тьмы, и Турульф вновь ощутил смрадное дуновение рядом с собою; сердце его забилось с невиданной быстротой.

- С кем вы там разговариваете? - раздался удивленный голос Анизена из комнаты напротив, но вопрос его остался без какого-либо ответа. - Я, кажется, придумал, как нам выбраться отсюда, слышите меня? - добавил он вскоре несколько неуверенно.

Пугающее молчание пронзило все тело Анизена, его кинуло сперва в жар, затем в холод, а после, когда прошло всего несколько мучительно длительных секунд, из комнаты его соседа послышался жуткий крик, и Анизен вскочил с постели и стремглав выбежал в коридор. Дверь напротив была приоткрыта, а в замочной скважине торчал медный ключ, на котором сидел огромный отвратительный паук, сжимая всеми лапками его блестящую поверхность, будто охраняя предмет от чужого прикосновения. Вздрогнув, гость преступил порог комнаты и невольно закрыл глаза, бросив взгляд на пол.

Здесь лежало тело Турульфа, целиком обмотанное паутиной, и лишь один небольшой кусок его рукава остался не покрытым липкими нитями, по виду которого Анизен и смог окончательно увериться, что на полу находился именно его недавний знакомый. Казалось, он не дышал и вовсе не двигался.

Анизен кинулся обратно в свою комнату и отыскал кинжал, однако острое оружие оказалось бессильным против плотной паутины: сколько ни пытался гость разрезать им нити, обмотанные в несколько слоев вокруг тела Турульфа, - это не принесло никакого успеха. Паутина не только не рвалась, она опутывала собою кинжал, в конце концов вырвав его у Анизена из рук.

- Не пытайтесь ему помочь - это бессмысленно, липкие нити не в силах разорвать ничто, - услышал вдруг он знакомый голос хозяйки гостиницы, вздрогнул и поднял голову. Женщина стояла в дверном проеме и нежно держала в ладонях того самого паука, что сидел прежде на ключе, вставленном в замок, и еще ранее - на оконном стекле. Спутанные волосы ее и одежда были пропитаны дымом, по лицу - размазана помада и копоть. - Что ж, этот господин сам пожаловался на холод в гостинице и приказал мне затопить как можно скорее, - кивнула она на кокон, лежавший на полу. - А когда здесь становится слишком жарко, из углов выползают теплолюбивые пауки.

Хозяйка наклонилась и опустила ладони на пол; паук проворно покинул свое уютное убежище и подбежал к телу Турульфа, после чего, уцепившись за одну торчавшую нить, принялся быстро шевелить лапками. Он стягивал паутину все сильнее, и обтянутое ею тело уменьшалось; очертания рук, ног и головы почти совсем расплылись. Анизен в ужасе закрыл руками глаза и отвернулся, не желая наблюдать это зрелище.

- Нет, - дико хохотала хозяйка, и безумие плясало в ее зрачках, - смотрите же, смотрите! Вы должны видеть все, что происходит с вашим другом, или желаете немедленно составить ему компанию? Здесь, в пыльных углах, прячутся десятки пауков, и, поверьте, если вы не будете смотреть сюда, как я вам говорю, они сейчас же набросятся и на вас, стоит лишь мне приказать. Это преувлекательное зрелище, оно стоит вашего внимания! - и она вновь разразилась сумасшедшим хохотом.

Из тьмы выползло еще несколько жирных пауков, которые спешно направились на подмогу своему товарищу и взобрались на тело Турульфа, потерявшее прежние очертания и теперь напоминавшее разрушенный от времени саркофаг. Все эти отвратительные создания живо принялись за работу, и в непродолжительное время паутина обернула несчастного человека еще плотнее.

- А теперь смотрите внимательнее! - вскричала хозяйка. - Последняя часть потрясающего представления начинается прямо сейчас!

Пауки - все, кроме первого ткача, сидевшего прежде в ладонях хозяйки, - внезапно прекратили двигать лапками, оставили тело и разбежались обратно по темным пыльным углам комнаты так стремительно, что Анизен едва сумел заметить эти движения в полумраке. Свет остался обиженным неприглашенным гостем за коричневой старой шторой, будучи не в силах пробраться сквозь нее в комнату и заглянуть в помещение. Прежняя обитель Турульфа теперь тускло освещалась лишь его телом, обмотанным липкими нитями серебристой паутины.

В совершенной тишине раздалось какое-то жужжание, и Анизен, в ужасе забившийся между узкой деревянной кроватью и столом, взглянул на обмякший кокон, что отныне не имел твердой формы, а превратился в пустую оболочку: сквозь плотный слой паутины, яростно желая воли и воздуха, билось насекомое, по всей видимости, муха. Рядом лежал кинжал Анизена, также покрытый паутиной, и прежде чем его обладатель успел что-либо осознать, хозяйка подскочила к оружию, схватила его и ударила в середину кокона, образовав в последнем небольшое отверстие. Муха с жужжанием вылетела наружу и принялась кружить по комнате, очевидно, ища выход.

- Вы утверждали, - наконец сумел выдавить едва слышно потрясенный Анизен, - вы утверждали, что паутину не в силах разорвать ничто, и мой собственный кинжал, которым я недавно совершенно так же пытался разрезать нити, обмотанные вокруг тела моего друга, послужил верностью не мне, его обладателю, а вам, убийце, жесточайшей женщине!..

- А разве вы чем-либо отличаетесь от меня, о благородный господин? - вдруг усмехнулась хозяйка, обернувшись к гостю, и в глазах ее по-прежнему мерцало безумие, соединенное с ложной нежностью. - Этим кинжалом до прибытия в наш город вы убили восьмерых человек - поправьте меня, если я ошиблась в числах - я не особо в них сильна. Вы поражены, должно быть, моей осведомленностью? Что ж, эту информацию мне сообщил муж, а я лишь отыскала на вашем столе список и фотографии убитых вами людей - какие у них были прекрасные, светлые лица!

- Это невозможно! - вырвалось у Анизена, сраженного таким ошеломляющим известием о нем самом. Он ни за что на свете не мог подозревать, что кто-либо в этом незнакомом городе способен узнать правду, которую он так отчаянно пытался стереть даже из собственной памяти.

- Ах, вы надеялись на спасение в угрюмом, полузаброшенном Востоке, вы пытались скрыться от правосудия в стенах моей гостиницы! Вы и ваш недавний знакомый, а в сущности все, кто пересекает порог этого здания. Кого только не встречало оно: убийц, грабителей, насильников, должников, - всех самых гнусных людей, которых ненавидели прежде родственники, друзья и соседи. Желаете ли знать, сколько из моих постояльцев после первой же проведенной здесь ночи вышло наружу?

- Я догадываюсь, - пробормотал Анизен, и дрожь пронзила мелкими ударами его тело. - Ни один.

- Ни один, - с расстановкой повторила хозяйка и вновь захохотала. - И вы не выйдете, безусловно. Однако же сперва позвольте мне окончить представление: у меня так давно не было зрителей, способных оценить удивительный спектакль.

Муха, освободившаяся из паутины, с жужжанием приблизилась к лицу женщины, и та проворно схватила насекомое и зажала его в кулак. Анизен едва мог различать происходящее: его охватывал дикий ужас, кружилась голова, боль и сумрак холодными ладонями прикрывали глаза.

- Вы узнаете своего былого друга? - ухмыльнулась хозяйка, поднимая кулак выше и, как погремушкой, потрясая им над головой. - Ведь это именно он, Турульф, человек, одолживший немалую сумму у своего товарища и пытавшийся спастись от преследования в этом городе, который не имеет ни названия, ни обратных дорог. Теперь же смотрите далее - пока у вас имеются время, дыхание и рассудок.

Женщина склонилась к пустому кокону и другой рукой взяла по-прежнему сидевшего на нем недвижимого верного паука, после чего медленно разжала пальцы кулака, не позволяя, однако, мухе улетать, и поднесла раскрытую ладонь с пауком к жертве, и тот вцепился в муху с холодной расчетливостью, что обыкновенно присуща хищникам. Послышался едва различимый треск, и паук покинул ладонь хозяйки, неспешно удаляясь в дальний пыльный угол завершать трапезу в одиночестве. Анизен в ужасе вглядывался во тьму, и мысли, похожие на чернильные въедливые пятна, о том, что же ожидает теперь его, расплывались в дрожащем разуме.

- Это мой любимец. Здесь достаточно поразительно на него похожих, однако же именно этого спокойного и холодного хищника я люблю более всех. От случая к случаю я балую его мухами, а взамен он служит здесь наблюдателем, тихо прокрадываясь из комнаты в комнату и после докладывая мне обо всем, что творится в гостинице.

- Вы разговариваете с пауком? - недоуменно поинтересовался Анизен, все более убеждаясь в нездоровом рассудке женщины.

- О, поверьте, не только с ним одним! Разве вы не слышали о том, что в городе этом даже слабый ветерок способен проронить несколько фраз? Стены, окна, пыль, тишина - все заговорит с вами, едва вы пожелаете вступить в диалог.

- Прежде ты никому из чужаков не выдавала моих тайн, - раздался другой голос, и Анизен почувствовал смрадное дыхание неподалеку. Что-то черное, расплывчатое двинулось на середину комнаты, и гость сумел различить очертания мужской фигуры, покрытой паутиной. Фигура носила длинный развевающийся плащ и цилиндр, лица же не было заметно: оно, казалось, вовсе отсутствовало.

- Оставь, дорогой, - с наигранной ласковостью произнесла хозяйка. - Впервые за столько лет я могу побеседовать с кем-либо из гостей подольше, ведь постоянное общество пауков и этих стен со временем ужасно надоедает. А вы знаете, - почти весело обратилась она к Анизену, - назавтра прибывает новое судно, с которого на берег непременно сойдут очередные мошенники и будут искать мою гостиницу. Довольно скоро холодает, вам не кажется? Но, к счастью, у меня имеется топливо, так что новые гости не станут жаловаться на недостаток тепла, как ваш товарищ.

Анизен почувствовал, как силы стали стремительно его оставлять, и он сжал рукой липкую ножку стола. Черная расплывчатая фигура приблизилась к гостю и положила смрадные руки на его плечи, после чего в глазах Анизена совершенно стало темно. Он только смог ощутить, как будто что-то приподняло его с пола и по воздуху потащило из комнаты - сначала по коридору, а затем все ниже и ниже.

***

Вокруг трещали угли, горячий воздух в ярости метался по помещению, ломясь в глухо запертую тяжелую дверь и, встречая сопротивление, с еще большей злостью принимался биться о стены. Пыли здесь почти не было, однако всюду оказалась насыпана зола, что также изредка кружилась в душном воздухе, а после, как обессиленная танцовщица, в изнеможении падала на пол. В одном из углов валялись смятые обгоревшие тряпки, по всей видимости, некогда служившие одеждой. Еще сохранились полусгнившие деревянные полки с различными емкостями на них: низкими банками, продолговатыми причудливыми вазами, стаканами - большей частью побитыми; стояли несколько пустых бочек. Когда-то давно помещение служило винным погребом, с некоторых пор же оно было превращено в котельную, где основным топливом оказывались постояльцы гостиницы. Сюда и был доставлен Анизен.

Когда он открыл отяжеленные глаза, то обнаружил себя связанным и лежащим на длинной печи на животе. Хозяйка и темная бестелесная мужская фигура оказались неподалеку, и о чем-то едва слышно беседовали, временами оглядываясь на пленного. Фигура первой заметила пробуждение Анизена, и хотя тот поспешно сомкнул веки, подошла к нему и усмехнулась. В ту же минуту раздался голос хозяйки:

- Наконец вы очнулись. Я чрезвычайно не люблю сжигать гостей во время сна, предпочитаю, чтобы они от начала до конца наблюдали процесс вместе со мной - ведь это так увлекательно.

- Раз уж впереди меня ожидают лишь мучения, я бы предпочел узнать кое-что перед смертью, - медленно прошептал Анизен, облизывая губы. - Мне хотя бы это позволяется?

- Разумеется, - согласилась женщина. - Спрашивайте о чем пожелаете.

- Как давно вы убиваете здесь людей?

- А вы? - хитро прищурилась хозяйка.

- Вам ведь все известно, - простонал Анизен, вновь закрывая глаза. - Говорите же о себе.

- С тех пор, как вышла замуж, - ответила она сладко, почти певуче. - Я исполняю обязанности послушной жены и помогаю во всем мужу.

- И где же он, этот жестокий, бессердечный злодей?

- Сейчас рядом с вами. И всегда рядом со мной.

- Эта странная размытая фигура? - поразился Анизен. - Но ведь он даже не человек!

- Верно, - согласилась хозяйка. - Он родился по желанию людей, однако никогда не был человеком, и потому его величие гораздо сильнее. К примеру, он не способен умереть и обладает способностью быть одновременно везде, где только распространяется его власть.

- Везде в этом городе? - уточнил Анизен, все еще ничего не понимая.

- Нет, вы мыслите довольно узко. Мой муж и есть этот город. Теперь вы все узнали, я полагаю, и любопытство ваше исчерпало себя?

Пленный гость слабо покачал тяжелой головой в знак отрицания.

- Хорошо, пусть я верю вам и, тем не менее, никак не могу понять основного: для чего вы убиваете прибывших сюда людей? Все дело в топливе и мухах для кормления жирных пауков? И неужели у вас не хватает своих негодяев, что вы принимаетесь за таких, как я?

- Хватает, безусловно. Причина в том, что однажды такие чужаки нанесли мужу огромную рану, которая не перестает кровоточить уже много лет, и с тех пор он поклялся себе, что ни один странник не выберется из его владений, разве что с помощью смерти. Своих же, как вы говорите, негодяев мы не трогаем, пусть и кто-либо из них однажды ранит город в самое сердце - они наши дети, а разве способны любящие родители уничтожить собственных детей, какими бы отъявленными мерзавцами те ни были? Однако довольно. Я не желаю более тратить время на разговоры, пора приступать к моему излюбленному моменту - прощальному этапу знакомства с гостем.

Хозяйка наклонилась, дабы открыть дверцу печи и подбросить туда углей. Фигура города вздрогнула и отвернулась.

- Мне слишком жарко. Ты ведь знаешь, я не выношу жары, а на улице нынче дремлет чудесная холодная ночь, и звезд на небе совсем не видно, - город вздохнул и тоскливо поглядел в сторону двери. - Я бы желал прогуляться по своим владениям, если не возражаешь. На этом этапе я не нужен.

- Разумеется, дорогой, - заботливо произнесла его жена. - Можешь идти; с гостем я справлюсь сама.

Фигура оглянулась и, не говоря ни слова, растворилась среди духоты, оставив от себя лишь тошнотворный запах. Анизен теперь смог определить, почему же он был столь зловонен: в нем чувствовалась кровь, соединенная со смертью и тоской.

"Он ранен", - вспомнилось пленному постояльцу. Ему, как и городу, становилось все жарче, боль пробиралась в голову, подобно изворотливой змее, а перед глазами проплывали снимки убитых им людей, и вспоминался список, составленный при мерцании старой тусклой свечи. Анизен перевернулся на бок и принялся рассматривать каменную стену: над ним располагались полки со склянками, большей частью пустыми, впрочем, в одной из них он увидел - если только его шаткое зрение не лгало ему бессовестно - сухих насекомых, похожих на мух; неподалеку же не двигаясь сидел жирный паук - из тех уродливых смотрителей, послушных хозяйке.

- Помоги мне, - чуть слышно в безумии и совершенном отчаянии прошептал ему Анизен. - Я... вдоволь накормлю тебя мухами, а от нее ты никогда их не получишь, подобно тому любимцу, - добавил он, и в то же мгновение паук внезапно спрыгнул на лицо гостя - тот брезгливо зажмурил глаза и едва не чихнул. Не задерживаясь, голодный хищник быстро пополз далее по телу, по направлению к хозяйке, находившейся рядом.

Женщина тем временем по-прежнему возилась с печью: та никак не желала прогреваться до необходимой температуры. Ощутив на волосах какое-то движение, она схватилась за голову свободной, грязной от углей рукой, ругаясь и пытаясь сбросить с себя паука, впрочем, тот уцепился довольно прочно, будто бы волосы его хозяйки были именно тем, что он искал всю свою недолгую жизнь.

- Черт возьми, уйди, проклятое создание, сейчас не время для игр! - от злости она хлопнула себя по голове, и паук упал на пол, однако тут же поднялся вновь и принялся ползти по спине, на сей раз медленнее и осторожнее, так что хозяйка ничего не ощущала. Добравшись до шеи, чуть скрываемой спутанными волосами, хищник мгновенно с жадностью впился в плоть, и женщина хрипло закричала, протянула к шее руки, но сил, чтобы сбросить кровопийцу, совершенно не осталось. Остатки темной липкой жидкости впитались в ткань, основную же часть паук за считанные секунды отобрал себе, невероятно увеличившись в размерах и став еще отвратительнее, чем прежде. Анизен смог заглянуть ему в многочисленные глаза и увидеть в них пресыщение, довольство и собственное отражение. Покончив с женой города, огромный хищник двинулся к пленнику, и тот также в ужасе закричал. Впрочем, паук, очевидно, вовсе не намеревался наносить ему какой-либо вред: он схватил лапками веревки, стягивавшие тело постояльца, и с силой потянул их на себя, а узлы перегрыз массивными челюстями.

Анизен был свободен, но почти не верил этому, по-прежнему ожидая нападения и потому не двигаясь с места. Веки его были сомкнуты, конечности дрожали, словно волны темного залива. Наконец он слабо вытянул руку вверх, нащупал на полке емкость с мухами и бросил склянку на пол, как можно дальше от себя. Осколки мутного стекла разлетелись во все стороны, как брызги от луж после столкновения последних с лошадиным копытом, и сушеные насекомые рассыпались по грязному полу, смешавшись с золой. Паук тотчас бросился подбирать добычу, словно вовсе позабыв о том, что сыт.

- Благодарю тебя, - дрожащим голосом прошептал Анизен, поднимаясь на ноги и сбрасывая веревки. В глазах темнело, пот скатывался по спине. Он подошел к телу хозяйки и принялся проводить ладонью по карманам, пока не нащупал в одном из них связку ключей. После он стремглав кинулся к двери и, оглянувшись на уродливого паука, с ненасытной жадностью поедавшего сухих мух, и мертвую жену города, перебрал в спешке ключи и отпер ее. Насмешливый воздух из холла гостиницы небрежно откинул его спутанные грязные волосы.

***

Темнота развесила повсюду свой черный шелк, и Анизен бежал, полагаясь лишь на память. На месте входной двери все еще возвышалась стена, обтянутая паутиной, поэтому гость поспешно направился к грязным окнам. Линялые ковры сбивали его с ног, двери со скрипом отворялись, картины падали, ветер ударял по глазам - ничто не желало выпускать постояльца из этого места.

С трудом добравшись до ближайшего окна, Анизен распахнул его пыльными окровавленными пальцами и спрыгнул на землю, что тотчас задрожала. Отчаянно сопротивляясь и спотыкаясь, странник в рваной одежде, с обезумевшим взглядом бежал туда, куда несли его слабые ноги: сейчас он доверял им полностью и не пускал в голову ни единой мысли. Скрытая за рваными облаками луна тусклым, гнилым светом заливала разбитые дороги. Будучи напуганным до полусмерти, Анизен не заметил на противоположной стороне улицы темную фигуру, облокотившуюся о мерцающий фонарь.

- Оставьте его в покое, верные слуги, - вполголоса произнесла фигура города, снимая цилиндр и подставляя полупрозрачные волосы свежему ветерку. - Оставьте его все, слышите меня? Что ж, мудрый чужеземец, я дам тебе жизнь и свободу, к которым ты так рьяно стремишься. Впрочем, это не бескорыстная щедрость: однажды ты непременно отплатишь мне за нее.

И город обернулся черной птицей, и взмыл в небеса, и повелительно ударил крылом ночной воздух. Тотчас на узкие грязные улицы обрушился угрюмый дождь и на небе загорелись две далекие ледяные звезды.

Чернила

Автор: Владимир Чекис

Редактор: Н. Видяев

Краткая аннотация. Особо я ничего не могу о нём сказать, ведь хоть я его и написал сам, но я о нём ничего не знаю. Одно могу сказать, что питался я идеями релятивизма и это принесло какие-то плоды

Опять он творил что-то непонятное. Опять, как Дон Кихот, он, напившись чего можно и нельзя, шёл на войну против фонарных столбов с именем Белы Лугоши на устах.

Мне это не знакомо. Идти с чьим-то именем на устах, хоть и имя это вырывается по-пьяни… Зачем? Но какое право я имею вообще что-то говорить о чьих-либо делах, учитывая то, что я почти мёртв и совершенно лишён сил. Я у меня нет того имени, которое я был бы готов нести, хоть в пьяном, хоть в трезвом состоянии. И вообще, в последние дни мне не хочется ничего нести, и себя тем более.

Странная тоска меня просто приковала к кровати, не даёт идти. Вокруг только свет, падающий и напоминающий иногда о существовании окружающего быта: холодильника, стола, стула и прочего. Всё чаще я становлюсь частью этого интерьера, и болтающаяся в бетонном небе моей общажной комнаты нагая лампа, уже стала для меня первым и единственным источником света. А всё потому, что света искать мне больше негде. Ни одно городское окно, как мне кажется, уже не озарится живительными лучами. Будто одна большая северная туча накрыла этот город и не даёт ему каких-то реальных очертаний. Он будто уже начал переходить в новое измерение. Мистическое, будто бы залитое чернилами. Я хотел бы перестать бояться этой темноты так как понимаю, что такими темпами мой мозг скоро весь утонет в жире от ненадобности.

С самого начала, меня преследовало чувство, что выйти на улицу-это идея плохая. Уже одеваясь я чувствовал, что даже чёрные оттенки моей парадно-выходной «шкуры» не спрячут от куда большей Тучной Тьмы этих широт. Более того, с каждым днём пребывания в этом месте мой карий волос начинает седеть от ужаса и негостеприимства.

Будучи больным седым душой, как твой волос, преподавателем, трудно приходится во всех проявлениях жизни, даже если твоему телу всего 25 лет, будь то жилищно-бытовые вопросы, будь то оглашение имени какого-либо студента, который просто не принимает тебя всерьёз. Из-за этого даже выход из моей коморки становился небольшим испытанием для моей души, постоянно кричащей в глубинах моей хоть и юной, но седеющей головы.

На улице меня ждала вполне ожидаемая картина, которую я наблюдал уже не раз. Идя по узкому переулку между двумя домами, я слушал эхо моих цокающих туфель. Создавалось впечатление, что даже звук не может выбраться из этого заточения и до последнего метается между этими стенами, не видя выхода. Забраться бы на башню на окраине города. А лучше стать ею… стать её тенью и частью этого города. Может тогда он расскажет мне тайну всего этого насилия над родом человеческим…? Так, СТОП! Что я говорю… Кажется, я схожу с ума. Постепенно, пока я шёл весь мыслительный процесс превращался в обрывки, постоянно сменяющие себя по характеру: за учёбой и преподаванием идёт щекочущая здравый смысл идея о вещах, выше божественных. Находящихся за гранью моего и чьего-либо ещё понимания.

Прощупав сборник Демидовича, я отправился на пары в институт. Опять эта щекотка «пулемёта» мыслей: ближайшее потребительское будущее и скромная смерть, расписание пар и халатность времени, свет аудитории и тьма улиц, лишь немного отпускающая грех свечения, несущимся на меня фарам. И с этого момента начался довольно интересный сюжет из моей жизни.

Я проснулся от зуда, который будто бы маленькое насекомое прополз по моему телу, и если бы это было действительно насекомое, то оно было бы каким-то ядовитым, потому что оно почти обездвижило моё тело. Опора. Мне нужна опора чтобы встать. Я хватаюсь за первый попавшийся предмет, в надежде на его устойчивость. Я сжимаю руки, и чувствую, что они теперь все в непонятной жиже. Я, как любитель перьевых ручек почти сразу узнал эту вязкую жидкость. Похоже, что тут всё в ней. Я бы мог сказать, что до того, как тут всё стало залито, тут была чья-то квартира. Я решил осмотреть её, и так как из-за залитых стен не было видно дверей, кроме одной, я пошёл к ней, оглядываясь вокруг и стараясь как можно меньше наступать в текучую массу. Трудно описать чей-то дом, когда он будто бы весь покрыт чёрным покрывалом. Создаётся впечатление, что оно скрывает какую-то тайну, но всё же в нём были заметны классический письменный стол, с расположенным на нём торшером. Рядом с ним стоял большой шкаф, и, обтягивающая все углы темнота, будто сгущающаяся к верху, создавали впечатление, будто он уходит за потолок. Я сделал несколько осторожных шагов по комнате, чтобы лучше её изучить. Почти полностью залитый интерьер наводил тоску и мрак на помещение. То, что ранее выглядело, как столы теперь было просто телом правильной геометрической формы с закруглёнными краями, а торшеры и лампы на них напоминали множество рук несчастных, вырывающихся из этого мрака.

И вот я возле дверного проёма. Посмотрев дальше, я подумал, что дальнейший путь и окружение будет ничем не отличаться от того, что я уже проделал. Хотя стойте…

В углу между двумя монолитными фигурами стоит выделяющийся из общей картины сосуд. Выделяется он уже тем, что взглянув на него, я не увидел ни одной чернильной капли, поэтому можно определить его природу. Подойдя ближе, я лучше её осмотрел. Она была светлая со спиралеобразным узором пиала, нанесённом на деревянных стенках. Внутри неё была непонятная жидкость. Сначала я подумал, что это то, чего в этой комнате достаточно, но когда я подошёл ближе, поменялся и цвет жидкости: от чёрного с лёгким синеватым оттенком до прозрачного будто вода из родника. Мне, как человеку не балованному разного рода магией и физическими опытами, было необычно наблюдать подобное, от чего я даже сделал пару шагов назад. Содержимое пиалы снова поменяло цвет. В следующую секунду, всё то нематериальное, что было во мне будто бы вылетело в страхе, ибо оступившись назад, я почувствовал стоящего за мной человека. Помимо страха, в голове начали каждое мгновенье мелькать мысли, которые меня тогда не должны были волновать совершенно: как давно он стоит, кто он, что он хочет и хочет ли вообще… не уж то в моменты сильнейшего страха, я не потерял аналитические способности, которые мне прививали в институте?

Пару секунд я был неподвижен, но потом всё же решил повернуться. К моему удивлению, страх довольно быстро улетучился, сменившись простым человеческим любопытством, требующим ответов на вопросы, которые я задавал себе ранее. Передо мной стоял ничем не выделяющийся мужчина среднего роста, худощавого телосложения. На слегка большеватой голове проступали седые волосы, но несмотря на это, точный возраст назвать было крайне сложно, так как кожа не была дряблой как у старика. Из всего этого портрета могли выделиться только пышные усы, которые почти полностью закрывали верхнюю губу. Его глаза странно смотрели на меня, и было в них что-то такое… вампирское. Я хотел попробовать что-то сказать, но он меня опередил:

-Здравствуйте, молодой человек,- учтиво, почти официально, сказал он.

-Здравствуйте,- стараясь также официально, но всё же с плохо скрываемой неуверенностью и волнением, выпалив ответил я.

-Что-то Вас уже давно тут не было. Я уже начал скучать.

- Эмм… боюсь, что я вас не совсем понимаю…

Я ещё не успел закончить фразу, как он прервал меня своим взглядом. В нём не было ничего устрашающего и враждебного, но этот непрерывный взгляд давал мне узреть чувство собственной ограниченности, и что из-за него я схожу с ума. Я понимал, что всё, что я сейчас чувствую, я могу объяснить этим взглядом. Этой непрерывностью. Позже, когда он опустил глаза и повернул голову в сторону, мне стало как-то спокойнее. И я даже решился подойти к нему, чтобы продолжить беседу.

-«Однако, как же быстро все воспоминания и опыт идут в расход»,- снова начал диалог пока мне неизвестныйчеловек.

Я старался молчать, поскольку решительно ничего не понимал в сути его слов.

«Мне казалось, что ещё совсем недавно, вы были моим гостем. Разве вы не помните? Эх… всё же и у системы со столь невежественным отбиранием самой большой человеческой драгоценности есть минусы. То, что вы снова ничего не узнаёте, тому доказательство. Хорошо, что она не забрала хоть вашу силу. Иначе, ваша душа вечно бы блуждала по просторам космоса».

Стоял я до сих пор ошарашенный происходящим и не понимал, либо это я глупый невежа, не понимающий тех «простых истин, которые мне говорит этот усач, либо, он просто сумасшедший, которых я периодически встречал на улицах моего города. Но тот взгляд…

На этот раз я заговорил первым: «Извините, но Вы не представились…»

На что он ответил: «Имя тут не играет особой роли, но скажу так: я самая ленивая и бесполезная сущность в этой Вселенной, поскольку не участвую в её строительстве».

Я чувствовал, как моя скованность в движениях и в мысли пропадает, и я решился завести диалог:

-Больше походит на уход от ответа.

-Я Вас умоляю,- сказал незнакомец,- даже если бы я хотел, какое право я имею присуждать себе имя. Я вообще ничего не могу о себе точно сказать. Как, в принципе, и Вы. Как и всякая сущность. Но если вы так хотите, то можете про себя как-нибудь меня назвать. Я не буду против. Только придумайте что-нибудь не очень обидное.

С его же позволения, я решил про себя окрестить его Фридрихом, из-за его усов, которые делали его похожим на Ницше.

После этого он отошёл от меня на пару шагов и направился в сторону от меня. Что-то странное начало в этот момент происходить внутри меня. Будто бы какое-то волнение. Вроде бы, всё идёт гладко. но от этого я решил наблюдать за каждым его движением ещё пристальнее. Но это меня не уберегло. Когда он встал рядом с тем сосудом со странной жидкостью, он произнёс: «опять всё заново», и стоило мне моргнуть, как открыв глаза я увидел, что эта пиала вместе с жидкостью летит мне в лицо. И в последний момент, перед тем, как подобная ночному небу, масса попала на меня, я готов поспорить, что видел портреты людей. Не могу сказать, двигались они, или были статичны, за один миг нельзя понять, произошло ли хоть что-то. Образы людей были разные. В некоторых был гнев, в некоторых отчаяние, страх. Но у некоторых, глаза сияли будто звёзды, и они усеивали гуталиновое полотно этой картины. Я недаром провёл аналогию с ночным небом.

Потом образы пропали, когда эта тёмная эссенция врезалась мне в лицо,. Готов поспорить, это были чернила. И после них осталась лишь темнота. И я не могу сказать, в какой момент темнота, порождённая жидкостью, перешла в темноту от потерянного сознания, могу сказать, что что-то в них отличалось.

Не могу сказать, через сколько я очнулся, но к тому моменту моё лицо было чистое. Чувства были как после обычного воскресного ночного сна, когда просыпаясь по утру, ещё не увидев Солнце, заслонённое шторами, протерев глаза, встаёшь с кровати. Бегло осмотревшись, я понял, что нахожусь в той же мрачной реальности. Тут Солнца тоже не было, как и в прошлом месте, но всё остальное кардинально поменялось. Вся комната была чиста, изящна, и все вещи хорошо вписывались в обстановку. Посреди комнаты, где-то в метре от двери, стоял стол с двумя стульями, на нём же располагался чайный сервиз, а помещение освещалось тусклым светом торшера. Чуть в стороне, стояли 2 шкафа, между которыми было зеркало. Встав, я направился к двери, которая, как я и ожидал, была закрыта. Моей первой же мыслью было то, где стоит поискать заветный приз. Я знал по себе, что иногда ключи некоторые люди хранят либо при себе, либо в каком-нибудь укромном месте. Но так как хозяев я не наблюдал, мне оставалось надеяться, что ключ находится где-то в комнате. Исходя из этого я составил алгоритм поиска: сначала посмотреть под ковриком у двери, потом заглянуть в шкафы… Но почему-то через секунду-две мне стало крайне спокойно, ни на какую поисковую суету меня не тянуло, и я решил немного расслабиться в тишине под лучами тусклого света торшера. Я сел за стул. В чайнике из сервиза оказался чай. Решив не дожидаться хозяев квартиры, я взял кружку и налил туда чая, но когда я взял сахар и снова заглянул в кружку, то заметил, что чай стал излишне чёрным. Приглядевшись, я увидел, крыши домов. Они казались мне знакомыми, и я предположил, что это мой город. Забавно… я даже не мог вспомнить его название.

Чувство тревоги опять вернулось. Я решил, что пора приниматься за поиски ключа. Я сразу же одёрнул ковёр, но там ничего не нашёл. Потом, как и планировал изначально, направился к шкафам, посмотрев заветный ключ в одном, и не найдя его, я направился к другому. И в какой-то момент я заглянул в зеркало между этими двумя шкафами. Увиденное же там меня и поразило и напугало, а самостоятельно погасший со временем торшер ещё больше давал ощущение того, что я в плену магии. Перед глазами опять был мой город, весь пронизанный темнотой. Теперь я его точно узнал. Как и в первый раз, я увидел лица людей в окнах. Через несколько секунд, из глаз некоторых людей в зеркале, начал сочиться свет. И снова город будто бы превращался в ночное небо. Смотря на это, я чувствовал, как наполняюсь каким-то спокойствием. Особенно это было заметно в тот момент, когда начало проходить чувство тревоги, суеты и паники. Как же хорошо. Хочется, чтобы это было вечно. Я чувствовал, будто свет этих далёких звёзд, этих глаз, греет меня: снаружи и изнутри. Но потом свет начал гаснуть, и потёмки изображения начали превращаться в сплошную тьму. Я почувствовал, как спокойствие меня покидает. В жалких попытках, я начал царапать зеркало своими короткими ногтями, но понимал, что это бесполезно. На смену спокойствию пришло отчаяние, из которого будто примесь, вылетучивалась ярость. Всё прошло как-то быстро, и обессиленный я хотел упасть на пол, но повернувшись, я увидел Фридриха, стоявшего рядом со мной со стулом в руках.

-И почему вы остановились?- спросил он у меня и протянул мне стул.

Я с недоумением посмотрел на врученный мне предмет и с непониманием посмотрел на Фридриха. Хоть я и не люблю отвечать вопросом на вопрос, всё же я спросил у него:

-Что вы хотите чтобы я с этим сделал?

-Друг мой, вы меня расстраиваете… В прошлый раз вы были куда смышленее.

-Может вы уже просветите, что здесь вообще происходит?

-Исполняем вашу давнюю мечту.

-И каким же образом? И главное, какую?

На этот вопрос он не ответил, а только отошёл в сторону и тут же неожиданно плеснул приготовленный ранее мною чай мне в лицо. Вернее, я думал, что это чай. Почему-то в лицо мне уже прилетела жидкость совсем другой природы. И чёрного цвета. Это были всё те же приславутые чернила. В тот момент я был готов разнести всё к чертям. От неожиданности, я выронил стул из рук. И только я смыл излишки этой пакости с лица, я осознал, что Фридрих куда-то делся. Весь возбуждённый, я начал осматривать комнату, то ли в поисках моего обидчика, то ли просто в порыве жажды действия. И повернувшись к зеркалу вновь, я вновь увидел монолитные дома, покрытые темнотой, а та в свою очередь усеяна множеством горящих глаз. Отступившись немного, я поскользнулся на чернильном пятне и чуть было не упал, но когда я вернул равновесие, я заметил, что город пропал. И только я встал и подошёл к зеркалу, как он вновь появился. Я вновь отошёл и город исчез, в зеркале осталось лишь отражение комнаты. Затем я вновь подошёл к зеркалу и город появился. Теперь я знал, что он никуда не пропадает бесследно. Он будто бы часть меня. Будто моё отражение. В принципе, и неудивительно, учитывая, что живу я в нём с рождения. Вернее думал, что живу, а скорее существовал. Я подошёл ближе к зеркалу. Я слышал, как образы зовут меня к себе. И тут я понял, зачем Фридрих дал мне стул. Я взял его, и, что было сил, бросил в зеркало. Но оно даже не потрескалось. Я пробовал снова и снова, пока в конец не обессилел. Немного отдышавшись, я всё осознал.в этом зеркале был не образ города, а моё отражение. Я и есть город.я понял, что надо делать дальше. Я отошёл в сторону, так, что город пропал, уступив место отражённому рисунку интерьера. Затем замахнулся и разбил зеркало. Осколки полетели во все стороны. Некоторые из них прилетели в меня, но не вошли в тело. На месте зеркала осталась лишь непроглядной темноты дыра, которая разрасталась, пускаю трещины по стене. Со временем она уже была высотой с человеческий рост. Я понимал, что нет смысла искать ключ и без страха шагнул в темноту.

Я очнулся на улице. Вспоминая, что со мной произошло, в памяти постепенно всплыли общага и автомобиль, который меня сбил. Сидя на лавочке, я постепенно осмыслял всё произошедшее. Я чувствовал, как на моём лице появлялась улыбка, от того, что я стал сильнее. И я пошёл домой с одной мыслью: я буду сильным, Я буду сильным, Я буду Сильным…

Дата добавления: 2015-11-14