Время новых героев

Как-то забывается о том, что декрет 12 апреля, собственно, начинался с пункта о снятии памятников. Это вытеснение из памяти, в общем, понятно. Во-первых, как известно, «с глаз долой…». Во-вторых, снятое предписано было забыть. В-третьих, количество снятого и поставленного несопоставимо. Однако мысль об удалении предшествовала мысли о воздвижении[321]. Этим определялась и последовательность работ по выполнению декрета.

Журнал «Искусство», непосредственно освещавший ход событий, констатирует, что воздвижение сопутствует снятию, как бы оправдывает и легитимирует его, когда это необходимо.

«Начались работы по снятию постамента Скобелевского памятника на Советской площади, на месте которого к празднику годовщины октябрьской революции будет поставлен новый памятник. Памятник разрабатывается Комиссией из пяти лиц, в которую вошли архитекторы и художники, путем закрытого конкурса. Памятник будет иметь вид полукруглой галереи с красным фоном внутри. На этом фоне будут выгравированы изречения видных мыслителей и революционеров. В Александровском саду заканчиваются работы по удалению надписей на обелиске Романовых. На этом обелиске будут выгравированы имена всех видных революционеров. Московским Совдепом на эту работу отпущено 150 000 руб.»[322]

Другая заметка в том же номере продолжает тему, оправдывая снятие само по себе – по причинам политическим или художественным. «Комиссия по снятию памятников в Москве по словам секретаря комиссии Н.Д.Виноградова, в своей работе руководствуется мотивами двоякого рода: политическими и эстетическими. Относительно памятников Александру III и Скобелеву многие художники, на совместном заседании с членами отдела пластических искусств при московском Совете, высказались за снятие этих памятников. Вопрос об их снятии неоднократно поднимался и в союзе художников.

Решение о снятии памятника Сергею Александровичу в Кремле имеет политический характер: памятник поставлен черносотенцами на месте убийства бывшего князя.

Что же касается памятника Александру II, то в этом отношении мнения художников разделились: часть стояла за полный снос памятника со всем сооружением, часть – за сохранение памятника в целом. Совнарком и Совдеп высказались за уборку фигуры памятника и за снятие царских портретов; портик предполагается оставить.

Памятник Скобелеву имелось в виду передать в военный музей, статую Александра II – тоже в какой-нибудь из музеев. Проектировалось из Большого кремлевского дворца устроить «Музей дурного вкуса», поместив в этот анти-художественный дворец такие же анти-художественные памятники эпохи наиболее мрачных царствований, начиная с Николая I и кончая Николаем последним.

Вместо памятника Скобелеву, на Советской площади будет поставлен памятник революционного характера. Работы по снятию памятника Александра III заканчиваются, фигура уже снята, остается снять орлы; работа на этой неделе будет закончена, и работающая группа приступит к работам по снятию памятника Александру II.

Недостаток рабочих рук сильно тормозит дело уборки памятников: нет возможности создать две партии рабочих – на бирже труда совсем нет людей»[323].

Следующая заметка на той же странице была посвящена грядущим свершениям. «В скором времени будет приступлено к работам по сооружению памятников деятелям революции и великим людям. Отливка бюстов и фигур будет производиться в Петербурге, дубликаты будут предоставлены Москве.

Объявляется конкурс на постановку памятника на братской могиле на Красной площади. Временно здесь будет прикреплена на башне памятная доска с именами павших и революционными лозунгами»[324] (Речь о том самом конкурсе, который выиграл Коненков).

В этом же бенефисном номере сообщалось не только о намерениях, но и о реальных делах. «В Петербурге на этой неделе будет поставлен чудный бюст Радищева работы Шервуда. Хороши также бюсты Рылеева и Добролюбова, наполовину готов бюст Герцена. На днях поставлен будет Матвеевский бронзовый Маркс у Смольного. Подготовляется проект памятника Володарскому на месте, где он пал. Подлая надпись на Московских воротах снимается и заменена будет коммунистической»[325]. (Номер вышел в августе, и со скорым открытием первых памятников поспешил – Радищев будет открыт 22 сентября, Маркс – 7 ноября. Но вот проект памятника Володарскому, не входившему в первоначальный план, а представлявший собой реакцию на недавнее убийство комиссара 20 июня 1918 года, действительно демонстрировал намерения власти в мемориальной области)[326].

Следующий номер журнала обращал свой интерес к провинции: «Кострома. 5-го сентября. Согласно декрету снимаются памятники Сусанину и царю Михаилу. Статуи, изображавшие Сусанина и Михаила, пойдут на изготовление более полезных для народа предметов»[327].

В конце года в «Искусстве» уже можно было увидеть рапорт о достижениях. «В непродолжительном времени в Петрограде состоится торжественное открытие памятника Герцену. Памятник будет поставлен в самом центре города, на Казанской площади. В виду того, что на Сенатской площади теперь стоит памятник Чернышевскому, решено переименовать эту площадь в площадь Чернышевского». «24 ноября состоялось открытие памятника тов.Володарскому на месте его убийства, за Невской заставой по Шлиссельбургскому проспекту»[328].

Мерная поступь победившей власти на самом деле не была такой уж чеканной. До тех пор, пока времена красного террора и соответствующей ему цензуры еще не наступили, в некоторых изданиях можно было узнать об иной точке зрения на происходящее.

Выходящий в Москве «Мой журнал» позиционирует себя как «журнал нового типа, издающийся по образцу американских и английских универсальных иллюстрированных изданий», существующих вне определенной программы. История с памятником Скобелеву здесь осмысляется по-иному. Почему именно об этом памятнике писали так много?[329] С одной стороны, это первый снос памятника, и единственный в столице, успевший к «декретному» сроку – 1 мая 1918 года. Причем власти ничего организовать не успели, получается, что рабочие завода Гужона сами приехали и сами разобрали. С другой стороны, это все-таки не памятник царю (символу ушедшего строя), а памятник боевому генералу, заслужившему эту честь личной доблестью.

«Кто не помнит цикла верещагинских картин, посвященных эпопее покорения Туркестана? Имена белого генерала и лучшего русского баталиста неразрывно связаны между собою. И в народе живет память о Скобелеве, о русском полководце. Любопытно самое происхождение титула “белый генерал”. Существуют две версии: русская и туземная. Русский человек (говоря в стиле XIX века) как-то привык представлять себе генерала именно на белом коне. В тех редких иллюстрациях, что попадают в деревню, всегда наибольший успех имеют изображения генералов впереди войск с поднятой саблей и воинственно развевающимся плюмажем. А Скобелев – народный герой; его знают не хуже Суворова. Туземцы поражались личной храбростью Скобелева, и вокруг его имени создалась целая серия легенд. Туземцы думали, что генерал есть какая-то высшая сила, руководящая действиями масс, а Скобелев оказался просто храбрым человеком, бросающимся в самое жаркое место схватки. Это не только не разрушало его обаяния, но, наоборот, озарило его новым ореолом: храбрость полудикие народы ставят превыше всего. Но у нас теперь храбрость не в чести, и… Скобелева свергли с его высокого пьедестала»[330].

Это почти случайное свидетельство ропота недовольных. Их голоса до нас не дошли. Хотя Виноградов и отмечает схожую ситуации в своем дневнике: «21 июля…направился к памятнику Александру III, где убедился, что рабочие работали всего до двух часов. Здесь стояла куча народу, между которой определенно велась антисоветская работа»[331].

Надо сказать, что действия власти по снятию памятников не были особенно активными. Большая часть такого рода вандализма на самом деле относится к концу 20-х – 30-м годам и к «ленинскому плану монументальной пропаганды» отношения не имеет. Что было реально демонтировано по декрету 1918 года? В Москве: памятник генералу М.Д. Скобелеву, крест-памятник на месте гибели Великого князя Сергея Александровича в Кремле, памятники Александру II и Александру III. Пара скульптур Екатерины II и одна Александра II были вывезены из общественных интерьеров. В Петрограде: памятник Великому князю Николаю Николаевич Старшему на Манежной площади, два небольших памятника Петру I на Адмиралтейской набережной, бюст Александру II на ул.Рентгена (по инициативе снизу). Памятник Александру III перед Московским вокзалом работы П.Трубецкого, о котором было так много споров, простоял до 1937 года, стыдливо декорируемый во время праздников.

Куда девались памятники? По Москве ответ на этот вопрос дан Н. П. Виноградовым. Памятник Александру III был разобран, три фигуры орлов работы А. Л. Обера переданы в Музей изобразительных искусств. Туда же отправилась фигура Александра II, два памятника Екатерине II из здания Городской Думы (Микешин) и из благородного собрания (Мартос). В Исторический музей была вывезена фигура Александра II из кремлевских интерьеров.

Очевидно: разборка памятников широким и демонстративным жестом власти в 1918-1919 гг. не стала. Чего не скажешь о созидательной программе.

Вместо старых монументов предполагалось возводить новые. В столицах за две недели, разделявшие принятие декрета и первомайские торжества, сделать ничего не успели, зато в Пензе 1 мая 1918 года открыли памятник Марксу скульптора Равделя (простоявший, правда, около месяца – то ли пули белочехов сильно сократили жизнь монументу, то ли сделанный неумелым скульптором не то из гипса, не то из глины, памятник сам развалился еще до прихода врага в город)[332].

Среди столиц право первородства осталось за Петроградом, успевшим все-таки, несмотря на все усилия московских властей, открыть памятник Радищеву первыми, 22 сентября 1918 года. Что уже 13 октября позволило московскому журналу «Рабочий мир» мечтать: «Революционный Петроград постепенно принимает внешний вид, который должен самым убедительным образом говорить о великом историческом моменте, переживаемом революционной Россией. /…/ Как постановка памятников, так и украшение надписями и цитатами преследуют одну и ту же цель: распространять истинные революционные идеи в широких народных массах и воспитывать в том же духе подрастающее поколение, от которого зависит наша будущность»[333].

Но Москва ответила на это массовым ударом. В честь первой годовщины Революции, в 1918 году были открыты:

6 октября – памятник Радищеву (копия Шервуда).

3 ноября – памятники Никитину (Блажиевич), Кольцову (Сырейщиков), Робеспьеру (Сандомирская) и Шевченко (Волнухин).

7 ноября – доска на Красной площади (Коненков), памятник Марксу и Энгельсу (Мезенцев), памятник Достоевскому и монумент Мысль (оба - Меркуров), обелиск Советской Конституции (Осипов), памятники Халтурину (Алешин), Перовской (Рахманов), Жоресу (Страж), Салтыкову-Щедрину (Златовратский), Гейне (Мотовилов), Каляеву (Лавров), барельеф Верхарна (Меркуров) и переделанный Романовский обелиск с именами выдающихся мыслителей и деятелей борьбы за освобождение трудящихся.

В Петрограде, после открытия 22 сентября памятника Радищеву (Шервуд), а 6 октября - памятника Лассалю (Синайский), 27 октября появился памятник Добролюбову (Зале). 7 ноября – памятник Марксу у Смольного (Матвеев). 8 ноября был открыт «Великий металлист» перед Дворцом Труда (Блох), а до конца года еще целая серия: «Красногвардеец» (Симонов, 14 ноября) на Васильевском острове, Чернышевский (Залькалн, 17 ноября), Гейне (Синайский, 17 ноября), Шевченко (Тильберг, 29 ноября), памятник Володарскому за Невской заставой (Руднев, 1 декабря), Перовская (Гризелли, 29 декабря).

Те, кто в 1918 году задержался с памятниками и сдал их в Москве после ноябрьских торжеств, были почти обречены на небытие – так и не были открыты памятники: Пестелю (Хажжи-Дуван), Рылееву (Мануйлова), Оуэну (Юрьевич), Радищеву (Оленин-Лазаревич), Белинскому (Чернышов), Добролюбову (Фишер), Тютчеву (Попенцов), Кипренскому (Русецкая), Врубелю (Гюрджан), Козловскому (Фомин), Шопену (Брейер), Мочалову (Жураковский), Гюго (Менделевич), Вольтеру (Кудинов), Ибсену (Бабичев), Римскому-Корсакову (Радугина).

Впрочем, список непоставленных монументов и в Петрограде изрядный - памятники Бабефу (Гризелли), Салтыкову-Щедрину (Лавинский), Скрябину (Залькалн), и еще целый ряд, от которых сохранились только смутные упоминания в периодической печати, чаще всего даже без имени автора: Бебелю, Марату, Робеспьеру, Дантону, Разину, Лаврову, Халтурину, Каляеву, Белинскому, Льву Успенскому, Александру Иванову, Врубелю, Бауману, Каракозову, Байрону, Руссо, Ибсену.

Хоть и не так активно, но процесс постановки и открытия памятников некоторое время еще продолжался и в 1919.

В Москве были поставлены - памятники Дантону (Андреев, 2 февраля), Марксу на Садово-Триумфальной (Лавров, 4 февраля). Степану Разину (Коненков, 1 мая), Марату в Симоновской слободе (Имханицкий, 1 мая), Бакунину (Королев, июнь, официально не открыт), Статуя Свободы в дополнение к обелиску на Советской площади (Андреев, июнь).

В Петрограде открылись памятники Герцену (Шервуд, 23 февраля 1919), Энгельсу (Гинцбург, февраль 1919), Бланки (Залькалн, 2 марта 1919), Гарибальди (Залит, 9 марта 1919), Володарскому на Конногвардейском бульваре (Блох, 22 июня 1919), Рентгену (Альтман, 29 января 1920), «Освобожденному труду» на Каменном острове (Блох, июнь 1920), Марксу в Красном Селе (Лавинский). Последним крупным событием (весьма условно принадлежащем к ленинскому плану, поскольку эта история началась раньше) можно назвать открытие памятника жертвам революции на Марсовом поле.

Из сделанного и непоставленного в 1919-1920: в Москве – Плеханов (Шишкина-Голеневич, 1919), Лев Успенский (Курбатов, 1919), Рублев (Ватагин, 1919), Комиссаржевская (Орановский, 1919), Байрон (Домогацкий, 1919), Бетховен (Смирнов, 1919); в Петрограде – Мусоргский (Залькалн), Петр Шмидт (Шервуд, 1919), декабристы (Шервуд, 1919)

По идее, поскольку основной пантеон был общим, то две столицы должны были наполниться одинаковыми памятниками. Но на деле этого не получилось – поскольку памятники ставили по мере исполнения, и авторов одних и тех же персонажей редко удавалось синхронизировать. Совпадения случались редко и были не больше чем совпадениями. До конца 1918 г. были воздвигнуты сразу два памятника Н. Г. Чернышевскому (один из них – вне столицы) – 7 ноября в Саратове (скульптор П. Дун­­дук) и 17 ноября на Сенатской площади в Петрограде (скульптор Т. Залькалн). В том же 1918 г. были открыты и два памятника Софье Перовской: в Москве, на Миусской площади, и в Петрограде, перед зданием Московского вокзала. Перовской повезло дважды: оба памятника (московский – скульптора И. Рахманова, петроградский – О. Гризелли) были кубофутуристическими. «Многих огорчило чрезвычайно нечеловеческое изображение Пе­ровской», – вспоминал об открытии памятника работы Гризелли А. В. Лу­на­чарский[334].

Пожалуй, единственная фигура в те ранние послереволюционные годы однозначно обозначавшая пространство старых городов как новое советское пространство – это скульптура Маркса. Первым в мире памятником Марксу гордятся жители Пензы, а уже к следующему празднику, к 7 ноября был открыт памятник в Петрограде перед Смольным (Матвеев) и двойной памятник Марксу и Энгельсу на площади Революции в Москве (Мезенцев). В этот же день по инициативе рабочих был открыт памятник в Твери, на Судебной площади. Через четыре месяца он разрушился, но уже 1 мая 1919 года был установлен бюст на Миллионной ул. (Шимкунас).[335]. В 1920 Меркуров сделал для Ульяновска гранитный четырехметровый памятник Марксу, сохранившийся до сих пор. В столицах появлялись еще памятники Марксу – бюст работы Лаврова в Москве и памятник Марксу в Красном Селе (Лавинский). В это время в Москве уже шли не прекращающиеся дебаты о том, каким должен быть памятник великому пролетарскому вождю – наступало время бесконечных конкурсов, и 1 мая 1920 года состоялась торжественная закладка будущего памятника на Театральной площади (первые 13 кирпичей положены Лениным). В 1921 памятник Марксу был открыт в Калуге (Манизер).

Дальнейшие решения по постановке памятников могли по инерции как-то связываться в мыслях с ленинским планом, но это уже совсем другая история. Сама идея массового наглядного преобразования пространства потерпела крах. Структурность замысла кончилась. Теперь чаще создавались памятники местным героям - для Баку естественным был памятник 26 бакинским комиссарам, для Донбасса - Артему, для Еревана – Шаумяну. На Украине ставили памятники своим писателям - Коцюбинскому, Короленко, в Баку - Сабиру и в Грузии – Церетели и Ниношвили…

Дата добавления: 2015-10-21